kiss me or shut up!

— Так все-все! Пацантрэ! — Мина прекратила ржать; она лезет разнимать бедного Киришиму, получившего за то, что спизданул ключи, и распетушившегося Серо, который был готов отдать в жены Эйджиро свой кулак, чтобы тот целовал его прекрасную морду каждый божий день.       До рукоприкладства не дошло: бить друга за то, что он спиздил драгоценные ключики, Серо не собирался, но все же закусил на него; Киришима сделал то же самое, между прочем, но впредь Ханта не будет сводить с него глаз. Киришима как Жулик из Даши-путешественницы, однако эту акулью морду хер остановишь одним «Жулик, не воруй!». Он слишком профессиональный вор для этого.       Бакуго наблюдает за сей движухой со стороны; Каминари вообще казался ему безучастным, будто он не знал этих людей, вообще левый чел пришел потусить в компанию дебилов, хотя таковым был скорее Кацуки, который пришел чисто пожрать и выпить. Никак не почилить с Киришимой, нет, конечно, вы что.       Пока на драйв-ине еще не начали крутить кино, но зато играла музыка где-то со стороны белого полотна, похоже, что здесь так всегда: людей развлекают музыкой, чтобы не скучали, а ведь жителей Майями было здесь очень много: Кацуки не был даже уверен в том, что может их хотя бы сосчитать до конца следующего дня, бесполезно. Музыка играла незамысловатая, довольно приятная на слух, она даже чем-то заводила. Киришима и Серо сделали импровизированный столик из запаски для машины и какой-то левой доски, пакет с алкашкой стоял все еще нетронутый, зато Каминари вертелся у пакета с едой, похоже, что там было что-то вкусное.       В каком-то роде, Бакуго было очень неловко находиться в этой компании, но уходить ему не хотелось, эта компания казалась ему каким-то… эталоном дружбы? Наверное, можно и так сказать. Бакуго словно белая ворона, затесавшаяся среди разноперых птиц. — Когда уже будет начало? — Эйджиро в одно движение ловко запрыгивает в большой открытый кузов. — Обещали ровно в двенадцать, — Серо и Мина повторяют это движение, один лишь Денки залезает внутрь по-человечески.       Эйджиро улыбается во все тридцать два зуба, он протягивает руку Бакуго, который хотел залезть к остальным. — Вам помочь, милейший? — красноголовый щурится, как хитрая лиса, все еще протягивая руку.       Бакуго меняется в лице, он сводит светлые брови к переносице. Вот серьезно, будь он псиной, то откусил бы Киришиме эту чертову руку и этот противный язык. Но блондин хватается за предложенную руку, засунув всю свою гордость в задницу.       Киришима довольно улыбается, когда за его руку все-таки хватаются. Он располагается рядом с Кацуки, который в свою очередь плюхнулся рядом с Каминари, проще сказать, что компания расселась вокруг импровизированного стола.       Как и было обещано, фильм начался ближе к полуночи; это был ужастик родом из 1977-го года, а название его было «Голова-ластик». Весь драйв-ин замолчал, музыка была пробирающая до костей, помехи при воспроизведении видео только добавляли ужаса. Нет, Бакуго не сопливая девчонка четырнадцати лет, но если бы он стал смотреть такое в одиночку, то потом точно бы попросился к родителям в комнату, чтобы почувствовать себя в безопасности. Вся компания будто завороженные смотрели на экран и никто, абсолютно никто не хотел нарушать тишину, даже делиться своими эмоциями, а ведь это было только начало фильма.       Мина вздрогнула от громкого щелчка из фильма, даже не сразу поняв, что это было от него. Киришима тянется к бутылке с алкоголем, Кацуки краем глаза видит, как поджимаются его губы, а Эйджиро все неотрывно смотрит на белое полотно, где шел фильм.       Кацуки мог бы начало фильма описать, как… Сон о темных и тревожных вещах? *       Прошло около десяти минут с начала кинематографической картины, но главный герой и слова не проронил;Бакуго напрягся, но его напряжение спало, как только герои начали говорить. Блондин чувствует, как его ноги что-то касается: это была рука Эйджиро, он аккуратно поглаживал ногу парня, скорее всего, делая это даже неосознано; блондин окидывает взглядом друзей этой зубастой акулы и, поняв, что все слишком увлечены фильмом, кладет руку на руку красноголового, последнего прошибает мелкой дрожью, он смотрит сначала на то, как Кацуки сжимает его руку, а потом на него самого, но парень даже не смотрит на него, лишь своим видом показывает «ничего, блять, не говори». Ему неловко, и Киришима это прекрасно понимает.       Кажется, что сюжет в фильме наконец начал двигаться. У главных героев и героини оказывается есть сын, лежащий в больнице. Матушка героини ведет себя очень странно, спрашивая Генри о половом акте между ним и ее дочерью, она припадает к шее мужчины, который явно против этого, но Бакуго бы сказал, что матушка главной героини выглядела весьма-весьма привлекательно для своих лет.       