Ловец

Я тоскливо обвёл глазами класс. Урок у пятого курса сразу же стал для меня сущей пыткой: не иметь права смотреть на неё, не иметь права заговорить с ней, не иметь права подойти к ней, не иметь права прикоснуться к ней... Десятки пар глаз буравили меня; едва я произносил её фамилию, по классу пробегал смешок, стоило мне вызвать любую другую студентку, как головы всё равно поворачивались к ней, и по рядом снова катилась волна омерзительного девчачьего хихиканья. Я был уже на грани; не знаю, как это выдерживала она, но на её лице ни разу не проступило ни раздражение, ни неудовольствие — на уроках я был источником знаний. Остальное не имело значения. И, украдкой глядя на неё поверх классного журнала или книги, я опять мысленно переносился на год назад, когда поджидал её в библиотеке, прячась за книжными завалами. Она точно так же чуть покусывала губу, быстро водя пером по пергаменту, задумчиво накручивала локон на палец или посасывала кончик пера, погрузившись в размышления... Я проклинал тот миг, когда согласился учить её, думая, что это сблизит нас, — сейчас нас разделяло расстояние куда большее, чем в тот момент, когда я входил в международный терминал в Софии. Вокруг всегда были десятки людей, дурацкие правила связывали меня по рукам и ногам, я сходил с ума днём и терял рассудок по ночам: кошмары не давали мне спать, я боролся в темноте, предчувствие опасности сводило с ума. Мне снилось одно и то же: пляшущие на стене тени, потом ослепительная зелёная вспышка — и я просыпался, оглохнув от собственного крика. Но стоило опять погрузиться в сон, всё повторялось снова — безумный танец света и тьмы, нежный лепет, перерастающий в предсмертный крик... Я просыпался уничтоженным, разбитым; мир вокруг рассыпался, как наспех склеенное зеркало. Я уже был на грани безумия от бессвязных картинок, которые не мог понять. Чья-то равнодушная рука скомкала и уничтожила всё, чем я когда-то жил, лишила меня разума, воли, отняла то, что когда-то было дорого и важно... Я пытался тренироваться — полёт всегда вдыхал в меня радость жизни и ощущение счастья — но бьющий в лицо ледяной ветер и низкие свинцовые тучи могильным камнем давили на грудь, и вместо того, чтобы чувствовать себя окрылённым, я опускался на землю раздавленным и измученным. Но нужно было выполнить то, ради чего я тут находился. И заниматься своими преподавательскими обязанностями так, чтобы никто ничего не заподозрил. Накануне поединка между Равенкло и Гриффиндором мадам Хуч попросила меня присутствовать на тренировках команд и помочь ей с последними приготовлениями к матчу. Школьный квиддич всегда вызывал у меня добрую, чуть снисходительную улыбку. Он имел такое же отношение к квиддичу профессиональному, как прописные истины, изложенные в первом томе Трансфигурации, — к настоящей науке превращений. Хотя, как ни крути, получи Поттер несколько уроков, ему бы не было равных. Я мало видел игроков, которым Создатель отмерил таланта столь щедрой мерой: лёгкость, чутьё, удивительно естественное чувство полёта, ловкость, бесстрашие... При всей своей неприязни, я не мог не отдать ему должного: он был удивительно хорош. Признаться, гриффиндорцы произвели на меня более цельное впечатление — манёвренная, неплохо сыгранная команда, умеющая импровизировать и обладающая довольно яркой комбинационной игрой. Пожалуй, можно даже было сказать, что у них есть свой стиль... хотя, возможно, всё дело только в том, что почти половину команды составляли рыжеголовые братья Уизли. Игроки Равенкло произвели более смазанное впечатление, яркого лидера в команде — в отличие от мисс Джонсон — не просматривалось, зато их игра была более вязкой и расчётливой. Их Охотники мне глянулись больше, чем девичье звено гриффиндорцев (Спиннет-Джонсон-Белл): пусть не такие быстрые, они прекрасно работали на вертикальных передачах, а объёмное видение поля и является ярким признаком профессионализма. Конечно, меня, в первую очередь, интересовал их ловец — единственная девушка в команде, хрупкая и изящная китаяночка с аккуратными косичками, придающими ей кокетливый вид. В технике и таланте она явно уступала Поттеру, зато скорость у неё была отменная. И поле она видела прекрасно. Пожалуй, завтрашняя игра может оказаться довольно любопытной... Собрав мётлы игроков, мы с мадам Хуч проверили их на предмет скрытых неисправностей и вредоносных заклятий и заперли в чулан. Я очнулся посреди ночи на холодном каменном полу. Ветер за окном рвал облака, луна исчезала и появлялась, тускло мигая, как старая лампа. Я весь замёрз, тело ломило от холода. Я не знал, сколько провалялся на камнях. От мысли, что, смежив веки, я снова окунусь в безумство бестелесного кошмара, состоявшего только из теней и криков, меня пробил холодный пот. Поднявшись, я налил воды и подошёл к окну. Руки дрожали с такой силой, что, поднося кубок к губам, я испугался, что выбью себе зубы. За окном расстилался уже привычный пейзаж, сейчас, в призрачном лунном свете, выглядящий совершенно нереально. Тёмная стена Запретного леса, квиддичное поле... Взглянув на часы, я увидел, что до моего дежурства оставался всего час — снова ложиться в постель не имело смысла. Я оделся и вышел из своей комнаты. В коридорах было темно, кое-где серебрились привидения. Закутавшись в мантию и стуча зубами от холода, я бездумно брёл вперёд, пока не осознал, что заблудился. Будь сейчас день или, на худой конец, гори вокруг факелы, я бы с лёгкостью нашёл дорогу, но ночью Хогвартс выглядел странным и незнакомым, и я замер, пытаясь сообразить, где же нахожусь. Из соседнего коридора донеслись негромкие, но определённо человеческие шаги. Решив, что это профессор Флитвик или мадам Хуч, которые должны были нести вахту передо мной, я уже хотел было поторопиться им навстречу, но что-то меня остановило, и, вместо того, чтобы кинуться вперёд, я шагнул назад и прижался к стене, замерев в почти непроглядной тьме. Осторожные шаги раздавались всё громче и громче, судя по звукам, человек вот-вот должен был вывернуть из-за поворота...но никто не появился. И, тем не менее, шаги продолжали приближаться ко мне. Я зажмурился: до источника звука было футов пять, не больше. Открыл глаза — никого. Наступила тишина. Вдруг воздух словно содрогнулся, и прямо передо мной, комкая в руках какую-то тряпку, возник Поттер. Он стоял около одного из полотен — кажется, какого-то натюрморта, — мне было плохо видно в темноте. Протянув руку, коснулся картины, раздался смешок — и та отодвинулась, открыв дверной проём. Конечно, это же кухня! Теперь, когда я понял, где оказался, всё вокруг сразу же стало знакомым. Интересно, зачем Поттер потащился сюда ночью? Да ещё в мантии-невидимке... Что-то я сомневаюсь, что он допоздна засиделся за уроками и пропустил ужин... Впрочем, это его дело. Я бы и сам сейчас немного перекусил — я замёрз и чувствовал себя совершенно обессиленным, даже опустошённым. Признаться, по правилам я должен был остановить его и наложить взыскание — но...я сам совсем недавно был студентом, и не было ночи, чтобы кто-то из моих сокурсников не устраивал вылазку на кухню. Я заторопился в комнату преподавателей. Мадам Хуч и профессор Флитвик уже были там. Вид у них был серьёзный и взволнованный. — Чулан с принадлежностями для сегодняшнего матча взломан. *** — Добби, прекрати, — Гарри насильно усадил домашнего эльфа на табуреточку. Тот всё порывался или припасть к его ногам, или притащить самых вкусных яств, чтобы накормить до отвала. А ещё лучше — совместить первое со вторым. В конце концов, Гарри покрепче придавил его к сиденью, но эльф всё равно периодически дёргался и всё норовил куда-то побежать. — Мне нужна твоя помощь. — О, помощь! — Добби в экстазе закатил огромные глаза, на которых показались крупные — с кулак — прозрачные слёзы. — Гарри Поттер знает: Добби всегда в его распоряжении, Добби готов помочь Гарри Поттеру — великому спасителю волшебного мира, самому знаменитому волшебнику... — Хватит, — Гарри сморщился, как от зубной боли, — сколько раз я тебя уже просил не нести эту чушь... Где бы мы могли поговорить? — он слегка понизил голос, покосившись на столпившихся вокруг и настороженно прислушивавшихся к их разговору обитателей кухни. Раздувшись от гордости, Добби провёл Гарри к огромному, в человеческий рост, камину, в котором пылало целое дерево — никак не меньше. — Ты, конечно, знаешь, — помявшись, начал Гарри, неловко себя чувствуя под пристальным взглядом огромных сияющих глаз, — что Дамблдор в этом году заблокировал все выходы из замка — в том числе, и тайные. — Конечно, — важно кивнул эльф, хлопнув ушами по щекам, — Добби сам помогал директору, показывал известные ему ходы. Мысленно чертыхнувшись и помянув недобрым словом исполнительность и трудолюбие эльфа, вечно приносящие одни неприятности, и как-то едва не стоившие ему жизни, Гарри вежливо улыбнулся и осторожно продолжил. — Но ведь вы закрыли только те ходы, по которым можно было выбраться, правильно? Я имею в виду — если ход, например, завален камнями или осыпался — вы ведь не трогали его? — О, конечно, — радостно закивал эльф, — зачем делать работу, которую за тебя выполнила сама судьба, — он явно повторил чьи-то слова, — вот, например, ход, начинающийся за зеркалом на пятом этаже. Там такие завалы — и за год не разобрать. А вот другой, что ведёт в Хогсмид из слизеринских подземелий... Ну, тот, что открывается, если нажать на выступ под факелом, вставленным в скобу в виде змеи — там хоть завал не такой уж и большой, и всё же... — Добби вытаращил глаза и зажал себе рот обеими руками. Гарри предусмотрительно стиснул эльфа посильнее — и точно, тот забился, норовя вырваться и, по старой памяти, прищемить себе уши печной дверцей. — Плохой Добби, плохой, — залопотал домовик, молотя себя по голове кулачками, — Дамблдор никогда не простит глупого, бестолкового, болтливого эльфа... — Ну, что ты, Добби, — успокоительно похлопал его по плечу Гарри, испытывая невыразимое облегчение от того, что осуществить задуманное оказалось так просто, и, потеряв бдительность, разжал пальцы — эльф, страдальчески завывая, начал биться головой о ближайшее полено. — Вот чёрт! Добби, не надо, ну, не надо, говорю же! Слушай, если продолжишь так себя вести, я немедленно ухожу! — пригрозил он. Добби тут же остановился. На его серо-зелёном лбу вспухала шишка. — Нет-нет, Гарри Поттер не может сейчас уйти: у Добби такой праздник, Гарри Поттер будет почётным гостем на его помолвке и, — домовик смущённо покраснел и, опустив глаза, начал возить ногой в кучке золы, — шафером на свадьбе... Добби собирается жениться, — пискнул эльф, вконец засмущавшись. — Что?! — вытаращил глаза Гарри. — Ну, то есть, я тебя поздравляю, Добби, конечно же, я буду рад...