Сто костров Баноры

- Нет! Ты в своём уме?! Генезис был настолько возмущён, что не находил других подходящих слов, хотя обычно не страдал от проблем с выражением... чувств. Редко что могло настолько его поразить, чтобы потерять дар речи, но тут как раз был именно этот случай. Их столик стоял у окна в укромном уголке зала кофейни, уютно спрятанный от шума и суеты. За стеклом шумел Мидгар. Солнце уже зашло, и город приобретал краски ночной жизни. Совсем скоро загорится неон, не уступающий по свечению мако, и люди скинут маски добропорядочных и законопослушных граждан. От только что принесённого кофе поднимался сказочный аромат, но после всего услышанного Генезис им чуть не поперхнулся. Высокий темноволосый мужчина с точёными чертами лица и вспыхивающей на свету рубиновой серьгой смотрел на него практически с мольбой. Анджил же делал вид, что ничего интереснее новостей в телефоне и быть не может. - Тао, какой гекийо? Как ты вообще себе это видишь? – ошарашено уточнил Генезис. – Какая из меня модель? - Прекрасная, - ни капли не смутился мужчина, постукивая длинными изящными пальцами по крышке столика. – Как художник я всегда жалел, что ты солджер, а не профессиональный натурщик. В голубых глазах Рапсодоса вспыхнуло предупреждение, и Тао ловко перевёл тему: - Вы очень похожи. На тебе будет маска, никто ничего не заподозрит. - Похожи? – деликатно уточнил Анджил, делая глоток кофе. Генезис всё же поперхнулся, а Тао несколько смутился, но потом кивнул. - Какое завидное постоянство в предпочтениях, - с мягкой иронией отметил Хьюли. - Андж-ж-ж, - прошипел Генезис. - Что? – невинно округлил тот глаза. – Я говорю, кофе Тао всё так же пьёт с ликёром. Аромат так и витает в воздухе. Чувствуешь? Генезис фыркнул. Ну да, ну да. Тао родом из Коста-дель-Соль. Сын местного знаменитого певца и полувутайки, от которой унаследовал экзотичный разрез глаз и страсть к роскоши: произведениям искусства, красивым женщинам и… мужчинам. Благодаря своему труду и таланту стал одним из известнейших художников в Мидгаре. И вот, как оказалось, получил приглашение выступить в гекийо. Просто красивый номер между актами, чистой воды эстетика, которую элегантно вплетают в само представление. Только тот, кто должен был «холстом», заболел. И можно было бы отменить номер, но ведь это дебют. Такими приглашениями не разбрасываются. Генезис прекрасно понимал, что Тао пытается хоть как-то выйти из сложившейся ситуации, но предлагать это солджеру?! Дело усложняло то, что они были любовниками. Давно. Отношения не афишировали и долго вместе не продержались. Это была странная связь. Генезис влюбился в талант Тао, а Тао потерял голову от Генезиса как от новой музы. Муза была настоящим пламенем, цитировала «Лавлесс» и улыбалась так, что меркло солнце. Теперь они периодически общались, но чисто по-дружески, обсуждая новинки в Мидгарской Опере или выставки. - Джен, пожалуйста, - тихо сказал Тао. – Проси всё, что захочешь. Генезис поджал губы. Предложение заманчивое. Художник вхож в разные круги общества, в том числе к тем, кто вращается среди важных персон. Все любят, кхм, искусство. Поэтому он может быть полезен. Анджил незаметно пнул его под столом. - Хорошо, - выдохнул Генезис. – Только такая маска, чтобы никак… никто… В глазах Тао вспыхнула радость. - Спасибо, Джен, я… Я для тебя… - Рюу Шингацу, - продолжил Рапсодос, не подумав сделать паузу. Тао резко умолк, потом осторожно уточнил: - Что? - Рюу Шингацу, - спокойно повторил Генезис. – Мне нужна информация. Вся, которую можно получить. И чем быстрее, тем лучше. Тао нахмурился, что-то прикинул, потом кивнул. - Договорились. Всё будет, Джен. Ты – мой спаситель. После того как художник ушёл, Генезис повторил заказ и склонился к Анджилу. - Ну, а ты… честь и гордость солджеров, почему молчал и ничего не говорил? - А что, была необходимость? – невозмутимо уточнил Хьюли, обхватывая ладонями новую чашку. – Ты сам говорил, что