Следующая сцена начинается с того, что Генри идет к своему дому, а затем показывают маленькую квартиру, за столом сидит Мэри, ставшая женой главного героя, на столе стоят баночки с детским питанием, а еще на маленькой подушке расположилась голова непонятного существа, издавая противные ушам Бакуго вопли, детский плачь.       Мина прижала ко рту руку и отвела взгляд, когда это существо показали крупным планом: — Неужели это родилось у Мэри? — она вновь посмотрела на экран и поджала губы, наблюдая за тем, как девушка пыталась накормить своего ребенка. — Это какой-то мутант, вовсе даже не похож на младенца… — У него кожи как будто нет, — заключает Серо. — Жалко Мэри, — выдает Киришима, — Мне кажется, что каждая девушка из семидесятых годов мечтала о счастливой семье, ну знаете, там, муж, дети, но не вот это.       Генри заходит в квартиру, проходит к кровати и ложится поперек нее, а Мэри все также совершает попытки накормить существо, которое должно быть ее сыном, а может это девочка, сложно понять. Снова детский плачь, Генри поворачивает голову на свою жену и ребенка, он улыбается и даже как-то слишком счастливо, может он мечтал о семье? — Слушайте, у него реально походу кожи нет, либо она слишком слизкая, раз так блестит, — Серо щурится, присматриваясь к младенцу. — О, знаете что? Я видел короткометражку на YouTube, где жена попросила мужа снять для нее кожу! Это так жутко…— Каминари обнимает сам себя. — Фу, — Бакуго корчит недовольную рожу, его рука исчезает с руки Киришимы, — Я-то думал, что ты смотришь только PornHub. — Не правда! Вообще-то еще Brazzers… — Нихуя себе разнообразие, — Бакуго разводит руками над головой на последнем слове, как это делал Губка Боб квадратные штаны, но только на слове «воображение», — На лысого из Brazzers дрочишь? — Мне девушки нравятся, — Денки злобно щурится, смотря на Бакуго. — О, неужели? Тогда почему ты залипал на задницу того с мешками под глазами из параллели? — Это не правда! Я не смотрел на Шинсо! — щеки Денки наливаются кровью, ему стыдно, — А сам-то вообще, с тебя Киришима глаз не сводит, — тут же смущение пропадает и Каминари облокачивается локтями на свои колени, он щурится, словно хитрая лиса, и меркзо улыбается, — Вы встречаетесь?       Киришима и Бакуго от такого заявления выпадают из реальности на пару мгновений, показавшихся этим двоим вечностью. Кацуки первый встрепенулся и вернулся назад в настоящее. — Нет, — коротко отрезал блондин, а Киришима кивнул. — Не верю, — дует губы Мина.       Один Серо отмалчивается, он знает больше остальных и, чтобы не выдать свою улыбку, присасывается к бутылке с ромом. — Предлагаю сыграть в бутылочку, но это будет правда или действие, — воодушевленно говорит Ашидо, — Решаем на камень-ножницы-бумага, кто первым крутит бутылку; тот, на кого она попала, должен будет выбрать правду или действие, а первый игрок спрашивает у него правду, либо задает действие! Второй игрок, ответив на вопрос или совершив действие, вправе крутить бутылочку, и так дальше по кругу.       Ашидо заметила насколько Бакуго не хочется участвовать в этом, и это только раззадоривало ее азарт. — Я па- — Отказы не принимаются! — Бакуго не успел договорить, потому что Мина его перебила.       Бакуго нахмурился, это казалось ему неимоверно тупым, тем более, что в «пилид»* так не играют. Спорить с этой розоволосой девчонкой он не стал, ему лень, это во-первых, а во-вторых, что ему еще делать? Смотреть, как четверка идиотов развлекаются? Да и он был уверен, что Мина это предложила только из-за Бакуго. Но Кацуки не был так прост, у него всегда был козырь в рукаве.       Компания решает, кто начнет первым крутить бутылку на камень-ножницы-бумага, Киришима выкидывает камень, Ашидо- ножницы на пару с Бакуго, а Каминари и Серо- бумагу. Бумага побеждает камень, ножницы побеждают бумагу. Мина встречается с взглядом Бакуго, который целенаправленно смотрит на нее.       Они словно два шерифа с дикого запада, где солнце жжет, песок в легких, а мимо них катится перекати-поле, руки сами тянутся к кобуре с пистолетом, они следят за движением друг друга, словно пытаются просчитать их наперед. — Цу-е-фа!       Мина выкидывает бумагу, а Бакуго камень, и это был его главный проеб. Он был уверен, что она выкинет либо ножницы, либо камень, но никак не бумагу! Он проиграл эту битву, но не проиграл эту войну. Он ей еще обязательно отомстит. — Нихуя, Мина! — завопили три парня, когда поняли, что она выиграла у Бакуго, — Ебать ты мощная!       Мина улыбается, победно и с едкой ухмылкой на лице смотрит на Бакуго, который поиграл девчонке. У них 1:1.       