Попала

Всегда незваным гостем звала я свои чувства. Они приходят редко, считая, что мне грустно. Но мне так хорошо без них: тихо и спокойно, Плевать, что в эти дни всегда смотрюсь я как покойник. Пускай уходят гости прочь, мне в комнате получше, Пусть протекают крыша, стены, маленький балкончик. Но через щели слышен шепот, мерзкий и упрямый: «Давай, открой нам дверь скорей, поковыряйся в ранах». Я вас пущу. Так надо. Гости. Мама говорила. Пускай у вас червяк в глазу и сердце уже сгнило. Идите! Ешьте, пейте, пойте, смейтесь, разрушайте! Я сам себе незваный гость. Уйдите, не мешайте. (Немного добрых стихов от автора)

ЗОТИ проходила как обычно плодотворно. Я практиковалась в каллиграфии, потому что, тупо переписывая текст из урока в урок, можно было свихнуться. Хотя это было лучше, чем попытки Амбридж объяснять материал, который едва прослеживался за пропагандой министерства. Такое хорошее, пушистое, всех защитит, а вы тупейте, чтобы легче управлять было. Долорес, видимо, не открыли секрет, что чем заметнее пропаганда, тем большее отторжение она вызывает у людей. Если и было вначале пару человек, которые считали министра «Боженькой» магического мира, то теперь даже они стали явными «атеистами». Эх, а ведь Поттер умел патронус использовать, в отличие от кое-кого, кто пока что врагу палочку разве что в жопу запихать может. Я с двойным усердием начала выводить буквы, чтобы не представить эту нелицеприятную картину. Новые правила Амбридж придумывала, как и все остальное отвратительное и ненужное, с особым усердием. Мне было очень интересно, как родилось правило, запрещающее студентам мужского пола прятать руки в школьной мантии. Почему-то на ум приходили только мысли об извращенцах, которые незаметно подрачивали на школьных коридорах. Медленно, но верно запрещалось все: клубы, кружки, регулярные собрания групп, в которых находится более трех человек (причина, по которой ученикам не выдали комнаты, где бы проживало три человека, остались неясны), магловская литература, сладости у несанкционированных поставщиков, квиддич. В школьной форме мы должны были чуть ли не спать. Вначале я больше бесилась, но стала действительно продумывать план свержения вечерами и на истории (пока что мысли не полностью оформились в голове, но уже выглядело слишком грандиозно, и было сомнительно, что выйдет провернуть подобное), когда начали придираться к почте. Хорошо, что, как только начался досмотр писем, я быстро сориентировалась, поняла, что дальше — хуже, и смогла отправить сообщения, куда нужно. Я планировала сделать это намного позже, но такой возможности могло уже не быть вообще. Повезло, что Хедвиг приносила посылки сразу в комнату, а не в руки к Филчу. Буквально после прихода последней, сов промаркировали каким-то заклинанием, а потом запретили находиться в спальне или гостиной. У меня от всех этих правил и постоянного чувства тревоги, вызванного тем, что заказанных зелий хватит только на пару месяцев (зато о том, что зелье медленно убивает, подзабыла — П — пиздатые положительные моменты), ухудшился сон, а голова снова стала болеть. Плюс ко всему, опять начали мучить кошмары. Самое странное, что все реже снилась собственная смерть и все чаще, что я буквально заживо сгораю в печи или в пустыне под горящим солнцем. Наутро поднималась температура, обычно спадающая к вечеру. Я понимала, что побочный эффект от зелья накапливается в организме и время от времени ему нужен выход, скорее всего, через кровотечение, и уже просто ждала, когда пойдут эти «месячные», чтобы забыть о ноющих висках на какое-то время. Хотя то, что между первым и вторым приступами должен пройти где-то месяц, а у меня едва неделя минула, не просто настораживало, а приводило в еще большую панику. — Осталось пять минут. Те, кто не успеют, будут писать эссе. Переписывать текст из книги было, конечно, очень познавательно, но нам было нужно сделать это минут за тридцать (урок за вычетом объяснения темы). Успеть было почти нереально, но моя скорость списывания домашки была просто поразительной, правда, стоило приложить гребень, провести неровную линию, и от почерка моего это бы никак не отличалось, но все же. Умельцев оказалось не так уж и мало, но Амбридж обломила всех, с отвращением глянув на наши непонятные каракули