***
Мы тогда выступали в Шагаре. Город небольшой, даже шатры толком поставить негде. Как я понял, там в основном жили рабочие карьеров, что находились неподалеку. Добывали какой-то камень, я в этом совершенно не разбираюсь. Представление давали на единственной городской площади, посреди которой красовался фонтан — гордость местного главы. Представление прошло хорошо, я видел, что всем понравилось. Когда люди разошлись, мы стали собираться — оставаться в городе смысла не было, нужно было ехать дальше, до Керта, где «Куун Сатеед» собирался остановится на неделю. Через час все были готовы к отъезду. Стадд куда-то пропал, но Катруд сказал, что дядя взял одну из лошадей и догонит верхом, мол ему нужно рассчитаться с городом. Караван цирка потянулся из города. Никто не торопился — до Керта все равно три дня пути и час погоды не сделает. Задержался дядя надолго и догнал обоз только через три часа. Стадд бросил поводья, спрыгнул с лошади. - Ну что, Стадд, наконец-то ты явился. Ну что, щедрый у нас нынче гонорар? - Керт отдал поводья своему сыну и спрыгнул с повозки. - Да. Щедрый, - огрызнулся дядя, - По двадцать копеек на каждого. - Что? - силач застыл на месте, не понимая, - Это шутка, Стадд? - Нет, не шутка. Все деньги ушли на оплату городской пошлины, часть я оставляю на фураж, корм животных и пошлину в Керте. - Стадд, что за бред вообще? - караван стал, многие спустились с повозок, слушая перепалку, - Дорн платил нам в разы больше! У нас за одно представление заработок был 2-3 монеты, а часто и больше! Ты нас совсем за дураков держишь? - Ни в коем случае! Я надеюсь, что это временные сложности. Что же касается Дорна, то здесь есть небольшая деталь. У Дорна был вполне значительный запас денег, так что он мог оплатить все городские налоги заранее, мог купить фуража с запасом где дешевле. А я не могу. Приходится платить после с выручки, покупать по цене что предлагают, только чтобы кони не сдохли с голоду. Вот и вся разница, - грустно вздохнул Стадд. Что за бред? Какой запас? К чему он это вообще? - Так а куда он девался, запас-то? - Ох… - Стадд вздохнул и опустил голову. Я опустил поводья и внимательно всмотрелся в лицо дяди, - Я не знаю. Я ничего подобного в вещах его не нашел. Я уверен, у Дорна была приличная сумма, - это ложь! Я бы готов поклясться, что он врет. Он надеялся, что у отца были деньги, - Но мне кажется, что Сол должен знать, где его отец хранил свои сбережения. Правда, он не очень хочет говорить на эту тему, я спрашивал. Но вот плащ себе где-то раздобыл. Что-то у меня очень нехорошее предчувствие. Отложил цитру в футляре подальше от себя. - Сооол… - толпа повернулась ко мне. Сердце свалилось куда-то в пятки. Мне не поверят. Я видел это. Видел по их лицам. Но все равно сказал: - Я не знаю ни о каких деньгах. - Не знаешь, говоришь? Признавайся, стервец, куда дел Дорново наследство? - Иган поудобнее перехватил плеть. Я поморщился. Ничем хорошим дело не кончится. Плеть еще… Ох и влетит же мне. - Я спрашивал у него, - Стадд покачал головой, - но он совершенно не желает понять, что эти деньги нужны на общее благо. А нет. Мне не влетит. Все гораздо хуже. Я смотрел на труппу. Озлобленные, уставшие от голода и маячащей на горизонте нищеты летом. Мне было их жаль, но… Не успел я подумать о том, чтобы хоть что-то предпринять, как меня стащили с повозки и я оказался окруженным со всех сторон. Если я внезапно не извлеку из воздуха кошель, туго набитый деньгами, мне придется очень и очень плохо. А я не извлеку. У меня его нет. А как известно каждому фокуснику, чтобы сотворить что-то, это нужно заранее хорошо припрятать. Я опустил голову, поднял плечи. Целым мне из этой передряги не выбраться. А живым? Я не уверен. - Слышишь, уродец, отдавай деньги по-хорошему. Иначе придется забрать их по-плохому… Я уже не особенно слушал, что они говорят. Что бы я не ответил, меня будут бить. Даже если бы они у меня были и я бы их отдал, все равно меня бы жалеть не стали. Так что я закрыл голову руками — слова у них с делом не расходятся и последний раз ответил: - У меня нет денег. Я никогда никаких денег Дорна не видел, я клянусь вам. - Предатель… - прошипел кто-то и я получил первый удар. Я устоял на ногах. Зря. Это только больше разозлило их. Они кричали, что-то требовали, но я не слышал, не понимал, не хотел и не пытался разобрать эти вопли. Я только старался сберечь голову и пальцы. Меня быстро повалили на землю, в грязь, удары палок, плети и пинки сыпались градом. Кажется, мне все же попали по голове, потому что я понимал все урывками. Вот кто-то пинает меня по ребрам, выбивая из груди воздух и дыхание перехватывает. Плечи обжигает болью от плети. По лицу течет горячая струйка. Отражение неба в мутной дорожной