Бакуго везет, что первая прокрученная бутылочка Мины не указывает на него, а на бедного Каминари, который выбирает правду. Бакуго не особо слушает разговоры этих четверых: он смотрит на полотно, где крутят сейчас фильм, вся компания забыла о том, что они пришли сюда посмотреть на него.       Очередь Киришимы крутить бутылочку. Эйджиро практически всегда выбирает правду. Почему? Потому что после того, как ему Серо задал станцевать стрип, а в качестве шеста использовать Каминари, он не особо хочет выполнять тупые (но ржачные) задания своих друзей. Если бы было соревнования между сквадами по тупости, то сквад Киришимы однозначно бы занял первое место. Это неоспоримый факт.       Красноголовый крутит бутылочку, и будто судьба сама так велела: она указывает горлышком на Бакуго, который смотрит сначала на бутылку, а потом на того, кто ее прокрутил. Блондин хмурится, он ведь прекрасно понимает, что фантазия у Киришимы куда более обширная, чем у всех вместе взятых на этом драйв-ине. — Ита-а-ак, — тянет Киришима и улыбается, — Правда или действие, Бакуго?       Бакуго даже особо не задумывается над своим выбором. — Действие.       Киришима ликует у себя в голове, но на деле только его улыбка становится шире и кажется куда более зловещей? В любом случае, в его дурной голове уже вертелись задания.       Эйджиро снимает свою бандану, которая все это время была у него на голове и держала волосы. — Я завяжу тебе глаза с помощью этого, — он трясет своей банданой, — Ты должен будешь рандомно поцеловать одного человека из компании и сказать, кто это. — Че? — единственное, что выдает Бакуго, а потом тяжко вздыхает, но подсознательно мечтает о том, чтобы этим человеком оказался Киришима. Идея облизываться с кем-то другим ему не особо прельщает.       Серо, Мина, Каминари и Киришима вместе с Бакуго спускаются на землю, первые троя упомянутых становятся вокруг Бакуго, а потом и Киришима встает в круг, когда завязывает узел на затылке Кацуки, которого раскручивают, чтобы он не понимал в каком пространстве находится. У него крутится голова от вращений, земля под ногами как будто ходит ходуном; он ощущает это ногами, слух обостряется, руками он пытается нащупать хоть что-то, но не чувствует абсолютно ничего и никого, видимо все встали она достаточном расстоянии, чтобы Кацуки до самого конца не смог сориентироваться. — Киришима, я тебя, блять, убью когда-нибудь, — шипит Бакуго, он чувствует себя словно ежик в тумане. Ему никто не сказал, что для того, чтобы закончить это задание, ему нужно еще и поймать человека. — Тебя посадят за убийство, Бакуго, — хихикает Киришима, сразу же меняя свое местоположение, чтобы Кацуки не смог пойти на голос.       Когда у человека пропадает одно из органов чувств, то все остальные обостряются и сейчас Кацуки в этом убеждается. Он долго пытался поймать хоть кого-то и наконец-то он нащупал человека. Бакуго еще не знает, но этим человеком оказался тот, чьи губы он успел полюбить всего лишь за два поцелуя, Киришима Эйджиро, который вообще-то и рад тому, что Бакуго поймал именно его. Кацуки отчаянно пытается нащупать лицо человека, а Эйджиро сам разворачивается к нему, чтобы прикоснуться к его губам. Киришима хотел его поцеловать еще до того, как они приперлись на драйв-ин, но им помешали друзья Киришимы, а сейчас поцеловать Кацуки даже как-то слишком законно.       Бакуго чувствует, как его губы накрывают чужие уста и все сразу становится на свои места, он понимает, кто его целует, кто так уверенно, но в тоже время слишком нежно впивается поцелуем в губы.       Казалось, что время остановилось навсегда, что более не существует никого кроме них, но ведь это было не так, об этом кричали отголоски здравого смысла где-то далеко на галерке сознания. Бакуго отстраняется от Киришимы ровно в тот момент, когда последний снимает с глаз парня повязку. Они смотрят друг на друга, Эйджиро добродушно улыбается, а Кацуки отводит взгляд и отворачивается, будто ничего и не было, однако отвисшие рты Мины и Каминари говорят об обратном, один лишь Серо удовлетворенным взглядом смотрит на этих двоих недо-врагов, недо-возлюбленных.       Настала очередь Кацуки крутить бутылку. Мина была той, на кого указало горлышко. Улыбка Бакуго становится только шире от этого, ведь за Ашидо остался должок. Помнится Кацуки, что когда-то он выиграл у розоволосой девчонки партию в баскетбол, пусть и с отрывом в одно очко, но обыграл, нет, не так, уничтожил. — Итак, — начинает Бакуго, пока улыбка на его лице становится словно у обезумевшего, —Правда или действие?       Мина сначала мешкается, ведь такая широкая улыбка на лице Кацуки не может предвещать ничего, но выбирает действие и только тогда, когда хищная улыбка Бакуго становится только шире, она понимает, что кажется крупно вляпалась в какое-то дерьмо. — