Попала

Зелье действительно вызвало сонливость, но из-за того, что я уже конкретно отдохнула, несколько часов просто зевала и тыкалась в углы, вырубившись с мыслью: «Скоро Дамблдор поговорит с Роном и Гермионой», — только ближе к вечеру. Это было прекрасно. Похоже на забытье. Ни снов, ни беспокойств. Я даже не вздрогнула, когда почувствовала, что кто-то легонько тормошит мое плечо, просто открыла глаза, повернула голову и встретилась вначале со светлыми глазами, участливо заглядывающими в мои, а потом увидела бледное лицо на фоне копны кудрявых волос в середине комнаты. — Гермиона… — хрипло сказала я и прочистила горло. Она нервно вздрогнула и сжала рукой предплечье. — Гарри… — тихо проговорила девушка в ответ. — Или не Гарри… Она все так же стояла в центре комнаты, освещаемая только одной лампой с правой стороны, та подсвечивал волосы, не собранные в хвост и торчащие так неаккуратно, как она никогда не ходила. Такая потерянная и испуганная, какой я никогда ее не видела. Чтобы Гермиона, да не могла связать слов и просто смотрела, замерев. Не отрывая взгляд от блестящих темных глаз с оранжевыми отблесками от лампы, я свесила ноги с кровати. От того, что я пристально смотрела, или от того, что нервы сдали, она сглотнула и тихим дрожащим голосом сказала: — Я пришла вернуть рисунки. В ее ладони была кипа листов, но она не протянула руку, не положила их, просто стояла и молчала. — Мисс… — начал Дамблдор и прервался, когда понял, что мы заговорили одновременно. — Гермиона, — выдохнула я, вставая с кровати и быстро подходя к ней. Она вытянула руку с рисунками между нами, как щит. Даже после зелья, снявшего часть страхов и тревог, мне было больно на нее смотреть. Будто уменьшившаяся, сжавшаяся, как блеклая тень, как мама Рона после смерти мужа. Она сжимала кулак, измяла листы. Я быстро коснулась ее запястья. Гермиона всполошилась, отпустила рисунки, отошла на шаг и наконец спросила: — Это же не шутка? — Нет. И она заплакала. Лицо исказилось, она обхватила себя руками, опустила голову. Это было страшно. Просто страшно. Но я все равно чувствовала, что мы поступили правильно. Гермиона и Рон, почему-то не присутствовавший в комнате, были Гарри ближе, чем кто-либо. Чем другие ученики, Дамблдор или даже Сириус. Они заменили ему семью и должны были знать, что Гарри Поттера в этом теле больше нет. Это было правильно, честно. — Гермиона, солнышко, присядь. Я подошла к ней сбоку, приобняла, стараясь не прижиматься слишком сильно, просто придержать и направить к кровати, хотя хотелось обхватить обеими руками и не отпускать, чтобы уверить себя, что Гермиона будет со мной рядом всегда, потому что было невероятно приятно, когда рядом кто-то был, поддерживал, и мне не хотелось отпускать людей, к которым я уже привязалась. Девушка, рыдая, медленно шла, прикрывая рот рукой. — Эльф, воды, — быстро попросила я. Утром я не знала, как друзья отреагируют, только предполагала. Конечно, слезы были в списке на одном из первых мест, но я ожидала вопросы и, честно говоря, больше всего — скандал. Глупая. Дамблдор ведь готовился так, чтобы убедить друзей в реальности происходящего и надавить на жалость (передавил, блин), значит пересказал всю мою жизнь и уже ответил на все основные вопросы. Теперь Гермионе просто нужно было убедиться лично. И выплеснуть эмоции. Она села на помятую простынь, а я не знала, куда себя деть, и в итоге присела на корточки рядом с кроватью, чтобы видеть ее лицо. Я вообще предполагала, что она или Рон могут затеять драку, трясти за грудки, обвиняя во лжи, и теперь ощущение, что это произойдет, никак не хотело покидать. — Я, пожалуй, вас оставлю. Никто почти не обратил внимания на Дамблдора. Руки Гермионы так тряслись, что стекло стучало о зубы, она оторвалась от стакана и попыталась дышать ровно, чтобы что-то