и спасибо за приглашение... — Добби хотел самолично доставить приглашения великому Гарри Поттеру и его благородным друзьями завтра, но, коль Гарри Поттер сам пожаловал к Добби в гости... — пошарив за пазухой, домовик вытащил оттуда три самодельные открытки с коряво, но старательно нарисованными сердечками. — Добби...и Тэрри тоже, — поспешно добавил он, — мы будем так рады, так счастливы... Эльф призывно взмахнул рукой, и из толпы деликатно стоящих в стороне домовиков вышла, застенчиво улыбаясь, молоденькая эльфиха. Судя по благоговейному взгляду, каким она взирала на своего обожаемого жениха, за личную жизнь Добби можно было не волноваться. — Великий Гарри Поттер, — застенчиво теребя белый передничек с гербом Хогвартса, невеста присела в реверансе, — Добби так много рассказывал о вас — о вашем благородстве, мужестве, вашей безграничной отваге и верности дружбе... Мы решили назвать в вашу честь нашего первенца. Юноша представил маленького зелёненького Гарри с огромными ушами и вечно вытаращенными глазищами размером с шарики для пинг-понга, и у него подогнулись колени. Неправильно истолковав его чувства и приняв ужас за выражение признательности, Добби подхватил Терри под руку и важно произнёс: — Я же говорил тебе, что он — сама скромность и благородство? Ох, ну что же мы стоим, надо же угостить дорогого гостя! Тут же вся кухня забурлила, и перед Гарри, как по волшебству, возник стол, заставленный огромными блюдами, на которых громоздились горы пирожных, кексы, пудинги, пироги, конфеты, мармелад... — этого бы хватило, чтобы накормить весь пятый курс, включая Крэбба с Гойлом. Даже если предварительно неделю держать последних на голодном пайке. Гарри вежливо принял протянутую чашку с чаем и взял большой шоколадный эклер. Под внимательными взглядами эльфов сжевал его и потянулся за следующим. Постепенно атмосфера на кухне разрядилась, эльфы снова продолжили праздновать, хотя куда более тихо и робко, чем раньше. Отметив, что интерес к его персоне притупился, Гарри решил вернуться к интересующей его теме. — А тот ход, из слизеринского подземелья — он обвалился или его засыпало камнями? — между прочим спросил юноша, протягивая руку к блюду с помадками. — Да, там несколько завалов камней, — рассеянно откликнулся Добби, размышляющий, чем бы ещё угостить, — я предложил Дамблдору расчистить его, но он сказал, что можно всё оставить, как есть, вряд ли кто сумеет найти вход... Глаза эльфа снова наполнил ужас, но прежде чем домовик успел сделать рывок к печи, Гарри быстро поменял тему: — Кстати, Добби, что-то я не вижу Винки. Где она? За столом тут же воцарилась мёртвая тишина. На Гарри смотрели так, словно он сделал что-то ужасно неприличное. В гробовом молчании несколько эльфов, сидевших к нему ближе всех, заёрзали и отодвинулись подальше. — Винки пропала. Никто не знает, где она. Мы не говорим об этом, — тихо ответил Добби и, опустив глаза, добавил, — уже поздно, Гарри Поттеру пора возвращаться в спальню. Возьмите с собой, — на коленях у Гарри оказался увесистый свёрток, из которого доносились упоительные запахи. — Спокойной ночи. Свадьба состоится через две недели. Терри просит вашу подругу мисс Грейнджер оказать ей честь и стать подружкой невесты. *** Гермиона открыла глаза. У неё было такое чувство, словно её что-то разбудило. Она посмотрела на часы и в ужасе вытаращилась: какой кошмар — проснуться в пять утра в воскресенье! И в тот миг, когда она решила устроиться поудобнее и ещё чуть-чуть подремать, осторожный стук в дверь повторился. — Кто... Кто там? — спросила она севшим от сна голосом. — Мисс Грейнджер, — приглушённый голос профессора Макгонагалл был наполнен тревогой, Гермиона слышала это даже через дверь. — Немедленно одевайтесь и, будьте добры, спуститесь в Большой Зал. Гермиона торопливо натянула халат, потом, подумав, переоделась в тёплые брюки и свитер, плеснула в лицо водой и на цыпочках побежала вниз, на ходу собирая волосы в тугой узел на затылке. Вокруг преподавательского стола стояли и сидели хмурые учителя и заспанные старосты. Привидения растерянно разводили руками в ответ на подробнейшие расспросы профессора Снейпа. Профессор Флитвик успокаивал бледную, как смерть, мадам Хуч, на лице профессора Макгонагал застыло выражение сердитого отчаяния. Один Пивз жизнерадостно кувыркался под потолком, весело мурлыча очередную не слишком приличную песенку. В конце концов, устав взывать к его сознательности, профессор Флитвик поднял свою палочку, и полтергейста вынесло в ближайшее окно. Гермиона, поприветствовав всех вежливым кивком головы, мышкой замерла в уголке, чувствуя, что её охватывает беспричинная паника. — Сегодня ночью, — тихо начал Дамблдор, когда подошла профессор Спраут, ведя за собой трущую сонные глаза старосту Хаффлпаффа, — кто-то взломал комнату, в которой хранились принадлежности для завтрашней игры. Мадам Хуч и Виктор Крум были вынуждены провести повторную проверку на случай злокозненных заклятий. К сожалению, их подозрения не были лишены оснований: одна из мётел оказалась заколдована. На неё были наложены сильнейшие Тёмные Чары. Увы, избежать несчастного случая не удалось, хотя всё могло бы оказаться ещё трагичнее: окажись на месте Виктора Крума неопытный студент, он непременно бы погиб. Крум спасся чудом — исключительно благодаря тому, что он хороший спортсмен. Он сильно пострадал, но, похоже, жизнь уже вне опасности. Сейчас мадам Помфри делает всё возможное. — Воистину: memento mori, — пробормотал себе под нос стоящий неподалёку профессор Гатто. Мантия на нём была наброшена поверх длинного — в пол — халата отвратительного канареечного цвета. Прокашлявшись, профессор спросил громче: — Простите, директор, а чья была метла? Дамблдор поднял глаза. Но смотрел он не на профессора, а на Гермиону. У той зашлось сердце. — Это была метла ловца Гриффиндора Гарри Поттера. *** В воскресенье погода смилостивилась: ветер, надрывавшийся в последнее время, похоже, наконец-то, выдохся и утих, оставив после себя "меньшого братца", который лишь робко шелестел начавшими желтеть листочками. Гарри спускался на завтрак, испытывая какой-то странный внутренний дискомфорт. Конечно, перед игрой он всегда немного нервничал — иногда чувствовал себя подавленно, иногда был на подъёме — но сегодня к обычному волнению добавилось что-то ещё. Он прекрасно понимал, в чём причина, хотя и не хотел это признавать. Всё дело было в Чу. Вернувшись в школу и снова встретившись с ней, Гарри так и не сумел понять, куда подевались нежные и трепетные чувства, переполнявшие его почти полтора года. Вернее, куда подевались сами чувства, он прекрасно знал. Но вот то, что они ушли, не оставив после себя никаких добрых и тёплых воспоминаний, его здорово удивляло. Теперь он смотрел на предмет своих былых тайных воздыханий, дивясь, что же его так притягивало к этой девушке (разумеется, кроме симпатичной внешности)? Ведь ему так и не удалось приблизиться к ней ни на шаг — она была по-прежнему далека, незнакома и непонятна, как и полтора года назад, когда они впервые вышли друг против друга в игре между Гриффиндором и Равенкло. Сейчас Чу стала живым воплощением разбитых детских мечтаний и несбывшихся надежд. Каждый раз, когда он видел её, в голове начинали мелькать картинки — вот он приглашает её на бал, она, краснея отказывается, "Я иду с Седриком, Седриком Диггори"...потом — мёртвое, пустое лицо Седрика, освещённое тусклым лунным светом. Белое лицо в чёрной траве, похожее на забытую кем-то маску — тело прятала в темноте тень от могильной плиты. Лицо Чу, распухшее от слёз...