и сказав, что хороший маг должен писать разборчиво. Я бы сказала, что хороший врач должен писать разборчиво в любых условиях, а маги просто могут использовать перо со встроенным почерком и орфографией, но промолчала. Вообще, теперь я часто молчала, даже когда по морали следовало бы и вякнуть, потому что после всплесков язвительности и ненависти, которые, не прекращаясь, длились очень долго, каждый раз брала себя в руки и говорила что-то типа: «Теперь ты будешь терпилой, иначе просто сдохнешь нахуй. Сиди тихо, не высовывайся. Тебе плевать на оскорбления, ты выше этого». Это длилось либо пару недель, пока не появлялось желание обосрать хоть кого-нибудь, либо пока не появлялась сука, которая намного быстрее развеивала розовую дымку о том, что добро возвращается добром и нужно быть терпимее. — Напоминаю, что все долги должны быть сданы к следующему уроку. — Да, профессор Амбридж, — голосом, наполненным тоской, резко контрастирующим с живеньким звучанием Долорес, ответил класс. — Сколько у тебя долгов? — спросил Дин. У него постоянно были задолженности, поэтому спрашивать у других и находить того, у кого дела хуже, стало его новым увлечением. — Уже пять, — вздохнула я. — Ты же все сдавал, — удивился парень. — Ни одного не одобрила. — У нее на тебя явно зуб, — усмехнулся Томас и продолжил, подмигнув: — Ну, или любит мальчиков помладше. — Девочек, — вымученно пошутила я, потому что башка трещала и хотелось скорее раствориться где-то в запретном лесу вместе с палочкой. — Чего ты такой хмурый? — добродушно спросил Дин. — А ты веселый для нынешних времен, — подал голос Уизли, идущий сзади с Гермионой. — Да ладно, разве сломит нас какая-то жаба с розовыми лапками? Рано или поздно все образуется. — Ага, — не стал огорчать его Рон. — Отнеси, пожалуйста, мои вещи, я на пробежку: нужно проветриться, — попросила я Уизли. — Такими темпами у тебя бицепсы будут больше, чем мозг, — покачала головой Гермиона. — Ах, если бы, — вздохнула я и передала другу учебники. На самом дела, прогресс был и правда заметен. Мышцы на икрах и бедрах стали твердыми и «раздулись», а, бросая взгляд на свое отражение, я отмечала, что моему ореху уже могут начинать завидовать девочки. До кубиков пресса было далеко, но живот уже не был похож на впадину и выглядел подтянуто и аккуратно. В руках чувствовалась сила, тридцать отжиманий перестали быть проблемой, хотя я боялась переусердствовать и таскаться по школе с болью в каждой клеточке тела еще неделю, поэтому не знала своего максимума. До завтрака было еще много времени, но, к счастью, столик с едой для проголодавшихся Амбридж не убрала. Глядя на ее фигуру, становилось понятно, почему. Я завернула несколько бутербродов в пергамент, оставшийся после ЗОТИ, и положила в карман мантии. Из-за головной боли и легкой тошноты есть не хотелось, но создать запасы на будущее — дело святое. В печальный октябрь солнце почти не светило, лишь изредка выглядывая из-за туч и бросая рассеянный белый свет, который только навевал еще большую тоску. Двигаться особо не хотелось, поэтому я наложила согревающие чары, внутренне ликуя от того, что освоила простые бытовые заклинания, и направилась к запретному лесу. Прохладный воздух отвлекал от плохого самочувствия и приятно трепал волосы, которые успели отрасти, из-за чего приходилось постоянно поправлять челку, чтобы она не лезла в глаза. Теперь я понимала парней из школы, ходивших с хвостиками, которые смотрелись мило только в аниме, а на здоровенных старшеклассниках выглядели как миниатюрные пальмы, торчащие посередине головы. Гермиона обещала одолжить резинку, но, видимо, забыла. Или не хотела ходить рядом с Поттером, который, видимо, поддался влиянию мозгошмыгов. В тени леса окружение стало еще более серым и мрачным. Я присела на корень огромного дерева и, вздохнув, достала зеркальце. Оно отделилось от руки и резво отлетело на метр, потом несколько раз перевернулось, под пристальным взглядом погонялось туда-сюда и замерло. Я все это время сидела, по-мальчишески широко раскинув ноги и оперев руки на ляжки, уже, в принципе, привыкнув, что двигаться и говорить, как-то показывая, что колдую, не нужно. На самом деле, вначале это было челленджем, но потом оказалось, что чем больше я тренируюсь таким образом, тем легче потом