сказать. Я протянула ладонь, даже особо не думая, что делаю, и туда влетело чистое полотенце из ванной. — Держи, Гермиона, держи, вытрись. Тебя проводить в ванную? Да не бойся ты, высморкайся в полотенце, я для этого его и дал. Она действительно прочистила нос и рукой вытерла правый глаз. Я хотела погладить ее, чтобы успокоить, но не думала, что положить руку на колено будет уместно. — Так ты не Гарри, — она не спросила — сказала, успокоившись достаточно, чтобы говорить связно. — Нет, Гермиона, я не Гарри. Девушка оперлась локтями о колени и положила на ладони голову. Так и застыла, согнувшись. — Значит его больше нет, — тихо сказала она, слизывая слезы с губ. — Гарри… нет… — Он не мог просто исчезнуть, — постаралась найти хоть что-то положительное я. — В этом мире, как (проверено на собственном опыте) и в моем, есть души. Это значит, что он не исчез и ты когда-нибудь с ним встретишься. И обязательно узнаешь, что произошло. Мда, говорила я, как проповедник, но чем еще успокоить человека, потерявшего друга? Гермиона втянула воздух и отняла руки от лица, чтобы снова высморкаться. — Ты там что-то видел? — спросила она, едва заметно поворачивая голову в мою сторону. — После смерти? Я просто будто закрыл глаза, а открыл в комнате Гарри. Иногда мне кажется, что я брежу. Наверно, это чувство останется со мной навсегда. Гермиона, я хочу, чтобы ты знала, — я не хотел вставать на место Гарри, я вообще в церковь не ходил и в души не особо верил, жил и о смерти не думал. Понятия не имею что, почему и как. Это было таким шоком, что я думал сигануть в окно. — А я ведь заметила, что что-то не так, — всхлипывая, начала Гермиона. — Что ты очень изменился, совсем другим стал. Но ты не пил ничего часто, чтобы быть под оборотным, помогал нам, учился. Я подумала, — она вытерла красный нос полотенцем, — что это влияние Волдеморта, ну или вырос, изменился. Особенно когда ты снова больше времени с нами проводить начал, с Амбридж план придумал. Я так рада была, как дурочка. — Ничего ты не дурочка, — возразила я. — В то, что произошло, даже поверить сложно, не то что догадаться. — Профессор Дамблдор меня ведь даже на беседу звал, а я даже не заподозрила ничего. Он тогда уже догадывался, а я ничего не замечала. Она снова разрыдалась, шепча сквозь всхлипы: — Гарри… Что с ним произошло? Он ведь был таким хорошим, таким добрым. Надо мной смеялись, а Гарри с Роном стали моими первыми друзьями. Он ведь был таким молодым, боролся за жизнь на каждом курсе, так что произошло? Почему именно он? Как так? — Не знаю, Гермиона, не знаю, — тоже начала говорить шепотом я. Слезы только теперь начали застилать глаза, а если бы не зелье, то я бы давно рыдала громче Грейнджер. Мне было жаль Гермиону, жаль тех, кто любил Поттера. Судьба зло подшутила, забрав героя, друга, крестника и подкинув вместо него меня. — Это просто похоже на шутку, но вряд ли вы с Дамблдором решили бы так посмеяться над нами. — Нет, это не шутка, — вздохнула я, сглатывая ком в горле. Девушка едва заметно покачнулась, изображая кивок. — Гермиона, скажи, ты… — я провела зубами по нижней губе, чтобы дать себе отсрочку и сформулировать мысли. — Ты меня ненавидишь? — А похоже? — покачала головой она, а потом замолчала на секунду. — Я. Не. понимаю! — произносила каждое слово все громче девушка. — Я запуталась! Я себя! Не! Понимаю! Гермиона прокричала это мне в лицо, а потом вскочила и выбежала в ванную. Включилась вода, я встала, подошла к открытой двери, застыла на пороге. Гермиона выглядела опустошенной, она знала учебники наизусть, умела выполнять все заклинания из школьной программы, для таких людей столкнуться с тем, что ты не понимаешь самого себя, наверняка было ударом. Она ни в чем меня не обвиняла, не кидалась, чтобы расцарапать лицо, не пыталась приложить заклинанием, она