Жёлтые носочки

      Витя проснулся непонятно где. Похожее ощущение у него было всего один раз — в седьмом классе. Он проснулся в больнице, после того как его увезли на скорой с температурой 39,4. Диагностировали пневмонию, заставив встать и грудью прижаться к ледяному рентгеновскому аппарату. И это когда ему было хреново! Потом целый день он пролежал под капельницей с антибиотиками, а наутро, когда стало лучше, он проснулся и не понял, где находится. Буквально забыл, что его увезли из дома. Как и сейчас.       Витя в маленьком помещении. Стены выкрашены белой краской. Тусклый утренний свет из окон очерчивает каких-то храпящих стариков…       Его что, увезли на скорой? Но когда?       Витя приподнялся на кровати и посмотрел на свои руки, точнее, на ручки маленького доходяги. Но как это возможно? В голове полная каша. Он встал с кровати, наступив на тапки, дурацкие такие, ярко-красные. Такие у него были в школе. Тут же зарябило в глазах. Запершило в горле, и он раскашлялся.       Вошла толстая женщина в белом халате, аккуратно растолкала стариков. Точно такая, какой он её запомнил в седьмом классе. Фельдшер сунула всем градусники подмышку. Стала прикладывать свой холодный стетоскоп... Б-р-р!       Фельдшер забрала Витин градусник своими коротенькими, конусообразными пальчиками. Она щурится на градусник через свои очочки, а потом записывает в журнал и говорит:       — Уже неплохо, 37,4, молодой человек. Но под капельницей всё же ещё полежим. И как вас, молодых, сюда угораздило?       — Ума не приложу. Невезучие мы, видимо, — неопределённо сказал Витя, чтобы избежать нотаций. На самом же деле он помнил почему — на субботнике разделся до самой футболки. Солнышко обманчиво грело, пока ветер продувал до костей.       — Курите поди, молодой человек, — сказала фельдшер осуждающе.       Витя тупо покивал, взял бумажку с направлением на какое-то там обследование и ингаляцию лёгких. Фельдшер, не найдя в Вите и капли стыда, хмыкнула и вышла. Один добренький на вид старичок порасспрашивал Витю о том о сём, но быстро исчерпал запас тем на ближайшие две недели. Вите стало скучно, и он вышел, чтобы умыться.       Вите бы с головой уйти в себя, но почему-то он ещё не верил, что был перемещён во времени; и просто ходил на процедуры машинально, ни о чём сильно не задумываясь. Будто перемещения во времени и не было, а просто наступил очередной период жизни.       В коридоре шастали туда-сюда старики и старухи, разминая свои отёкшие ноги. На кушетке сидела миловидная девочка, постриженная под каре, с румяным округлым лицом; в руках книга. На выпуклом лбу у неё застыла напряжённая складочка: она читает какую-то замысловатую сцену. Витя сразу узнал в девочке Ксюшу — свою безответную школьную любовь.       — Привет, скучаешь? — спросил Витя, подсаживаясь к ней.       — Привет, — Ксюша мельком взглянула на него и улыбнулась: хоть какой-то ровесник тут! Но тут же забегала глазами по тексту в поисках упущенной строчки. — Да нет, не скучаю, книжка довольно интересная.       «Марти Иден» Джека Лондона. Серьёзное чтиво для тринадцатилетней девочки.       — Блин, ты умная, — Витя старался подбирать слова, которые произнёс бы подросток.       — Хах, спасибо. Но в этом ничего особенного. Просто родители не разрешают засиживаться у компьютера.       — Жесть, — сочувственно произносит Витя.       — Да я уж привыкла. Если честно, не вижу уже в сидении за компом ничего прикольного. Много интересного успеешь за двадцать минут в день насидеть? Иногда совсем к нему не подхожу.       — И чё, целыми днями читаешь?       — Да нет, — Ксюша заложила книгу и положила её на выпирающие квадрицепсы бёдер. — В остальное время меня на тренировки гонят. Папа считает, что у меня талант к лыжному спорту.       Витя невольно засмотрелся на непропорционально большие и квадратные бёдра маленькой спортсменки. Даже с сонливыми из-за болезни глазами, Ксюша выглядела единственным здоровым в этой больнице человеком, включая персонал. Её румяное лицо источало какую-то живительную энергию.       — А где же ты летом тренируешься? — спросил Витя.       — А летом нужно себя в форме держать. Бег. Плаванье. От плаванья, кстати, и заболела, как дура. Полотенце забыла взять, футболкой только обтёрлась, и мокрая домой пошла. А там ветер и бац! Пневмония.       — У меня тоже пневмония! — Витя подал руку для пожатия.       Ксюша пожала его руку и улыбнулась. Ладонь у неё, была мозолистая, почти как у заядлого турникмена.       В школьные годы Витя (прошлый, а не нынешний) влюбится в Ксюшу как раз после этих встреч в коридоре. Наверное, потому что Ксюша до него снизошла, не пыталась как-то над ним подшутить. Хоть и любила поговорить больше о себе, чем о нём. Теперь уж можно не скрывать, что в школе Витя был неудачником и его дразнили все, кому только не лень. Он не умел дать отпор, и даже девчонки хихикали над его прыщавым лицом. Над Витей потешались и из-за того, что на уроках он пытался шутить, чтобы выбиться в крутые парни, а вместо этого просто выглядел клоуном.       Ксюша никогда не присоединялась к гнобящему его стаду. Вместо этого она незаметно сидела у окна, уткнувшись в тетрадь, или тихо переговаривалась с парой близких подруг. Наверное, потому что была умнее. Ну а когда отщепенец находит на себе чью-то доброту, то начинает ценить её по-особенному и… влюбляется.       — А в палате чего не сидится? — спросил её Витя.       Ксюша ответила полушёпотом:       — Моя соседка испражняется в утку…       — Фу-у-у.       Несмотря на то, что Ксюша охотно рассказывает о себе любимой, Витя чувствует, что она недоговаривает самое важное. Это он понял по сомнению в её глазах и по морщинке задумчивости на лбу. Такая она будет и в тот день, когда он предложит ей встречаться и получит отказ.       — За-а-автракать! — пронёсся по коридору утробный призыв поварихи, и Ксюша пошла в палату за кружкой.       Витя есть не хотел, поэтому вернулся в палату и лёг, заложив руки за голову. Поговорив с Ксюшей, он окончательно убедился — «Я и правда в прошлом! Охренеть!». Его охватило радостное предвкушение. Точно ему не тринадцать лет, не двадцать три года, а шесть! и стоит только подождать, как на завтрашнее утро найдёшь подарки под ёлкой!       «Выше нос, Витя. Выше нос! Сейчас у тебя идеальный шанс всё не просрать. В спорте я знаю идеальный для себя режим тренировок, умею считать калории и могу начать заниматься кикбоксингом прямо с этого лета… хотя, секции обычно закрываются на каникулы… в прочем, пофигу. За лето главное физическую форму подтянуть, а опыта спаррингов у меня на несколько лет вперёд… Что же потом? В футболе я знаю пару громких матчей, могу поставить карманные деньги на точный счёт, а потом и биткоин прикупить…» Витя расплылся в блаженной улыбке, вихрем воспоминаний закручивая и закручивая мечты с планами, которые без проблем будут исполнены. «Это как перепроходить игру, зная все секретки. Короче, мечта, а не жизнь!», — думал он.       Эти мысли развлекали Витю весь день, и он уснул, спокойный и уверенный.

