Ловец

В жаркий и тусклый летний день, когда тело словно покрывалось липкой карамелью, а пыльные листья, уже потерявшие свою свежесть и ждущие осеннего избавления, едва-едва шевелились под унылым ветром, не приносящем желанного облегчения, в доме на Приват-драйв раздался телефонный звонок. Интеллигентный женский голос позвал к телефону Гарри Поттера. Сказать, что из глаз дяди Вернона посыпались искры, - это не сказать ничего. Он вполне мог испепелить взглядом небольшую деревушку - не хуже норвежского горбатого. Однако сегодня Гарри явно повезло: раздувшись от ярости и страха, дядя Вернон всё же сунул ему в руку трубку - так поспешно, словно боялся, что она сейчас превратится в ядовитую змею. — Здравствуй, Гарри, - голос был незнаком, но какие-то узнаваемые нотки в нем всё же угадывались. — Это мама Гермионы Грейнджер. — Добрый день, миссис Грейнджер, — дрогнувшим голосом поздоровался Гарри, сердце ёкнуло у него в груди. Похоже грядут перемены? Вряд ли этот звонок только с целью узнать, как у него дела, Гермиона же наверняка рассказала родителям, что после любого "ненормального" события (а таковым в этом доме считалось всё, связанное с Гарри) его ожидает гора домашней работы, поток оскорблений и ругательств (...неблагодарная свинья... эту твою ненормальность надо выжечь каленым железом... весь в своих психованных родителей... я же запретил этим уродам из твоей ненормальной школы звонить в приличный дом...) — с трёпками и подзатыльниками дядя Вернон завязал в первый же день каникул, когда, брызжа слюной, накинулся по старой памяти на Гарри и ткнулся носом ему куда-то в плечо. — Гермиона едет в Болгарию погостить, ты не хотел бы составить ей компанию? Мы были бы тебе очень благодарны, а уж она будет просто в восторге, если ты согласишься. — Но... Дамблдор... Он запретил мне покидать — разве вы не знаете?.. — сердце Гарри сжалось от отчаяния. Из-за спины дяди Вернона показалась тетя Петунья с ножом в руке — она шинковала на кухне капусту для салата: составленная для Дадли диета неминуемо, рано или поздно, должна была превратить всю семью в кроликов. — Нет-нет, не волнуйся, все эти вопросы с поездкой и охраной — конечно, если ты согласишься — уже улажены, он сказал, что ты получишь сову в ближайшее время. Я не удержалась и сразу же позвонила тебе. Гермиона тоже очень рада... Конца фразы Гарри не дослушал: — Конечно! Я буду счастлив! А могу я с ней... — он хотел попросить, чтобы миссис Грейнджер позвала дочь к телефону, он так соскучился по её голосу, по добрым дружеским словам, что сейчас у него неожиданно защемило горло и одиночества и тоски, когда их разделял сущий пустяк — телефонная трубка. Однако по апоплексически-красной шее дяди, вытаращенным глазам тетушки и скрипу ступенек над головой под тяжелыми шагами Дадли, напоминавшего размером молодого бегемота, понял, что дружеская беседа, скорее всего не состоится. — Хорошо, миссис Грейнджер. Гарри не хотел задавать себе вопросов, зачем, почему и куда он едет: самое главное — он уезжает отсюда, уезжает совсем скоро, хоть на какое-то время. Дядя Вернон ел его глазами, так что слова буквально застревали в горле. — Вот и замечательно. Будь любезен, передай трубочку дяде, я с ним переговорю. Видимо, на лице Гарри сияло такое выражение и расползалась такая беззастенчиво счастливая улыбка, что дядя Вернон поборол-таки свой ужас и брезгливость (иногда Гарри посещала мысль, что они тайком вытирают все предметы, которых он касался): — Вернон Дурсль. Да. Нет! Ну-у... Разумеется, если так... Что ж, хорошо. Да, он будет готов. Ровно в полдень следующего дня перед домом остановилась самая обычная "человеческая" машина — к вящему облегчению Дурслей, прекрасно помнивших о каминных визитах, поросячьих хвостах и волочащихся по земле языках. Гарри напряженно ждал, сидя на чемодане в прихожей, машинально перебирая перышки на шее у Хедвиги, что она принимала с мрачным и обречённым видом, но всё равно звонок заставил его подскочить. Мистер и миссис Грейнджер, видимо, не оправдали худших предчувствий дяди и тети — дядя Вернон так растерялся, увидев совершенно обычного и, главное, нормально одетого и нормально говорящего человека, что даже подпустил мистера Грейнджера на непозволительно близкое расстояние и позволил пожать себе руку. Правда, он тут же отдернул её, словно его ударило током, а тетя Петунья проглотила какой-то полузадушенный всхрип ужаса. Через мгновение Гарри уже задыхался в объятиях Гермионы на заднем сидении. *** И вот всё уже позади: учебники и прочие школьные принадлежности куплены и оставлены в Дырявом котле (хотя Гарри показалось, что Гермиона все-таки ухитрилась рассовать их по своему багажу), запас новых мантий — простых и парадных — занял своё место на дне чемоданов, и Гарри снова устроился на заднем сиденье рядом с Гермионой, неосознанно прислушиваясь к упругой близости её тела. — Вокзал Сент-Пэнкрас. Когда мистер Грейнджер сказал таксисту, куда держать путь, Гарри здорово удивился: — Как, разве нам не на Кингс-Кросс? — А с чего ты взял, что для нас существует только один вокзал? — улыбнулась Гермиона. — Мы же отправляемся за границу. Нам нужно в международный терминал ... — Ты говоришь об этом так, словно всегда это знала, — заметила, поворачиваясь к ним, миссис Грейнджер. Гарри в очередной раз удивился сходству Гермионы и её матери — те же пышные каштановые волосы, темные густые брови, миндалевидные глаза, упрямый подбородок. Сейчас, когда они обе улыбались, ему на какое-то мгновение даже показалось, что рядом с ним сидят две Гермионы — просто вторая шагнула в это такси сквозь пару десятилетий. Гарри отвернулся к окошку, с нетерпением и предвкушением поглядывая на мелькавшие за окнами машины улицы Блумсбери. Наконец перед ними возник похожий на имбирный пряник неоготический фасад "Мидланд Гранд Отеля", и машина остановилась. — Нам сюда ... Они завернули за угол и оказались перед неприметным зданием, окна которого были забрызганы извёсткой — судя по всему, там полным ходом шёл ремонт. Гермиона, сверившись с какой-то бумажкой, подтолкнула Гарри