просто запуталась. Я взялась за дверной косяк, наблюдая, как она пытается справиться с истерикой, умывая лицо холодной водой. — Я тебя люблю. И Рона. Я на секунду замолчала, а потом продолжила: — И МакГонагалл, Флитвика, Спраут, ребят знакомых. Сириуса, наверно, полюблю, когда мы познакомимся поближе. Со Снейпом у меня странные отношения, а Дамблдор… просто Дамблдор. — Я знаю, — выдохнула Гермиона, опираясь о край раковины. — Дамблдор показывал воспоминания под сывороткой правды. Я… я тебя не ненавижу, прости, что накричала. Просто я знаю Гарри, но не… Женю. Тебя ведь так зовут? Она посмотрела в зеркало и увидела мой кивок. — Ты другой человек, и я понятия не имею, какой; какая часть за эти месяцы была настоящей, а какая — роль, которую ты примерял, чтобы быть похожим на Гарри. Я верю, что ты к нам привязался, я хорошо чувствовала себя рядом с тобой, но, — она поежилась, — это была жизнь понарошку, как игра. — Ну, Поттером я притворялся хреново, — грустно усмехнулась я. — Я не хочу с тобой ругаться, — повернулась ко мне лицом Гермиона. — Просто я хочу понять, кто ты. И попрощаться с Гарри… На последних словах ее лицо вновь наполнилось болью от утраты. Когда умер дедушка, мне едва исполнилось десять. Я пережила его смерть легче, чем старший двоюродный брат, но все равно нужно было время, чтобы смириться, что его больше нет. Ей тоже нужно было время, чтобы разложить мысли по полочкам. — Пойдем присядем, — позвала я. — Расскажу тебе немного о том, кто такая Евгения Козлова. — Ты же был девушкой… — вспомнила Гермиона и очистила полотенце заклинанием, чтобы снова высморкаться. — Не думал, что желание избавиться от месячных вселенная воспримет так буквально. На ее опухшем лице появилась слабая улыбка, мы сели на кровать, и девушка снова попросила у домовика воды. — А Рон?.. — начала я. — Ему нужно больше времени, чтобы все принять. Я сама бы не пошла: слишком сомневалась, не знала, о чем говорить, но Дамблдор впихнул мне в руки это, — она кивнула на помятые листы на кровати. — Я еще в самом начале, когда мы не подозревали, о чем будет разговор, обратила внимание на рисунки на его столе. Он сказал, что это нарисовал человек, которому мы небезразличны и который очень по нам скучает. Как обычно, говорит загадками. Я тогда ничего не поняла, только потом дошло, кто именно их нарисовал. А потом, когда я не знала, идти сюда или нет, улыбнулся и сказал, что почти украл их, немного переживает из-за этого и ты был бы более лоялен, если бы их вернула я. Тогда я и решилась все-таки прийти. — Дамблдор в своем репертуаре, — беззлобно хмыкнула я. Гермиона уже почти успокоилась, слезы больше не текли по ее лицу, хотя я не знала, как долго это продлится. И из детских воспоминаний, и из воспоминаний о смерти мистера Уизли я знала, что люди отвлекаются от смерти, забываются, начинают вести себя как обычно, пока осознание не нахлынет новой волной. — Точно, — вспомнила я и подошла к столу, забирая единственный не помятый лист, который директор не забрал. — Смотри. Это моя семья. Я повернула к Гермионе рисунок, на котором были изображены три человека — себя рядом с ними я не рисовала. — Ну, насколько я их помню. Не смогла бы изобразить точно без фото никогда, а теперь лица еще больше расплываются. Это моя мама, — провела я пальцами по лицу женщины в очках, — она финансист, а это папа — логист. Они познакомились на работе в банке и через полгода поженились. Маме тогда было двадцать, и я до сих пор не могу представить себя в двадцать один с мужем и ребенком. Мой младший брат — ему тринадцать, — я ткнула в пухловатого мальчика со шрамом на брови. — Всем говорил, что получил эту отметину в драке за девочку в детском саду, а на самом деле врезался в дверь ночью, когда шел в туалет. Я чувствовала, как голос дрожит, но сделать