шепотки за его спиной и постоянно бьющаяся в голове мысль — "это из-за меня, это из-за меня..." Замершая под корочкой времени боль и вина так и норовили прорваться наружу — теперь вид Чу был для Гарри невыносим. Видимо, и она испытывала к нему те же чувства: симпатия, если и была, сменилась устойчивой неприязнью. Юноша понимал — она обвиняет его в смерти Седрика, с которым, по слухам, её связывали нежные чувства. Но Гарри и в голове не держал мысли об упрёках: он и сам не мог простить себе тот миг, когда предложил Седрику разделить победу в Тремудром турнире... Главное — не давать воли подобным настроениям во время матча, — подумал Гарри и, зевая, спустился по винтовой лестнице в гостиную. Там ещё никого не было, он поднялся раньше всех. Впрочем, в день матча он никогда не залёживался в кровати. Большой Зал был тоже почти безлюден — стол преподавателей пустовал, за факультетскими столами сидело от силы по одному-два заспанных студента, за исключением, разве что, Равенкло. Бросив первым делом взгляд на стол соперников, Гарри удостоверился, что они, судя по бодрым и собранным лицам, находятся в полной боевой готовности. Чу сидела к нему спиной и что-то воодушевлённо говорила, размахивая тостом с джемом. Гарри замер и прислушался к себе — он ещё так хорошо помнил, как кувыркалось сердце в груди от одного её вида, от звука её голоса... Но сейчас оно билось ровно и равнодушно. Вздохнув, он повернулся и пошёл к своему столу. Где-то далеко впереди, на самом краю, съёжилась маленькая фигурка. Гарри присмотрелся и почувствовал, как внутри всё сжалось. Гермиона сидела на своём месте и смотрела в тарелку с овсянкой, даже не пытаясь взяться за ложку. Против обыкновения, перед ней не было учебника — одного этого было достаточно, чтобы понять, что с ней явно что-то не так. Синий свитер подчёркивал мертвенную бледность лица и серые круги под глазами. Гермиона остекленело смотрела в тарелку, вряд ли, вообще, осознавая, где находится. Был бы тут Рон, можно было бы попросить его узнать, что случилось, — в отчаянии подумал Гарри. Ноги сами несли его к ней. Опустившись рядом, он ещё раз покосился — и испугался, не наложили ли на неё заклятье Памяти: ему ещё никогда не приходилось видеть на лице Гермионы такого пустого и безрадостного выражения. Девушка по-прежнему смотрела в тарелку с остывшей и уже заветрившейся овсянкой, похоже, не заметив, что к ней кто-то подсел (она вряд ли бы сейчас обратила внимание даже на подошедшую поздороваться мантикору). — Гермиона...э...передай мне масло, — растерявшись, произнёс Гарри первое, что пришло в голову. Маслёнка стояла аккурат рядом с его тарелкой. Она, словно робот, протянула руку и, не произнеся ни слова и даже не изменив выражения лица, ткнула маслёнкой ему в ладонь. Гарри перепугался не на шутку и встревожено окинул взглядом Зал — народу прибавилось, но от первокурсников помощи ждать не приходилось, а из старшекурсников были только команда Равенкло и Малфой со своей вдвое увеличившейся свитой; и тех, и других, по понятным причинам, звать на помощь не хотелось. Гарри осторожно тронул её за плечо и похолодел: похоже, его предчувствия верны — не иначе, какое-то заклятье. Или она, всё же, довела себя уроками и заданиями до нервного срыва? Она была напряжена до такой степени, что казалась высеченной из камня. — Эй, Гермиона, что случилось? — тревожно спросил Гарри, чуть понизив голос. — Гермиона! Да что с тобой? Она, наконец-то, подняла пустые и усталые глаза на Гарри. — А... Это ты, Гарри... Нет-нет, со мной всё хорошо. Ночью кто-то взломал чулан с вашими мётлами, — без всякого перехода произнесла она, так что Гарри даже не сразу понял, о чём идёт речь. — Когда Виктор проверял твою метлу... В общем, кто-то наложил на неё сильнейшее проклятье. — И? — с замершим сердцем спросил Гарри. Гермиона судорожно вздохнула. — Нас подняли ночью. Мы обыскали весь замок и не нашли — ничего и никого. Потом обыскивали окрестности. Хагрид до сих пор ещё не вернулся из Запретного леса... Дамблдор отменил матч. Макгонагалл объявит на завтраке... Гарри пытался осознать услышанное, у него с трудом укладывалось в голове то, что она ему только что сказала. Неужели всё началось снова? Неужели меры безопасности, предпринятые Дамблдором, оказались недостаточными? — А где сейчас моя метла? — спросил он первое, что пришло в голову. — Метла? Какая метла? — не понимающе переспросила Гермиона. — Ах, метла...её отправили в Лондон, в Гильдию Авроров. Возможно, удастся установить, кто мог наложить такие сильные чары. Это очень могучий и злой волшебник, как сказал Дамблдор... — Ага, — кивнул Гарри и вдруг заметил, что намазывает уже четвёртый бутерброд, машинально складывая их себе на тарелку. — А что говорит...Крум? — через силу выдавил он из себя его фамилию. — Он ничего не может сказать. Виктор в лазарете. Мадам Помфри делает всё возможное. Кризис уже миновал, так что прогнозы благоприятные, — механически произнесла Гермиона и замолчала. Её лицо было совершенно спокойно. Взяв один из бутербродов с тарелки Гарри, она откусила кусочек. Гарри сидел и тупо смотрел на неё. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что выражение его лица один-в-один напоминает выражение лица Гермионы, когда он к ней подошёл. — Ч-что? Вздохнув, девушка снова заговорила — медленно, словно размышляя вслух: — Мадам Хуч рассказала, что, едва Виктор взялся за твою метлу, руки словно намертво приклеились к ней — он не мог ни отцепиться, ни спрыгнуть вниз. Она не успела даже палочкой взмахнуть, как метла вышибла окно и помчалась к Дракучей иве. И скинула его прямо на дерево. Гарри передёрнулся. Страшно было даже подумать, как свирепая ива, всегда отвечающая ударом на удар, могла встретить обидчика. — Получается, он спас тебе жизнь... — будь Гермиона в другом состоянии, она бы в жизни не сказала ничего подобного. Но сейчас она просто размышляла вслух, и её мало волновало, что подумает по этому поводу Гарри...или кто другой.. — Ты зайдёшь к нему в лазарет? — Не знаю... Нет, — поколебавшись, буркнул он. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы его спасали. Хотя нет — меньше всего на свете он хотел, чтобы его спасал Крум. — Я не просил его это делать. И вообще, — проверяя мётлы, он просто выполнял свою работу, так что я ему ничем не обязан. — Как ты можешь так говорить, Гарри! Ты его не видел — да на нём живого места нет! — подняла укоряющий взгляд Гермиона. — Зато, как я погляжу, ты на него насмотрелась, — он сам не знал, зачем сказал это, но слова сорвались с языка раньше, чем он успел захлопнуть рот. Гарри тут же проклял всё на свете, но было уже поздно. Усталость, страх и раздражение вырвались на волю: Гермиона рассердилась. Очень сильно рассердилась. — Гарри Поттер! — звонкий голос девушки разнёсся по пустому Большому Залу, эхом отражаясь от высокого потолка, и все головы разом повернулись в их сторону. — Ты — ревнивый бессердечный эгоист! Эгоист, ослепший от ревности и думающий только о своих проблемах! — От ревности? — задохнулся Гарри, краснея. — От какой такой ревности? — Ты же просто ревнуешь — и не видит этого лишь дурак! В Зале воцарилась нехорошая тишина: предвкушая скандал, слизеринцы, хмыкая и улыбаясь, торопливо подтягивались поближе. Драко Малфой облизывался, как кот над сметаной. За ним торопились два первокурсника, те самые, которых Рон с Гарри видели в поезде. Чу фыркнула и, демонстративно подняв голову, вышла из зала. Парни из команды Равенкло, переговариваясь, последовали за ней. — Я ревную? — голос Гарри звучал тихо, но это не могло обмануть Гермиону: он был в бешенстве. — С чего ты это взяла? Она смешалась. — Да мне совершенно наплевать!.. — взорвался Гарри, все последние силы бросая на то, чтобы не заорать в полную силу. — Иди и...и целуйся со своим Крумом! Исцеляй его раны своими слезами! Гермиона дёрнулась, словно он её ударил, и тут же упрямо вскинула голову. — И пойду! — И иди! — Ну и пойду! Он отшвырнул ножик, которым намазывал очередной бутерброд, вскочил и кинулся к выходу. — Гарри! — воскликнула она ему вслед, но он уже не слышал. — Разве ты не понимаешь — на его месте должен был быть ты. Дурачок... — шёпотом закончила она. — Да что ты, вообще, знаешь о моих проблемах, что ты, вообще, понимаешь, — яростно бормотал он себе под нос, прыгая через две ступеньки по лестнице, ведущей к выходу. — Я ревную!.. Надо же такое придумать! Пинком распахнув тяжёлые двери, он замер. Потом медленно двинулся в направлении Запретного Леса. На душе было противно, как никогда. В голове эхом отдавались слова Гермионы и собственные — он шёл, всё больше распаляясь, продолжая спорить и обвинять её. Он дошёл до избушки Хагрида — та была заперта, даже Клык не ответил лаем из-за двери. Подёргав ручку, Гарри решил, что, наверное, это и к лучшему: ему сейчас стоило побыть одному. А потому он развернулся и медленно побрёл в сторону озера. Позже, вспоминая то утро, Гарри не уставал поражаться своей слепоте и глупости, но сделанного не воротишь: если в отношениях с Гермионой и оставался призрак терпимости и мифический намёк на былые дружеские чувства, то в тот день с ними было покончено. И следующий разговор между бывшими друзьями состоялся очень нескоро и при весьма драматических обстоятельствах... *** — Он будет очень недоволен, Червехвост. Очень. Мне даже страшно подумать, что он может с тобой сделать, — голос колдуна сочился сладким ядом. — Он может даже решить, что ты это сделал специально...неправильно приготовил зелье...или дал ей неверные указания. — Ты прекрасно знаешь, что это не так, — голос невысокого круглого человечка оставался ровным, хотя на лбу выступили крупные капли пота. — Я всё сделал по тем инструкциям, что дал мне ты. Так что, если и произошла ошибка, то причина — в тебе. — Что ты хочешь сказать? — глаза второго волшебника превратились в лёд, а голос перестал нежно журчать и начал жалить, как отравленный кинжал. — Ты подвергаешь сомнению мою преданность Господину? — Нет, — скривился первый, — но и я всё сделал, как велено. — Так в чём же дело? Почему он остался жив? — Не знаю, — Червехвост опустил глаза, пряча затаившийся в их глубине ужас. — Она должна была выполнить то, что я сказал. — И? — Она всё сделала, как надо, — я её полностью контролирую. — Ты в этом уверен? Можешь за неё ручаться? — в голосе колдуна послышалась откровенная издёвка и насмешка. — Да. — А за него? — Тоже, — Червехвост постарался не выдать обуревавших его сомнений. Но маленькие глазки предательски заметались по комнате. — Не очень-то похоже. Что ж, у вас есть ещё один шанс, — колдун сунул в руки Червехвосту тёмный флакон с плещущейся в нём жидкостью. — И на этот раз без осечек. Иначе мне придётся объяснять Хозяину, кто же виноват. И, боюсь, мне будет очень сложно защитить тебя, Хвост... — высокий волшебник коснулся рукой зеркала и исчез. — Защитить меня, — пробурчал под нос тот, кого называли Червехвостом. — Да вели он убить меня, ты бы не стал поручать это никому другому, а с удовольствием сделал бы сам. *** Эшли потянулась, открыла глаза и сладко заулыбалась. День предвещал массу приятных сюрпризов, и они начались, едва она отдёрнула полог своей кровати: на тумбочке лежало несколько записочек, красивая открытка и цветок. Записочки она пробежала одним глазом, рассеянно скомкала и бросила под кровать — в них не было ничего нового. Слёзные мольбы Дэниэла, перемежаемые угрозами и подозрениями, два приглашения на свидание (хм...