к двери с внушительным замком: — Кажется, нам сюда... Здесь таможня. — Будь умницей, — ей на плечо легла изящная рука матери. Солнечный луч вспыхнул на камешке в её кольце. Гарри показалось, что за этими словами стоит нечто большее, чем просто пожелание доброго пути и удачи. Видимо, Гермиона тоже так решила, потому что у неё дрогнули губы, и на лице промелькнуло обиженное выражение: — Мама, не волнуйся, все будет хорошо, — повторила она, судя по всему, не в первый раз. Заметив, что Гарри озадаченно наблюдает за этим диалогом, где не произносилось гораздо больше, чем было сказано, миссис Грейнджер улыбнулась и протянула ему руку: — До свидания, Гарри, замечательно, что вы едете вместе, у вас будет столько впечатлений ... Мистер Грейнджер поставил чемоданы и плетеную сумку, где недовольно возился и скребся Косолапсус, на какую-то тумбу у дверей и на прощанье крепко пожал Гарри руку: — Ну, счастливо вам попутешествовать, — Гарри показалось, что он сжимал и тряс его ладонь чуть сильнее и дольше, чем положено. И чего они так беспокоятся? — облизывая пересохшие от волнения губы, подумал он. Переулок был совершенно безлюден — и не мудрено, отель не первый год находился на ремонте, так что его задворки мало кого могли заинтересовать. Гермиона взяла Гарри за руку — её пальцы были сухими и холодными, несмотря на солнечный день. Помахав напоследок родителям, они было только собрались шагнуть (куда? — еще не понял Гарри), как миссис Грейнджер всплеснула руками, порывшись в сумочке, вынула связку каких-то бумаг и протянула их Гарри: — Боже, чуть было не забыла! Тут же все документы для выезда! Сириус прислал разрешение, паспорт и всё, что нужно... Билеты внизу, оранжевые... не потеряйте. Пачка разноцветных бумаг и пергаментов была перетянута обычной резинкой, так что Гарри даже не удалось разобраться, что к чему (а так хотелось взглянуть на свой волшебный паспорт!), как Гермиона потянула его за руку, он качнулся, не удержавшись на ногах, и не шагнул, а скорее, провалился сквозь старую забрызганную известкой дверь с массивным проржавевшим замком. *** Они оказались в светлом просторном и шумном помещении с множеством людей, пронумерованных дверей, табло, по которым бежали какие-то цифры и буквы, турникетов и прочих атрибутов большого вокзала. Все вещи стояли рядом на скользком мраморном полу. Косолапсус продолжал недовольно урчать в корзине. Хедвига взволнованно хлопала крыльями в своей клетке. — Куда нам теперь? — растерянно спросил Гарри не менее растерянно же выглядящую Гермиону. После нескольких неприятных минут, которые они провели, тыкаясь в разные стороны и пытаясь разобраться, где и что им нужно сделать, чемоданы наконец-то были отправлены на досмотр к трудолюбиво ныряющим сквозь них призракам в форменных полупрозрачных фуражках, проверяющим содержимое на предмет недозволенного к вывозу; документы сданы улыбчивой ведьме за высокой дубовой конторкой; декларации заполнены Антивральными перьями, и они наконец-то получили передышку. — Может, мороженого? — робко спросил Гарри. Он чувствовал себя странно: вроде бы, с одной стороны, путешествует с девушкой (симпатичной девушкой, о чем постоянно напоминали ему бросаемые на неё взгляды ребят его возраста и постарше)...можно даже подумать, что со своей девушкой— от этой мысли плечи у него расправились сами собой, но в то же время, он ощущал себя совершенно не в своей тарелке. Впрочем, у Гермионы вид был не лучше, хотя ей и приходилось путешествовать за границу — правда, в маггловском мире. Зачем-то робко взяв её за руку и почувствовав, что от этого прикосновения по телу поплыло тепло, он потянул девушку в сторону невысокой тележки, за которой скучал пожилой усталый волшебник в мантии, весело расписанной в тон тележке прыгающими сливочными помадками и взрывающимся мороженым. — Шоколадное с летучими сливками и клубничное с карамелью и взрывающимися орешками... Держи, твоё любимое... — он протянул ей большой хрупнувший под пальцами вафельный конус. — Далеко ли держите путь, мои юные странники? — поинтересовался волшебник, отсчитывая сдачу. — В Болгарию. Мы вообще-то в первый раз путешествуем... Поэтому совершенно не представляем, что нужно делать, — призналась Гермиона, быстро и жадно слизывая острым розовым языком ореховую крошку. Гарри почувствовал, что от этого зрелища между лопатками пробежали мурашки. — О, тогда вам не стоит слишком отвлекаться, — волшебник взглянул на большие часы, висевшие над закрытым турникетом проходом в соседний зал. Вместо цифр на них были названия городов, а стрелка неуклонно подползала к "Праге", следующей за которой была "София". Опаздывающие что-то торопливо совали в руки сидевшей на входе ведьме с большим медным компостером в руках. — А что мы должны сделать? — спросил Гарри, чувствуя, что надо заканчивать удивленно хлопать глазами и пора хоть в чем-то проявить инициативу — ну, например, что-нибудь спросить. — Билеты при вас? — улыбнулся волшебник. И кивнул в ответ на продемонстрированные Гермионой два плотных оранжевых прямоугольника. — Ну так вот, вам — туда. Вам все расскажут. И он махнул рукой по направлению к соседнему залу. Расположенная под часами надпись гласила "Зал ожидания". Неожиданно зазвонил колокол, и на табло появилась надпись: "Отправление в Прагу. До отправления в Софию 15 минут". Из зала донеслись какие-то странные звуки — то ли бульканье, то ли приглушенные хлопки — за всеми этим вокзальным гулом было трудно понять: стояли они довольно далеко, и все, что могли видеть, — это уголок зала с деревянными, лакированными, темными от времени сиденьями. — Привет, Гарри! — хлопнул его по плечу незаметно откуда взявшийся Ли Джордан. Гарри обернулся, радостно пожал протянутую ему руку и тут же почувствовал, что краснеет, правильно истолковав брошенный на Гермиону взгляд и вопросительно-ехидно приподнятую бровь лучшего друга близнецов. Гермиона вежливо кивнула на приветствие и деликатно отошла в сторонку. — Романтическое путешествие? — демонстративно склонившись к Гарри, фыркнул старшекурсник, проводив её глазами. — Да вовсе