Черная метка любви

      Когда Воронцов пришел в себя, то почувствовал, что лежит на кровати, укрытый одеялом до самого подбородка. Рядом разговаривали двое. Он не сразу, но распознал голоса старшего и младшего брата.       – Тебе нужно закрепить метку как можно скорее!       – Но не тогда же, когда он в таком состоянии!       – Тей-Ри, его состояние будет только ухудшаться, ты же знаешь.       – А минетом нельзя ограничиться? – прохрипел Кит.       Над ним сразу склонились оба «ведьмака».       – Как ты себя чувствуешь?       – Как кофе Копи Лювак. Сперва сожрали какие-то зверьки, переварили в желудке, высрали, потом собрали, промыли, посушили, обжарили, смололи и залили кипятком. Так как насчет минета? Поможет?       Сааш фыркнул.       – Добавить в кофе сливок?       – Минет поможет, но ненадолго, – вздохнул Тей-Ри. – А ты сможешь?       – Полежать? Уж как-нибудь смогу, – криво усмехнулся Никита.       – Уверен?       Воронцов кивнул, раздумывая: если ему отсосет колдун с лечебной целью – это будет считаться изменой Сонни или нет?       – Не буду мешать, – хихикнул Сааш, исчезая.       – Тебе лучше сесть, – озабоченно оглядывая Пару, сказал Тейриниан и наклонился, намереваясь помочь Никите приподняться.       – А лежа нельзя? – прищурился Кит.       Его состояние колебалось вокруг отметки «сейчас отключусь», в ушах звенело, перед глазами плыло, вместо крови по жилам, казалось, тек жидкий огонь. К своей способности сидеть он отнесся весьма скептически. Колдун сокрушенно покачал головой и немного приподнял подушку.       – И тебе и мне будет неудобно.       Никита изобразил на лице «ну, что поделать». Даже говорить ему было трудно. Колдовская метка словно распространилась по всему телу, и кожа горела, будто посыпанная горячими угольками, раз за разом накатывала дурнота. Вжикнула молния на брюках мага и перед носом Кита закачался член. Нет, не так. ЧЛЕН! Воронцов даже онемел, сраженный размером и... красотой? Вот ведь клятые «ведьмаки», совершенство – так во всем! Это что, он должен взять в рот этот царский жезл? До сего момента Никита был уверен, что отсасывать будут ему.       – Э-м... А разве? – недоумение так явно отобразилось в его чертах, что колдун грустно вздохнул.       – Радость моя, – произнес Тей-Ри извиняющимся тоном, – магия должна перетекать от меня к тебе, чтобы наполнить энергетические каналы, которые сейчас выжигает метка. Поверь, я бы обласкал всего тебя и не один раз, но сейчас для этого нет времени. Твое состояние очень опасно. Если бы ты позволил...       – Нет! – буквально взвился Воронцов.       Он был снизу всего раз в далекой юности и ему не понравилось. Очень не понравилось. И тот мужчина, который уговорил его попробовать в принимающей позиции, чем-то неуловимо напоминал Тейриниана.       – Тебе просто попался неумелый партнер, Кит. Или очень эгоистичный. Я могу доказать тебе...       – Нет! – Никита даже инстинктивно попытался отодвинуться и тут же об этом пожалел: перед глазами опять все поплыло.       – Малыш, пожалуйста, ты только себе делаешь хуже, – донесся до него как сквозь ватное одеяло умоляющий голос, а уже через минуту решительный. – Минет здесь уже не поможет, да и ты не в состоянии его мне изобразить даже приблизительно. Прости, я не хотел, чтобы наш первый раз прошел вот так, но дальше тянуть нельзя, иначе магия тебя просто убьет.       Воронцов не смог наскрести хоть каплю сил для возражений. Одежда обоих и одеяло исчезли в мгновение ока, повинуясь магии. Но настоящее колдовство началось позже, когда теплые ладони и ласковые губы заскользили по его телу. У Никиты было не так много любовников, чтобы приобрести богатый опыт, и никто еще так его не касался. Тейриниан знал о нем такое, чего Кит сам о себе не подозревал.       Вот откуда ему было знать, что превращается в желе, если ему посасывать пальцы на ногах? Или что член подпрыгивает к потолку, если провести языком по пояснице, а затем легонько подуть на этот мокрый след? А покусывание ягодиц вообще нужно запретить!       В какой-то момент Никита осознал, что его вертят на кровати, заставляя принимать весьма причудливые позы, а голова не кружится. И вообще стало как-то легче. Слабость никуда не делась, но это было скорее томление, от которого в животе сворачивался тугой узел, а яйца наливались тяжестью. Легкое царапанье ногтями соска, прикусывание шеи под подбородком, язык внутри ушной раковины, колено, потирающееся о внутреннюю поверхность бедра, влажный член, скользящий по его члену – и все одновременно. Мозг оказался не способен обрабатывать сразу столько сигналов от органов чувств, да еще и осознанно мыслить, поэтому отключил последнюю функцию, посчитав, видимо, в данной ситуации второстепенной.       Кит вынырнул из чувственного тумана, который поглотил его целиком, только на мгновение, когда осознал, что громкий звук, достигший ушей – собственный стон, за которым последовало умоляющее «пожалуйста» больше похожее на жалобный скулеж. И тут же юркий язык мага, скользящий по складочкам ануса, вместе с умелыми пальцами, которые в том же ритме гуляли по члену, вернули его в состояние полного бессознательного блаженства.       Следующая разумная мысль посетила голову парня, когда от особо сильного толчка мокрый подбородок зацепился за уголок подушки. Хотя, назвать ее разумной можно было только с большой натяжкой. Примерно с такой чертов колдун натягивал его на свою дубину. В сознании мелькнуло: «Как этот здоровенный хер туда поместился, если я в рот его с трудом смог впихнуть?». Причем с восторгом от того, что да, удалось и то, и другое, хотя это и удивительно. Но накатившая волна оргазма начисто смыла все дальнейшие попытки анализа ситуации.       Способность анализировать вернулась, когда Кит проснулся с ощущением полного блаженства. Такого он, пожалуй, еще никогда не испытывал. Против ожидания, нигде не саднило, не тянуло и не ныло, голова была ясной, организм вернулся в норму. В теле поселилось особое чувство сытого удовлетворения, но не такого, как бывало после бурной ночки с выдумщиком Сонни. Впервые Никита понял, что означает расхожее выражение «качественно оттраханный», потому что именно таким он себя и ощущал.       Все, что с ним вытворял колдун, из памяти не выветрилось, но, как ни странно, гордость и совесть молчали. Скорее всего, потому, что подсознательно Воронцов нашел себе сразу несколько оправданий. Ну, во-первых, он своего согласия на секс не давал. По той простой причине, что в ту минуту не мог сказать ни «да», ни «нет», да и вообще ничего не мог сказать. Во-вторых, это было жизненно необходимо, причем в буквальном смысле слова. А в-третьих, что он мог противопоставить решительно настроенному колдуну, если даже пальцем пошевелить был не в состоянии? А даже если бы и пытался брыкаться, «ведьмак» в миг бы его усмирил своим заклинанием.       При воспоминаниях о том, как именно вертел его на своем немаленьком достоинстве колдун, щеки Никиты порозовели. Он понимал, что Тейриниан применил магию, чтобы сделать ощущения настолько убойными и свести к нолю все возможные неприятные последствия. Даже кожу не тянуло от засохшей спермы, хотя в душе они не были – он точно помнил. «Вот же интересно, – подумал Воронцов, – если маги могут менять свою внешность по желанию, какого лешего он меня таким елдаком таранил? Злость сгонял за мое динамо или этот размер не регулируется? Надо будет все же в следующий раз попросить сделать поменьше...».       И тут Кит осознал, что за мысль только что прокралась в сознание, от чего даже подскочил на кровати. «В следующий раз? Какой на хрен следующий раз? Ну, че себе врать, понравилось. Да и как с таким охрененным любовником не понравится? Вон и магия у него, и опыт тысячелетний. Уж таких никит на своем хере не одну сотню, если не тысячу прокатил, наловчился. Да и сам весь из себя офигенный, – вздохнул Воронцов. – Опять же, как утверждает его братец-оракул, мы – пара. Судьбой, значит, друг другу предназначены».       Вот только роль, которую отвел ему маг, никак не нравилась Никите. Он понимал, что могущественный тысячелетний волшебник, который может щелчком пальцев открывать порталы в другие миры, имеет полное право называть его «малышом» и считать несмышленышем, но сам-то Кит давно таким не был.       Отец оставил его с мамой ради молоденькой беременной любовницы когда Воронцову едва исполнилось четырнадцать, и он только-только осознал свою ориентацию. Это был очень трудный период для их маленькой семьи. Мать вышла замуж рано и во всем привыкла опираться на крепкое мужское плечо. Никита видел что она полностью растеряна, столкнувшись с жизненными реалиями, и подставил как мог свое. За какой-нибудь год он стал взрослым: сам делал ремонт в квартире, встречал маму с работы, когда она задерживалась, научился стирать, готовить, убирать и выбирать недорогие, но качественные продукты в магазине, решал все бытовые вопросы, бегал по инстанциям, если нужно было добыть какую-то справку или пересчитать коммунальные платежи.       А когда через три года мама, смущаясь как школьница, познакомила его с импозантным мужчиной и объявила, что выходит замуж, Никита искренне порадовался за нее. Новый мамин избранник своего жилья в городе не имел, только дом в пригороде, где жила его престарелая мать. Добираться оттуда маме на работу было крайне неудобно, поэтому некоторое время они жили все вместе в маленькой «двушке».       Андрей Петрович, так звали отчима, был предельно вежлив и корректен, но от необходимости делить жилплощадь и нести ответственность за чужого, практически взрослого ребенка радости явно не испытывал. Никита понимал, что мешает, и сам вызвал отчима на откровенный разговор. Они быстро нашли общий язык и без труда уговорили маму. Андрей Петрович помог снять комнату в квартире у одной знакомой старушки и Никита с радостью окунулся в полностью самостоятельную жизнь.       