в принципе, она ничего не имела против свидания с Симусом Финниганом — он такой весёлый...). Куда больше удовольствия ей доставила открытка, подписанная угловатым размашистым почерком. Удобно устроившись на кровати, Эшли подоткнула подушку себе под спину и, исполнясь предвкушения чего-то невероятно приятного, начала читать: "Эшл и(дальше было зачёркнуто. Эшли потянулась за палочкой и прикоснулась к открытке — из-под чернил показалось слово "любимая". Она удовлетворённо вздохнула, чуть покраснев от удовольствия, и начала сначала.) Эшли, любимая! Я тебя уже три дня не видел. И ты не ответила ни на одну мою записку. Если ты не ответишь и на эту, я торжественно клянусь, что покончу с собой на глазах у всей школы, схватив Гарри за мантию, когда он сегодня будет гнаться за снитчем. Если он не убьёт меня в воздухе, то непременно сделает это, приземлившись. Приходи сегодня после ужина к нашему фонтанчику. Я так скучаю по тебе. (зачёркнуто) Рон." После очередного взмаха палочкой подпись стала немного иной: "твой Рон." На обратной стороне была приписка: "Цветок заколдован: положи его себе под подушку, и тебе будут сниться только самые чудесные сны — про нас с тобой". Эшли с сомнением посмотрела на цветок и, хмыкнув, отложила его в сторону. Пожалуй, эта записка была одной из лучших, что ей приходилось получать, — угроза самоубийства, всё так романтично... У остальных хватало фантазии разве что на банальное воспевание её нежных губ и чудесных глаз. Она презрительно фыркнула. И всё же...у неё остался какой-то неприятный осадок. Ох уж этот Гарри Поттер... Рон всегда с ним, просто не разлей-вода! И ухитрился всунуть его даже в любовную записку! Нет, однозначно, с этим надо кончать: уж коль они поспорили, что Рончик будет целиком и полностью принадлежать ей, — так тому и быть. Тем более, времени осталось не так уж много, так что следует поторопиться... Призвав перо и пергамент, Эшли на миг задумалась и начала писать ответ. *** Сказать, что студенты не остались безучастны к случившемуся в воскресенье утром в Большом Зале, - значит, не сказать ничего. О размолвке между Гарри и Гермионой слухи ходили давно (а Пенси Паркинсон даже подкрепила их достопамятной колдографией с кубка Болгарии по квиддичу, вырезанной из летнего номера Квиддич-экспресса. Той самой, на которой Крум целовал Гермиону), но ссора, прогремевшая в стенах школы, дала новый толчок уже начавшей было угасать сплетне. Подробности передавались из уст в уста, обрастая всё новыми красочными деталями. Через три дня школьницы на полном серьёзе шушукались, что Гермиона беременна тройней, нападение на Крума устроил сошедший с ума от ревности Поттер, и бедному профессору удалось выжить лишь благодаря чуду. И теперь обоим грозит Азкабан - одному за покушение на убийство и использование Тёмной магии, а второму - за растление несовершеннолетних. Как переносили шепотки и хихиканья за спиной сами виновники происшествия, и чего им это стоило, было известно только им одним, но вот Малфой откровенно ликовал. Он пустил в ход весь арсенал издевательств и насмешек, венцом которого стала несмываемая переливающаяся надпись на мантии Гарри: "Мальчик-Которого-Послали". За что Гермиона тут же сняла десять очков со Слизерина. А Гарри, обозвав Малфоя скунсом, на глазах всех присутствующих разукрасил его ухоженную серебристую шевелюру чёрно-белыми полосками. Джастин Финч-Флечтли потом клялся, что, когда их растаскивали, он увидел под мантией Малфоя хвост. Как бы то ни было, оба факультета лишились по полусотне очков - к несчастью, во время инцидента поблизости оказался Карло Гатто: в сопровождении слизеринца-семикурсника устрашающих размеров он как раз шёл на свою лекцию. После памятной истории с Фредом Уизли, когда профессор провёл три часа привязанным к столбу в загоне с мантикрабами, он не показывался в коридорах без телохранителя, справедливо полагая, что зуб на него имеют куда больше юношей, чем ему самому хотелось бы. Однако изменить своим сластолюбивым привычкам сеньор Гатто оказался не в силах, а потому красивым девушкам Хогвартса приходилось непросто: "аquila non captat muscas. Орел не ловит мух". Правда, объяснить необходимость охраны Дамблдору оказалось весьма непросто; в конце концов, директор взглянул синими, похожими на живых рыбок глазами поверх очков на итальянца, юлящего и несущего что-то невообразимое про фазы луны и потерю памяти, и подписал разрешение. Гатто был готов поклясться, что тот при этом улыбался. Весь следующий урок Защиты от Тёмных Искусств профессор провёл, перемежая рассказы о Волеподавляющих ритуалах и зельях философскими разглагольствованиями о непостоянстве людских чувств, непременно апеллируя при этом к Гермионе: "молва не всегда ошибается - haud semper errat fama, ах, вам ли не знать, мисс Грейнджер?" Но прошло время, и эти страсти тоже постепенно улеглись, и если что и напоминало о грандиозных слухах и скандалах, так это выцветшие серые полоски в шевелюре Малфоя да странный запах, который он, как ни старался, так и не сумел вытравить из школьной мантии. Даже Фред и Джордж перестали демонстративно зажимать носы при его приближении. Дни потекли своим чередом: по утрам лужицы уже подёргивались корочкой льда, Запретный лес становился всё прозрачней и прозрачней, а тыквы на грядках Хагрида горделиво раздувались в преддверии Хеллоуина. Единственным человеком, которого весть о скандале между Гарри и Гермионой практически не задела (хотя всё должно было быть как раз наоборот) оказался Рон. Он вообще сейчас мало что замечал, погрузившись в водоворот первой счастливой любви. И ему было совершенно невдомёк, что под чутким руководством Эшли время, которое он проводил с Гарри, всё сокращалось, а общение с Гермионой, с которой Рон, вроде бы, и не ссорился, свелось к её напоминаниям о несделанных домашних заданиях и его вялым отговоркам. Но если бы кто-то сказал ему, что узы их когда-то незыблемой дружбы превратились в тоненькую ниточку, так и норовящую перетереться и оборваться, Рон тут же вскипел бы от праведного гнева. А четверокурсница Эшли Макферсон, при всей своей юности и хрупкости, ум имела хоть недалекий, но весьма практичный и была не по годам расчётливой. Выгоды она не упускала, да и какая дура откажется от полусотни галлеонов, можно сказать, за просто так? Всего-то навсего - на спор рассорить с друзьями по уши влюблённого в неё рыжего гриффиндорца. Нет, она просто обязана выиграть это смешное пари, что при её трудолюбии и упорстве в достижении цели казалось совсем несложным. Особенно с учетом того, что Уизли-младший был таким наивным и невинным лопухом, каких поискать. - Если б я дожидалась, пока он решится сам меня поцеловать, мне пришлось бы терпеть лет до тридцати. А люди столько не живут, - Эшли вздохнула, взглянула на себя в зеркало и поправила чёлочку. Если она всё рассчитала верно, то сегодняшний вечер станет решающим, и завтра кое-кому придётся раскошелиться. Она отправилась на уроки, сжимая в кулаке записочку. Как и ожидалось, Рон уже стоял на лестнице - первым уроком у четверокурсников была Гербология, он всегда провожал её к Теплицам. Чинно дойдя до первых кустов, она тут же кинулась ему на шею, и, не успел растерявшийся гриффиндорец прийти в себя от всплеска страсти, как девушка уже исчезла, засунув ему за шиворот смятый клочок пергамента. Он бережно расправил записку, прочитал и подскочил, издав победный индейский вопль. И с этой секунды время начало тянуться для него безбожно медленно, превратив ожидание в сладкую пытку. *** Когда намёк на то, что Гарри просто обязан сходить в лазарет и высказать слова благодарности человеку, спасшему ему жизнь, прозвучал от Макгонагал, Гарри сдался и пообещал (себе, в первую очередь) непременно это сделать. Вообще-то он и сам понимал, что его вынуждают простые правила вежливости: во-первых, он отдыхал у Крума летом, а, во-вторых, как ни крути (Гарри вздохнул, перо дрогнуло, и на домашней работе по Астрологии расплылась сочная клякса) - он ведь, и правда... ну... спас его. Не уговори тогда Крум мадам Хуч на повторную проверку мётел, быть бы сейчас Гарри пациентом Отделения Безнадёжных Травм Госпиталя Св.