нет, — Гарри сам не понял, то ли он оправдывается, то ли пытается в чем-то кого-то убедить, однако странное неприятное чувство тут же обосновалось в желудке. — Мы едем в гости в Болгарию. — А, так ты значит, сопровождающее лицо, — понимающе округлил глаза Ли Джордан. — Наша бесстрашная дуэнья, надежный телохранитель для юной мисс Грейнджер. Это дело, — он ободряюще похлопал по плечу враз окаменевшего Гарри. — Немудрено, что родители не отпустили её одну: этот Крум тот еще фрукт... Гарри едва слышал, что тот говорит, все силы сконцентрировав на том, чтобы улыбаться и кивать в такт его словам. — А ты здесь зачем? — невпопад перебил он увлекшегося квиддично-романтической тематикой гриффиндорца. — А, да я тоже сопровождающее лицо, — махнул он рукой в сторону, где стояли несколько темноволосых юношей, в ком угадывались представители солнечного юга. — Приехал встречать итальянцев. Они тут по обмену, сегодня прибывает остальная группа. Попросили проводить до вокзала и помочь с размещением. Угораздило меня очутиться в Лондоне ... На часах над Залом прибытия (так гласила надпись) стрелка замерла на отметке "Милан", на табло замелькали буквы, извещающие, что встречающих просят пойти к залу. — Все, бывай, — махнул ему на прощанье рукой Ли Джордан. И тут же сделал страшные глаза. — Будь умницей и веди себя хорошо! Последние слова потонули в гуле голосов, шуме и шарканье шагов — из только что пустого зала потянулись люди. Они махали руками, приветствуя кого-то, целовались, обнимались, беспокойно-радостно галдели. До Гарри доносились обрывки непонятных фраз чужих диалогов: — Ciao! Come stai? Com'e' andato il volo?.. — Bene, grazie. Hai aspettato qui da molto? — Che piacere di vederti finalmente! Mi sei mancato tanto. — E tu sei ancora piu' bella ... Ли Джордан махал руками, сгоняя в кучу толпу новоприбывших подопечных. Случайно встретившись с Гарри взглядом, он напоследок назидательно погрозил ему пальцем и заботливой наседкой повел всех к боковому выходу. Гарри вернулся к Гермионе, рассеянно листающей у газетного лотка последний выпуск "ВедьмELLE". — Ты не спросил, как мы будем путешествовать? — спросила она, передавая продавщице деньги. — Возьму почитать в дорогу. — Нет, не успел, он тут по делу. Но мне почему-то кажется, что наше путешествие будет не настолько продолжительным. Снова зазвонил колокол. Стрелка часов неуклонно подползала к "Софии". — До отправления в Софию пять минут, — проворковал громкий, но нежный голос где-то под потолком. Переглянувшись, они заторопились к залу ожидания. Ведьма за столиком взяла у них из рук билеты, сунула их в компостер и, не поднимая глаз, устало (хотя еще было только утро) забубнила: — Отправление в Софию через пять минут, займите места в зале ожидания и не выпускайте свой билет из рук. Портшлюз доставит вас по назначению за несколько секунд. Ваш багаж будет ждать вас на месте, в камере хранения, вы получите его по предъявлению своего билета. В зал ожидания запрещено проносить мороженое и напитки, из соображений безопасности не рекомендуется покидать зал ожидания, держаться за посторонние тяжелые предметы... Пытаясь запомнить все и сразу, Гарри почувствовал, что у него сейчас закружится голова. — Надо было договориться: ты запоминаешь первые десять правил, я — последние двадцать, — шепнул он Гермионе, когда, отойдя в сторонку, они торопливо доедали стаканчики, слизывали с пальцев сладкие капли и разглядывали билеты, на которых теперь была пробита аккуратная дырочка и появился размазанный штемпель "активирован". — На самом деле все просто, — укоризненно качнула головой Гермиона. — Надо просто сидеть и держать в руках билет. И никуда не отлучаться, — хитро метнула она глаза в сторону двух дверок с силуэтными изображениями колдуна и ведьмы. Гарри поймал этот взгляд и прыснул от смеха, представив, что ждет бедолагу, которого путешествие застанет там. *** Все действительно произошло мгновенно: едва они устроились на жёстких полированных сиденьях рядом с молодой пересмеивающейся парой, как в зале негромко прозвучало: — До отправления в Софию десять... девять... — Отправление в Софию. До отправления в Мюнхен... — донеслось из холла. Сколько осталось до отправления в Мюнхен, Гарри с Гермионой так никогда и не узнали: что-то резко дернуло их поперек живота, и мир вокруг смазался. Гарри зажмурился, чувствуя, как билет намертво прилип к руке и тащит за собой, мороженое завертелось в желудке, в ушах взвыл и тут же смолк ветер, и, чувствительно приложившись пятой точкой к скамейке, Гарри осознал, что уже прибыл на место. Открыв глаза, он увидел неважно выглядящую Гермиону, с каменным лицом сидящую рядом и сосредоточенно смотрящую на сжатый в руках билет. — Эй... ты как? — испуганно тронул он её за плечо. Она судорожно замотала головой, прижала ладонь ко рту и вымученно улыбнулась: — Не надо... было есть столько сладкого... Эти… эти орешки… Испытывая угрызения совести и лёгкую тошноту, Гарри помог ей подняться. Она оперлась на его руку и встала со страдальческим выражением лица, машинально теребя воротник светлой блузки. Всё вокруг было иным: другие запахи, другие звуки - всё вокруг было тёплым, солнечным и деревянным, даже пол. Люди торопились к выходу, вскоре в зале остались только Гарри с Гермионой да пожилая толстая волшебница, которая, видимо, никуда не спешила - она меланхолично обмахивалась журналом и, кажется, вообще не собиралась подниматься с места. — Мистер Поттер? Мисс Грейнджер? Ребята вздрогнули: к ним совершенно неслышно подошёл один из вокзальных служащих, сейчас он выжидающе-приветливо улыбался, глядя на их ещё слегка зеленоватые лица и нетвердые движения. — Д-да. — Попрошу следовать за мной. — А наши вещи?.. — Не волнуйтесь, ваши вещи уже доставлены. Надо же, у него почти не слышен акцент, — удивилась Гермиона, следуя за ним по переливающемуся солнечными квадратиками полу. Она прошли через большой зал, кишевший не только людьми, но и весьма странными человекоподобными существами (разинув рты и едва не оглохнув от незнакомой разноголосицы, они чуть не потерялись