⚽️⚽️⚽️
Эта духота в кабинете не даёт ни на чём сосредоточиться, мысли путаются и слипаются одна с другой, не развиваясь до определённой конкретики. Сокджин открывает окно, но от этого абсолютно ничего не меняется, поэтому вновь закрывает. Включает кондиционер и быстро замерзает. В своём собственном кабинете он уже который день не может найти себе места. Всё не то и всё не так, словно чего-то не хватает, а вернее — кого-то. Кого-то, кто часто вламывался к нему с утра с чашкой горячего кофе, того, кто в обед внаглую пробирался к нему в кабинет, своими объятиями настойчиво мешая работать. Стоит признать, что этот кто-то безоговорочно укоренился в голове второго тренера, не желая уступать никому место. Даже рыжеволосая пассия, по которой он когда-то колоссально страдал, вытеснилась куда-то на задворки, став размером с горошину. Сокджин понимает одно: парень обижен и бесконечно упрям. Все его попытки поговорить заканчиваются ничем. Хотя их было всего две, на большее тренер пока не решился, да и вообще не знает, как ему теперь всё исправить. Сокджин очень сильно хочет извиниться, попробовать не прошлые, а хотя бы просто нормальные человеческие отношения наладить. Но на каждое приближение тренера Даниэль твердит гордое «не надо», прекрасно понимая, о чём пойдёт разговор. Видеть тренера было невыносимо больно, а слушать его сожалеющие речи тем более. Поэтому при первом намёке на них Даниэль старался скорее удалиться. Имеется в виду — не стоит даже и пытаться заводить разговоры, так как Кан всё понимает и не хочет мешать и никакие оправдания ему тоже не нужны. Вот так коротко, что даже обидно. Обидно, потому что Сокджин хочет объяснить, хочет донести, вдолбить этому парню, что всё не так, как тот увидел! Ладно, пусть он увидел то, что увидел, но для Сокджина это совсем ничего не значило, он совершенно ничего не почувствовал, когда целовал Хёрин, в отличие от поцелуев с Даниэлем. Сейчас он понимает разницу: с Даниэлем они были яркие, чувственные, такие откровенные и будоражащие. А с девушкой он почувствовал лишь пресный вкус её губ. Хотя раньше казалось, что это самое прекрасное, что он когда-либо пробовал. Да, оправдания реально мутные. Даже сейчас проговаривая их в голове — это не кажется убедительным. Тренер выходит на стадион, поле всегда помогало ему собраться с мыслями. Уже три недели как все ребята разъехались по домам на каникулы, а значит и столько же Сокджин не видел Даниэля. Но он узнал, что тот вернулся на базу чуть раньше срока, досдать хвосты по учёбе. Остальные вернутся к началу следующего сезона, только через неделю, и вновь начнутся тренировки, поэтому у тренера есть время попытаться хоть как-то исправить эту глупую ситуацию. После обеда Сокджин, словно подросток, мечтающий пригласить на первое свидание давно понравившеюся девушку, прячется возле колонны у входа в университет, поджидает предмет своих терзаний. Шутка ли: взрослый, состоявшийся, уверенный в себе мужчина, тренер клуба, в конце концов, нервно стоит под дверью, перетаптываясь с ноги на ногу, боясь пропустить своего полузащитника. Но Сокджин не пропустит, знает это точно, но тогда будет следующий страх: он впервые не знает, что ему говорить, а перед этим ещё нужно умудриться упросить послушать. Кажется, Сокджин никогда так не нервничал, а ещё не ожидал, что будет так безнадёжно скучать по кому-то. И сейчас действительно вспоминает, что не было ни дня за эти три недели, чтобы он не думал о Даниэле, и боится признать, что всё гораздо хуже, потому что, пожалуй, не было даже такого часа. Он думает о его карих глазах, в которых играют искры, когда они наедине; о сильных руках, что часто держали его за талию, Сокджин вспоминает, что это дарило ему ощущение защиты и надёжности; думает о поцелуях… о, это самое трудное, в груди сразу отзывается мягкое сладкое чувство, приправленное горечью от того, что это может больше никогда не повториться. Может уже стоит признать, что это неизлечимо? За своими размышлениями он чуть не пропускает парня, который быстрым шагом выходит из здания. Тренер мечется, боясь, что он далеко уйдёт, поэтому ему приходиться громко позвать: — Даниэль! Даниэль останавливается как вкопанный, не ожидая услышать до боли знакомый голос, медленно поворачивается к источнику. Грустный, просящий взгляд тренера заставляет его вернуться и подойти чуть ближе. Он замечает нервозность Сокджина по тому, как тот теребит край своей белой майки, при этом опуская взгляд вниз. Нет никаких сил сейчас смотреть в эти пронзительные карие глаза футболиста, что иглами прошивают его насквозь. Вот, Даниэль здесь, и надо бы уже начать разговор, но дурацкие слова застряли комом в горле, а язык подводит в самый последний момент, будто сведённый спазмом. Даниэль видит состояние тренера и его потуги извиниться, которые сейчас не нужны. Кан даже хотел всё бросить и уйти из клуба, но понял, что просто физически не сможет без тренера. Мучиться, но всё же видеть его лучше, чем совсем ничего. Особенно сейчас, тот так робок и беззащитен перед ним, что хочется подойти и обнять, крепко прижав к себе, как бывало раньше, когда Сокджин был его. Прошептать на ухо ласковые нежности, заслоняя собой от всех невзгод, от всего света. Но он не может позволить себе такой роскоши. Больше не может. Тренер сделал выбор, и Даниэль, как настоящий мужчина, обязан его уважать. А свою любовь и боль следует засунуть куда-нибудь глубоко, подальше. А ещё лучше — забыть! Но это уже что-то из области фантастики. Как тут забудешь, когда вот он, стоит со своими пухлыми надутыми губами, полный решимости в глазах и абсолютной неуверенности в словах. — Даниэль, … — говорит тише тренер и замолкает, не зная как начать, — ты… ты домой? — зачем-то спрашивает какую-то ерунду. — Давай я тебя провожу. — Не стоит, тренер. Вы можете говорить здесь, — Даниэль решает дать ему высказаться, если тому так будет легче. И неважно, что самому Даниэлю нет. На радостях, что футболист позволил поговорить, тренер сразу засуетился. — Давай всё же не здесь, — просит Сокджин, — может… может пойдём ко мне в кабинет? — предлагает и тут же осекается, понимая, что это не лучшая идея. С этим местом связано слишком много эмоций, как волшебных, так и не совсем приятных. — Пошли просто отойдём в сторону, — быстро исправляется. Сокджин начинает шагать вперёд, и Кану ничего не остаётся, как только двигаться за ним следом. Тренер останавливается в тихом уголочке возле аллеи, словно созданном для их откровенного разговора. Мягкая трава под ногами, такая привычная для тренера, успокаивает нервы, а невысокие зелёные кусты дарят немного прохлады, не давая сознанию расплываться. Хотя хочется просто без слов кинуться на шею Даниэлю и тем самым одним махом снести эту неприступную напряжённую стену отчуждения между ними. — Даниэль, — вновь произносит мужчина. Ему нравится, как звучит это имя, он много дней не произносил его, и сейчас оно так сладко отзывается в груди, — позволь мне объясниться… — Не нужно, — повторяет свою коронную фразу парень, — вы не должны мне ничего объяснять. Я сам вас вынудил на отношения, вы мне ничего не обещали, соответственно ничем не обязаны и… — Хватит! Замолчи! Ну что ты несёшь? — Сокджин больше не может слышать его отрешённо-разочарованный тон, — ни к чему ты меня не вынуждал. Я сам поддался и тоже несу за это ответственность, — начинает даже отчитывать парня Сокджин. — Даниэль, — в порыве эмоций ему так сильно захотелось прикоснуться к юноше, что он невольно протягивает руку, почти касаясь его щеки, но тот уворачивается, а рука так и повисает в воздухе. Сокджин замирает на секунду от такой реакции и убирает ладонь, сразу потирая своё лицо. А раньше Даниэль сам ластился к нему и это было так приятно. Сокджин мог трогать его, проводить рукой по лицу, касаться кончиками пальцев шеи и зарываться ими в волосы, чувствуя их шелковистую мягкость. А теперь ничего нельзя, получается? У Сокджина даже руки затряслись от желания вновь прикоснуться к нему. — То, что ты видел тогда… это