***
Идя домой после занятий, Лера яростно топала по асфальту, вся взбешённая. На глаза наворачивались слёзы, точно она была обиженным ребёнком. От осознания того, как глупо она выглядит со стороны, Лера начинала посмеиваться над собой же и трясти головой. Но потом снова вспоминала рожу этого придурка Вити, и снова начинала краснеть и громко выдыхать носом, как бык. В руке она сжимала зажигалку — костяшки побелели. Ей хотелось врезать кому-нибудь. Каково же было её удивление, когда эта самая тупо улыбающаяся рожа Вити показалась из-за угла хрущёвки, почти что вплотную. Лера вскрикнула и… как даст по морде! — Дура, блин! — рявкнул Витя. С кончика разбитого носа на асфальт закапала кровь. Витя наклонился вперёд, чтобы не запачкать толстовку. Испуг прошёл, и Лере стало намного легче. Отчего-то она засмеялась, смотря на мучения Вити. — Ты чё караулишь меня? — спросила она, не чувствуя за собой никакой вины. — Да я это… спросить хотел, где носки твои дурацкие искать, — обидчиво, громко шмыгая разбитым носом, проговорил Витя. — А теперь, блин, даже не знаю, заслужила ли... Иди нафиг, короче! Обойдёшься. Лера оскорблённо хмыкнула и пошла дальше. Но, пройдя десять шагов, оглянулась. Кровь у Вити перестала, правда, морда вся была измазана. «Всё-таки не смог уберечь толстовку», — заметила Лера. — Эй! Пойдём ко мне, умоешься, чудище, — снизошла Лера.***
— Давай умывайся быстрее, пока мама не пришла, — торопила Лера из-за двери. — А то подумает ещё не то. — «Не то» — это что? — усмехнулся Витя — и как сморкнётся — кровавые брызги во все стороны. В крапинку не только раковина умывальника, но и полотенца с зеркалом. — Подумает, что парней вожу. И ладно бы водила, но не таких же придурков, в конце концов! «Блин, блин, блин! — ругался про себя Витя и старался скрыть следы преступного сморкания, обтирая зеркало рукавом. Становилось только хуже из-за разводов. — Блин, блин, блин!» Лере показалось странным, что Витя не обзывается в ответ. Она повернула ручку двери в ванную. Витя же, показывая чудеса реакции, сдвинул защёлку до того, как Лера дёрнет ручку на себя. Дверь не поддалась, и Лера пинает её: — Открой! — Нет. Может, я сру! — А вот и не срёшь! У нас раздельный санузел! Витя кое-как привёл себя в порядок, осталось только очистить это чёртово зеркало! Лера снова пнула дверь, и уже начала верещать: — Слушай, вандал хренов, если ты там куришь и поджигаешь мне полотенца…. — Да ничего не поджигаю я, дура! — кричит он, а сам думает: — «Блин, ещё и полотенца!» Неожиданный звук поворота ключа в замочной скважине — популярный художественный трюк для того, чтобы нагнать саспенс. Когда Витя с Лерой услышали этот кхр-кхр, у обоих сердце в пятки ушло. «Ну всё, сейчас мне мама такой саспенс устроит…» — подумала Лера и выключила свет в ванной. Витя этот сигнал воспринял как должно и стал тише воды… «Вода!» — вспомнил он и судорожно повернул кран. Дальнейшие события походили на ситком. И… Витю обнаружили. Это было настолько тупо и неловко, что у наших героев воспоминания об этом не отложились в голове. А может, и отложились, но они заточили эти воспоминания в самых далёких и тёмных закоулках разума.***