ничего не могла. Воспоминания о семье ковыряли едва поджившую рану, но мне казалось, что после рассказа, после того, как кто-то узнает, станет легче. — Они не были идеальны: папа иногда занудствовал, мама требовала от меня хороших оценок, брат постоянно играл за компом и любил меня доставать, но я очень их любила. Зато они живы. Гермиона придвинулась ближе и положила руку мне на плечо. — Я не знаю, что сказать, — призналась она. — Гарри, он… исчез, и твоя семья исчезла, вроде бы есть что-то похожее, но я не знаю, что сказать, потому что не знаю, как бы хотела, чтобы утешали меня. Девушка с грустью посмотрела в пол, а потом повернулась ко мне. — А что если этот мир — твой, просто ты попал в прошлое? — Не думаю, Гермиона, — вздохнула я, вытирая глаза. — Мама в девяносто пятом уже была подростком. Я знаю, где она жила, но боюсь, что не обнаружу ее в доме бабушки с дедушкой. И бабушку с дедушкой тоже не обнаружу. Когда-нибудь я обязательно проверю, но думаю, что это приведет лишь к разочарованию. Поэтому я хочу найти что-то, похожее на семью, здесь, как сделал это Гарри. Потому что мне кажется, что это последний шанс. Я попросил Дамблдора обо всем рассказать, потому что хотел, чтобы все было по-нормальному, без всяких недомолвок, потому что жить, не имея возможности рассказать о себе ничего, ужасно. Мне сейчас так легко. — А мне нет, — раздраженно сказала девушка, но тут же добавила, испугавшись, что сказала это слишком резко: — Но я рада, что узнала. Я бы не хотела всю жизнь не знать, что Гарри уже нет, и общаться с кем-то другим с его лицом. Послышался деликатный стук в дверь, а потом она отворилась, и внутрь заглянул Дамблдор. — Еще пять минут, — выпалила я. — Можно и больше, — ответил тот. — Мисс Грейнджер и мистер Уизли могут не идти завтра на занятия. Но все же я советовал бы отдохнуть и поговорить с мистером Уизли. У вас еще будет много дней все обсудить, а впереди каникулы. Гермиона поднялась с кровати, я встала за ней, чтобы проводить. — Пожалуйста, зайди ко мне, когда сможешь, — попросила я. — И приводи Рона. Я хочу с ним поговорить. — Хорошо… Женя, — неуверенно кивнула Гермиона и неожиданно порывисто и отчаянно меня обняла. Если я, закинувшись зельем снова и лежа в перепутанных одеяле, простыне, подушке и покрывале, ничего не ожидала, то что-то обязательно должно было произойти. Так через двадцать минут на пороге опять оказался директор. — Вы ведь не подслушивали? — Я поставил чары, фиксирующие магию, а на тебе давным давно стоят чары, отслеживающие физические увечья, — улыбнулся он. Чтобы успеть прийти на помощь, если бы Гермиона в порыве захотела меня приложить заклинанием или табуреткой или если бы я попробовала повеситься на шторах. — Даже не знал, что такие существуют. — Будет чем заняться завтра, — ответил Дамблдор, придвигая кресло ближе к кровати, как и в прошлый раз. — Вижу, встреча прошла успешно. — Вашими стараниями, — зевнула я, потому что зелье уже начинало действовать. — Спасибо. Только скажите честно, как там Рон? И еще, как вы позаботились о том, что они с Гермионой не сболтнут лишнего на эмоциях? — Легкая форма обета. — Это не тот, который жизни лишает, если нарушить условия? — подалась я вперед, от такой новости даже теряя часть сонливости. — Легкая форма, — повторил директор. — Просто заставляет принесшего обет нести околесицу, если он хочет раскрыть тайну. И я составил очень точную формулировку, так что это не должно помешать вашему общению, плюс ко всему обет можно снять или внести изменения. Я выдохнула. Мне абсолютно не хотелось, чтобы в какой-нибудь истерике Рон или Гермиона сказали не то слово и умерли на месте. — Мистер Уизли отреагировал очень эмоционально. Он не обладает таким критическим мышлением, как мисс Грейнджер, но я не думаю, что стоит сильно беспокоиться. Я