***
«Судьба — интересная штука. Лотерея, где надо надеяться на лучшее. Особенно, в выборе ею второй половинки…». Это — то, что сказал бы кто угодно. Возможно, каждый второй. Если не первый. Андрей Князев со скепсисом, но всё же лёгкой интригой ждущий проявления инициалов на руке, ответил бы также. На запястье, что иногда его вводило в малую жуть, выведено «М. Г.». Никогда не хотелось ставить под сомнение женский род имени, написанного на метке. Это может быть какая-нибудь Маша, Мария… Но Маш с фамилией на букву «Г» он пока не знал. Может быть, в будущем узнает, чего уж там? Он и жизни не успел хлебнуть толком, а из тех суждений, что имелись в его голове, это довольно правдоподобно.***
— Не верю я во всю эту х-хуйню, — хмуря брови, заверяет Андрея Горшок, — в судьбу не верю. — Да? — приподняв бровь и слегка щурясь, вопрошает Князев. — А как же тату? — П-поебать, если честно, — опьянение разбавило Михину и без того не всем понятную речь заиканиями. — Кого захочу, того и выберу. Слова с самого начала для Андрея казались забавными, ведь порою товарищ частенько довольно радикален, особенно если под рукой верная стеклянная или же жестяная подруга. Не придавая тому значение, он лишь продолжал с задором вопрошать тоном посиделки: — Не скажешь инициалы? — улыбаясь и подначивая, продолжал он. Прыснув из-за мыслей в голове и как он частенько откровенничал по своему обыкновению, Горшенёв выдаёт: — Я забил, Андрюх, в прямом и в переносном смысле. — Горшенёв забавно сморщил нос от ударившего в него запаха алкоголя и хохотнул. Встретив во взгляде недопонимание и немой вопрос, что уже хотел задать Князев, он говорит: — Видишь? — оттянув рукав косухи и тыча в узорчатую, но довольно устрашающую татуировку, вопрошает Миха. — Типа… — сведя брови, скользнул взглядом по запястью, — ...типа похуй вообще, вот и всё. — Недурно. Но всё-таки… — Осмотрев тату, Андрей замялся. — Не помнишь её, нет? — Чего ты доебался? —Может, мне интересно, — уже гуляя мутным взором где угодно, кроме друга напротив, говорит вальяжно тот. — Не особо… — всё же способность привирать, а точнее «приукрашать» действительность у Горшка имелась. В собственную защиту лишь стоит сказать, что, правда, помнить эту хрень не особенно хотелось, но он её знал. — Кажется, первая «А». — На лице скользит улыбка, а глаза, обрамленные дымкой, словно блуждают в мыслях, а не здесь. — Алиса? Анна? — сжав губы и с толикой надежды: — Алёнка, может. В ответ Князев лишь тихо хмыкает, и ждёт, в надежде, что тот соизволит выговорить вторую букву. — Хочешь вторую? — подпорчивая свой же план и легенду о забытых символах, со смешанными чувствами в голосе спрашивает Михаил. Что-то вроде коктейля лёгкой обиды и задора. На лице сквозит потерянность, но стараясь не выдавать её же в голосе, Андрей, наконец, спустя пару секунд отвечает: — А ты её помнишь? — Глаза напротив наполнены несвойственной серьёзностью, что удивляет, параллельно затрудняя попытки отвести взгляд. — А тебе… Так нужно? — Сказал же, интересно. — Тень улыбки посещает лицо. — Не думаю, что с твоим-то скепсисом ты вторую вспомнишь. — Оправдан этот подкол был сполна, азарт и жадность до всякого рода приключений — именно то, на что следовало давить, когда говоришь о Горшенёве, и Андрей это знал давно. Притворно показав потуги мыслительной деятельности, а конкретно — блуждания по памяти, дабы не сдаваться сразу, спустя время он цедит: — «К». Вторая «К», — говорит он и закидывается победной «стопочкой». Странно же, что всё настолько просто, особенно просто далось вывести на откровение. На удивление это было правдой, хотя можно было бы приврать. Фамилий на «К» много, а имён на «А» и подавно куча. Наступила тишина. Молчание сводило с ума, потому что, по-видимому, уже оба застряли в мыслях. — Может быть, ты и прав, — то ли с горечью, то ли с равнодушием говорит Князев, прерывая поднадоевшую тишину. — То есть… Насчёт того, что не веришь.***