колдовать, используя телодвижения и слова. Гонишься за одним зайцем, ловишь сразу пару, чем не выгодно? С треском зеркало буквально взорвалось, усеяв траву мелкими осколками. Теперь предстояло самое сложное: собрать все, как было. С помощью заклинания, неважно, используешь ты палочку или нет, надлежало просто напрячься и представить, как зеркало возвращается в обычную форму. Но без заклинания все было сложнее. Надо было одновременно представить много осколков, собирающихся воедино. Сложность заключалась в том, что сосредоточиться следовало не на реальных осколках, которые попробуй пересчитай, а представить совершенно рандомные осколки в голове. Без какой-либо формы, собирающиеся вместе не в зеркало, которое я видела, а просто вместе. Это должно быть особым чувством, универсальным для любой поломанной вещи. Проблемой являлось то, что реальность все еще стояла перед глазами и не отвлекаться на нее, на маленькие, медленно слетающиеся частички, было очень сложно, колдовать я могла, только отвернувшись или закрыв глаза. Но ужасно хотелось одновременно представлять, как собирается предмет в голове, и видеть, как он делает это в реальности, при этом каким-то образом не сосредотачиваясь на последнем. Я пришла к тому, что могу смотреть, расфокусировав взгляд, когда от мира остаются лишь очертания, только после этого глаза ныли и мешали сконцентрироваться на дальнейших тренировках. Но, с другой стороны, время можно было потратить и на заклинания, которым, кроме курса за пятый год обучения, я не особо уделяла время, хотя стоило бы. Когда в голове сложилась целая картинка, я потерла глаза и подняла голову. На траве лежало целое зеркало, отражая верхушки деревьев и кусочек неба. Вышло медленно, но намного легче, чем в прошлый раз. Наконец, получилось понять принцип, поэтому с каждым последующим разом выходило все легче и легче, несмотря на неприятную боль в глазах. Даже виски ныть перестали, а настроение неожиданно поднялось. Вдалеке раздался крик какого-то животного. Недолго подумав, я собрала манатки и быстренько смылась из леса, чтобы лишний раз не встретиться с кем-то, кто может быстро предотвратить возможность нашей с Волдемортом встречи, правда, не самым приятным способом. Но планам о мирном возвращении было не суждено сбыться, потому что, только выйдя из леса, я заметила метрах в пятидесяти темную фигуру, которая, несомненно, заметила и меня. Сбежать обратно и сделать вид, что ничего не было, смотрелось бы глупо, да и заблудиться в лесу и столкнуться с его обитателями — плевое дело для топографического кретина. Не то чтобы я им являлась, но позасирать самого себя — дело святое. Оставалось с лицом победителя идти навстречу Снейпу, зная, что сейчас кому-то влетит. — Мистер Поттер, как думаете, почему этот лес называется Запретным? — Здравствуйте, профессор Снейп. — За сегодня вы здоровались со мной уже три раза. Два в коридоре и один на уроке. Думаете, мне нужен четвертый? — раздраженно приподнял бровь Снейп. — Ну, прошлый раз вы как раз-таки этого и требовали, — недовольно ответила я. Произошло это не так давно, чтобы Северус забыл, как снял десять баллов за неуважение, когда в день без зельеварения я не поприветствовала его, встретив на коридоре третий раз. — Несносный мальчишка, — поджал губы профессор. — Такой же надоедливый, как ваш отец. — Да я понял уже, что мой отец подпортил вам школьную жизнь, необязательно упоминать это так часто. Плюс ко всему, это вы сейчас берете с него пример, портя ее мне, — стараясь выглядеть хоть немного раздраженно, потому что, в принципе, специально завела этот разговор, чтобы попытаться доказать Северусу, что мы можем сотрудничать и не так уж отличаемся, и на самом деле не ощущала особой злости. — Я. Тут должна была быть вопросительная интонация, но Снейп ее полностью проигнорировал, поэтому получилось максимально зловеще. — Вы нарушаете все школьные правила, ужасно учитесь, постоянно пихаете свое никому не нужное мнение везде, где можете, и пытаетесь обвинить в этом меня? Иногда корень проблем нужно искать в самом себе. — Учитывая, что у меня отличные отношения со всеми учителями, кроме вас, могу посоветовать вам то же самое, сэр, — прохладно ответила я. По сути, Поттер, да и я, действительно нарушали правила, но только Снейп