Лучшая шутка Сарментия

      В тот день цирк остановился в дне пути от Эгры. На следующий день, примерно к обеду, мы должен был въехать в город. Близились зимние праздники и разумно было провести это время в городе.       С того момента, как умер мой отец, дела шли не очень. Не то, чтобы я что-то об этом знал — как и остальная труппа дядя предпочитал меня не замечать, разве что кивал при встрече, но разговоры по труппе на этот счет были не радостные. Месяц назад пришлось продать двух диких южных кошек — на их содержание перестало хватать денег. В общем котле все реже бывало мясо, мне и вовсе перестало что-то перепадать. Меня или вовсе не замечали, или мне как обычно влетало.       Цирк стал на ночь на обочине тракта. Я сразу убрался подальше, к телегам. Толку было чего-то ожидать, если даже к костру меня погреться не звали. Только лишний раз нарываться. Совсем к ночи рядом остановился небольшой обоз торговцев, что расположились почти в плотную к лагерю цирка. Я вполгаза наблюдал за ними, стараясь поплотнее завернутся в тонкое одеяло — рядом с трактом хвороста было не собрать, а леса неподалеку не было, и я готовился мерзнуть всю ночь.       Торговцы тем временем разложили огонь, достали припасы, стали готовить себе ужин. Запахло мясом. Цирковой пес, о бок которого я собирался греться, поднял голову, принюхался, спрыгнул в повозки и побежал к чужому костру - клянчить. Я сбросил одеяло и кинулся следом:       - Вард, фу, ко мне! Вард, ко мне тебе сказано! - не хватало еще, что этот свинутус чужие сумки разворошил.       Пес уже скакал вокруг костра и выглядывал наиболее слабовольного. Я догнал его, ещё пара минут ушла на то, чтобы изловить его за ошейник. Вард был здоровой собакой, гончей или чем-то вроде того, мне пришлось приложить не мало усилий, чтобы оттащить эту тварь от сумок.       - Простите, господа, ради всего святого! Я сейчас уберу собаку, - я все пытался уговорить псину уйти, но тот решил, что это такая занимательная игра.       - Ерунда, не стоит извинений, - сказал торговец с окладистой бородой, что разбирался с припасами и собирался готовить пищу, - он ничего не натворил. А ты из циркачей что ли, парень? - Да. Это наш       пес. Еще раз прошу прощения, - мне наконец-то удалось утихомирить зверюгу.       - Да? Циркач, значит… А петь умеешь?       - Да. Немного.       - Подработать не хочешь? Мы уже неделю в дороге, скучно до смерти.       Я задумался ненадолго. Все же лучше у костра петь, чем мерзнуть в повозке. Я кивнул.       - Вот и славно. Тогда пса уведи и возвращайся. Мы в долгу не останемся.       Я привязал пса, взял цитру, одеяло и вернулся к костру торговцев.       - Садись, парень. Чего споешь? - пока остальные распрягали волов и проверяли фургоны и телеги, мужчина, что пригласил меня к костру, готовил похлебку.       - Что скажете, то и спою, - я проверил строй цитры и немного подправил одну струну.       - Да? Тогда может начнешь с «Драконы о мире».       Я кивнул, припомнил первые ноты и начал играть. Пока играл, украдкой рассматривал торговцев. Все они оказались крепкими светловолосыми и светлокожими мужчинами. Узоры на одежде были мне не знакомы, да и сами их костюмы несколько отличались от привычных Из разговоров я понял, что они с севера, торгуют шерстью и пушниной.       Я играл целый вечер у костра торговцев. Меня угостили горячей похлебкой и предложили остаться у костра на ночь. Я согласился — все теплее, чем надеяться на собак.       Торговцы снялись со стоянки раньше нас. Труппа еще спала, когда северяне собирались отъезжать. Я наблюдал за их сборами утром, пока чинил костюм для выступления. Когда они уже почти собрались отъезжать, тот мужчина, который вчера пригласил меня к огню (остальные звали его Иргвеном), подошел к телеге и протянул мне сверток.       - Держи. Это тебе за песни. Денег ваших мы пока не сменяли, так что плачу, чем торгую, - посмеялся тот.       - Ох, благодарю вас, - я растерялся. Что в свертке я не знал, но мне казалось, что это слишком много, - Это очень щедро с вашей стороны. Моя музыка столько не стоит, - я протянул сверток обратно.       - Стоит-стоит, бери уже. Славной зимы, парень.       Через несколько минут торговцы уехали, а я остался со свертком в руках. Открыл, посмотрел. Ткань? Тонкая, приятная на ощупь… Дорогая, наверное. Я развернул подарок. Плащ. С узором по краю, да еще и с таким, какой эти купцы сами носят. Я сложил плащ, убрал в сумку подальше. Это оплата такая или подарок? Мне было неловко, что я взял с дуру такую дорогую вещь. Но торговцев я уже не догоню, чтобы вернуть, да и поехали они в другую сторону. Посмотрел на сверток. А все же и зима, так и теплее будет. Надо бы брошь будет купить в городе.       После полудня цирк приехали к городу. Эгра оказалось небольшой, и шатры пришлось разместить за городскими стенами. Я помогать ставить шатры не стал — взял кипу афиш и пошел в город.       Вернулся я к вечеру. Пока занимался афишами, купил на зимней ярмарке и брошь, так что возвращался уже в новом плаще — теплее. Было непривычно — вещь будто бы была не по мне, слишком хороша, но плащ сильно мне понравился.       Я вернулся в цирк. Остановился среди шатров, задумался ненадолго — близился вечер и стоило бы задумать о перспективах на ночь. Однако подумать мне не удалось, меня окликнул Стадд.       - Сол, зайди-как ко мне.       Я вздохнул и пошел за дядей. Тот провел меня в свой шатер, сел на скамью. Я остался стоять, ожидая, зачем же меня все же позвали.       - Присаживайся, Сол. Хочешь выпить?       - Нет, спасибо.       - Ну как хочешь. В общем, Сол, я хотел спросить у тебя кой-чего.       Я кивнул.       - Дела у нас не очень идут. Думаю, ты и сам заметил. Однако, я вижу, что у тебя все неплохо… - директор внимательно окинул меня взглядом.       - Это подарок.       - Подарок? Допустим. Я спросить тебя хотел. Когда Дорн цирком управлял, дела-то шли получше, верно?       - Меня он в свои дела не посвящал, - к чему это он?       - Совсем? - Стадд недоверчиво посмотрел       - Совсем.       - Может быть, может быть… Так вот я о чем, Сол… Ты часом не знаешь, где Дорн деньги хранил?       - Деньги? - я удивился такому вопросу, - Нет, господин Стадд, я не знаю, - может их и вообще не было? Дорн вел весьма разгульный образ жизни, может у него и не было никаких накоплений? Я даже не задумывался об это об этом до вопроса дяди.       - Не знаешь, да? - Стадд посмотрел на меня исподлобья, - Он тебе не рассказывал?       - Нет, - он думает поправить дела цирка за счет накоплений Дорна? Несуществующих.       - Понятно, - мужчина поднялся со скамьи и прошел к выходу.       В голове резко возник знакомый звон и только когда перед глазами немного попылло, я понял, что Стадд зарядил мне подзатыльник.       Я отскочил и развернулся. Опять? За что?!       - Меня предупреждали, что с тобой без палки разговаривать нельзя, - протянул мужчина, - Зря я решил попробовать по-хорошему, - Стадд замахнулся.       Время будто бы замерло для меня. Я видел медленно приближающуюся ко мне руку Стадда. Сердце привычно замерло, но я почему-то не испугался так же, как замирал под рукой Дорна. Я видел приближающийся кулак. Сам еще не понимая почему, я шагнул назад, время снова ускорилось, и я увидел кулак, пролетевший мимо. Стадд удивленно нахмурился:       - Что, смелый стал? Ничего, сейчас «обсудим» это подробнее, - дядя взялся за палку, стоявшую у входа в шатер и замахнулся.       - Не смейте… - у меня перехватило дыхание. Он ведь все это время меня не трогал, а теперь почему? Неужели так будет всегда? Меня будут или не замечать, или бить?       - Что ты там пищишь? Признавайся, где деньги?! Ты точно знаешь! Ты лжец, Сол, ты прячешь от меня то, что мое по праву! - Стадд замахнулся палкой, а я отскочил и удар прошел мимо, - Издеваться надо мной вздумал? Думаешь, я не вижу?! Лыбиться он, урод нарисованный! Не знает он, где деньги, а сам плащ из андарнской шерсти купил! Признавайся, куда спрятал, ублюдок! - я снова увернулся от удара и выскочил из шатра. Дядя что-то орал мне в след, но я не слушал. Я сбежал за цирковой шатер, и спрятался куда-то за бочки, пытаясь отдышаться. Через несколько минут до меня дошло, что меня не били. В первый раз в жизни меня не били. И не потому что не заметили или не хотели. Хотели. Но я не дался. Почему я не делал так раньше? Почему когда меня колотил отец, я просто покорно сносил удары и даже не пытался как-то себя защитить?       Никому не было до меня дела. Я выбрался из-за бочек, вздохнул и пошел к колодцу. Не то чтобы мне была нужна вода, просто нужно было куда-то пойти. До колодца было очень далеко, и времени, чтобы подумать, было предостаточно.       Моя смелость оказалась для меня неожиданно новой. Мне казалось, что она поселилась внутри, что это не часть меня, что что-то временно здесь и может исчезнуть в любой момент. И последнее меня пугало. Я чуть ли не бежал к колодцу, так мне было хорошо. Меня не тронули. Потому что я так захотел. Я. Не они. Я теперь я не хотел лишиться того, что помогло мне себя защитить. Мне нужно было сохранить, запомнить это чувство, в надежде, что я смогу его вернуть, воскресить, если вновь понадобиться.       От радостных мыслей меня отвлекло собственное отражение в ведре воды, которое я вытащил из колодца. Из отражения на меня смотрела уродливая улыбающаяся маска. Я отшатнулся и со злости ударил по воде. Брызги поднялись в воздух, рука сразу же начала мерзнуть. Я понес ведро к шатрам.       С того момента все чаще я стал думать о своей маске. Она меня раздражала, я должен был что-то с этим сделать. Это было не мое лицо, мне нужно было новое. Другое.       На зимней ярмарке в Эгре я купил все необходимое для этого: нож, пару специфических инструментов, несколько листов шкурки, точильный камень, заготовку, подходящую по размеру, краски и лак. На это ушли почти все мои сбережения, но тогда меня это не волновало. Каждую ночь, когда цирк затихал, я сидел у костра с ножом и заготовкой, методично вырезая из куска дерева свое новое лицо. Все зимние праздники я посвятил этому. Пока остальные в период праздников пытались поправить свое материальное положение или развлечься, я каждую ночь проводил с ножом и своей будущей маской. Наконец, спустя несколько дней, у меня в руках оказалось мое собственное лицо. Мое настоящее лицо? Оно не вызывало отторжения, как моя нынешняя маска. Я провел пальцами по маске. Улыбнулся. Неужели это я?       Не сводя глаз со своей новой маски, я снял старую и отложил её. Осторожно приложил ту, что только что закончил, к лицу. Странное чувство. Я практически её не ощущал, будто бы её и не было. Закрепил ремни маски, поднял голову. Держалась она отлично. Поднялся на ноги, прошелся. Что-то поменялось. Я поменялся. Потянулся, прошелся на руках, выполнил несколько кувырков. Маска держалась прекрасно. Я рассмеялся, вернулся к костру. Рядом стояло подготовленное заранее ведро воды.       Я вздохнул. Было страшно. Руки дрожали и я оперся о землю Наклонился над ведром, вгляделся в отражение. Это я?       То, что я увидел, не вызвало у меня злости или ненависти. Пусть и смотрел я совсем недолго — не мог, но я не был теперь себе отвратителен. Я отодвинулся от воды и снова сел у костра. Взял в руки старую, уродливую маску, внимательно осмотрел её. Жуткая, мерзкая, насмехающаяся сама над собой кошмарная рожа. Я с наслаждением швырнул её в огонь. Язычки пламени лизнули маску, края начали обугливаться. Я завороженно смотрел, как старая маска обращается в ничто. Пока она не сгорела дотла, я не мог отвести взгляд от пламени. Вместе с ней сгорало и моё прошлое. Когда клоунская маска обратилась в прах, я взял из костра уголек и измазал себе себе глаза под маской. Теперь у моего нового лица не было ни глаз, ни рта. Только черные провалы глазниц и кровавые слезы. И я был счастлив.

***