уверен, что он проникся твоей историей, и вы сможете поговорить, когда он остынет. — Надеюсь, Гермиона поможет. Она очень переживает из-за Гарри, но, кажется, не имеет ничего против меня. Она чудесная. — Возможно, стоит подумать о будущем. Семья может скрасить твою жизнь. Я нахмурилась, а потом снова зевнула до хруста в челюсти и только потом поняла, на что намекал директор. — Меня не привлекают девушки. — Что ж… достаточно ожидаемо, — улыбнулся он. — В магической Британии к этому относятся нейтрально, если не показывать свои предпочтения явно. — Профессор, вы как моя мама, — застонала я. — Дайте дожить до свержения безносого урода, закончить обучение, найти постоянную работу, а потом можно думать о личной жизни. — Эх, — вздохнул Дамблдор, — мне бы эти мысли в свое время. Кстати, эти зимние каникулы ты проведешь у Сириуса, там будет и Ремус, и семья Уизли будет появляться, и еще некоторые маги. Весть не то чтобы была радужной. Сидеть в Хогвартсе и потихоньку свыкаться с переменами было бы легче, но, видимо, у Дамблдора на меня были свои планы. — Вы это говорите, чтоб я морально подготовился? — без радости в глазах спросила я. — Можно и так сказать, — ответил директор. — А точно тебе нужно будет морально подготовиться к собранию, которое пройдет в ближайшие дни. — Собрание? Орден? По какому поводу? — Не совсем Ордена, — сказал он, — это насчет мистера Малфоя, будут только те, кто знает твою тайну. И тебе нужно будет в ближайшее время показаться Сириусу, потому что он пишет мне по несколько писем на дню. Тебе, кстати, тоже. Дамблдор достал из кармана мантии несколько писем и отлевитировал мне. — Я сказал, что ты плохо себя чувствуешь, и пообещал отдать, когда поправишься. Думаю, это займет тебя на некоторое время. Ты и сам говорил, что Сириусу лучше ни о чем не знать, потому что он, вероятно, отреагирует куда более бурно, чем твои друзья. Так что отвечай осторожно. Я кивнула. Все равно моя почта наверняка первым делом попадет на директорский стол. — А Малфой что-то утворил? — Я все еще работаю над твоим… прикрытием. Можешь представить, что будет, если мы объявим, что Гарри Поттер был в плену у Волдеморта и получил серьезное проклятие, — Дамблдор выразительно посмотрел на мой лоб, — и сильно изменился? — Меня упекут в дурку? — Что ж… очень точно сказано. Министр не хочет видеть то, что происходит под его носом, и для того, чтобы его убедить, нужно что-то большее, чем высказывание подростка. Именно для этого нам нужен мистер Малфой. — Он может заявить, что эта тварь вернулась, — догадалась я. — Верно, — согласился Дамблдор. — На его руке больше нет метки, шрамы полностью зажили, хотя Северусу и Поппи пришлось постараться, чтобы их убрать. Мистер Малфой может заявить, что снова был под Империо и рассказать о возрождении Волдеморта и твоем героическом подвиге. Только вот он этого не сделает. — Почему? Он же ненавидит эту тварь. — Нарцисса, — сказал одно слово Дамблдор, и все стало на свои места. — Она в немилости у Волдеморта и выжила только благодаря уму и заступничеству Беллатриссы. Мистер Малфой согласен дать показания, интервью и что угодно, чтобы быстрее свергнуть Волдеморта, но только после того, как его жена окажется в безопасности. — Нам нужно ее спасти, — поняла я. — Именно, — подтвердил Дамблдор. — А я… — А ты будешь участвовать в обсуждении. — Простите, — сглотнула я. — Я понимаю, что вы мне очень помогаете, но не хочу снова лезть в самое пекло, я не боец. — Этого никто и не просит, — отмахнулся директор. — Молли убила бы меня, пусти я тебя к Пожирателям. Я не уверен, что не получу какое-нибудь проклятье, когда она узнает, что ты будешь участвовать в собраниях. Я просто думаю, что свежий взгляд может помочь найти решение. — Никаких сражений? — уточнила я. — Никаких сражений, — подтвердил Дамблдор.