kiss me or shut up!

      Бакуго не идет за своим спутником, потому что тот следует к своему излюбленному скваду, оставляя блондина совершенно одного, и это был главный проеб Киришимы за всю его сознательную жизнь. Если бы барная стойка была бы человеком, то он взял бы ее в жены, и это даже не обсуждается, хотя скорее не ее, а алкоголь.       Если вы думали, что Кац умеет пить, то вы проебались. В клубе ебашат басы, соответственно они, и ебашут по вискам Бакуго, который успел осушить несколько стаканов медового рома. Толпа в клубе увеличивается и увеличивается с каждой минутой, а вот трезвость и чистый рассудок Бакуго уменьшался с каждой выпитой порцией.       Бакуго отлипает от барной стойки тогда, когда ему приспичило, вот прям прижало пиздец. Через толпу протиснуться ну просто анриал, его толкают раз в бок локтем, больно, блять. Толкают в бок два, он еле-еле стоит на подкашивающихся ногах, в голову отчаянно долбит попса, кто вообще к пульту подпустил такого хуевого диджея?       До туалета он, конечно, добирается и справляет нужду, в панике застегивает ширинку, когда среди множества звуков, смешавшихся в его дурной голове, различает женские стоны, который были че-то нихуя не тихими, а блондин замечает их только сейчас. С другой стороны, ну, а хули нам, подростком, надо же куда-то вставить.       Опять еба́ная толпа. А-а-а-а-а, блять, еба́ные люди, хуль вас так много. Толкают локтем в третий раз, и Кацуки уже готов был въебать человеку, который его толкнул, но бля, вместо этого, он перелетает подлокотник какого-то дивана, приземляясь на нечто мягкое спиной и на нечто более твердое, чем диван. Чьи-то колени. Удобные колени. Блондин специально долго не разлепляет глаза, чтобы не видеть их обладателя, а еще потому что удобно че-то слишком, и хочется просто лежать на них. Он все же их открывает и видит удивленное лицо Киришимы.       Алкоголь Киришима предусмотрительно не пил, ибо не торкает, однако план был хороший, и его понемногу начинало разбирать. Тело обмякло и создавалось легкое чувство блаженной эйфории, которое усилилось, когда на колени ему упал блондин. — Хуль ты пялишь. — Да так, — красноволосый положил косяк в пепельницу и выдохнул дым почти в лицо Кацуки, — Думаю, с каких пор с неба на меня стали валиться ангелы, — голос хрипит и Эйджиро коротко смеется от неудачной шутки-подката, которыми этот клуб был переполнен. Парня он не спихивает, только ладонь к чужому лбу прислоняет, дабы температуру проверить, — Ты когда уже успел набраться? Бар ограбил? — Подкат не засчитан, — Бакуго хмурится, закрывая себе обзор изгибом локтя, — Иди в пизду, а, сам меня сюда привел. — Хм.. — Киришима улыбается и чуть скатывается по спинке дивана. Он своевольно зарывается рукой в белобрысые локоны, чем явно вызывает недовольство со стороны обладателя шевелюры, но ему как-то все равно, — Я лишь тебя пригласил. Даже не уговаривал. И за собой не тащил. Ты сам сбежал, пришел, нажрался и завалился ко мне на пах. Разве нет? — красноволосый чуть оттягивает волосы назад, дабы Кацуки немного откинул голову и показал глаза, — Тебе это ничего не напоминает?       Бакуго делает вывод, что у Киришимы образовался фетиш на мацанье его волос, которому вообще это не нравилось. Они чистые, блять, хуль трогаешь. Парень поднимается к колен своего одноклассника, прежде убрав руку от своих волос: — Отвали, я не специально, ты ахуеть красивым был, грех не засосать.       Буквально каждый ответ Бакуго Киришима пропускает через себя как наркоту и это торкает еще сильнее, чем экстази из бокала на столе. Кацуки поднимается, и парень кладет тому подбородок на плечо так, чтобы губы находились прямо у его уха. — Только тогда? — Эйджиро заискивающе шепчет, смотря на то как на чужой щеке играют блики разноцветных огней, — Этого было достаточно, чтобы меня поцеловать? — красноволосый кладет на плечо ладонь, прямо себе под подбородок, дабы Кац так просто не встал и не свалил на самом интересном месте.       Ну и че Киришима такой дотошный, бесит пиздец. Бакуго не знает, как ему ответить, чтобы это было правдой и чтобы не было стыдно это осознавать, но... у него выходит. — Да, блядь, сейчас ты бесишь просто пиздецки, — Кацуки врет, и Эйджиро это прекрасно знает, — Может и достаточно, че ты приебался?       