Мунго. И то - только в случае невероятного везения. Правда, Гарри, как мог, оттягивал неприятный визит, день сменял день, но, наконец, деваться было некуда: на обеде Парвати Патил сказала, что мадам Помфри завтра отпустит Крума из больничного крыла. А она всегда знала самые свежие новости: её сестра Падма проводила у постели тяжелобольного каждую свободную минутку (к большому неудовольствию остальных поклонниц нового преподавателя, устраивавших дуэли за право подать ему воды или поднести лекарство. К слову сказать, Гермиона в этих поединках не участвовала и, вообще, - появилась у Крума за всё время только дважды, что причиняло тому невыносимые страдания, но он убедил себя, что причина в её нежелании снова становиться объектом сплетен). Единственное, к чему Гарри был не готов категорически, - это идти в лазарет в одиночку, а потому решил уговорить Рона составить ему компанию. Но тот, как назло, опаздывал - до начала Зелий оставалось совсем чуть-чуть, студенты уже расселись, пустовало лишь место рядом с Гарри. Замершая в дверях Блез Забини метнулась за парту, трагическим шёпотом оповестив, что Снейп идёт по коридору. Но вместо Снейпа, красный и задыхающийся, в класс ворвался Рон, опередив профессора от силы на минуту. Разумеется, за неуважение к учителю и недостойный ученика вид (брюки Рона были забрызганы грязью, галстук сбился набок, а несколько пуговиц на рубашке застёгнуты наперекосяк), Снейп немедленно уменьшил запасы Гриффиндора на пять очков. Но Рона это ничуть не озаботило: сияя, как начищенный кнат, он тут же начал толкать Гарри ногой под партой, явно собираясь поделиться чем-то совершенно сногсшибательным. Правда, решение Снейпа провести тест по зельям на основе ядов немного охладило его пыл и отложило рассказы до ужина. Определённо: пятница столь же отвратительный день, как и среда, - размышлял Гарри, пытаясь оттереть руки. У соседней раковины плескался Рон. Сегодня Гарри повезло ещё меньше, чем обычно: Снейп рассадил неразлучную пару, и ему пришлось трудиться над Суперотчищающим зельем вместе с Невиллом. Первое, что сделал Лонгботтом, - перепутал последовательность добавления в котёл компонентов, в результате чего зелье приобрело синий цвет (хотя должно было стать коричневым) и очень подозрительно зашипело. Робко оглянувшись и увидев, как профессор что-то объясняет работающим в паре Пенси Паркинсон и Крэббу, Невилл аккуратно вылил то, во что превратилось зелье, и они с Гарри начали всё сначала. Гроза разразилась, когда по классу пополз подозрительный дымок, причина которого была установлена Снейпом немедленно. - Только не говорите, что вы просто вылили его... - прошипел профессор, медленно меняя цвет лица с обычного желтоватого на грязно-белый. - Это зелье разъедает всё на своем пути. Мистер Лонгботтом, если в нашем библиотечном хранилище развалятся стены, в моей лаборатории провалится пол, а замок рухнет в тартарары - отвечать будете вы, и восстанавливать Хогвартс вам придётся тоже за свой счет! Я сегодня же поставлю вопрос о целесообразности продолжения вашего обучения перед директором и отпишу вашим родственникам! То ли настроение Снейпа было хуже, чем обычно, то ли причина крылась в том, что за обедом профессор Гатто позволил себе довольно громко и грубо пошутить насчёт внешности профессора Зельеделия (Brutto com il chesso - Снейп итальянского не знал. Зато, по понятным причинам, знал Гатто. И зельевар небезосновательно подозревал, что ничего доброго в этой фразе нет. Да уж, фраза весьма оскорбительная. Прим. авт.), но после инцидента с Лонгботтомом копилка Гриффиндора заметно опустела - к несказанному ликованию слизеринцев, наконец-то, вырвавшихся вперёд в соревновании за Кубок Школы. Гарри тоже досталось - за то, что, потеряв бдительность, позволил Лонгботтому испортить даже то, с чем бы справилась и дрессированная обезьяна. Сам Невилл до конца урока боялся шевельнуться и сидел, дрожа и кусая губы. - Рон, ну, пошли? - бросив безрезультатные попытки оттереть с пальцев зелёные пятна от сока опунции, Гарри обречённо взглянул на друга. Дорога до лазарета показалась мгновением, и вот они вошли в больничную палату. За окном потихоньку темнело, наступали ранние осенние сумерки, и в лазарете уже вовсю пылали факелы. Крум лежал на дальней кровати у окна, тумбочка рядом была завалена открытками с пожеланиями скорейшего выздоровления и признаниями в любви, стопками книг и пергаментами. На уголочке приютился серебряный кувшин с водой и кубок. С ощущением, будто к каждой ноге привязали по гире, Гарри поплёлся вперёд и, заикаясь, забормотал слова приветствия и благодарности, Рон поддерживал разговор, по большей части, междометиями. - У меня тут появилось немного свободного времени, - слабо улыбнулся Крум, махнув рукой на своё перебинтованное до самого подбородка тело, - и я попробовал выяснить, что за заклятье было наложено на твою метлу. Не могу сказать чтобы я преуспел, думаю, только Гильдия Авроров сможет сделать окончательные выводы, но я нашёл упоминания о похожем заклятье. Оно очень древнее - тут написано, - он поднял ветхий фолиант, - что давным-давно, в правилах только что изобретённого квиддича специально оговаривался запрет наложения этих чар на мётлы соперников. Нарушитель карался смертью. А последний раз оно применялось во время второй мировой магической войны к штурмовым отрядам противника во время битвы под Арнгеймом. Гриндевальдом. От неожиданности Гарри поперхнулся и закашлялся. Рон начал хлопать его по спине - безрезультатно, кашель только усиливался. Рон торопливо плеснул в кубок воды из серебряного кувшина на тумбочке и сунул в руку Гарри, но в этот миг с подносом, наполненным пилюлями и порошками, вошла мадам Помфри. - Мистер Крум, ваше лекарство... Что с вами, мистер Поттер? - в глазах мадам Помфри вспыхнул профессиональный интерес. - Коклюш? Ларингит? - Поперхнулся, - хмуро ответил Гарри, наконец-то, приходя в себя и вытирая выступившие слёзы. Он машинально протянул так и не тронутый кубок Круму. Мадам Помфри бросила на визитёров многозначительный взгляд и зашуршала порошками; торопливо распрощавшись, ребята двинулись на выход, к несказанному облегчению и радости Гарри, чувствовавшего себя здесь ужасно сковано и неуютно. Когда двери за спинами гриффиндорцев уже закрывались, внимание Рона привлёк металлический звон и какой-то странный звук. Он обернулся и в ужасе замер, вытаращив глаза: Крум, хрипя и сжимая руками горло, медленно заваливался набок. У кровати валялся серебряный кубок. *** Через час вся школа гудела, и к ужину история с неудачным покушением приобрела совершенно иное звучание. В Гарри тыкали пальцем, особо нервные младшекурсники шарахались при его приближении, Пивз радостно кукарекал и орал "Поттер-отравитель!", а неугомонный Малфой громко оповестил слизеринцев, что теперь не рискнёт есть с Поттером даже за соседним столом - боится быть отравленным. Даже гриффиндорцы разделились во мнениях: старшие курсы не сомневались в невиновности Гарри, первоклашки же испуганно засуетились, стоило виновнику переполоха появиться в гостиной. Гарри не знал, что позже Гермиона устроила им выволочку и пригрозила снять очки и наложить взыскание на каждого, кто будет слушать и распространять дурацкие сплетни. А со студентами третьего и четвертого курса по её просьбе поговорила Джинни - и, судя по всему, неплохо справилась с поручением. Когда Гарри вернулся от Дамблдора, Рон в сотый раз пересказывал подробности визита к Круму, сопровождая рассказ драматической жестикуляцией. Не в силах слушать очередной предсмертный хрип, удававшийся Рону раз от раза всё лучше, Гермиона с Косолапсусом под мышкой демонстративно ушла в свою комнату, а Гарри просто взял друга за шкирку и уволок в спальню аккурат на том моменте, когда Рон в лицах изображал, как профессор Снейп серебряным кинжалом разжал Круму челюсти и влил противоядие. - Но главное, - уже с лестницы прокричал Рон, изо всех сил сопротивляясь попыткам Поттера зажать ему рот, - я ведь сам налил в кубок воды и дал Гарри. И выпить его должен был Гарри, понимаете?.. - Прекращай этот балаган, - сердито зашипел Гарри, толкнув Рона, возмущённого тем, что его прервали на самом интересном месте, на кровать, - допрыгаешься - кто-нибудь из особо впечатлительных накропает заметочку для Риты Москиты. Не терпится нацепить на нас лавры отравителей? Хочешь засветиться на первой полосе Пророка? Что до меня, я вовсе не горю таким желанием - мне вполне хватило истории с метлой. - Слушай, ты второй раз оказываешься на волосок от смерти! - глаза Рона всё ещё горели от возбуждения, а руки нервно теребили край балдахина. - Представляешь, что было бы, выпей ты этой чёртовой водички! Бедняга Крум... Ты видел, какого цвета он стал? Просто чудо, что Снейп оказался настолько запасливым и предусмотрительным! Обалдеть! А как он хрипел! - Рон восхищённо закатил глаза. - Ещё одно слово, и я за себя не ручаюсь... - предупредил Гарри, и, взглянув на него, Рон послушно умолк. - Думаешь, кого-то из вас настойчиво пытаются убить? - после паузы спросил он. - Но кого? И кто? Ну, с метлой всё просто - они же даже не ставили на двери анти-алохомору. Туда кто угодно мог влезть, было бы желание. Но вот кто мог подсыпать Круму яд в кувшин? Только... - Рон вытаращил глаза, и голос его упал до шёпота, - мадам Помфри. Но это же бред, правда? - Бред, - согласился Гарри. - А насчёт метлы ты не прав - Гермиона, - голос Гарри предательски дрогнул, - мне сказала, что такие чары на Всполох мог наложить только очень умелый тёмный маг... - Так, давай рассудим логически: кто в нашей школе может ненавидеть тебя и Крума и при этом иметь самое прямое отношение к Тёмной магии? - Вот это уж точно бред, - тряхнул головой Гарри, - причем тут Гатто? - Ага, но согласись - ты в первую очередь подумал именно о нём! - торжествующе воскликнул Рон. - Просто он учитель по Защите - только и всего. Я не понимаю, за что ему ненавидеть меня? Да и Крума тоже... - Как за что? А Гермиона? Он же готов делать пакости всем ухажёрам приглянувшихся ему девчонок! Вон, Фред ещё ни разу не ушёл с Защиты без взыскания или снятых баллов! А вспомни, что Гатто сказал Дину на последнем уроке? Гарри мрачно кивнул: фраза "А вам бы я даже не советовал готовиться к переэкзаменовке по С.О.