Баба Катя, квартирная хозяйка, оказалась женщиной душевной и одинокой. На первых порах отчим оплачивал жилье и давал деньги «на питание». Но Кит вскоре нашел подработку курьером, а баба Катя отказалась брать с него «за постой» в обмен на помощь по хозяйству. Старушке было уже сложно махать веником и мыть полы, носить тяжелые сумки. Воронцов с радостью взял на себя эти обязанности, а баба Катя подкармливала жильца домашними разносолами и вела с ним по вечерам долгие разговоры о далекой молодости, которые Кит стойко терпел. Так что примерно ко второй четверти одиннадцатого класса он полностью перешел на собственные хлеба.       А потом мама заболела, и врачи настоятельно посоветовали сменить климат. Никита ни минуты не колебался, бодро отказываясь от своей доли в родительской «двушке». Андрей Петрович клятвенно заверил, что отдаст ему причитающуюся сумму, когда продаст свое жилье. Квартиру и дом продали, но денег едва хватило на переезд и покупку крошечного домика в небольшом городке на морском побережье. Родители и мать Андрея Петровича перебрались ближе к солнцу и целебному морскому воздуху, а Кит остался.       Окончил школу, поступил в местный вуз, уже на четвертом курсе устроился на нынешнюю работу, экономил на чем только мог и откладывал все деньги, которые высылал ему отчим. Андрей Петрович оказался мужиком рукастым и сообразительным: пристроил к домишке небольшой флигилек с отдельным входом из самых дешевых материалов и стал в сезон сдавать курортникам. Вырученные деньги честно высылал пасынку в счет долга. Так Воронцов и накопил на первый взнос за однушку-студию.       Бабу Катю он не забывал, даже переехав в собственное гнездо. Дважды в неделю заглядывал, чтобы помочь старушке. А когда бабушка совсем слегла, нанял сиделку, да и сам едва не переехал обратно, чем Сонни, с которым они на тот момент уже сошлись, был крайне недоволен. Старушка протянула недолго. Перед смертью призналась, что у нее есть родной племянник в другом городе и попросила ему сообщить. Кит выполнил просьбу бабы Кати.       Толстомордый племянник с не менее объемистой супругой прилетели тут же и закудахтали вокруг умирающей, оттеснив от ее ложа Никиту. Если бы не соседка, у которой был номер мобилки Воронцова, он даже не узнал бы, когда баба Катя отправилась в мир иной, и не попал бы на похороны, поскольку родственники позвонить ему не удосужились.       Как выяснилось позже, старушка упомянула его в завещании, разделив наследство – трехкомнатную квартиру без ремонта в старом доме, но в престижном районе – между ним и родными поровну. Возмущению толстомордых не было предела, они даже в суд подали, чтобы завещание опротестовать. Но у Никиты имелось немало свидетелей, которые подтвердили его подлинность и то, что именно он ухаживал за бабой Катей все последние годы в отличие от кровных родственников, которые и носа не показывали. В результате был найден компромисс: Воронцову выплатили некоторую сумму, заведомо меньшую, чем была оценена его доля. Но Кит посчитал, что нервы и время, потраченное на судебные тяжбы, того стоят. Денег хватило на покупку подержанной иномарки. Так у Никиты появилась «белка».       Он уверенно карабкался вверх по карьерной лестнице, привык все решать сам и полагаться только на себя. И вдруг оказался в роли юной девы, за которую все решают, вплоть до расцветки трусов, причем, даже не поинтересовавшись его мнением. И Сонни... Ласковый, изобретательный, заводной в постели, но до смешного безалаберный и неприспособленный к жизни, к которому Кит уже притерся, свыкся с недостатками, прикипел душой. Оставлять его не хотелось никак.       Кит посмотрел на часы и протер глаза: половина двенадцатого? Хорошо же он вздремнул. Дата подсказала, что с момента его появления в Аскорде пошли четвертые сутки. Воронцов с ужасом подумал о том, что Сонни уже обзвонил все больницы и морги, обнаружив, что дозвониться до него не может. Они поссорились, и Кит ушел, хлопнув дверью, что пару раз случалось и раньше. Но он никогда не пропадал так надолго, не подавая признаков жизни. А что если Тейриниан и Сонни сообщил о новом статусе Никиты? Мол, так и так, живет он теперь в Аскорде в моем доме и является законным супругом по традициям колдунов, а вы, Александр Маркин, можете идти лесом. Черт!       Не-не-не! Такой расклад Никиту вовсе не вдохновлял. Теперь, когда его жизни на какое-то время ничего не угрожает, нужно добиться развода и вернуться домой. В свою собственную жизнь.       Кит быстро привел себя в порядок, нацепил первые попавшиеся вещи в гардеробной и отправился на поиски, смешно сказать, мужа.