творческих людей надо поддерживать. - Обалдеть, какие веские аргументы, - проворчал Генезис, понимая, что друг прав. - Ты мне лучше скажи, как прошёл поход за «Лавлессом»? – поинтересовался Анджил, переводя на него взгляд. - “Поверхность воды покрывается рябью… Неприкаянной душе неведом покой…” - мрачно процитировал Рапсодос, поднося кружку к губам. – Эпично. Это было эпично, Андж. Слушай скорбную историю, мой друг. И сразу предупреждаю: будешь ржать – убью. *** Серебристо-белые тона лаборатории «Шинра билдинг» в этот раз не успокаивали. Умом Сефирот понимал, что его реакция на дурацкую фотографию из книги Рапсодоса была из ряда вон выходящей, однако внутри до сих пор бурлил дикий сплав эмоций. От недоумения до всепоглощающего гнева. И, как ни прискорбно, всё это можно было назвать одним отвратительным словом. Ревность. Для Сефирота она была в новинку, потому что хоть он и прекрасно понимал: чувство собственничества ему не чуждо, но вот чтобы так, когда хочется присвоить и заклеймить - такое первый раз. После этой бахамутовой шахты, когда рыжий засранец чуть не ушёл в Лайфстрим, Сефирот вдруг резко осознал, что не согласен дальше довольствоваться только дружбой. Потому что Генезис – это Генезис. Можно долго придумывать отмазки и находить причины, но Сефирот прекрасно знал: Рапсодос для него не только друг. Физическое влечение было сразу. Но Сефирот с ним справился, не зря же он Лучший из Лучших… Контроль над эмоциями и ощущениями - прежде всего. Да и Генезис редко бывал в одиночестве. Притом оба пола не обделяли его ни лаской, ни вниманием. Но это и было понятно. Мимо такого огня нельзя пройти. Сам Сефирот, выросший в лаборатории, в сексуальном плане ровно относился как к женщинам, так и мужчинам, не особо заморачиваясь, какого пола его партнёр в постели. Только… променять дружбу на секс? Нет уж, увольте. А теперь всё будто полетело с горы Нибель. Сефирот понял, что не собирается больше оставаться в стороне. И тут эта дурацкая фотография! Будто подожгла невидимый фитиль внутри, который привёл к взрыву. Хуже всего, что приходилось признать: фотография совершенно не дурацкая. Генезис и какой-то темноволосый мужчина, в чьих венах явно течёт вутайская кровь. Они всего лишь сидят за столом и смотрят друг на друга. Только вот Джен улыбается так, что даже пальцам, держащим фотографию, становится горячо. А во взгляде мужчины есть нечто, дающее понять: так смотрят только на любовника. И от этого почему-то стало больно. Генезис действительно пришёл за своей ненаглядной «Лавлесс». Но Сефирота срочно вызвал Лазард. Даже разговора не получилось. А что получилось… опять всё пошло наперекосяк. Слишком резко, слишком неправильно. Рапсодос только озадаченно уставился на него и не успел ничего сказать в ответ. Сефирот попросту пихнул ему «Лавлесс» в руки и ехидно посоветовал следить за тем, что вкладывает в книги. Не получилось даже увидеть лицо Генезиса, хотя отчаянно хотелось обернуться. А потом была миссия. И ещё одна. И опять. Да и Рапсодос на месте не сидел. В итоге им не удалось перекинуться даже парой фраз. Так, что он рявкнул на Генезиса и тайфуном вынесся из палаты. - Когда ты так смотришь, мне кажется, что время выпустить несколько образцов в коридоры «Шинра билдинг», чтобы ты спустил пар, - деловито сообщил вернувшийся Ходжо. В его руках было несколько пробирок. Всем видом профессор излучал полнейшую удовлетворённость результатами тестов. - Спасибо за заботу, Руди, но тогда в коридорах придётся долго убирать. Президент будет опечален. Ходжо совсем не по-профессорски уселся на край стола и усмехнулся: - Что-то не припомню, чтобы ты слишком заботился о чувствах президента. Сефирот лишь пожал плечом. Ходжо слишком давно его знает, собственно, с самого рождения, поэтому нет смысла размениваться на объяснения. - Что произошло? – вдруг серьёзно спросил Руди. - Всё как всегда, - уклончиво ответил Сефирот. - Не придуривайся, я всё