***

      — Пятый бой, — объявляет организатор юношеских областных соревнований по кикбоксингу. — Виктор Попугаев против Алексея Сорина.       Пахнет потом и резиной.       Четырнадцатилетний Витя в длинных боксёрских шортах вышел к центру ринга. У его жилистого тельца уже округлились плечи и грудь, но противник выглядит намного внушительнее, хотя разница в весе всего три килограмма. Со зрительских мест кричит папа:       — Витядавай! — хотя бой ещё не начался.       Боковым зрением Витя замечает, как мама сажает этого крикливого болельщика и, возможно, крутит пальцем у виска.       Рефери — большой мужчина с волосатыми пальцами — касается затылков оппонентов, следом указывает на пах — туда и туда бить нельзя. Под шортами у Вити, как и у его оппонента — защитная ракушка, на голове — тесная шлем-маска, на руках — перчатки.       Витя, напомним, двадцатитрёхлетний мужчина в теле мальчика, но его коленки дрожат.       «Чёрт, этот пацан как бройлер! Откуда у него столько мышц?!» — негодует Витя.       Бой начался, противник уверенно наступает. Удары этого маленького монстра больно отзываются в предплечьях и локтях. Лоу-кики обжигают бёдра и голени.       «Щас сдохну, блин, блин, блин!»       Первый раунд окончен, и Витя с облегчением отходит в свой угол.       — Всё нормально, — говорит Сан Саныч — седой тренер с проплешиной и брюшком.       — Ты молодцом. Держись так и дальше, он скоро выдохнется.       — Не похоже, — говорит Витя с небольшой одышкой.       — Нормально, нормально, — говорит тренер.       — Витядавай! — кричит папа. Хотя второй раунд ещё не начался.       Витя выходит к центру ринга. Соперник снова идёт в атаку. Витя защищается и жалит в ответ. Несколько раз Вите прилетает в голову и встряхивает мозг. Приходится виснуть на противнике, хотя этот пацан как домкрат, и откуда у него столько выносливости?       «Блин, Вот сейчас точно сдохну… блин, блин, блин!»       Спасительное окончание раунда, и Витя снова в своём углу. Уже кружится голова.       — Нормально, ещё один раунд остался, — говорит тренер.       — Витядавай! — кричит папа.       Витя неуверенно выходит к центру и снова получает по башке. Противник продолжает дубасить, как и вначале, ни капли не сбавляя темпа и веса в ударах. «Блин, этот мутант может хоть целый день дубасить!»       Витя понимает: тренер ни капельки не верит в его успех. Он требует всё время стоять в защите хотя бы за тем, чтобы Витя достоял бой до конца на своих двоих. Витя разозлился:       «Вот оно, лайтовое перепрохождение игры! Ха! Даже шкета побить не могу!»       Все очки проиграны, до конца боя осталось двадцать секунд. Нужно что-то отчаянное!       Как бы ни был опытен и силён противник, мышечная память ограничивает разнообразие его ударов. Он повторяет любимые комбинации из раза в раз. Обычно таких не более шести. Витя уже изучил все шесть на своих почках…       «Так, сейчас будет ложный хук, за ним бэкфист… что же, была не была!»       И Витя, игнорируя боковой удар-ловушку рукой, бьёт хай-кик, он же маваши гери — в голову. Голеностоп впивается противнику точно в ухо, и колосс… падает. В зале восхищённо ахают.       — Витядавай! — кричит папа.       Рефери отправляет Витю в угол. Затем хочет опуститься и проверить зрачки соперника, но тот встаёт. Тогда Рефери смотрит ему в глаза и начинает считать: раз, два, три…       У Вити был только один шанс на победу — нокаут. Но нокаутировать соперника, когда сам весишь каких-то пятьдесят кило — почти невозможно. Только если ногой. Нога в четыре раза сильнее руки.       —… девять, десять, — заканчивает рефери и машет руками над головой: победа нокаутом!       Соперник Вити возмущённо разводит руками: «Эй, я могу драться!».       «Нет, не можешь. Ведь рефери просил тебя поднять руки перед лицом, а ты будто и не услышал».