Хёрин, она пришла ко мне в тот день, — сбивчиво говорит тренер, а Даниэль морщится, он совсем не хочет вспоминать это сейчас. — Да, она хотела вернуться ко мне, но я нет… — смотрит щенячьим взглядом тренер, — а потом она поцеловала и ты всё увидел… Боже, я чувствовал себя просто ужасно. Как же нелепо всё это вышло. — Однако это совсем не выглядело нелепо, когда вы обнимали её в ответ, даже органично получилось, — Кан пытается говорить спокойно и дружелюбно, но по смысловому наполнению сразу понятно, что он страшно ревнует, и это замечание не ускользает от тренера. Отлично, если ревнует, значит не совсем равнодушен стал, значит, может что-то ещё осталось у него к нему, рассуждает сам про себя Сокджин. — А знаешь, хорошо, что она меня поцеловала, — уверенно произносит Ким, и глаза Даниэля на секунду расширяются в гневе, но он тут же берёт себя в руки, успокаиваясь. Никак не может перестать претендовать на тренера и остро реагировать на упоминание соперников. Но пора уже учиться это делать. — Потому что тогда бы я не понял до конца, что чувствую к тебе на самом деле, — продолжает Сокджин. — Я выбираю тебя, Даниэль, — если такая формулировка ему важна, Сокджин скажет именно так, поскольку знает, что Даниэль зациклен на соперничестве, поэтому всегда пытается отвоёвывать первенство, даже там, где этого не требуется. — Ведь мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, ты открыл для меня новый мир, — тянет лёгкую улыбку Ким, — научил по-другому чувствовать; выходить за рамки привычного; показал, как можно неистово любить, — на этих словах, Сокджин отводит взгляд в сторону. Да, говорит он уверенно, но это не отменяет нахлынувшего смущения. — С тобой у меня всё выходит искренне, легко и естественно. Мне не нужно каждый раз думать, о чём с тобой поговорить в следующую встречу или как повести себя в тот или иной момент. С тобой мне безумно уютно и хорошо, всё происходит само собой. И это потому что ты такой. Ты замечательный, Даниэль. И я счастлив, что мне удалось испытать это чувство рядом с тобой, — постепенно затихает тренер, потому что дурацкий ком в груди норовит выплеснуться трогательными слезинками из глаз. Но Сокджин сглатывает, заталкивая его обратно подальше. Не хватало ещё сейчас оконфузиться перед Даниэлем с этим мокрым делом и продолжает: — Я прошу простить меня и дать второй шанс, — идёт в атаку тренер. А Даниэль будто и не дышит во время всей этой пламенной речи. Боится подумать, что слух его подводит, вот так раз, и слуховой аппарат начал искажать звуки в двадцать лет, вот незадача! Сорри, что там тренер просит? На вид не определить, о чём думает Даниэль, потому что лицо окаменело и смотрит прямо перед собой, на расчувствовавшегося тренера, что прилагает все ораторские усилия убедить футболиста. Что сказать, Кан слаб перед тренером. Он гром, гроза и молния в команде, но перед тренером словно одуванчик — дунь, и разлетится на части. — Я хочу пригласить тебя завтра прогуляться и, может, посидеть в кафе, если ты не против. Я пойму, если ты не согласишься, — осторожно пробует Ким, жадно наблюдая за реакцией, притом взгляд Даниэля заметно смягчается и это придаёт большей уверенности, поэтому Сокджин добавляет: — Но имей ввиду, что «я буду считать это свиданием», — возвращает ему его же слова, сказанные когда-то. Сейчас даже кажется, что в прошлой жизни. И это у обоих вызывает улыбку и короткие смешки. — Но я ведь всего лишь ваш полузащитник, а вы мой тренер, разве не так? — Кан не остаётся в долгу и возвращает тренеру его. — Давно не так… — покачивает головой Сокджин. Ещё несколько минут подумав и потомив тренера, который от нетерпения уже губу себе сжевал, говорит: — Тогда, пожалуй, я соглашусь. Но! есть условие… — с гордостью поглядывает Кан. — Какое? — удивляется Сокджин. Что этот мальчишка успел уже выдумать, когда Ким с таким трудом только начал выстраивать нить примирения? — Пусть все знают, что мы вместе! — тут же наглеет Кан. — Я хочу быть с вами открыто, ни от кого