— А ты любил кого-нибудь в школе? — спросила Лера, облизывая пломбир. — А как же… — Витя почесал ёршик волос на затылке. — Любил. А ты? Они сидели на обшарпанной лавке в каком-то дворе. Приятно грело солнышко, с берёз падал жёлтый лист. — Да так… — Лера уставилась на свои новые голубые носочки с принтом туалетной бумаги. — Нет, знаешь. Не. Был парень один, да чёт… придурком оказался, короче. — У тебя все придурки, — усмехнулся Витя. Лера смутилась из-за своего неловкого ответа. Но потом нашла уязвимое место в ответе Вити и ободрилась: — А ты. А ты расскажи о своей первой любви, раз уж сознался, что была! Витя смутился и замолчал. Лера дёрнула его за рукав. Да так, что он чуть не выронил своё мороженное на её драгоценный носочек. — Давай! Давай! — умоляла она. — А я тебя… поцелую. — Больно надо… — пробубнил Витя себе под нос так, что Лера его не расслышала. — Что? — В общем, её звали Ксюша… самая красивая в классе... И, в общем, проводил её до дома, и… дала отворот-поворот. Витя весь покраснел и уставился куда-то в сторону. — Как жестоко, — Лера положила руку ему на плечо: — Бедненький… Витя подёрнул плечом и встал. — Нечего меня жалеть. Да и она в своём праве была. Я тогда и правда был для неё недостаточно… хорош. Но потом спортом начал заниматься… саморазвитие, всё такое. — Бить в бубен ты умеешь, но это же не делает тебя хорошим кандидатом, — усмехнулась Лера. — Вообще-то делает. Самка в первую очередь смотрит на силу самца. Это было их третье «несвидание». В выходные они гуляли по незнакомым дворам, чтобы их не увидели вместе одногруппники и не начали сплетничать лишнего. Лера чувствовала в Вите какой-то приятный магнетизм, хоть и считала его личностью более чем пустой и глупой. Ей просто хотелось погулять хоть с каким-нибудь парнем и почувствовать все эти приятные эндорфины. Витя разделял её чувства. На втором «несвидании» какой-то гопник стрельнул сигу у Вити, и когда он не дал — назвал Витю педиком. Витя прописал в бубен, посадив гопника на асфальт. А потом весь оставшийся день упивался победой и сиял от радости. От всплеска адреналина даже осмелел к Лере и взял её за ручку разок. В общем — чувствовал себя Богом. Хотя Лера его упоения жестокостью не разделяла. Она вспомнила об этом случае и спросила: — А того парня ты ударил, чтобы свою силу показать? Самец! — Лера засмеялась. — Да не для тебя я это сделал, дура! Тоже мне, царица! Лера перестала смеяться и даже немного обиделась: — А для чего же? — Тут как, — Витя сплюнул на асфальт. — если бы не я ударил, ударили бы меня. Что ни говори — своя рожа ценнее. — Увернулся бы. Вас там, кикбоксёров, чему учат? — Даже чемпионы могут пропустить первый удар! Дело в том, что мы видим мир как бы в прошлом. Это из-за задержки в мозгу... короче, если ты видишь перед собой кулак в одной точке, то на самом деле он уже в точке другой, гораздо ближе. — Воу… круто, — сказала Лера, которая его не слушала. Она подошла к нему сбоку, чтобы чмокнуть в щёку. Но Витя резко повернулся, и они коснулись губами. Она встрепенулась и попыталась отскочить, но споткнулась о кочку. Тогда он подхватил её за талию и спас от падения. Листик берёзы упал на её шею и защекотал вместе с его дыханием. — Вот это реакция. Настоящий чемпион! — сказала она неестественно, сломавшимся голоском. Радостное от близости лицо Вити на миг погрустнело. — Чемпионом мне не стать... В детстве я сломал руку, она неправильно срослась и плохо разгибается. — Сочувствую… Лере стало стыдно за то, что считала Витю личностью пустой. Но при этом она осталась при мнении, что Витя — личность глупая.***