в толпе, успев пару раз наступить кому-то на ноги, а Гермиона, зазевавшись на огромную, в полстены, рекламу с Крумом, предлагающим отведать какой-то туземный напиток, сшибла с ног старого колдуна в штопаной мантии, склонившегося над старым, стянутым верёвочками сундуком). Их провожатый бесшумно и элегантно несся вперед, лавируя между людьми, как заправский танцор; они едва поспевали следом - дверь, коридор, лестница, снова дверь - и вот они вошли в большой зал, где народа было куда меньше. Прислонившись к стене и задумчиво глядя куда-то в пространство, рослый, чуть сутулый и всё такой же хмурый - стоял Виктор Крум. Гарри показалось, что следующий миг спрессовал уж как-то слишком много событий: Гермиона смущённо покраснела и замедлила шаг, Крум, заметив их, шагнул вперёд и заулыбался, глаза его под густыми бровями вспыхнули радостью и каким-то ликованием, он махнул палочкой, и на шею Гермионы опустилось цветочное ожерелье. Дурацкое цветочное ожерелье, источающее кошмарный сладковатый запах. Однако вместо того, чтобы скинуть с себя эту пакость, Гермиона рассмеялась: — Виктор, мы же не на Таити приехали, зачем все это? — У тебя был очень грустный вид, я подумал, это скрасит неудобства переезда... Они произнесли это так, словно расстались только вчера, а Гарри топтался чуть в стороне, чувствуя, как внутри нарастает непонятное раздражение. Прошла целая вечность (хотя на самом деле только несколько секунд), и Крум протянул ему руку: — Здравствуй, Гарри, очень рад тебя видеть, очень рад, что вы приехали вместе, я очень ждал, — на последних словах взгляд Крума снова скользнул к Гермионе, и она опять глупо покраснела. — Ну, что ж, ваш багаж уже в поезде, пора, пожалуй, поторопиться. Гарри пожал плотную крумовскую ладонь, что-то вежливо промычал в ответ, покивал головой. Крум предложил Гермионе руку, и Гарри замер: ему почему-то показалось, что, прими она её, весь мир перевернется с ног на голову, и уже ничто и никогда не будет прежним. Но девушка либо её не заметила, либо просто сделала вид: она по-детски взяла Гарри за руку, и он почувствовал пожатие мокрой и горячей, ещё чуть липкой от мороженого ладошки. — Пойдемте, — лучезарно улыбнулась она. Крум зашагал впереди, они семенили следом, как два перепуганных первоклассника. Гарри уставился ему в спину. Непонятно, как при таких внешних данных он может быть таким отличным ловцом? Его проще представить в воротах: такую махину и бладжер-то не прошибет, не то что кваффл... От этой мысли он ещё крепче сжал руку Гермионы, она, не глядя на него, чуть улыбнулась и ответила на пожатие. Платформа 312-Б очень напомнила Гарри платформу 9 3/4 - не внешним видом - скорее, самой атмосферой приближающегося неведомого чуда, ну и, конечно, устало пыхтящим зеленым паровозиком с тремя вагончиками. Кроме них на платформе никого не было. — А... где люди? — осмотревшись, робко спросила Гермиона, озвучив вопрос, который крутился у Гарри на языке. — Никаких людей. Только мы. Я заказал специальный рейс, чтобы прокатить тебя... в смысле, — быстро поправился, покраснев, Крум, — вас и показать наши места. Можно, было конечно, ещё раз воспользоваться портшлюзом - сначала в Велико Тырново, а оттуда уже в замок. Но мне показалось, что... — и он заулыбался, глядя на энергично замотавших головами Гарри и Гермиону, у которых даже мысль об ещё одном полете с бунтующим в желудках мороженым вызвала новый приступ тошноты. — Значит, я угадал. Ну, что ж... Едва они разместились в уютном купе, как Гермиона, бросив взгляд на багаж, в ужасе воскликнула: — Чемодан! Нет такого... небольшого чемодана... плетеного, с деревянной ручкой... — у неё дрожали губы, то ли от смеха, то ли от сдерживаемый рыданий. — Минуту, — сдвинув брови, Крум выскользнул за дверь, и через миг его низкий громкий голос зазвучал на перроне. Ни Гарри, ни Гермиона на не поняли ни слова из того, что он сердито говорил подобострастно взиравшему на него служащему, пригибавшемуся под каждым его словом всё ниже и ниже к земле. — Что, учебники потеряла? — с трудом отвел от этого зрелища глаза Гарри. — Если бы... — рассеянно вздохнула Гермиона, продолжая почесывать за ухом утробно тарахтевшего Косолапсуса, и чуть покраснела. — Там у меня... гм... личные вещи, — она покраснела ещё больше, но почему-то заулыбалась. — Гарри, ты какой-то невесёлый, ты не рад, что поехал со мной? Тебе не нравится здесь? — Нравится, — пожал плечами Гарри. Он сам не понял, сказал ли он правду. Гермиона словно почувствовала напряжение в его словах. Отпустив кота, тут же свернувшегося клубком на сиденье, она снова взяла Гарри за руку — её ладонь была уже сухой, но по-прежнему горячей. — Ты ничего не подумай, Гарри, мы с Виктором просто друзья, и я... — А почему ты мне это говоришь? — в упор посмотрел на неё Гарри. Гермиона виновато замялась, прикусила губу и робко попыталась отдернуть руку, но Гарри сжал свои пальцы и ждал, глядя ей прямо в глаза: — Не знаю, я просто подумала... ты не думай, что у меня... Крум шагнул в купе с расстроенным выражением лица: — Я очень сожалею, но багаж перепутали, и твой чемодан отправили в Прагу... Конечно, я отдал все необходимые распоряжения, его постараются найти. В любом случае, ты сможешь заказать себе то, что в нем было. Гермиона покраснела и фыркнула, бросив на всё ещё выжидательно смотрящего на неё Гарри задорный взгляд. Поезд резко дернулся, и они едва не повалились друг на друга. Колеса стукнули - раз, другой, картинка за окном медленно сдвинулась и поползла назад. Зеленое мелькание за окном, мерное постукивание колес и негромкий монотонный баритон Крума, комментирующего окрестные ландшафты, на редкость быстро утомили Гарри: не успев даже удивиться тому, что так быстро начал клевать носом, он провалился в сон, едва успев снять очки и уже на ощупь сунуть их на маленький столик под окном. *** Кто бы знал, чего мне стоило сделать как бы случайное движение палочкой и еле слышно пробормотать это заклинание... Но зато результат меня вознаградил сполна: Поттер почти сразу же заснул. Прости, парень. Собственно, в этом нет