Ложь Кацуки щиплет на языке и от этого почему-то только приятнее вдвойне. Когда Киришима успел стать таким геем — он и сам не заметил. Но вот когда его вкус пал на истеричных блондинов, запомнил хорошо. Было в Бакуго что-то такое, что пленило одним своим существованием, одним упоминанием. Его напряженные плечи, чуть севший голос, румянец от выпитого алкоголя, подрагивающие ресницы, все это так чертовски к себе притягивало, что становилось незаконным. — Ну раз так, то хочу, чтобы было еще, — шепот становится заигрывающим, опасно близким — красноволосый проводит кончиком языка по краю чужого уха, и, не давая Кацуки осмыслить произошедшее, грубо разворачивает того за подбородок, жадно впиваясь в губы.       Да, это определенно лучше экстази. Черт, губы Бакуго это вообще то, ради чего хочется существовать. Уши словно закладывает, он слышит только свое горячее сбитое дыхание, что опаляет чужие губы на тот короткий момент, пока он отрывается. Вдыхает и снова припадает, ни на секунду не отпуская парня от себя. Ему так охуительно хорошо, что никакой клуб не нужен, дайте только швепс, пару дорожек и всего Кацуки Бакуго без остатка.       Бакуго совершенно не понимает, что творится с его жизнью последний месяц. Почему сейчас он не дома, почему сейчас он в клубе и целуется с своим придурковатым однокласником, он не знал. Ему все равно. Ему нравится, как Эйджиро властвует над ним, как он забирает его и не дает даже и возможности вести в поцелуе, у Кацуки не получается возразить, нет, даже не так, ему этого не хочется. Парень сосредотачивается на губах красноголового и даже не задумывается о том, что это все неправильно.       Он ныряет в это мгновение с головой, губы Киришимы манящие, щиплющие и настойчивые, что не поддаться им было просто невозможным. Парень льнет к Эйджиро все ближе и ближе, ему не хочется заканчивать, хотелось замедлить время, чтобы продлить этот момент, чтобы чувствовать, как губы Киришимы каждый раз касаются его.       Его дыхание сбивалось, чувства перемешались, образовав большой ком на душе. Волнение переплелось вместе с смятением, которое вцепилось в блаженство, а возбуждение, перешедшее все границы, с напором било по вискам.       В всех книгах поцелуй это нечто легкое, трепетное и непорочное, это признание в чувствах, тогда почему у них это выходит не так. Грубо, быстро и нихера не ласково. Однако, Бакуго знал одно, он готов признаваться в любви губам Киришимы вечно.       Острые зубы чуть прикусывают припухшие губы, податливо отвечающие на поцелуй, и у Киришимы крышу сносит от того, как он хочет большего. По спине приятной волной проходятся мурашки и когда парень становится уверен в том, что Бакуго здесь, не сбегает и не собирается ему вмазать, он разжимает руку. Колено скользит меж чужих бедер, и Эйджиро чуть отстраняется. — Ты на вкус как ром с колой, — хрипло шепчет Киришима и роняет Кацуки на диван, возобновляя поцелуй. Все нервы на пределе, и они собираются внизу живота, стягивая все в приятный ком, и черт возьми, он бы сейчас трахнул его на этом самом диване, не будь тут такой толпы.       Руки скользят вдоль по телу белобрысого, и Эйджиро прерывается на самом сладком моменте — как только соприкасается с языком Кацуки. Он жадно облизывается и спускается к шее блондина, тягуче кусая бледную кожу и оставляя поверх укуса засос. Целует подрагивающий кадык, проходясь языком вниз, и стягивает худи вниз, дабы оставить новую метку рядом с ключицами. И еще одну. И еще, и еще, и еще, пока возбуждение не сольется с давящей болью и не захочется спуститься ниже. — Киришима, ты... Блядь, — отрезает Кацуки, он закрывает глаза, хмурится. Его кусают, его целуют, его будто помечают, присваивают себе. Это вообще не входило в его планы на вечер. Блондин хватается за волосы Эйджиро и оттаскивает его от своей шеи. У него болит голова, от шума, напряжения — Тебе не кажется, что уже слишком? — Хм? — Киришима пока не пил, но взгляд у него опьянён и горит желанием, которое так грубо одергивает. Он выпрямляется, руками упираясь в диван, и, чуть изогнув бровь, смотрит на Кацуки с непониманием. — Слишком что? — он облизывает мокрые губы и чуть наклоняет голову вбок. Его на самом сладком оборвали, вот это точно слишком, — Ты ещё недостаточно выпил, или я все же тебе не нравлюсь? У тебя по ошибке встал, да? — он довольно оглядывает темнеющие пятна на его шее и садится, отпрянув от парня. Что ж, ладно, — Ты когда-нибудь курил? Сигареты или что-нибудь?       