же кое-что вижу, - хмыкнул тот, отстёгивая сухими пальцами датчики. – У тебя лицо, будто ты решил закопать половину планеты. - Ты умеешь сравнить, Руди, - заметил Сефирот. - Всегда к твоим услугам. Как Ходжо ни пытался выведать причины нерадостного настроения, Сефирот ловко уходил от вопросов и переводил разговор на другие темы. В итоге профессору пришлось тактически отступить. Но вот идея спустить пар Сефироту понравилась. Поэтому он без раздумий направился к тренировочным залам. Уже в душевой он столкнулся с Хьюли, завязывавшем полотенце на бёдрах. - Честь и гордость солджеров даже в душе, - поддел генерал. - Само собой, - ни капли не смутился Анджил. – Должен же кто-то подавать пример молодёжи. Думал, сегодня-таки не выдержу и стукну Зака. - Но выдержал? – улыбнулся Сефирот. Зак Фэйр, Щенок – один из лучших учеников Анджа, который обожает своего наставника и так же обожает всё кругом разносить. - Выдержал, - кивнул Анджил. – Но… не поверишь, чего мне это стоило. Сефирот зашёл в душевую кабину и включил воду. - Просто надо как-то расслабляться, - задумчиво произнёс он. – Иначе скоро покроешься плесенью. Вся эта тихая и спокойная жизнь до добра не доведёт. - Это ты сейчас про миссии или про жизнь с Генезисом бок о бок? – скептически поинтересовался Анджил. Комнаты банорцев находились рядом, поэтому вопрос носил чисто риторический характер. - Хочешь поменяться? – спросил Сефирот… и только потом до него дошло, что именно он сказал. И горячие струи воды показались вдруг ледяными. Но Хьюли не заострил на этом внимания, зато рассмеялся: - Нет уж. Это мой бахамут, мне его и кормить. Кстати, насчёт отдыха ты прав целиком и полностью. У меня есть предложение. Сефирот повернул кран и, стащив полотенце, вышел из кабины. - И какое же? – уточни он. - А что ты думаешь о гекийо? - Э… Гекийо? *** - Ты выглядишь восхитительно, - сказал Тао, помогая Генезису застегнуть красное одеяние, расшитое золотыми фениксами. Одежда для гекийо была так хитро сделана, что по мере выступления можно было частями обнажать тело при минимуме движений. - Да не сбегу я, не надо заливаться соловьём, - проворчал Генезис, до сих пор не понимая, как в здравом уме на всё это согласился. Тао только улыбнулся. Он неплохо знал Рапсодоса. Раз пообещал – точно не подставит. - Потом будет что обсудить с Анджилом, он явно не зря попросил билеты, - мягко сказал он. Генезис качнул головой. О да, как-то он не задумывался, что когда-нибудь будет обсуждать с Хьюли гекийо. Но теперь уже что поделать. Впрочем, это не худший вариант. Вот явись сюда, например, Сефирот, - точно придёт крах всему. Кожа сияла тусклым золотом: нанесли специальный состав, чтобы краски были ярче и легче ложились. Маска расписана чёрными узорами. И горит той же алой медью, что и его волосы. Она скрывает часть лица, оставляя открытыми губы и подбородок. Две красные кисточки на ленте прикреплены к маске и спускаются до ключиц. Генезис посмотрел на своё отражение в зеркале. Одновременно он и не он. Сделал плавное движение ладонью. Свет тут же заиграл россыпью бликов на металлических хучжи. Так назывались древние вутайские кольца, похожие на вытянутые ажурные колпачки, придающие пальцам вид то ли когтей мифической птицы, то ли рук бога. Ранее знать Вутая носила их, чтобы уберечь от повреждений свои холёные ногти, теперь же это - элемент наряда артистов. Но сложно было не признать: с такими штуками на пальцах не сделаешь резких и рубленых движений. Только плавно, только мягко, только так, чтобы от тебя не могли отвести взор. Генезис с изумлением осознавал: он нервничает. Это непривычно. Странно. Он никогда не выходил к людям… так. И от этого довольно сложно разобраться с тем спектром чувств, что сейчас его обуревают. А потом он вдруг понял, что волнение ещё переходит от Тао. Пусть художник внешне спокоен, но не факт, что на самом деле. Он – творец. А тут всё зависит от выступления, второй раз первое впечатление не произвести. И когда у Тао выскользнула из пальцев кисть, Генезис ловко перехватил её и мягко сжал запястье мужчины. - Посмотри на меня. У нас всё получится. Тао серьёзно посмотрел на него, потом кивнул. На его губах появилась тень улыбки. - Спасибо, Джен, ты прав. У нас всё получится. Пошли. Скоро наш выход. Генезис последовал за художником. Появилось странное чувство, что он упустил нечто важное, но он мысленно отмахнулся. Это всего лишь номер, ничего большего. *** Сефирот до сих пор не мог поверить, что Анджил привёл его на представление гекийо. Заметив недоверчивый взгляд Лучшего из Лучших, Хьюли признался, что они собирались пойти с Генезисом, но того услали по работе, и в итоге весь поход накрывался медным тазом. Сефирот не мог припомнить, чтобы Лазард говорил о срочном задании, однако если Анджил сказал «работа» - значит, это она и есть. В театре он уже бывал, но сегодня то, что происходило на сцене, разительно отличалось от увиденного раньше. Актёры знали своё дело, музыканты – тоже. Публика смотрела на сцену, затаив дыхание. Бегло изучив собравшихся, Сефирот невольно хмыкнул. Вопреки ожиданиям, здесь были не только вутайцы. - Ну как? – шепнул склонившийся к нему Анджил. – Не жалеешь? Вопрос был обоснованный. Сефирота всё же пришлось немного поуговаривать. Но теперь было видно, что дело того стоило. - Нет, - спокойно ответил он. – Разве что совсем немного. - Немного? – чуть приподнял Анджил бровь. - Генезис бы точно оценил. Жаль, его тут нет. По лицу Хьюли невозможно было понять, о чём он думает. Только короткий кивок – и сам догадайся. Первый акт закончился, сцена погрузилась во тьму. Но вставать никто не спешил. Потому что перерыв будет только через сорок минут. А сейчас - мини-вставка, этакая фантазия на отвлечённую тему, пока актёры готовятся к следующему акту. Сефирот слышал, что эти вставки – своеобразные изюминки гекийо. Сцена по-прежнему утопала во тьме, но теперь она была не чёрной, а бархатно-синей. Умелая работа осветителей, ничего не скажешь. В зал полилась мелодия мягкая и в то же время будоражащая. Кто бы сказал, что струны сямисэна могут так томно вздыхать. Вздыхать и обещать нечто такое, от чего внутри всё замирает в сладком предвкушении. Серебристый свет полился сверху, освещая деревья, чьи тонкие ветви были усеяны белыми лепестками. Где-то вдалеке блестело ночное озеро. Умелые проекции театральных декораций, единое торжество искусства и технологий. Середина сцены. Резная скамья, на которой в одиночестве сидит человек. Он опирается ладонью о скамью, плечи и голова немного повёрнуты к зрителям. Так, что можно увидеть лишь часть лица и понять, что его скрывает маска. Мягкий свет выхватывает светлые пряди, но определить, какого они цвета, сейчас невозможно. Шёлковое одеяние скрывает фигуру человека, однако Сефирот и так понимает, что тот прекрасно сложён. А ещё появляется странное чувство: человек в маске чем-то знаком. - Я сейчас приду, - слышится шёпот Анджила. Всё внимание Сефирота приковано к сцене. Он кивает, даже не глядя на друга. Художник словно тенью отделился от одного из деревьев. Подошёл к сидящему на скамье, на мгновение замер. Потом коснулся его плеча, почти невесомо оглаживая. Вспыхнул серебром плоский экран, размещённый в глубине сцены так, чтобы зрители видели каждую линию, нарисованную на коже. И в этот же миг крупным планом показали, как пальцы художника жёстко и страстно сжались на красном шёлке и сдёрнули его вниз. Уверенно, по-хозяйски. Кто-то рядом сдавленно охнул. Плечо, часть спины и рука парня оказались обнажены. А вот голова склонилась ниже, будто в немой покорности. Свет упал бликом на длинную серебряную серьгу, лишь на секунду показавшуюся среди светлых прядей. «Как у Генезиса», - промелькнула мысль. И тут же всё будто рухнуло в бездну. Сефирот нахмурился. Нет, это лишь игра света. И его собственного воображения, ибо слишком много в последнее время он