Нечасто выдавались случаи заметить настолько глубоко помешанного на учёбе Горшка. Конечно, учился он не совсем на отъебись и часто даже хорошистом выходил, однако в последнее время своей серьёзностью он пиздец как сильно пугал. Подойдёшь порою, в перерывах или уже после пар, пригласишь весёленько вечер провести, может, даже повод найдешь, ан нет, извинения да оправдания слышишь. Не дело. Дела же эти обстояли совершенно страннейшим образом, последняя такая встреча будто пугала его. Рекордом по не употреблению алкоголя или табака был период детства, и такими темпами Миша точно близился к нему. Скрываемая информация про инициалы на запястье мало кому, по-видимому, была известна. И, скорее всего, поэтому на руке и была та злосчастная татуировка. По части судьбы мнение Горшенёва известно более обширному кругу людей, часто он твердил, что всё это полнейшая ебень. Такая риторика, в некотором плане, конечно, может звучать странно, однако в иных случаях даже скользила логика в словах. Возможно, взгляд его излишне критичен. Но что же случится, если химия с парой пропадёт? Ты на радостях бежишь к избраннику, а он выдаёт, что отношениям настал пиздец? Одиночкой прожить в планах, конечно, не значилось, однако ни того, кто всё-таки был бы этим злоебучим слоумейтом, ни того, кто хотя бы дольше пары дней бы задержался с Мишкой в отношениях, не было. Либо дружба, либо ничего. Интересно то, что даже выговорив эту тайну, что нельзя называть, Горшенёв не потребовал ответно того же от Князева. Тому, в свою очередь, ради всего святого и самого Горшка, хотелось скрыть их также, как это сделал он, иначе реакцию Миши было бы страшно даже представить.***
— Здоров, — видеть едва продравши свои веки, ранним утрецом Горшенёва у порога — довольно сомнительное удовольствие, хотя радовало хотя бы то, что дома остался только Андрей, иначе такой гость спугнул бы любого родителя. Изумлённый напротив Князев не двинулся с места, но, похоже, пришедшему это вовсе не мешало: — На учёбу собираешься? — Я даже… — Вот и отличненько, — видимо, поняв, что Андрей собирался сказать, выдал он, снимая верх, — быстрее только. Не так редко они ходили вместе. Тем более во время, когда еще было слышно пение ранних утренних пташек. — Ты сегодня вообще спал? — только и спросил Андрей, уже выходя в подъездную дверь, что так любезно придержал сокурсник. — Какая разница? — Это значит «нет»? — Ну… Почти. Моросящий дождь и температура минус десять, предоставленные услужливой поздней осенью, вовсе не противоречили лёгкой одежде этой парочки. Остаток дороги прошёл под уже не настолько сильно давящую тишину, каждый думал о своём. Не смотря на спонтанность встречи, всё было весьма гладко. Казалось, всё вернулось на свои места, и даже такие красноречивые и грязные, но такие родные фразочки, что выскакивали порой из уст, вернулись в лексикон ребят. Лёгкая дымка игривости не рассеивалась вплоть до их прощания.***
С гримасами максимальной заёбанности и придерживая голову руками, видимо из-за нахлынувшей от недосыпа боли, Мишка так часто обращался за какой-нибудь мелочью к другу, что это настораживало. Проебать последнюю физ-ру уже стало привычкой, и, как можно быстрее отдаляясь от учебного заведения, под руку хватая ничего не понимающего Князева, тот нервно шарил по карманам. — Блять, — только и сказал он, от злости сжав в руке пустую пачку. — Постой, — сказал Андрей и взглянул на Мишку с надеждой, — может, осталась… Андрей угадал, ведь в пачке действительно оказались две слегка смятые и пожеванные временем сигареты.