реагировал так остро. Да и вообще, первым начал лезть к Гарри. — Просто я не собираюсь бегать за золотым мальчиком только потому, что благодаря своей глупости он пару раз влип в неприятности. — Но, по сути, вы бегаете за мной больше всех, сэр. Ваши придирки навязчивее Лаванды. Учитывая, что с Северусом в перепалках мы разговаривали намного больше, чем с другими учителями на уроках, и он каждый раз начинал первым, это была чистая правда. Разговор по душам, планируемый вначале, снова свелся к язвительным подколам, потому что из всех людей он был единственным, кому я могла много высказать и получить только отработку и вычет баллов. Желтоватое лицо посерело, зубы профессор сжал так, что я начала беспокоиться об эмали, а его костлявая рука на интуитивном уровне потянулась к палочке. — Пятьдесят баллов с Гриффиндора, Поттер. Отработки с мистером Филчем под руководством профессора Амбридж ожидают вас. — Только это приносит вам удовлетворение? — осознав, что хуже уже не будет, а Снейп проведет меня до Хогвартса лично, осчастливив своим присутствием минимум на пятнадцать минут, решила идти напролом я. Во всех смыслах, потому что обогнула профессора и пошла к замку первой. Он нагнал меня с тихим шипением и цепко ухватил за плечо. — Куда собрались, Поттер? — Во-первых, мистер Поттер. Во-вторых, в Хогвартс, передать пламенный привет профессору Амбридж. Уверен, она обрадуется, что кроме мистер Филча среди учителей появился еще один преданный человек. — Смеете ставить мне условия? Вы не просто похожи на папашу, вы в сто раз хуже, — медленно отпустив плечо, но глядя прямо на меня своими чернющими глазами, выплюнул Снейп. Я не любила играть в гляделки, поэтому просто отвела взгляд, надеясь, что это было достаточно медленно и показало всю незаинтересованность ужасающим, ненавидящим выражением чужого лица, и фыркнула: — Вы бы хоть книжку по психологии прочитали какую-нибудь. Может, разобрались в своих комплексах. Сэр. — Я вижу только ваш комплекс героя, который крепчает с каждым днем. — А я вижу только запуганного мальчишку, над которым издевались в школе, травили… — Заткнитесь… — прошипел Снейп. — …который настолько ненавидел себя и других, что… — Силенцио! — произнес Снейп своим низким ненавидящим голосом, заставив меня заткнуться даже без палочки, а потом неожиданно схватил за ухо и потащил к замку. — Если не можете вовремя закрыть свой грязный рот, придется сделать это единственным оставшимся способом. А теперь слушайте… Учитывая, что профессора Поттер перерос, поза была явно неудобной. А я не сердилась на Северуса за высказывания, зная, что спор — единственный способ заставить его послушать. Но теперь он сделал самый жесткий проеб в своей жизни — заставил Женю Козлову замолчать. А она молчать ух как не любит. — За все четыре года вы нарушили все возможные и невозможные правила, которые только есть в школе, ввязались во все неприятности, подставляли не только себя, но и других, дерзили, лгали, но каждый раз выплывали. Не знаю, что нашел в вас и вашем отце Дамблдор, но вы эгоистичны, глупы, грубы и не знаете слова «мера». «И вы очень ошибаетесь, если думаете, что можете меня так легко заткнуть, — в отместку подумала я. — Сэ-эр». Снейп дернул меня за ухо и прорычал: — Заткнитесь. «Вы не поняли, — скрипя зубами от боли, ответила мысленно я. — Я не закончил. Ваше бедное детство — очень милое оправдание, но, извините, я не склонен к сраному сочувствию и доброте, так что сами помолчите разок и послушайте правду хоть от одного человека». — Какую пр-равду, — сказал тихим и сдавленным от злости голосом Снейп, схватив меня за грудки и встряхнув. «Что вы пятнадцать лет ненавидите человека, который давно подох! Что вымещаете злость и неуверенность в себе на других! Что мы с вами невероятно похожи, только из-за своих тупых страданий вы уничтожаете все вокруг! Отвратительный, злобный, вас все ненавидят и…» И Снейп врезал мне по лицу. Вот так просто, без палочки и невербальных. У меня перед глазами все поплыло на секунду, а скула заболела так, что проскользнула мысль: «Зачем все эти тренировки, если я все так же боюсь боли», — и Снейп наверняка ее считал. Ебучий. Сука. Снейп. Который не хочет слушать правду в каком-либо виде. Даже в ссоре. А я была изначально готова прийти с горячим чаем