К двадцати трём годам Витя и Лера жили вместе, хоть он и не надел ей колечко на палец. За это время они пережили и робкие волнения романтики, и страстное вожделение, и клятвы в вечной любви, и ссоры — всё у них было. Но рутина взрослой жизни разбила многие юношеские ожидания и охладила наших героев друг к другу. Нет, ни Витя, ни Лера не были размазнёй. Оба они стойко работали на временных (как они считали) работах и не впадали в затяжную депрессию. Оба откладывали деньги на высшее образование, хотя то тут, то там появлялись мелкие траты и накопления не росли… И чем дольше Витя с Лерой варились в этом взрослом котле жизни, тем чаще приправляли себя собственным «Я» и тем сильнее теряли вкус в «Мы». Впрочем, Лера не переживала. Знаменитый американский психолог Элейн Хэтфилд утверждает, что за страстной любовью следует любовь «сострадательная», основанная на взаимном уважении, чувстве комфорта и доверии. — Эйфория от новых носочков пройдёт, — говорила она Вите. — Главное, чтобы носки были приглядными и после десятой стирки. — Ты моя ненормальная. Чушь про носки какие-то несёшь, — говорил он ей ласково, умиляясь, и чмокал в щёчку. — Сам такой. Один раз после работы Витя пришёл домой пьяным и расстроенным. — Пил? — Я? Да так. Старого друга встретил. Завтра всё равно выходные. — Наутро же температура подскочит, дурачок. — Ну и хорошо, на больничном побуду. У Вити и правда после алкоголя наутро бывает температура — поэтому он редко пьёт. Лера махнула рукой и ушла скролить за ноутбук. Она села, скрестив ноги. Домашние её носочки тоже были из разряда крутых. Эти — с устрицами. — У нас стиралка сломалась, — сказала она между делом. Витя выругался. У них и так огромная гора нестиранного белья высится, даже когда стиральная машина в добром здравии. А сейчас… — Завтра к моей маме пойдём стираться, — сказала Лера. — Не хочу, она мне до сих пор те полотенца припоминает. — Ну Вить, ну ё-моё. Пять лет прошло, ничего она не припоминает. Ты просто к ней идти не хочешь, вот и выдумываешь. — Ещё мастера вызывать… Бесит, что мы такие нищие! — Вить, иди спать. Витя переобулся в тапочки и ушёл курить на балкон. Лера накинула на плечи толстовку и пошла за ним. Обняла сзади и уставилась вдаль, за детский городок и за железнодорожную линию с теплотрассой — в заснеженное поле. Вечернее небо затянуто пепельными тучами. Витя всё чиркал зажигалкой. Ему так и не удалось раскурить сигарету, и он глупо улыбнулся: — Представляешь, Ксюха Ларина в Олимпийской сборной! — Это которая твоя первая школьная любовь? Лера взяла из неловких Витиных пальцев сигарету с зажигалкой и раскурила. А после втиснула ему в губы. — Да, она. Ты прикинь, все мои одноклассники свалили из этого городка. Кто куда! — Мы ведь тоже уедем. — Да, да, — Витя погрустнел. Казалось, все мелкие неудачи нагромоздились и теперь давят вниз. Невольно он вспомнил армию, в которой потерял год. — Выучимся на кого покруче. Вот только мы уже год тут торчим и с места не сдвинулись. Да и образование не решает. Потратим мы на него пять лет, а оно, может, и нафиг не нужно будет... В детском городке сильно выпившая компания затянула: «Есть только миг между прошлым и будущим…» — Учись тогда на программиста, — сказала Лера. — Программисты деньги стригут. — Честно? Мне это неинтересно. — А что же интересно? Витина сигарета почти что сотлела. Когда он пьян — пыхтит как паровоз. — Щас бы переместиться в прошлое, знаешь? — усмехнулся он. — Закинуть пару-тройку удачных ставок на футбол. Закупиться биткоинами по-дешёвке… Лера снисходительно улыбнулась. — Не в одних же деньгах счастье. Витя только устало вздохнул. Лера и сама ощутила поношенность своих слов, и, чтобы выглядеть умнее, развила мысль: — Все эти деньги делают человеческое