В. На вашем месте я бы побеспокоился насчёт другого места учёбы... " намертво впечаталась бы в чью угодно память. - Он что - и к Гермионе подкатывал? - кулаки Гарри непроизвольно сжались. - Откуда ты знаешь? - Она же и сказала... Да ты не волнуйся - Гермиона давно поставила его на место... - успокоительно заверил друга Рон. - А может, он затаил злость и решил отомстить... - Рон, что ты несёшь? Зачем убивать меня - или Крума? Причём тут Гермиона? - застонал Гарри. - Ну, не знаю - может, у них в Италии так принято, - пожал плечами Рон и наморщил лоб, - как это называется... вендетта на почве любви. Или нет! - завопил Рон, осенённый новой идеей. - Я всё понял: яд в кувшин подсыпал сам Крум и хотел он отравить именно тебя! От ревности! - Мне кажется, он уже получил то, чего ему так хотелось, - сухо ответил Гарри. - И поводов ревновать ко мне у него, совершенно, нет. - Ну, я не стал бы так утверждать, - подмигнул Рон. - Могу тебе сказать, что Гермиона... - Рон, ты сбрендил, - перебил его Гарри, не желая поднимать больной вопрос. - У тебя, видно, на почве твоей любви совсем ум за разум зашёл. Пойди-ка, погуляй на свежем воздухе, проветрись. И вообще, - ядовито добавил он, покосившись на часы, - ты не забыл, что уже почти девять часов? Рон ахнул и заметался по спальне, как буйнопомешанный. В мгновение ока приведя себя в порядок, он замер у дверей. - Ну, пожелай мне удачи, - задыхаясь от волнения, произнёс он, - всё-таки это моё первое свидание... - Ты каждый раз так говоришь, - фыркнул Гарри. - Что ты понимаешь! Это НАСТОЯЩЕЕ свидание - мы пойдём в Астрономическую башню, - понизив голос, пояснил Рон. - Ну-ну... Не свалитесь, астрономы... Надеюсь, рассказ про неудавшееся отравление будет иметь большой успех. Рон погрозил кулаком и метнулся за дверь, но не успел Гарри упасть на кровать, как в комнату снова просунулась рыжая голова. - Кстати, ты, по-моему, здорово заблуждаешься насчёт Гермионы. Если я хоть что-то понимаю в любви, - Рон сделал многозначительную паузу, - она влюблена в тебя по уши. В дверь полетела подушка, и голова исчезла. Гарри вытянулся на спине и уставился в потолок, пытаясь осознать всё случившееся и услышанное от Дамблдора. Это у него получалось плохо. *** - Рон, ой, какой ты смешной и глупый! Я бы и сама прекрасно перебралась через лужу, а теперь ты грязный с головы до ног! - голос Эшли серебряным колокольчиком звенел в темноте. - Пойдём обратно, тебе надо принять душ и переодеться! - Эшли, а как насчёт вознаграждения за моё самопожертвование? Ммм... а ещё? - Рон Уизли, убери от меня свои грязные лапы! Остальное потом. Не лезь целоваться - добьёшься того, что я тоже с ног до головы буду мокрая! В качестве вознаграждения я попробую устроить тебе вместо душа посещение ванной старост. Хочешь? - Разве что с тобой... - Я же сказала - убери руки! - строгость в голосе Эшли не могла его обмануть. - А то будешь купаться в туалете Плаксы Миртл! - Ты что - всерьёз насчёт ванной старост? А как я туда попаду? - Ой, за это не волнуйся. Я тебе всё устрою. На всякий случай захвати мантию-невидимку Гарри, ладно? А я подежурю снаружи, пока ты моешься. - А как же наше свидание? - Если не будешь засматриваться на русалок и не уснёшь в пене, мы ещё успеем до отбоя погулять по саду... *** Рон слышал про ванную старост только от Гарри, и всегда считал, что тот приукрашивает - все эти чудеса, мрамор, пушистые полотенца и халаты... Однако, всё обстояло именно так и даже более того - в ванной, напоминавшей, скорее, небольшой бассейн, уже плескалась вода с какой-то диковинной пенкой, разноцветные пузырики музыкально лопались, во влажном воздухе переливалась радуга; русалка на картине, увидев его, сначала недоумённо вытаращила глаза, а потом расхохоталась, зарумянилась и игриво погрозила пальчиком, что-то бормоча про "молодых да ранних". Рон стыдливо покосился на неё, потом, решив, что ей не привыкать, разделся, аккуратно сложил свои вещи на круглой банкетке в дальнем углу, подумал, прихватил с собой мантию-невидимку, положив её у края бассейна, ещё подумал и вернулся за мылом и губкой. Наконец, затаив дыхание от предвкушения удовольствия, он присел на краешек ванной и свесил было вниз ногу, чтобы попробовать, как вода, и тут... В коридоре раздались шаги, ручка двери начала поворачиваться, и Рон с ужасом осознал, что, потрясённый всем этим средиземноморским великолепием, забыл закрыть дверь. Палочка? - но нет, пока он добежит до своих вещей, его голая задница уже предстанет во всей красе перед нежданным гостем... нырнуть?.. выпрыгнуть в окно? (которого, кстати, всё равно нет)... о, идиот, ну конечно! Рон схватил мантию-невидимку и, зачем-то прижимая кусок мыла к груди, как самый дорогой на свете талисман, забился в угол и постарался не дышать - ему казалось, что от стука его сердца должны оглохнуть все в радиусе двух-трёх коридоров, за исключением, разве что, глухих от рождения. Чёрт, куда же подевалась Эшли?! Она же обещала... Дверь отворилась, и в ванную вошла Гермиона. Вид у неё был мрачный и сосредоточенный. Только тут Рон осознал, что этот пушистый розовый халат на вешалке вовсе неспроста показался ему каким-то странным... странно-знакомым. Это был её халат. И ванну она тоже набрала для себя. И сейчас она будет... - Рон глубоко вдохнул и выдохнул, глядя, как Гермиона покосилась на себя в зеркало и начала расстёгивать рубашку. Сердце ушло в пятки, и по коже побежали мурашки размером с соплохвостов -... будет купаться. Он зажмурился. Мысль, что надо как-то дать знать о своём присутствии, остановить её, почему-то пришла в голову последней. Вместо этого Рон зачем-то подумал о том, что, забравшись в ванную старост, нарушает школьные правила, и что Гермиона непременно снимет с него баллы. Больше всего на свете ему хотелось оказаться снаружи. Пусть голым, мокрым... Рон случайно приоткрыл глаза, вытаращил их и тут же зажмурился ещё крепче, так, что под веками взорвались разноцветные фейерверки. Теперь он согласился бы оказаться снаружи голым, мокрым и даже без мантии - лишь бы снаружи. Кой чёрт занёс меня... Он почувствовал, что краснеет, что пальцы взмокли от пота, что непослушное мыло игриво возится в ладони, так и норовя выскользнуть на волю... Тихое шлёпанье босых ног по полу... Наверное, она трогает воду... Так и есть - "Ой!"... наверное, горячая... Против воли у него перед глазами вставали картинки, от которых хотелось оторвать себе голову или, вообще, - сразу удавиться. Или...о, это мысль!- стереть себе память. Интересно, а можно стереть память частично, чтобы завтрашнее задание по Истории магии в ней осталось, а вот... гм... неодетая...(Рон покраснел, как рак) Гермиона исчезла?.. - Algidus!..ой!.. Algidus! Ага... Раздался шумный плеск. Рон чуть-чуть приоткрыл глаза - чтобы только различать дрожащие очертания предметов сквозь ресницы - точно, она нырнула и теперь плещется... Чёрт! О, Мерлин... Гарри меня убьёт. Его опять словно окатили кипятком, он непроизвольно охнул - хорошо ещё, что шум воды заглушил его голос... Выхода не было. Только сидеть и ждать, когда это безобразие закончится. Ничего-ничего, - утешал он себя, уткнувшись взглядом в свои мосластые коленки, - не будет же она здесь бултыхаться всю ночь... Рон снова мрачно подумал о Гарри. И ведь не расскажешь - сначала поднимет насмех, а потом и по физиономии может дать. Нет, насмех - это вряд ли. Скорее, сначала по физиономии, а потом... А потом опять по физиономии. Он в отношении неё совершенно неадекватный. И необъективный. Особенно после их ссоры. Псих влюблённый. От грохота в дверь мыло выскочило-таки у Рона из рук и с весёлым свистом проскользило по полу. - Рон! Рон Уизли!!! - это была она, Эшли. - Скорее выходи, мне сказали, что сейчас сюда придёт Гермиона! Быстрее-быстрее, ну что же ты молчишь? Накидывай мантию и выходи! Гермиона медленно выпрямилась. Вода доходила ей до подмышек. Она не присела, не взвизгнула, даже не охнула. Протянув руку, стащила прямо в воду большое махровое полотенце, обмоталась им и медленно вышла. - Рон, ты здесь? - спросила она голосом, от которого должна была замёрзнуть вода и в бассейне, и в кране, и, наверное, даже в озере - до самого дна. - Рон, где ты?.. Рон стянул мантию с головы и уставился в пол. ... голым, мокрым, без мантии и перед всей школой... Её губы шевелились, но он едва слышал её слова: - ...убирайся. Как ты только мог… Я не ожидала от тебя... Рон поплёлся прочь, одной рукой придерживая мантию, а другой, прижимая к груди скомканный ворох одежды. Проходя мимо всё ещё пузырящегося и искрящегося бассейна, он поскользнулся на паскудном мыле, едва не выпустив всё из рук и не растянувшись на дурацком полу с морскими звёздами и прочей подводной дрянью. Гермиона смотрела ему вслед, заливаясь краской, - не смущения или стыда, а гнева, ярости и презрения: - Да что с вами обоими произошло? Вы что - с ума посходили от гормонов? Один подглядывает за мной по ночам, устраивает представления, после которых в меня не тычет пальцем только безрукий, второй подсматривает за мной в ванной... Друзья называется!!! Сбрендили оба! Какими словами утешала Рона топтавшаяся в коридоре Эшли, какой дорогой они добрался до спальни, когда он заснул и заснул ли вообще - Рон помнил плохо. На душе было отвратительно, он проклинал себя за бестолковость и нерешительность... И настроение не могли исправить ни прощальные поцелуи, в которые Эшли вложила столько нежности, ни её предложение перенести свидание на завтрашний вечер. *** По понятным причинам Рон решил сохранить ужасное происшествие в тайне от Гарри - ему хотелось и из своей памяти вытравить его как можно быстрее. Гермиона теперь с ним не разговаривала, на Гарри тоже было стыдно поднять взгляд... в общем, даже мысль о вечернем свидании с Эшли не приносила ожидаемой радости. Тучи начали сгущаться на Гербологии с хаффлпаффцами. Едва Рон и Гарри появились в классе (по плану намечалась работа с гербарием плотоядных растений. Кусающимся), как среди хаффлпаффцев пробежал шепоток. Кто-то засмеялся, кто-то неодобрительно поджал губы. Сьюзан Боунс закатила глаза и пробормотала что-то вроде "дальше