Just a dream...

      Иногда она задумывалась, что, не будь ее отец такой чудаковатый, может, она бы и привязалась к нему.       Беверли испытывала отвращение, что комом застревало в горле, когда она разъяренно дергала волосы, пока отрезала косу. Беверли не переносила, когда ее папа трогал ее вещи, пристально глядел на нее и противно усмехался. Абъюзер, как нынче принято кличать подобных людей. Возможно, и так: он нарушал ее личное пространство, все время уточнял мелочные события и повторял привычную для себя фразу, чтобы удостовериться:       «Ты все еще моя малышка?»       А еще брал за руку, крепко-крепко, и злился, когда Марш хотела выразить протест. Может, он ее таким образом и пытался защитить, хотя попытка хреновая. Заканчивалась тоже неудачно — особенно последняя, для отца.       Но… между ними не всегда была эта брешь. Они умудрялись понимать друг друга с полуфразы, часто говорили полушепотом — так, чтобы только они понимали друг друга, и неотрывно глядели, иногда дергая глазами.       Раньше Элвин учил ее рисовать. Было это давно, правда, лет в шесть, но с тех пор Беверли постоянно носит с собой ежедневники или блокноты, чтобы сделать набросок новой модели одежды или аксессуара. За это она ему благодарна.       Те уроки ей казались веселыми. Отец имитировал голоса животных, пририсовывал им какие-нибудь необычные вещицы — вроде простыней на лапках у кота, — а после брал ее ручку и вел, таким вот образом обучая.       Когда она была школьницей, то однажды даже выиграла приз за самую интересную «интерпретацию» главной статуи в Дерри. Отец, пусть и молчал поначалу, когда дочери вручали приз, ради такого случая заказал торт в кондитерской. Праздновали они дома. Молча. Хотя атмосфера тогда не давила на виски, а Элвин даже искренне улыбнулся, впервые произнося:       «Горжусь тобой, малышка».       Ее не бил отец. Не то, что муж, — теперь уже бывший, как с усмешкой подумала она. Нет, ее отец был странным, но назвать его отморозком у нее язык не поворачивался.       Он был уставшим. Возможно, пил. Спасибо, хотя бы не при ней. А еще он часто оказывался дома так не вовремя…       Еще он любил маму. Очень сильно. Он пытался казаться сильным, но выходило так себе.       Когда он говорил, нет, скорее приказывал-просил, — она все еще не уверена, что ближе, — то не бил, как могло поначалу показаться, а прыскал духами матери. Весьма специфично, но что теперь.       Иногда он убирался по дому, но выходило так себе. Обычно Беверли брала уборку дома на себя.       И он не курил. Считал это дрянью и бездумной тратой денег.       Сейчас она была бы не прочь затянуться с ним рядом, даже под его ворчание, и поговорить по душам. Марш кажется, что ей было бы намного проще высказаться о наболевшем отцу. Все-таки, родственники, как-никак.       А потом вспоминает, как отец ее расспрашивал:       «Что-то случилось? У тебя сумка грязная»       «Я постираю, папочка»       «Если это кто-то сделал из школы…»       «Пап, в моей школе полно таких придурков. С ними долго возиться придется. Я справлюсь. Правда, я разберусь»       «Ты всегда можешь рассказать мне все, ты же знаешь»       Она выдохнула дым, прикусив губу и горько усмехнувшись.       Увы, отец не оказался тем человеком, с кем она может поговорить по душам. Он не научил ее играть на гитаре, — о чем Беверли, признаться честно, мечтала, будучи школьницей, — он не был на ее закрытой свадьбе и не вел под венец, он не подбадривал ее, когда она в этом нуждалась. Да, у нее есть клуб Неудачников, но ей хотелось услышать хотя бы «Держись, я рядом, малышка». Хотя бы это.       Ее отец не идеал и далек от понятия «надежный», но он пытался. Хреново, но пытался.