общество больным. В их лица ударил холодный ветер. Кажется, начиналась метель. — Это как же? — спросил он. Лера забрала у Вити окурок и положила в пепельницу. Она предвкушала философский разговор. Когда Витя пьян, то на удивление сильно любит порассуждать о мировых вопросах. — Вот мы, вроде бы, современные люди. Живём по новым гуманным принципам, но покупка людей у нас до сих пор в ходу. Это не больное? — Ты про проституцию? — спросил он. — Ну, допустим, хоть она у нас и незаконна. Во дворе продолжали петь «…между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь…». Знание трёх только строчек не умеряло пыл, эти три строчки повторились раз пять (Лера считала в уме). — Не только она. А продажа почек? А суррогатное материнство? — Ну, это нормально. Человек, может, усердно работал ради своих денег, и что же, почку ему не купить, если умирает? Или о сыне не мечтать, если с женой не срослось? — А даже если богач и сам сколотил капитал, даёт ли это ему право эксплуатировать чужое здоровье? Тот, кто продаст почку, всю жизнь будет сидеть на строгой диете и не сможет поднимать тяжести. А суррогатная мать… Да-да, не смотри так, — вставила она, когда увидела, что Витя улыбнулся. — Девять месяцев носит в себе существо, которое отравляет её организм. И ради чего? Витя посмотрел удивлённо. Компания была на восьмом повторении, и пыл их охладел. Некоторые петь перестали, вспоминая, видимо, другие песни, подходящие под уличное караоке. — А ты думал, что роды — это так просто? — спросила Лера. — На пальцах не сосчитать, сколько осложнений может… — Начитаешься всякого… — перебил Витя, который хотел однажды завести своего наследника. — Ага! Сказать нечего! — восторжествовала Лера. — Ну почему же, — Витя даже трезвее выглядеть стал, когда возразил. — Ты говоришь: «ради чего?» Ради чего они тратят своё здоровье? Ради денежек хрустящих. Подпортил здоровье — зато живи потом припеваючи, вложись и получай пассивный доход. А кому-то, представь — вообще жрать нечего. Если бы я совсем в себя веры не имел, то, может, и продал бы почку. Ребёнка-то выносить мне не дано, — прибавил он и усмехнулся. — Поэтому я и говорю, что общество больное, — подвела Лера. — Единственная разница между одним человеком и другим — «денежки хрустящие». Одна только эта разница и вершит судьбы равных, по сути, существ. Завывания во дворе прекратилась. Начались разборки неизвестно из-за чего. Кто-то кого-то пообещал посадить на бутылку. Завизжала пьяная девица, пытавшаяся остановить драку. — Таков мир, такова игра, — подвёл итог и Витя. — Ты либо принимаешь правила, либо ноешь. Ты либо рвёшь зад и снимаешь сливки, либо довольствуешься малым. — О, как круто мы заговорили! Ну и кто ты? Тот, кто порвёт себе зад ради успеха? — Лера коварно улыбнулась и схватила Витю за ягодицу. — Есть у меня пара игрушек. Так тебе зад порвут… Витя поёжился и убрал её руку. — Извращенка! — И всё же ты из тех, кто добивается или из тех, кто ноет? — спросила Лера. — Всё же человек я не глупый. Многого могу добиться… — Витя задумался и ушёл в комнату. Спать лёг прямо в одежде. По окнам застучали твёрдые снежинки, закрученные метелью. Разборка во дворе затихла. Лера легла рядом и обняла его, стараясь поменьше вдыхать запах пьяного перегара. Всё же ловко она подняла Вите настроение вопросом о том, кто он такой. К этому вопросу она и вела. Настроение Вити — она знала — напрямую зависит от его веры в себя. А Витя спал блаженно и не знал даже, что это последняя его с Лерой ночь.