думает о Рапсодосе. Словно смехом струн отозвался сямисэн. Да, генерал, это только свет, только фантазии. Только… Художник тем временем медленно опустился на колени, его ладонь огладила бок парня, замерла на пояснице. Миг – в длинных гибких пальцах оказалась кисть. Ещё миг – красная линия расчертила золотистую кожу под лопаткой. Гулкий удар в барабан, красные линии пересеклись, слились по краю, образуя иероглиф: «Боль». Парень выдохнул так, словно и правда его опалило огнём. Сефирот закусил нижнюю губу, понимая, что реагирует на увиденное совсем не так, как стоит на спектакли в театре. Быстро глянул на художника и на миг остолбенел. Это тот… тот самый человек, который был на фотографии с Рапсодосом. Бросило в жар, подлокотник чуть не заскрипел от сжавшихся на нём пальцев. Сефирот приказал себе успокоиться. Художник и художник. Это не повод же… Кисть скользнула дальше, выписывая новые иероглифы: «Страсть», «Жажда», «Желание», «Несогласие»… снова «Боль», «Горечь», «Бездна»… Теперь к красным чернилам добавились чёрные. Они особо выделялись на коже, которая сияла всё сильнее после каждой лини. Будто прямо сейчас на сцене творилось некое колдовство древнее и бесстыдное, от которого бросает в жар и кровь приливает к паху. Сефироту совсем не нравился вариант выйти отсюда со стояком, но отвести взор от ладного гибкого тела, едва прикрытого красно-золотым шёлком, было выше его сил. Казалось, каждое касание кисти вызывает отклик: с приоткрытых губ вот-вот сорвётся стон, поясница прогнётся, и ткань соскользнёт с крепких ягодиц, а маска того и гляди вовсе окажется на полу. Генерал с ужасом понял, что видит вовсе не сцену и даже не чувствует, что он в театре. Вместо этого он практически чувствует губы Генезиса, стискивает его бока, вжимает в постель и на этот раз не даёт никуда сбежать. Потому что… Музыка набирает темп, движения художника становятся рваными и быстрыми. Бедро и голень парня расцветают словами «Страх», «Похоть», «Вера»… «Любовь». Кажется, рука художника чуть дрогнула, красная линия вышла более изломанной чем нужно. Парень невольно вздрогнул. Едва заметный поворот головы, снова показалась серьга. Взгляд в зал и еле различимый вздох удивления, сорвавшийся с губ. В этот миг Сефирот чётко осознал, что волосы у него рыжие. Или как расплавленная медь, если удачно попадает солнце. А глаза – как небо. И голос чистый и сильный, особенно звонкий, когда его хозяин цитирует «Лавлесс». Сефирот понимал, что может ошибиться. Может… Но не ошибается. Потому что перед ним никто иной, как солджер первого класса Генезис Рапсодос. Как он тут оказался, зачем, почему… Всё вопросы потом. Пусть только закончится представление, и тогда… Мелодия взлетела ввысь на кристально чистой ноте. Художник с особым размахом оставил последний иероглиф на изящной лодыжке. Пауза. Тишина. Неожиданно маска соскользнула с лица натурщика. По залу прокатился тихий вздох. В гекийо актёры не открывают лиц. Никогда. Движением, отточенным тьмой тренировок, парень плавно поймал её и снова прислонил к лицу, при этом откинув голову. Так и замер, напряженный и невероятный, воплощение дикого желания и боли, через которую придется пройти, чтобы получить его. По волосам пронесся красный луч прожектора, показывая их настоящий цвет. Пламенный, яркий, невозможный. И тут же вся сцена погрузилась в беспросветный мрак. Все замерли. Слышалось только тяжёлое дыхание. Не только на Сефирота выступление произвело впечатление. Шквал аплодисментов заставил вздрогнуть. Зрители были в восторге. Всё удалось. Сефирот выдохнул сквозь стиснутые зубы. Ну, Джен… Работа, значит. Глянул на кресло рядом, Анджил так и не пришёл. Заблудился? Или что-то знал и специально не вернулся. Зная его, Сефирот выбрал второй вариант. После чего бесшумно встал и направился к выходу. Кажется, сегодняшние вечер и ночь будут… удивительны. Особенно удивится Генезис, когда поймёт, что сегодня ночью сон отменяется.