Бакуго не отвечает, дерьмоволосый сам должен понимать, что их «игры» заходят слишком далеко. Парень поднимается и садится на диван, как можно удобнее. — Ну, типа... Сигареты. — А, значит не показалось, — Киришима ухмыляется, вспоминая запах табака от блондина после большой перемены и скручивая новый косяк. Доверял он только своим рукам, а потому готовые не брал, протягивая самокрутку Кацуки, — Зацени. Первый раз вообще отпад, — вести себя так, словно ничего и не было, просто какая-то сверхспособность у Киришимы, ибо он сейчас чувствовал и вел себя совершенно расслабленно, — Правда жрать потом захочешь, но это поправимо, можно супермаркет грабануть. — Я смотрю, ты принюхивался, чертов фетишист, — блондин недоверчиво смотрит на сверток в руках Киришимы, он забирает его, но не спешит поджигать и вообще подносить к рту и делать затяжку, ну, не считает Бакуго, что это круто-классно-потрясно сидеть и понимать абсолютное ничего. — Фу, и че это?       Киришима смеётся с реакции парня и после глухо кашляет от послевкусия. Вокруг медленно стелится дымовая завеса и любой неверный вдох может спровоцировать аритмию. Русская, блять, рулетка. — Чувак, ты сюда на кой черт пришел, сидеть и ворчать как старый дед? Предки никогда не отпускали в такие места? — с издёвкой спрашивает красноволосый и подкуривает свой косяк, успевший погаснуть, — Не будь таким нудным, от одного раза с тобой ничего не будет.       Бакуго кажется глупым то, что Киришима угорает с того, что он не хочет пробовать наркоту. Так обычно и бывает, один раз попробуешь и потом тебя затянет. На первый раз товарищи по несчастью делятся, дальше как-нибудь сам, а она дорога, поэтому Кац не затягивается. Он и так сигаретами балуется, хватит с него. Блондин игнорирует слова про родителей, он рассматривает самокрутку, Киришима же ее облизал? Фу. Пусть они недавно и лизались, но это было куда хуже, чем поцелуи. — Ты похоже обкурился, потому что в голове у тебя ничего не осталось, — Бакуго кладет самокрутку, засовывает руки в карман. У него начинает болеть голова от жары, от выпитого рома и от громкой музыки, хотя он даже не уверен, что словесный понос можно назвать музыкой. — И что? — Киришима вновь затягивается и откидывает голову на спинку, выпуская сизый дым в потолок. Взгляд как-то слишком резко меняется, становится нечитаемым и будто бы пустым. Рука с косяком замирает недалеко от лица. Его часто пробирало на откровения, когда он примет, или депрессия начинала из всех щелей лезть, но определенно не так, как сейчас. Не в той компании, — Меня так заебали эти сложности. Дела. Обязанности. Так заебало это все. Легче забыться так, если не получается навсегда. Лучше бы в моей голове было пусто, нежели так, как там сейчас. — Если хочешь откинуться, то валяй, только для начала подумай, а надо ли тебе это. Тебе никто не обещал, что жизнь будет сладкой штучкой. Люди совершают суицид, потому что разочаровались в жизни, просто представь, насколько им уже похуй на все. — Солнце. Если бы я был готов, я бы точно тут не сидел, — Киришима фыркает и смотрит на Бакуго как на ребёнка. Ему бы тему свести, а то его снова нравоучениями кормят и вообще это не вечер откровений, — Бля, жрать хочу, — магическим образом выуживая из рюкзака под столом пачку чипсов, причем не свою, и незамедлительно ту открывает, хрустя чипсиной. После протягивает блондину, предлагая, но тот отказывается, — Ты на психолога что ли собрался учиться? Мы сейчас пришли в клуб, выпили, закурили и засосались, чтобы ты меня жизни учил? — Во-первых, я не курил, а во-вторых, заткнись, — он поднимается с дивана и направляется на выход, подальше от шума. — Чейт он так от тебя сбежал? — подсаживаясь и закуривая, спрашивает подошедший Серо. Остальные двое где-то пропадали. — Ломает драму, — не отрывая взгляда от потолка, отвечает Эйджиро и продолжает хрустеть чипсами. — Ты реально на него запал или рофлишь? — Киришима заикнулся при Ханте о Кацуки, а тот зараза проницательная, тут же догадался в чем дело. — Кажется. — Ты конченный. — Хочу его.       Брюнет фыркает и поднимается, забрав у парня телефон, что оставлял на нем. Киришиме одновременно хуево и охуенно. Губы до сих пор горят от поцелуя, сладкий вкус перебивает соль чипс. Хочется добавки и желательно на всю оставшуюся ночь.