просто некуда". Гермиона, покраснев, склонилась над гербарием. Весь урок класс негромко жужжал, на что ни Гарри, погружённый в размышления о том, как сегодня проникнуть в тайный ход у слизеринских подземелий, ни Рон, мрачно размышляющий над тем, как смотреть друзьям в глаза, не обратили ни малейшего внимания. На уроке профессор Спраут была очень недовольна полным отсутствием внимания к такому важному вопросу, как снижение восприимчивости к ядам после укуса плотоядных растений: - Надеюсь, вы понимаете, что в данном случае становитесь более устойчивыми к воздействию зелий на их основе? - трижды переспросила она. Краем глаза Рон заметил, что Гарри последовал примеру большинства и тут же сунул палец в засушенный цветок, вцепившийся в него с плотоядным урчанием. - Слушай, Рон, ты что сегодня какой-то варёный? - не выдержал Гарри, когда на перемене они пробирались сквозь гудящую толпу студентов. Гарри старался не обращать внимания на то, что, при их появлении лица у учеников вытягивались. Это, конечно, ужасно раздражало, но всю свою не столь уж долгую жизнь он только и делал, что учился держать себя в руках и игнорировать пристальные взгляды. А потому сейчас он шёл, полностью сосредоточившись на вечерней экспедиции. Правда, тонкий писк совести периодически напоминал о вчерашней беседе с Дамблдором и об обещании не влезать ни в какие авантюры до тех пор, пока не будет выяснено, каким способом Тёмная магия проникла в школу. Но, если честно, даже Дамблдор верил в это слабо, не говоря уж о Гарри, для которого пока всё было достаточно очевидно: ведь, так или иначе, все странные события последнего времени вели в одном направлении. А значит - надо выбраться из Хогвартса и снова проникнуть в таинственную подземную пещеру. Словом, голос совести остался в меньшинстве и, ещё немного поворчав для порядку, умолк. Рон вяло пожал плечами, буркнул что-то вроде "не выспался" (что было чистейшей правдой) и раздражённо оттолкнул Колина Криви, пробиравшегося им навстречу с фотоаппаратом наготове. Летом Колин устроился внештатным корреспондентом в юношеское приложение "Ежедневного пророка", так что ни он сам, ни его фотоаппарат не сулили Рону и Гарри ничего хорошего. Масла в огонь подлили Фред и Джордж, вышедшие из кабинета Трансфигурации. Скорбно покивав в ответ на гневные слова профессора Макгонагалл, сопровождающей в лазарет рыдающую слизеринку-семикурсницу со змеями вместо волос на голове, они, едва лишь завидев Гарри, пошли впереди, громко требуя освободить дорогу великим наследникам славного дела Борджиа! …Всё произошло, когда Гарри во время обеда полез в сумку за приложением к учебнику по Трансфигурации. На стол выпорхнула записка, прочитав которую, он вытаращил глаза и, схватив Рона за рукав, вытащил за двери Большого Зала. - Что это значит?! - он ткнул записку Рону под нос. Если хочешь узнать, почему Гермиона не разговаривает с Роном, спроси, чем они вчера вечером занимались вдвоём в ванной старост. Рон, сжимающий в руке вилку с куском тушёной моркови, позеленел и замер. Его потрясло даже не само содержание записки, а почерк, которым она была написана. Ровные строчки с аккуратно нанизанными бусинками-буквами. Рон стоял, не в силах оторвать глаз от клочка пергамента и чувствовал, что всё внутри замерзает и рассыпается ледяной пылью. Мир потускнел. Жизнь потеряла смысл. Стало больно дышать, грудь заломило. - Что это значит?! - повторил Гарри. - Я... не знаю... Рон взял записку. Перечитал. Потом ещё раз. Снова - и так до тех пор, пока слова не утратили свой смысл, оставив только странное головокружение и гул в ушах. Зачем она так поступила? - Я вчера совершенно случайно попал в ванную старост, - наконец, заговорил он тусклым голосом. Теперь ему было всё равно. - А потом туда пришла мыться Гермиона. Я сидел в углу. Вот и всё. Гарри слушал, не меняясь в лице. - Почему ты мне с утра всё не рассказал? - Да? - безжизненно рассмеялся Рон. - И что же я должен был тебе сказать? "Вчера на нашем свидании с Эшли я свалился в грязь, и она провела меня в ванную для старост. И когда я разделся, туда пришла Гермиона. Только не подумай ничего плохого: она мылась, а я сидел под мантией-невидимкой". - А почему ты не попросил её выйти? Оделся бы - и дело с концом. Рон вяло пожал плечами. - Сам не знаю. Сначала растерялся, а потом уже было поздно. Она могла подумать, что я специально ждал, пока она разденется. - А зачем ты мантию брал? И почему меня не спросил? - Мне Эшли посоветовала... - То есть ты своей Эшли и про мантию-невидимку проболтался? А осталось что-нибудь, что ты ей не рассказал? А? Рон прислонился к стене, жалко и вымученно улыбаясь. - Я дурак, да? - он не стал дожидаться ответа на риторический вопрос. - Хорошо, пусть я дурак, полный кретин - но... за что она со мной так, а? - он опустил к записке взгляд, и Гарри вдруг понял, что верит Рону и не может на него сердиться, хотя и пытается себя заставить. - Зачем она так поступила? Я думал, я ей нравлюсь... А она... - он снова опустил глаза к записке и схватился рукой за грудь, словно ему было трудно дышать. - За что, а? - он поднял на Гарри заблестевшие синие глаза. Гарри даже не подозревал, как скоро он узнает ответ. И как ему этот ответ не понравится. *** Гермиона сидела у камина и клевала носом над книгой. Мысль о том, чтобы пойти в комнату и снова остаться наедине со своими сомнениями и чувствами, угнетала, поэтому она тянула время и пыталась довести себя до такого состояния, чтобы упасть на кровать и уснуть, не донеся голову до подушки. Все давно разошлись, гриффиндорская гостиная опустела и затихла, лишь пламя монотонно хрустело сучьями в камине. Сон дразнил, но, похоже, боялся приблизиться из-за мрачных размышлений, переполнявших девушку. Сколько раз они сидели тут втроём, сколько историй и разговоров подслушал бы этот камин, имей он уши... Воспоминания не приносили ей радости, они ранили ещё сильней. Всё, что сейчас осталось Гермионе, - это тишина и одиночество. Её сонные глаза оторвались от созерцания прыгающих за решёткой оранжевых языков и метнулись к пустующему креслу рядом. Рон бесшумно скользнул в него, уставился в камин, потом перевёл взгляд на неё и спросил напряжённым голосом: - Тебе он нравится, да? - Рон, зачем ты говоришь глупости? - она нахмурилась и нервно начала щёлкать страницами толстенного фолианта, лежащего на коленях. - Просто... - он замялся, не в силах подобрать слова, - получается, вся наша дружба - она что, больше для тебя ничего не значит? Я, Гарри - мы больше не нужны тебе? - Как ты можешь так говорить! - Могу! - упрямо нахмурился Рон. - Ты целыми днями торчишь с ним - то в библиотеке, то вообще, неизвестно где. Разве ты ничего не видишь? - И что же я должна видеть? - Да он же втрескался в тебя! Таскается за тобой хвостом, - покраснел Рон. - А ты, вместо того, чтобы послать его подальше, разводишь всякую канитель. Он же тебе не нравится - ну, так и скажи ему прямо. Ведь он же тебе не нравится? Гермиона молчала. Она не знала ответа. - Не нравится? - повторил Рон, и голос его предательски дрогнул. - Или... Ах, вот в чём дело... Может, ты к нему и домой поедешь, а? Я слышал, как он тебя приглашал! - Что - тебе никто не говорил, что подслушивать нехорошо? - покраснела она. - А тебе никто не говорил, что предавать друзей... - Я никого не предаю! - А что ты делаешь? Что?! - Рон сейчас сам напоминал раскалённый язычок пламени. - Ну, и ладно: если тебе так нужен твой дорогой Крум - и водись с ним, а к нам больше не подходи! - он вскочил и умчался вверх по лестнице раньше, чем Гермиона успела хоть что-то возразить. Расстроено вздохнув, она устроилась в кресле. - Я все знаю: ты... ты просто использовала меня! - перед ней, сжимая кулаки, стоял Гарри. - Предательница! Иди и... и целуйся со своим Крумом! Исцеляй его раны своими слезами! Книга с грохотом упала на пол, и Гермиона проснулась. Щёки были мокрые, облизнув губы, она почувствовала солёный привкус слёз. А ведь всё так и есть,- с какой-то истеричной беспощадностью к себе подумала она, -я сама прогнала лучших друзей, я сама завалила их глупыми требованиями, претензиями и упрёками. Что меня интересует, кроме учёбы и соревнования за Кубок Школы? Что я про них сейчас знаю? Я сама во всём виновата. Я не имела права так поступать. И получила по заслугам. Внутренний голос тут же возразил ей, напомнив о вчерашнем происшествии в ванной. Гермиона покраснела, но решила не сдаваться и продолжила самобичевание. Ну и что? Подумаешь! Рон не мог за мной подсматривать - он не такой, к тому же он по уши влюблён в свою хаффлпаффскую вертихвостку. Наверняка, свернулся калачиком и зажмурил глаза... Надо было всё перевести в шутку... Будь на моём месте Лавендер...- Гермиона фыркнула: не далее, как пару недель назад самая красивая девушка Гриффиндора, поправляя перед зеркалом свои роскошные светлые волосы, во всеуслышание заявила, что запросто бы повторила подвиг леди Годивы. Это вызвало несказанное оживление среди мужской части факультета. - Она бы, поди, попросила его подать ей полотенце. Или нет, - она бы вылезла из ванны и сама за ним пошла. К вешалке. И ещё, наверное, разговаривала бы по дороге на отвлечённые темы, - Гермиона вздохнула и бледно улыбнулась. - Хотя нет, вряд ли. Я что-то не замечала, чтобы Лавендер интересовалась Роном. Вот будь на его месте Малфой... О том, что Лавендер неровно дышит к ненавистному слизеринцу, пятикурсницы давно шушукались в спальне. Сама Лавендер все упреки отметала небрежным движение головы и томным ну, и пусть он мерзавец, зато такой стильный красавчик. ...