не скрываясь: подходить, когда захочу, брать за руку, обнимать… Что вы на это скажите? — он уверен в своих словах, и это то, что он действительно хочет, но всё равно немного настораживается, глядя на тренера, гадая, не перегнул ли палку, сразу заявляя такое. А Сокджин ненадолго задумывается, поджав губу. Он представляет себе, как открыто будет стоять на аллее, закинув руки Даниэлю на шею, или невзначай положит голову ему на плечо, чтобы ощутить его поддержку и вдруг понимает, что для него это будет так естественно и знакомо, что никакого стеснения и стыда не ощущается вовсе. И во-первых, кому какое дело должно быть до его личной жизни? Он прекрасно знает, что не один такой в клубе, поэтому осуждающих взглядов явно поубавится. А Даниэль высокий, стройный, красивый — как такого можно стесняться и прятать? Такого наоборот нужно показывать, словно живописную картину, хвастаться. Хотя нет, хвастаться не нужно, мало ли кто заглядится, лучше держать покрепче, при себе. И Сокджин сам усмехается своим мыслям, что уже ревнует его на ровном месте. — Хорошо, — тихо выдыхает тренер, — пусть знают все… Тренер соглашается, а как иначе? Но стоит признать, что этот мальчишка уже давно вертит им, как хочет, а он, взрослый дурак — ведётся. И самому же нравится!⚽️⚽️⚽️
Ночь подкрадывается плавно, незаметно, совсем неслышно покрывая каждый уголок своей темнотой. Сегодня она особенно темна, на небе нет ни звёздочки, сама луна тускло, еле проглядывается сквозь тёмные облака. Тэхён мечется по кабинету, словно раненый дикий зверь. Его широкие шаги уже в который раз измеряют периметр, лицо слишком взволнованное и напряжённое, чтобы суметь устоять на месте. С силой зажав телефон в руке, он чувствует себя бессильным и загнанным в угол. — Успокойся! Не мельтеши, — устало говорит Юнги. У него самого разболелась голова от переживаний, а глядя, как маячит туда-сюда тренер, она вообще начинает кружиться. Сразу после разговора с Такеши Тэхён кинулся звонить Чонгуку. Каково же было 'не'удивление, что телефон оказался отключен. Тревога, что мгновенно стала разрастаться в груди, заглушает даже чувство вины, которое он сейчас испытывает перед парнем. В спешке он тут же набрал номер Соён. Сначала она высказала всё, что думает о нём и его недоверии к её сыну. Тэхён стойко выслушал, потому что не это сейчас главное. Главное, чтобы Чонгук был в порядке. Но всё стало совсем плохо, когда она сообщила, что сегодня за ним приехал «самый добросовестный из вас» уважаемый Чон Бомсу и забрал обратно в клуб, а вы, «тугодумы», только спохватились, мол, ждите приезда. Тэхён только бесцветно поблагодарил и отключил вызов. С тех пор он не может найти себе места. Ничьи телефоны не отвечают, куда Бомсу мог увезти Чонгука, и что он собирается делать — неизвестно. И что-то подсказывает Тэхёну, что путь они держат явно не на базу клуба. — Как я могу успокоиться, Юнги?! — звереет тренер. — Этот параноик забрал Чонгука и неизвестно, что сейчас с ним делает! — Единственное, что мы можем сейчас — это попробовать обратиться в полицию. — Да?! И что же мы им скажем? Сегодня днём совершеннолетний мальчик добровольно уехал с представителем клуба, в котором обучается, и что-то сейчас трубочку не берёт, объявите в розыск, пожалуйста! Юнги хмурится, ничего не отвечая, ему тоже нелегко, но он хотя бы что-то предлагает. Он ещё раз задумывается: Бомсу увёз Чонгука не просто так, он явно на нём повернулся и что может грозить парню в этом случае, совсем непонятно. Бомсу всегда был тёмной лошадкой в их коллективе: спокойный, немногословный, обычный, ничем не привлекающий внимания — стандартный набор качеств маньяка, с усмешкой думает Мин, но потом со всей серьёзностью понимает, что это совсем не смешно, раз дошло до похищения человека. — Так, ладно, поехали тогда сначала проверим его квартиру. Если он увёз его в Сеул, то они должны были уже приехать, — резюмирует Юнги. Тэхён, обрадовавшись хоть какому-то действию, хватает ключи от машины и подрывается из кабинета.