***

      — То есть как это ты бросаешь? — удивляется Ксюша.       — Да вот так. Надоело, знаешь, — Витя чешет короткостриженый затылок (он уже начал стричься под свою «крутую» канадку) и снисходительно улыбается. — Все эти похвалы от тренера и родителей, пророчество чемпионского титула и так далее — очень приятно. Но… как-то скучно каждый день на тренировки убивать. Каждый день бегаешь, прыгаешь, как заводной кролик. Я слишком жадно начал и… наелся этим. Понимаешь?       — Да, — тихо отвечает Ксюша и опускает голову.       Им уже по пятнадцать лет. Витя провожает Ксюшу ровно как в прошлой жизни: она прихрамывает, и он по-джентльменски несёт её портфель. Только в этот раз он крутой парень, а не очередной лох, который жаждет внимания красотки.       В этот раз Ксюша к нему даже как-то мягче расположена. Она смущённо тянет вниз длинные рукава своего джемпера, неловко поправляет резинку на косичке шелковистых волос. Потому ли, что он теперь тот самый альфа-самец, с которым и находиться рядом не то что не стыдно, а даже почётно? Она хочет сказать что-то неловкое и сомневается — это слишком легко прочитать на её выразительном округлом лице. Неужели она сейчас сама признается в любви? Ну тогда-то он отыграется! Больно ему нужна гордая соплячка! Теперь он сам демиург своей жизни.       — Я тебе завидую, — говорит она. И глаза у неё блестят. — Просто так взять и бросить…       Витя жмёт плечами. Но Ксюша не видит этого и бросается ему на грудь. И начинает… плакать.       — Я хочу бросить! Хочу бросить этот сраный спорт, как и ты! Я специально вывихнула себе ногу, чтобы отдохнуть хоть недолго.       — Ксюш…       Она посмотрела на него блестящими глазами и сказала:       — Пойдём к тебе!       — Я не знаю…       Проходящая мимо дама с собачкой остановилась, якобы для того, чтобы её питомец сделал своё дело.       — Не хочу домой. Дома этот… — Ксюша говорит и задыхается. — Я ненавижу его! От одного только вида меня тошнит!       «Она о своём отце».       — Если всё так и продолжится, — говорит она. — я… я… убьюсь! Ты понимаешь?       Рукава её джемпера спадают на локти, и Витя замечает белые полосы шрамов.       — Я уже пробовала… но ничего не получилось. Я боюсь… Трусиха! Трусиха!       Ксюша опускается на корточки и рыдает. Прохожие оглядываются на них. Витя опускается за ней и обнимает её за плечи.       Она усмехается сквозь слёзы:       — Какая я жалкая!       И правда, впервые он видит несгибаемую, сильную Ксюшу такой маленькой и слабой. Её дрожащее сгорбленное тельце ощущается так, словно в нём никогда не было и быть не может выдающихся мышц.       — Вовсе не жалкая, — неуверенно говорит Витя и смотрит в сторону дамы с собачкой. Та уже уходит.       — Он не даёт мне жить… этот мудак! Он хочет для меня лучшего, ага! Когда я порезала вены, он сказал, что это детские замашки…       «Но она же попадёт в олимпийскую сборную в будущем! Почему она так разрыдалась передо мной? Ей просто нужно это перебороть, ведь она станет! Станет же!»       — Ксюш… я понимаю, это тяжело. Но всё образуется. Правда. Стоит только потерпеть, и ты добьёшься всего.       Она замирает.       Поднимает красные сердитые глаза, следом поднимается сама и хватает с земли свой портфель.       — Я думала, ты́ меня поймёшь!       И хромая, но быстро, опираясь на злобу, как на костыль, идёт прочь.       «И почему я ей?... Почему я ей это сказал? Дурак и лицемер! Разве великое будущее стоит детских слёз и страданий? Дурак! Дурак!»       Только что он совершил первую в своём идеальном прошлом ошибку.       — Я понимаю тебя! — кричит Витя.       Догоняет и крепко прижимает её горячую спину к себе.       — Прости. Я не знаю, что я несу. Ты права, а все остальные — нет.