И вообще, я разве говорила, что собираюсь с ним встречаться? С однокурсников мысли Гермионы плавно перетекли к учёбе, потом - к проблемам факультета и логично вернулись к Гарри и Рону, хотя, на этот раз, с другой стороны. Мальчишки "отрастили" столько "хвостов", что теперь, чтобы прилично подготовиться к экзаменам и не оставить Гриффиндор за бортом общефакультетского соревнования, им нужно было, не разгибаясь, корпеть над учебниками день и ночь. И если раньше Гермиона могла это проконтролировать, то сейчас всё что ей оставалось - пытаться достучаться до них ни к кому конкретно не обращёнными сакраментальными "Пятый курс - вы не забыли, что объём эссе по Истории Магии должен составлять два свитка?", "Все помнят, что завтра первая контрольная по Трансфигурации?" Правда, - вздохнула Гермиона, - толку от этого никакого... Не далее, как на прошлой неделе Макгонагалл вызвала её в учительскую и, пряча глаза, строго произнесла: - В ваших же интересах решить вопрос с успеваемостью Поттера и Уизли в ближайшее время, иначе, как ни прискорбно, мне придётся поднять вопрос о вашем несоответствии занимаемому посту старосты. Какими бы ни были ваши отношения, вы - староста и не должны путать личное и общественное. Неожиданно портрет скрипнул, и в гостиную кто-то вошёл. Пригнувшись, Гермиона осторожно выглянула из-за спинки кресла, возмущённо вытаращила глаза и покосилась на часы на руке. Первый час ночи! Через гостиную на цыпочках пробирались Трейси и Кевин. В руках они несли объёмистые пакеты, происхождение которых отнюдь не было для старосты тайной. Как быстро они нашли дорожку на кухню, - мысленно улыбнулась она. - Помнится, нам на это потребовался не один год... Но когда воплощением богини возмездия она поднялась из кресла, её вид был более чем суров. - Мисс Алесини, мистер Сторм, соблаговолите объяснить, почему вы нарушаете правила и находитесь после отбоя не в своих кроватях, а бродите по школе? Трейси пискнула, и из её пакета на пол посыпались кексы и выпал кусок тыквенного пирога. - Я... м-мы... - заикаясь, начал Кевин. - Пять очков с Гриффиндора и немедленно отправляйтесь в свои спальни. - Будто ты никогда не бродила по школе ночью, - обиженно буркнула Трейси, собирая кексы. - Бродила, - с неожиданной даже для себя самой лёгкостью согласилась Гермиона. - Но меня, в отличие от вас, никто не ловил. - Как это? А когда профессор Макгонагалл сняла с вас за одну ночь полторы сотни очков? - Откуда вы знаете? - с подозрением поинтересовалась Гермиона. Репутация старосты в глазах младшекурсников должна быть незапятнанной - этому правилу она следовала неукоснительно. - Нам рассказала... - начал Кевин, но тут же умолк, потому что Трейси чувствительно пихнула его локтём в бок. - Да всем это известно! - А где твои друзья, Гермиона?.. Нам рассказывали, что вы всегда вместе, - ты, Рон Уизли, Гарри Поттер... Вы поссорились, да? Из-за чего? Я бы сама хотела это знать, - тоскливо подумала Гермиона, машинально принимая из рук Трейси кекс. - Словно кто-то сглазил нашу дружбу... Но вслух она сказала лишь: - Вот что, молодые люди, если не хотите лишить наш факультет ещё десятка баллов, немедленно отправляйтесь спать! А доверительные разговоры перенесём на более подходящее время. Но не успели первокурсники дойти до лестницы, как портрет снова отворился, и в гостиную вошёл Гарри. Он был ужасно взъерошен и помят, а в руках комкал что-то, немедленно узнанное Гермионой. Мантия-невидимка. Бросив странный взгляд на Гермиону, он молча взлетел наверх. - А как же - "пять баллов с Гриффиндора"? - с ехидной улыбкой спросила Трейси, но, не успела староста и рта раскрыть, как они с Кевином растворились на ведущей к спальням лестнице. *** Гарри вошёл в спальню пятикурсников. Было так тихо, что звенело в ушах. У окна сладко вздохнул и заворочался Дин Томас. Невилл всхрапнул во сне: "Не надо, профессор, не надо!.." Гарри бесшумно скользнул к кровати Рона, взялся за полог и замер. Оттуда не доносилось ни звука. Заглянув внутрь, он увидел съёжившуюся фигуру: Рон сидел в темноте, обняв руками колени и уткнувшись в них лицом. Вздохнув, Гарри опустился рядом. Желание немедленно рассказать то, что он только что узнал, испарилось. Он сидел, прислушиваясь к мерному сонному сопению и похрапыванию одноклассников, и машинально разглаживал ладонью простыню. - Знаешь, - неожиданно прошептал Рон, - так странно, когда это случается с тобой... Меня ведь никто никогда не обманывал и не предавал. Ну - Фред и Джордж - эти их шуточки, но это всё не то... Ты понимаешь... Лучше б меня избили... - Угу, - кивнул в темноту Гарри. - Понимаешь, она говорила мне такие слова... Что я самый-самый… Мне никто такого не говорил, - шёпот Рона задрожал. - Я думал, это правда... Зачем она предала меня? Я не понимаю. - Я тоже... - Я был таким дураком, я думал, что теперь-то у нас всё будет хорошо: вы с Гермионой помиритесь, и мы повсюду будем ходить вчетвером. Вместе искать приключений, вместе отдыхать на каникулах... Каким же я был дураком, - Рон захрустел пальцами. – И зачем она написала тебе, зачем подстроила всё в ванной - ведь она же знала, что туда вот-вот должна прийти Гермиона?.. Не понимаю, у меня в голове не укладывается - зачем нужно было нас ссорить? Гарри снова вздохнул. Он не знал, как поступают в таких случаях: надо ли сказать Рону правду или же не сыпать соли на свежую рану? - Может, специально? - осторожно предположил он вслух. - Ну, не знаю - на спор или ещё что... - Гарри, ты что-то знаешь? Давай, выкладывай. Да не бойся, - толкнул его Рон, почувствовав неуверенность в голосе друга, - мне уже всё равно. Поколебавшись, Гарри решился: - Я случайно слышал её разговор. Она поспорила, что сможет нас всех перессорить... - Не может быть... - пробормотал Рон. - Наверное, её вынудили... Нет, не может быть, она не могла... Она всегда говорила о вас только хорошее, расстраивалась, что у вас не ладится с Гермионой, завидовала нашей дружбе... По-хорошему завидовала. Наверное, - чуть помедлив, добавил Рон. - А с кем она разговаривала? - Не знаю, - соврал Гарри, не зная (не в силах предугадать?), на что в нынешнем состоянии способен Рон и побаиваясь возможных эксцессов. - Но её никто не вынуждал. Я слышал, как с ней расплатились. Повисла долгая пауза. Потом Гарри услышал, как Рон судорожно вздохнул. - Вот значит как... И почём нынче ценится наша дружба? - Пятьдесят галлеонов. - О... дороговато. Хоть это радует. - Рон... - Не надо, Гарри, - Рон стряхнул с плеча руку друга, - я конченый дебил. Слепой и глухой. Конечно - как я мог подумать, что она, и правда, мной интересуется. Такая девушка - за ней столько парней бегали, а она вдруг выбрала этакого придурка, как я... Так мне и надо. Рон опять уткнулся лицом в колени. Теперь, когда глаза Гарри привыкли к темноте, он видел, как Рон судорожно сжимает пальцы. В тишине раздавались глухие сдавленные вздохи. Сказать было нечего, но уйти Гарри не мог. Скинув ботинки, он с ногами забрался на кровать Рона и сел рядом в той же позе. …Он специально выбрал время, когда коридоры уже опустели, и никто не мог увидеть, как в стене у слизеринского подземелья появляется зияющий проём. Видимо, не он один предпочитал тихие ночные часы: во втором коридоре он едва не налетел на разговаривающую вполголоса пару. Одним из собеседников была Эшли, а вторым... Гарри удивлённо приподнял брови - хотя, мало ли, чего не бывает, и у слизеринских старшекурсников могут обнаружиться общие дела с хаффлпаффцами, которых они всегда чурались, - и собрался было прокрасться на цыпочках мимо, но прозвучавшее в этот момент имя Рона заставило его прирасти к полу. Следующие пять минут он стоял, чувствуя, как от ярости сжимаются кулаки, и с трудом удерживал себя от желания немедленно пустить палочку в ход. Пересчитав деньги, Эшли отправилась к себе, Гарри на цыпочках двинулся за ней. С тобой, дрянь этакая, я разберусь потом, - подумал он, услышав, как вдалеке открылась и закрылась дверь в слизеринскую гостиную. Едва Эшли и невидимкой преследующий её Гарри удалились на приличное расстояние, как он вытащил палочку и пробормотал под нос заклинание. Эшли взвизгнула и схватилась за лицо, покрывшееся мерзкими зелёными фурункулами. - Пятидесяти галлеонов тебе как раз хватит, чтобы привести себя в порядок, - шепнул ей Гарри в самое ухо. Она снова взвизгнула, подскочила, выхватила свою палочку и начала слепо размахивать ею, в надежде поразить невидимого врага. Но тот был уже далеко. - Знаешь, Гарри, - голос Рона вернул его к настоящему, - наверное, только что-то потеряв, начинаешь это ценить, как следует. Я вот только сейчас понял, как нам было хорошо втроём... Какими мы были счастливыми. Надо бы помириться с Гермионой... - Ага, - согласился Гарри. - Только не представляю, как подойти и заговорить с ней, после всего, что мы друг другу наговорили и чего наделали... - Я тоже... Услышь сейчас их Гермиона, она бы вздохнула и повторила эти же слова. *** Между камней мелькнула длинная юркая тень. Скользнула в узкую щель, метнулась по каменному полу. В подземелье было темно и сыро. В углу сжалась маленькая фигурка. - Дрянь! - сейчас в его голосе не было ни подобострастия, ни страха. Только неуёмная ярость. - Его опять спасли! Не смогла справиться даже с такой ерундой, а ведь я предупреждал, что ты не имеешь права ошибаться. Фигурка пискнула и умоляюще воздела руки, но колдун не обратил на это ни малейшего внимания. Его палочка взорвалась зелёной вспышкой, и бесформенной кучей фигурка сползла по стене. Он брезгливо пнул её ногой, снова взмахнул палочкой... Лёгкий сизый дымок развеялся в воздухе, в углу осталось лишь несколько обрывков ткани. Теперь его лицо стало задумчивым. ...Что ж, если не получается так, попробуем сделать это по-другому... И, кстати, кое-кто здорово путается под ногами. Определённо - его надо убрать, этот проныра вовсе не дурак...