ничего личного. Определённо - он в неё влюблен. Непонятно только, знает ли об этом она. Да и сам он, пожалуй, вряд ли ещё отдает себе в этом отчет. Он слишком привык к ней там, в своей школе - который год они уже вместе? - чтобы осознать это. Он любит её так же естественно, как дышит: поворачивается к ней раньше, чем она успеет обратиться к нему, вскидывает голову, когда она просто поправляет упавшую на глаза прядку... Погружаясь в размышления, он непременно останавливает свой взор на ней... Что ж, у него было время на то, чтобы побыть с ней, у него был шанс. Теперь пробил мой час. — Не будем мешать ему? — как можно дружелюбней предложил я. Вот сейчас и узнаем, слышала ли она моё "Dormio confestim": вряд ли такая осторожная и предусмотрительная девушка, как она, рискнет перейти в соседнее купе, зная, что её попутчика только что усыпили самым вероломным образом. Она поколебалась, бросила вопросительный взгляд на Поттера, словно советуясь с ним...- нет, с этим надо заканчивать! - но человеколюбие побороло-таки опасения, если таковые и имелись. Она кивнула головой, я открыл дверь купе и пропустил её вперед: юная, хрупкая, она проскользнула мимо меня, быстро и осторожно, словно боялась задеть; волосы душистым ливнем взметнулись на сквозняке, коснувшись моего лица. — Я так пить хочу... это мороженое... — виновато произнесла она в коридоре. Милая, милая... Сколько робости и смущения... Мы перешли в другое купе. Небрежное движение палочкой - да, я хорошо изучил её вкусы за то время, что не сводил с неё глаз в Хогвартсе. И это явно произвело на неё впечатление, она заулыбалась: — Как здорово, это именно то, чего мне и хотелось! Мерлин, как хочется коснуться её, снова почувствовать тепло её кожи, мягкость её щеки - пусть это было всего однажды, когда я воспользовался её секундным замешательством и задумчивостью на прогулке во время Рождественского бала - это воспоминание словно каленым железом впечаталось в мою память. Но нет, я слишком хорошо помню и сурово сдвинутые брови, и испуганное-взволнованное выражение лица... нет. Шаг за шагом, словом за словом, я должен завоевать её - её разум, её доверие, её чувства - и только тогда она сможет понять и оценить то, что могу дать ей я. Да и как вообще можно сравнить меня с этим сладко посапывающим в соседнем купе сопляком? Что он может - исколоть её своей чуть проклюнувшейся щетиной во время неумелых слюнявых поцелуйчиков, от которых только трескаются губы? Затискать своими неумелыми лапами где-нибудь в углу, этими бездарными прикосновениями навсегда расстроив чудесный инструмент её прекрасного тела, на котором один я смогу сыграть великую пьесу любви? Причинить ей боль и кучу далеко идущих неприятностей своими глупыми неконтролируемыми телодвижениями? Он не в силах оценить её тело, как не в силах оценить и её разум, этот великолепный, отточенный, совершенно неженский ум истинного исследователя, мгновенно проникающего в самую суть предметов, отметающего шелуху слов. Эту удивительную способность выбирать из нагромождения сведений необходимую информацию, великолепное умение анализировать, неукротимое стремление ко все новым и новым знаниям, жадность до книг... Она сидела и смотрела в окно, потягивая через трубочку холодный тыквенный сок и улыбаясь чему-то. Солнечный зайчик коснулся её щеки — сразу стал виден нежный пушок, как на персиках в нашем саду... Она прищурилась и повернулась ко мне: — Нам долго ещё ехать? Расскажи мне про ваш дом. Наш?.. Нет, я не могу назвать своим этот огромный замок, слишком недолго ещё мы там живем, и даже вся наша большая семья не смогла привнести в него ощущение родного дома - того маленького, суматошного, но уютного дома, где мы жили раньше, пока я не попал в команду. Все эти комнаты и залы, гулко повторяющие каждое слово, эти коридоры и переходы, в которых до сих периодически путается кто-нибудь из племянников. Эти чертовы портреты - каждый раз, проходя мимо них, я ловлю на себе презрительный взор и слышу за спиной недовольное перешептывание. Иногда даже кажется, что стоящие на лестницах рыцарские доспехи делают мне вслед неприличные жесты. Что ж, возможно, ваш новый владелец и не голубых кровей, зато он не разорился, как ваш аристократический наследник. А потом у меня появились мои - тайные - места, которые я люблю, которые я подарю ей: увитую виноградом полуразрушенную крепостную стену над почти беззвучным ручьем и треснувшей мраморной скамьей... Крохотную комнату под крышей Западной башни - оттуда открывается волшебный вид на закат... Я распахну перед ней двери моей библиотеки - нет, недаром о ней ходят легенды: даже библиотека нашего Волшебного Совета не может похвастаться тем, что в ней есть эти уникальные фолианты, я покажу ей мою святая святых, мою лабораторию... О, она сумеет это оценить, ведь даже сейчас она везет с собой стопку книг. Да, я был прав: упоминание о библиотеке оживило её, как оживляет серый тусклый вечер вырвавшийся из-под туч яростный луч предзакатного солнца: она взмахнула палочкой, и в руках у неё оказался пергамент и перо, она начала писать, что-то попутно объясняя, сначала робко, а потом настолько быстро и увлеченно, что уже через пару минут я совершенно позабыл обо всем, кроме формул и графиков, которые мы писали словно наперегонки, едва не выдергивая друг у друга шуршащий тяжелый свиток. Я не знаю, сколько прошло времени, но неожиданно осознал, что мы говорим уже в полный голос, причем уже оба охрипли от споров и предположений; она сидела рядом со мной; пергаментами и книгами, принесенными мной из купе с посапывающим Поттером, было завалено все вокруг, когда мы наконец-то нашли хвостик ускользавшего решения. Глаза её осветились, она вскинула голову и, просияв, радостно хлопнула меня ладонью по колену, а я в пылу ослепления нашей удивительной находкой, обхватил её рукой за плечи. — Ну, конечно же!.. — и она тут же отпрянула, смутившись своего и моего порыва. Нет-нет, касайся меня, касайся, я уже не смогу жить без твоих прикосновений - совсем скоро и ты привыкнешь к моим, а через какое-то время не сможешь