и посидеть за обсуждением комплексов как личный психотерапевт. Но буйный пациент начал драться. «Да че ж вы такой!.. Такой!» — «заорала» и бросилась на Северуса я. Он уже потянулся за палочкой, но я обхватила его руками, сжав до непонятного кряхтения, означающего, что еще чуть-чуть — и чьи-то внутренности полезут наружу. «Хоть раз послушайте! Я не ненавижу вас! Я не считаю вас ужасным! Я думаю, что вы даже симпатичный! Что мой батя был мудаком! Что вам нужна помощь!..» Снейп извивался, как на сковородке, видимо, решив, что я хочу его задушить, а потом магией толкнул в живот так, что мы оба повалились. «У вас есть достоинства! Есть честь и храбрость! Вы прекрасный зельевар! Сарказм ваш — просто отпад! Но сейчас вы ведете себя как мудак!» От удара о землю я ослабила хватку, и профессор вырвался, достав палочку и приставив к моему горлу. «И, да, я не боюсь вас! Потому что вы никогда! Никогда! Не сможете меня убить! Потому что у меня глаза ма…» Снейп снова забыл про палочку и врезал по лицу один раз, потом второй. Не особо сильно, надо сказать, так, в воспитательных целях. Либо был и правда слабым, либо, что вероятнее, еще себя контролировал, несмотря на высказывание о Лили. «Потому что вы ничем не лучше сраных гриффиндорцев! Такой же безрассудный и подвержены эмоциям! Потому что я хотел просто поговорить! Поговорить! Поговорить!!! Слышите?!» Внутренний голос заорал еще громче, когда я поняла, что Снейп уже не особо-то слушает. После ора он остановился, просто вцепившись в меня взглядом и снова прижав палочку к шее. «Я просто хотел поговорить, — быстро глотая воздух и сбавив громкость, быстро проговаривала слова в голове я. — Сказать, что мне нравится ваш сарказм, мне даже нравится с вами ругаться, потому что нет человека, который язвил бы тоньше, но я не ненавижу вас и не хочу, чтобы вы ненавидели меня. Не хочу видеть, как ваше лицо искажается от одного взгляда на меня. Хочу, чтобы я мог просто подойти после уроков и спросить что-то о зелье, потому что мне это интересно, и не услышать, какой я тупоголовый кретин. Не получать отработки за малейшую провинность, потому что, смиритесь, я ни над кем не издеваюсь, хочу защитить друзей, хочу нормальную жизнь и не особо-то похож на отца. Хотел нормальных занятий окклюменцией, а не чертовых пыток. Нормальных, спокойных разговоров. Провинился — накажите, только зачем опускать мое хрупкое эго при всех? Или хотите застать день, когда Гарри Поттера будет гнобить вся школа, он перестанет улыбаться и начнет тихо всех ненавидеть? Этого хотите? Потому что я нет! В вас есть то, что восхищает, так демонстрируйте это другим, а не уподобляйтесь тупым малолеткам, которые бьют младшеклассников за углом! Да, это жестоко, но это сраная правда! И вы это знаете, просто не признаете! Хотите драться — деритесь, только я не терпила и буду исключен за нанесение телесных повреждений профессору! Ну! Чего молчите! Откройте свой поганый рот и выдавите хоть что-то стоящее, или вы настолько боитесь, что я узнал ваши слабости?!» Долго Снейпа уговаривать не пришлось, только вместо удара он прошипел: «Легилименс», — и его глаза стали последним, что я видела в реальном мире, потому что дальше мелькали лишь картинки из прошлого. И если на занятии окклюменцией в тот раз, когда профессор смог забраться в голову, это было достаточно медленно, то теперь прошлое пролетало буквально мгновенно. Сомневаюсь, что тогда Снейп сильно щадил Поттера, просто, видимо, сейчас его злость подпитывала магию, делая ее намного сильнее. Перед глазами встал момент, когда зеркало рассыпается на осколки, потом, как летает вокруг меня, затем каллиграфия на ЗОТИ и остальные ничем не примечательные уроки, уместившиеся в пару секунд и миллион быстро сменяющихся картинок. Я старалась зацепиться за реальность, но Снейп слишком грубо и яростно вторгнулся в разум, когда не было никакой защиты, поэтому вышло плохо. Тогда я постаралась отвлечься от того, какой момент просматривает профессор, и сосредоточиться на физических ощущениях, а именно мягкой осенней траве под пальцами и ноющем лице. Но это требовало времени, которое терять не хотелось, тогда в голову пришла другая идея. Если я всегда закрывала сознание заранее из-за дикого страха, готовилась к этому морально и резкое вторжение