луже. Рывок. Шум. Ржут кони, встревоженные запахом крови. Что-то падает на землю, разбрызгивая жидкую грязь. Кто-то поднимает меня за шкирку, трясет и снова отпускает. Я пытаюсь устоять на ногах, меня толкают и я кубарем качусь куда-то. Мир прыгает перед глазами. Когда он замирает, я могу осознать только блеклое зимнее небо, холод снега, и боль. Боль сосредотачивается полосами на спине, обжигающая боль и холод. Крики, фырканье лошадей, хлюпанье шагов по разбитой дороге. Заскрипели колеса — телеги двинулись с места. Я лежал и смотрел в небо. Привкус крови на губах. Небо бесконечно далеко и бесконечно близко. Глубокий вдох — в чувство меня приводит резкая острая боль. Я переворачиваюсь на бок, захожусь кашлем. Когда меня наконец перестает трясти, я пытаюсь подняться, опираясь на руки. Получается далеко не сразу. Горизонт плывет, меня шатает. Снег вокруг меня весь розовый. Все тело болит. Я с трудом фокусирую взгляд на дороге. Пусто? Медленно, как через мед, взгляд ползет по дороге, пока наконец я не натыкаюсь на караван вдалеке. Почему так далеко? Сколько я провалялся в снегу? Меня здесь бросили? Руки задрожали и я повалился назад в снег. Меня бросили? Почему? Или решили, что я мертв, и поспешили уехать? За что? Что я сделал не так? В чем я перед ними виноват? В мутной голове мысли не держались, оставалась только обида, непонимание и боль. Я лежал в снегу и пытался сдержать слезы. Когда меня начала бить дрожь, я снова попытался подняться на ноги. Удалось не с первого раза. Шатаясь, я вышел на дорогу. Там, в грязи, валялись мои вещи, распотрошенная сумка, тамбурин и цитра. Я стал собирать их. Не знаю, зачем, просто мне казалось, что они должны быть собраны. Меня шатало, я постоянно падал. Не знаю, сколько времени у меня на это ушло. Скоро начало смеркаться. Я брел по обочине дороги, чтобы не застревать в грязи. Где-то в глубине души я понимал, что если к ночи не доберусь до человеческого жилья, то утро будет встречать мой труп, а не я. Но пока старался об этом не думать. Я шел, застревая то в снегу, то в грязи, но продолжая двигаться на каких-то остатках упрямства. Не знаю, на что я рассчитывал. Я не знал дороги и не представлял, есть ли поблизости хотя бы хутор. Я уже почти ничего не понимал, только брел вдоль дороги, когда наконец увидел огни. Деревня. Мы проезжали её. Точно. У меня появилась цель. Добрести до огней. Помню, что я уже видел очертания домов, ближайшего оставалось не так много. Но как я добрел — не помню. И как открывал калитку и взбирался на крыльцо тоже. Последнее, что помню — дверь мне открывает крепкий мужчина с топором в руках. Кажется, тогда силы оставили меня и я рухнул на порог.***
Те крестьяне каким-то чудом выходили меня. Не знаю, сколько я провалялся без сознания, но прежде чем почувствовал, что достаточно встал на ноги, чтобы дойти до города, прошло дней шесть, не меньше. Каждый вечере почти вся деревня собиралась в большой избе послушать мои песни. Мне было очень приятно такое внимание, но дольше оставаться нахлебником я не мог. Утром седьмого дня я вышел в дорогу. Гостен, а именно так звали мужчину с топором, в чей дом меня привела судьба, провел меня к проселку, что вел к тракту. Я быстро добрался до дороги и остановился в раздумьях. До Шагара было несколько часов пути, а до Керта — три дня пешком. Я стоял на распутье. Я мог бы догнать труппу. В Керте «Куун Сатеед» должен был стоять никак не меньше 10 дней. Я задумался. Они бросили меня умирать на дороге. Все же Лардву был прав. Несколько минут я стоял на перекрестке. И повернул направо, к Шагару. Я не хотел оставлять свою труппу. Но я понимал, что должен, хоть это и было тяжело. Они сделали свой выбор. Теперь решение за мной. Всю дорогу до города я думал об этом. Несколько раз думал развернутся, но вспоминал то, что со мной сделали. Нет. Я не вернусь. Я умер для них. Пусть так и будет. Будущее меня пугало, но и в прошлое я возвращаться не хотел. К вечеру я добрался до города.***
С того момента я стал свободным. И одиноким — я все равно скучал по своей труппе, хоть и понимал, что никогда не вернусь. Вопрос о том, почему же они так со мной обошлись тоже меня не оставлял, но постепенно забылся. Сначала я опасался, что не смогу заработать себе даже на еду, но вскоре убедился в беспочвенности своих опасений. Я не только спокойно обеспечивал себя, у меня даже стали водиться какие-то деньги на случай нужды. Я странствовал от города к городу. Долго нигде не задерживался, уж такая оказалась у меня привычка к странствиям. Мир велик и мне хотелось увидеть в нем как можно больше. Я бы и здесь не задержался так надолго. Но Гамлет... Гамлет особенный город. Он будто бы не отпускает тех, кто хоть раз уже ступил на проклятые камни его мостовой.