без них существовать. Ты рождена, чтоб быть со мной. Я никуда тебя не отпущу. Никто не сумеет тебя у меня отнять. *** Гарри проснулся от того, что яркий луч солнца самым бессовестным образом проник в его сон. Все так же чуть слышно постукивали колеса, вагон мягко покачивался, за окнами бескрайние равнины уперлись в сумрачно-зеленые горы. Вот только в купе никого не было. Гарри испугался даже не того, что неожиданно остался в поезде один и едет куда-то в неведомые дали, - его первым ощущением был ужас от того, что он скажет родителям Гермионы, если вдруг окажется, что он её проспал. Второе чувство накатило вслед за первым, и Гарри не успел ничего осознать, как оно горячей волной вынесло его в коридор и заставило одну за другой распахивать двери купе, причем почему-то с каждым разом оно заставляло делать это всё яростнее и яростнее, так что, когда Гарри в четвертом по счету купе обнаружил Крума и Гермиону, он едва не сорвал дверь с полозьев. Все купе было завалено свитками, на столике громоздилась гора книг, чернильница и несколько замученных перьев, а Крум и Гермиона, едва ли не обнявшись, склонились над каким-то длинным свитком - видимо, плодом их совместных усилий - метнув пристальный взгляд, Гарри обнаружил, что знакомый мелкий упрямый почерк Гермионы перемежается со строчками, написанными явно не её рукой. Они вскинули голову навстречу грохоту двери и его сердитому лицу; по их удивленно-вопросительным взглядам он настолько осязаемо почувствовал свою неуместность, что едва удержался от того, чтобы с таким же шумом не захлопнуть дверь, послать всё к черту, вытащить метлу и отправиться назад. Проблема была в том, что куда лететь - этого он не знал, да и обратный билет был заказан на строго определенное число... Гермиона смотрела на него, и её лицо медленно менялось — мгновение назад оно было одухотворенно-сосредоточенное, и вот она уже смотрела на него с каким-то виновато-смущенным выражением. — Гарри... Ты проснулся?.. ...а что — не видно?— Гарри надулся и молча бросил на неё обиженный взгляд, отчетливо осознавая, что делает какую-то глупость, но не в силах совладать с собой. — Мы не хотели тебе мешать, — спокойно пояснил Крум, приподнимаясь, сгребая свитки с сиденья напротив и делая приглашающий жест рукой. — Я так и понял, — как можно более нейтральным тоном ответил Гарри и сел, чувствуя себя полным идиотом и ещё больше от этого злясь. С деланным интересом он отвернулся к окну. ...Как бы никого не надуть и не отправить в витрину к удаву... Повисла дурацкая, напряженная тишина, во время которой каждый пытался придумать что-то, чтобы оборвать её как можно более непринужденным образом. И, как водится в таких ситуациях, заговорили все хором: — Я тут задала Виктору пару вопросов. Понимаешь, летняя работа по Трансфигурации ... — Мы уже подъезжаем. — Гермиона, можно полистать твой журнал? Они прыснули и заулыбались - повисшая в воздухе напряженность рассыпалась. Крум с Гермионой продолжили свою научную беседу, но уже без прежнего энтузиазма, а Гарри, чтобы им и не мешать, и в то же время не терять нить разговора, рассеянно пролистывал глянцевые странички ВедьмELLE, краем уха прислушиваясь и поддакивая периодически обращавшейся к нему Гермионе. Честно говоря, Гарри терпеть не мог этих дурацких девчачьих журналов: в них не было ни слова о квиддиче, не было по-настоящему интересных магических новостей, а кому, спрашивается, интересно читать все "Тринадцать заклинаний, чтобы он был только твой" или - о, вообще жуть, Гарри едва не поперхнулся - "Сохрани себя для Него: секреты по-настоящему горячих ведьм". Однако делать было нечего: сам попросил ... В тот момент, когда он уже собрался отложить журнал, узкая колонка "Самых горячих новостей" привлекла его внимание, там явно мелькнули знакомые имена. И точно. Гарри не поверил своим глазам: ".. знаменитый болгарский ловец... в Болгарию на каникулы... одну из первых учениц и красавиц Хогвартса Гермиону Грейнджер... Близкие люди из окружения Виктора Крума говорят, что, несмотря на юный возраст девушки, его чувства к ней вполне серьёзны и, возможно, в ближайшем будущем они составят одну из самых блестящих и знаменитых пар колдовского мира." Гарри перечитывал и перечитывал последнюю фразу, не в силах поверить своим глазам, и не сразу услышал, что Гермиона уже в который раз обращается к нему: — ...холодный, угощайся. Гарри, ты меня слышишь? — Да-да, — сглотнув комок в горле, пробормотал Гарри, отложил журнал в сторону и взял протянутую Гермионой запотевшую бутылку с тыквенным соком. Гермиона бросила взгляд на Гарри, потом присмотрелась к странице, которую он читал, - и покраснела. — Глупости все это! Мне вообще иногда хочется всех этих репортеров запечатать в банку и отправить на вечное хранение в Гриннготтс. Пишут всякую ерунду, управы на них нет ... Гарри молча кивал, машинально пил сок, едва осознавая его вкус, и смотрел в окно. Теперь, когда причина его дурного настроения наконец-то облеклась в слова, ему стало и легче, и одновременно несоизмеримо тяжелее. Все сразу оказалось ужасно простым и в то же время усложнилось до предела. Гарри сидел, отвернувшись к окну и делая вид, что разглядывает окружающий ландшафт, а на самом деле смотрел на её профиль, отражающийся в стекле, и размышлял, что за всеми ужасами и треволнениями последнего времени он едва не проворонил что-то очень важное. Что-то, что могло дать ему силы. Что-то, ради чего стоило жить. И кого-то, ради кого стоило все это делать: и жить, и бороться. Он вдруг почувствовал себя и старше, и моложе одновременно, словно превратился сразу и в ребенка, согретого солнцем родительской ласки, и во взрослого, готового грудью защитить самое дорогое, что у него есть. Страх что-то пропустить и потерять и готовность сохранить это любым способом закружили его, сердце сдавили радость и отчаяние, в груди горело, будто он выпил не ледяного сока, а кипятка. Он смотрел и смотрел на её едва читаемое на стекле отражение с ощущением, что либо только что проснулся, либо же мир был создан мгновение назад, у него на глазах. Она тоже подняла глаза к окну, к однообразному мельканию за стеклом, Крум повернул голову вслед за ней - и его бровастое отражение взглянуло на неё с такой обволакивающей нежностью и страстностью, что у Гарри пересохло в горле, и настроение испортилось окончательно. *** Замок встретил гостей неожиданной тишиной и безлюдностью, когда, всё ещё слегка пошатываясь в такт покачиванию вагона и слыша в ушах недавнее постукивание колес, они ступили на его каменные ступени. Гарри удивленно огляделся, - замок был просто огромен, конечно, не чета Хогвартсу (признаться, других замков ему видеть пока не приходилось), однако от него веяло такой же древностью: увитые виноградом, поросшие травой и изгрызенные временем серые каменные стены уходили ввысь; узкие стрельчатые окна с разноцветными витражами отбрасывали на камни под ногами солнечные зайчики, конусы башен с кое-где зияющими прорехами напоминали пробитые рыцарские шлемы. Высокая лестница с каменными перилами вела к темной двустворчатой двери, которую Крум открыл, произнеся несколько слов на незнакомом языке. Не замедляя шага, он повел их по бесконечным переходам и коридорам с высокими крестовыми сводами, темными портретами, потрескавшимися статуями и рыцарскими доспехами, ехидно побрякивающими и поскрипывающими им вслед. Тут все было иначе, чем в холодном и сыром Хогвартсе - впрочем, возможно, Гарри так казалось потому, что он никогда не жил в школе летом. Внутри солнце заливало замок Крума до самых краев, от камней веяло не мрачным холодом, а желанной прохладой, мягкие ковры под ногами поглощали шум шагов, а лестницы не крутились, не проваливались под ногами, а весело наскрипывали какие-то местные напевы. — Я вас провожу в ваши комнаты, вы передохнете, а к обеду как раз все и соберутся, — губы Виктора дрогнули в улыбке и быстрым, почти незаметным жестом - каким, наверное, ловил снитч - он захлопнул приоткрытую дверь, мимо которой они как раз проходили и из-за которой поблескивал любопытный черный глаз. — Старшие почти все в разъездах, дома только племянники. Они ещё успеют вас замучить. Кстати, Гарри, — Крум повернулся и заулыбался ещё шире, — Стана только о тебе и говорит последнюю неделю. О, только не это. Гарри даже не понял, кто такая или такой эта Стана, но в глубине души понадеялся, что это всё-таки девочка. И она не говорит по-английски. Он был сыт по горло стрекочущим Колином Криви с этим его чертовым фотоаппаратом, не дававшим ему шага ступить; ему надоело чувствовать себя диковинным зверем в клетке, слышать эти перешептывания за спиной, отвечать на одни и те же вопросы и демонстрировать свой шрам, видя, как испуганно и изумленно расширяются глаза назойливых собеседников. Что – снова?.. Нет, только не это. Перед Гарри бесшумно распахнулась тяжелая, стянутая медными лентами дверь его комнаты, Крум повел Гермиону дальше по коридору, продемонстрировал её апартаменты и, как услышал ревниво навостривший уши Гарри, отправился по своим делам, дав гостям время передохнуть и привести себя с дороги в порядок. Все вещи уже были аккуратно разобраны, сундук стоял рядом с высокой и, судя по виду, чрезвычайно мягкой кроватью, метла была пристроена в чуланчик, клетка с довольной, накормленной досыта Хедвигой заняла своё место в дальнем углу - подальше от всепоглощающего и всепроникающего солнца. На столе у окна матово поблескивал серебряный кувшин с водой, кубок и ваза с фруктами и печеньем - что было весьма разумно, с учетом того, что обед только намечался, а у Гарри с утра, кроме мороженого да сока, маковой росинки во рту не было. Он подхватил яблоко побольше, с каким-то ребяческим удовольствием, разбежавшись, прыгнул на кровать, мягко осевшую под его весом, и начал на ней раскачиваться, грызя яблоко и рассматривая свою новую обитель. На тумбочке, рядом с помахивающими крылышками часами-снитчем красовался бронзовый колокольчик. Гарри с любопытством взял его, раздался мелодичный звон, и в комнате возникло странное существо, чем-то напоминающее Добби: огромные круглые глаза, развесистые уши. Но пола оно было явно женского и выглядело весьма нарядно в обмотанной на манер тоги кухонной салфетке, расшитой красным крестиком. — Добър ден, — пискляво произнесло существо и склонилось в поклоне, видимо, ожидая приказаний. Гарри отрицательно помотал головой, и существо, так и не подняв глаз, бесшумно исчезло. Отправив огрызок в открытое окно, Гарри поднялся и продолжил обследование: за маленькой дверцей обнаружилась ванная комната с наполненной ароматной водой ванной на когтистых львиных лапах. И к вящему ужасу Гарри, едва он вошёл и начал раздеваться, ванная резво подскакала к нему и, ударив под коленки, опрокинула его в воду прямо в майке и брюках. Чертыхаясь и отплевываясь, Гарри сбросил с себя одежду, с мокрым чмоканьем приземлившуюся на деревянном полу и устроился поудобнее, решив как следует поразмышлять обо всем случившемся. Однако о чем бы он ни пытался думать, все его мысли так или иначе возвращались к тому, чем сейчас занимается в своей комнате Гермиона. И перед его внутренним взором снова и снова появлялась такая же ванная комната с ванной и лежащей в ней с книжкой и грушей в руках Гермионой, целомудренно укрытой Гарри пеной по самый подбородок. Картинка была настолько ясной и отчетливой, что Гарри выскочил из воды, ошалело глянул на пол, на котором не было никаких признаков ещё пять минут назад лежавшей там кучи мокрой одежды, замотался в пушистое синее полотенце и босиком, оставляя за собой мокрые следы, тут же исчезающие в горячем воздухе, вернулся в комнату. Ванная сердито скребла лапами по полу и плескала водой ему вслед. Чуть вздрагивая от приятного ощущения испаряющейся с кожи воды, он открыл шкаф и задумчиво взглянул на аккуратные стопочки. Интересно, как у них положено одеваться? Надеюсь, не надо будет в такую жару напяливать на себя мантию?.. С трудом натянув на ещё влажное тело футболку и джинсы, Гарри выскользнул в коридор и постучал в дверь комнаты Гермионы. — Гарри, это ты? — глухо откликнулась она на его негромкий стук. — Проходи-проходи, я сейчас... Гарри вошёл и с любопытством огляделся: в её комнате всё было так же, как и у него: мягкая кровать, засыпанная подушками, стол с грудами книг, тумбочка, кресло с одуревшим от жары Косолапсусом - однако с первого взгляда было видно, что эта комната предназначалась для девушки. Все было мягких розоватых оттенков, на тумбочке стоял букет цветов, а рядом с ним... Нет, ну только подумайте! - колдография Крума и Гермионы, сделанная незадолго до отъезда делегации Дурмштранга из Хогвартса. Он держал её за руку и радостно махал, она чуть напряженно улыбалась в камеру. Гарри поднял колдографию и поднес поближе к лицу: Крум перестал махать и нахмурился, зато Гермиона радостно заулыбалась и - чего в жизни никогда не случалось - послала Гарри воздушный поцелуй, вызвав явное негодование стоявшего рядом Виктора. Из-за двери в ванную раздался плеск - судя по всему, настоящая Гермиона находилась именно там. ...Наверняка с грушей и учебником... — Гарри, ты располагайся, я сейчас ... Гарри сунул снимок обратно и подошёл к книжной полке и столу: точно, ни дня без книжки - взяла с собой весь комплект учебников на будущий год... а вот эти книги явно не её... видимо, Крум решил поощрить её тягу к знаниям: на столе аккуратной стопкой красовалось подарочное издание "Энциклопедии колдовства: От Мерлина до наших дней. Издание 213, исправленное и дополненное", в переплете из драконьей кожи с золотым тиснением. А это ещё что такое? Странный толстый журнал, небрежно брошенный на кровать, привлек его внимание совершенно нетипичной для Гермиониных книг обложкой. Или Гарри померещилось от жары и переутомления, или на ней действительно пританцовывала полуголая красотка. Не в силах поверить собственным глазам, он шагнул и медленно потянулся к нему, однако раньше, чем он успел дотронуться до глянцевой обложки, скрипнула дверь ванной, и вылетевшая оттуда Гермиона буквально вырвала красавицу у него из-под носа с каким-то возмущенно-смущенным фырканьем. — Герми, что это? — в ужасе спросил Гарри, чувствуя, что не может совладать ни со своим лицом, ни со своим голосом. — Откуда ЭТО у тебя? Она стояла, прижимая журнал к груди, не замечая, что ещё одна красотка с обложки наклонилась и сквозь её пальцы посылает Гарри томные взгляды и призывные улыбки. — Это?... Ну... это... Это... Она покраснела и быстро затолкала журнал под подушку. — Это тебе ОН дал? — догадался Гарри. — Гарри, прекрати, я сама у него это попросила, — быстро возразила Гермиона и покраснела ещё больше. — Гермиона, — сипло начал Гарри и, кашлянув, постарался придать своему голосу нормальное звучание, — и зачем это тебе? — Неважно, — она отвела взгляд, кусая губы, которые кривились в непроизвольной улыбке. Гарри захлестнула неожиданно сильная обида. Как такое может быть? Ведь между ними - им, Гермионой, Роном - никогда не было никаких секретов, они никогда... ну, почти никогда... ничего друг от друга не скрывали и не прятали. Сам не понимая, почему, он вдруг почувствовал себя преданным, обманутым и брошенным. Что за гадость приволок ей Крум? Что он вообще о ней думает? Зачем он их пригласил? И зачем они сюда приехали? Голос Гермионы остановил его у самых дверей. — Гарри, перестань, ну что ты в самом деле, — хорошо, я тебе все расскажу, — к его удивлению, в её голосе не было ни капли раскаяния, он звенел и переливался, словно она с трудом удерживала смех. — В чемоданчике, который уехал не по адресу, были... гм ... личные вещи, — он сделала деликатную паузу, но Гарри, не искушенный в вопросах женского туалета, продолжал смотреть на неё с хмурым непониманием. Гермиона, смеясь, всплеснула руками. — Ну, хорошо: там было моё белье, и оно отправилось в Прагу. Виктор взял у своих сестер каталог и принес его мне. А я собираюсь сделать заказ, — Гермиона бросила на Гарри пытливый взгляд, осененная какой-то шаловливой идеей. — И мне нужна твоя дружеская помощь. Раньше, чем он успел открыть рот и в ужасе заорать "нет!", она потянула его к кровати, уселась рядом, сунула ему на колени журнал и начала переворачивать страницы. От подмигивающих и извивающихся полуголых красоток Гарри бросило в дрожь и в краску: что — они все носят именно такое?.. Эти... лямочки или как там оно у них называется?.. Он не знал, куда девать глаза. А Гермиона, фыркая и хихикая, тыкала пальцем то в одно изображение, то в другое: — Может, это? Как думаешь? Она тряхнула головой, её волосы взлетели и начали щекотать его щеку. Она сидела совсем рядом; пола неуместно выглядящего в такую жару махрового халата чуть отогнулась, демонстрируя круглую розовую коленку, от которой Гарри почему-то не мог отвести глаз. Он раньше никогда не видел её коленок. А от её волос и кожи шёл какой-то свежий цветочный запах. Он непроизвольно принюхался, пытаясь уловить этот аромат, ускользающий и растворяющийся в горячем, напоенном солнцем воздухе. Гарри не заметил, что инстинктивно задышал глубже и чаще, через минуту у него начала кружиться голова - то ли именно от этого, то ли ещё от чего-то... Она покосилась на него и рассмеялась - так задорно и заразительно, что он ощутил, что губы сами собой растягиваются в улыбке, - и через мгновение они уже заливались хохотом, размахивая друг на друга руками и вытирая выступившие на глазах слёзы. Наконец, вся раскрасневшись, Гермиона снова потыкала пальцем в лежащий на коленях у Гарри журнал: — Так что скажешь насчет этого? Гарри опустил глаза к странице и обомлел от увиденного. Исподтишка покосившись на покусывающую губу Гермиону, он против своей воли представил её в этом, и сразу же почувствовал, что дыхание у него занялось, а тело вдруг начало жить по каким-то своим, доселе неведомым законам. Подброшенный невидимой пружиной, вцепившись в журнал и прикрываясь им, как щитом, Гарри, на ходу бормоча какую-то ахинею в своё оправдание, метнулся к двери и пулей помчался в свою комнату, провожаемый недоуменно-веселым взглядом Гермионы. Когда за ним захлопнулась дверь, она подошла к распахнутому окну, и, счастливо улыбаясь, сама не зная, чему, прижала к раскрасневшимся щекам горячие ладони.