контролировать все еще не могла, то есть еще одна моя сильная-слабая сторона, которая так бесит Северуса. Ведь если я сосредоточу внимание на защите всего, при этом наоборот вывернув все чувства в одном воспоминании, которое просматривает Снейп, то он задержится в нем надольше, потому что показать его в мельчайших подробностях будет моим личным желанием. Только вот, выбравшись из него, дальше профессор может не попасться в такую же ловушку снова. Но у меня было кое-что, из-за чего профессор мог покинуть сознание, для этого лишь следовало смириться и показать ему еще один день, а потом… Снейп, ты пожалеешь, что решил подсмотреть не только воспоминания, но и сны… Северус уже просматривал день, тот ужасный день, когда Амбридж заявила о последнем запрете, связанным с почтой (в предыдущий же день я получила то, о чем Снейпу знать не следовало, тогда же последний раз пила смертельное зелье), и я максимально открыла воспоминание о сне, куда Северус занырнул, как маленький карасик в бутылку с перевернутым носиком, застряв, пока отрезок не кончится. В пустыне стоял желтый дом из камня и было невероятно жарко, настолько, что я посмотрела на свои плечи и увидела ожоги с выступающим мясом, которое поджарилось от палящего солнца. Снейп попытался перескочить, но я сделала то, что умею лучше всего, — продолжала рассказывать о себе, болтать, только не словами, а картинками. Уж если хотел «послушать» о чужой жизни и слабостях, то «слушай» самую отвратную, дерьмовую историю. В мясе застыли сожженные личинки. Непонятно, правда, откуда они взялись в пустыне, но зрелище было отвратным. Я достала одну, она отлипла с кусочками моей кожи, и съела, тихо простонав: «Воды», — и шаткими шагами направившись к дому. Его стены были тоже горячими, обжигали ноги, но от ступней мало что осталось, даже ногти запеклись с кровавой коркой снизу, нервы сожглись о раскаленный песок, поэтому, шагая по полу, накаленному докрасна, я лишь видела, как на нем остаются кусочки мяса, превращаясь в зажарку. На столике стояла фляга. Она была невероятно горячей, но я с трудом от слабости отвинтила крышку, сделала глоток и захрипела, потому что горло обожгло, а изо рта пошла пена с кровью. Какой-то шутник решил разыграть изнеможденного в пустыне путника кислотой. Снейп снова задергался, желая перейти в следующее воспоминание, но упорно не покидая моей головы. Я кашляла и кашляла, упала на пол и снова захрипела, когда обожгло руки. На них вмиг вздулись гнойные пузыри, которые лопались, стекая желтой жижей на пол и с шипением зажариваясь. Изо рта выпадали зубы, я трогала руками лицо и хрипела, потому что связки уже были выжжены кислотой, хваталась ладонями за оставшиеся зубы, но они оставались в ладонях. Я выбежала из дома, только вокруг вместо неба было красным-красно, а посередине висело оранжево-желтое, жирное, похожее на поросенка солнце с громадной зубастой ухмылкой. Ну, уж если сейчас Снейп не уйдет, то Володя действительно его натренировал. От жары я упала на живот, но песок так раскалился, что я ворочалась, размахивая руками, в конце концов перевернувшись на спину. Сон с момента в доме был как бы со стороны, поэтому то, что все тело превратилось в шашлык и дымилось, было отлично заметно. Снейп дернулся снова, в голове раздался голос: «Прекратите этот отврат, Поттер». Мне хотелось ответить, но все силы уходили на то, чтобы показывать профессору самый прекрасный сон обласканного жизнью и лучами славы мальчика. Живот стал похож на желе: внутренности сварились. Но самое «приятное» ждало впереди. Горячие солнечные лучи потянулись к моему телу, легко прорывая тонкое мясо и доставая кишки, а потом запихивая себе в рот и смачно пережевывая. Какого фига я была жива, оставалось неясным. Солнце замычало от удовольствия, потянулось к моему телу и… Я увидела серо-зеленое лицо Снейпа, тут же защищая разум от очередного нападения. Однако, судя по всему, лезть в голову к Поттеру во второй раз он не собирался и вообще выглядел весьма печально. «Вы же меня срезать бородавки с жаб просили, а сами такой слабонервный, — съязвила я. — Хоть бы до конца посмотрели: там самое интересное». Снейп ничего не ответил на это, только встал, наложил лечащие чары, вмиг исправляя мою раскрашенную физиономию и прошипел: — Идемте, Поттер.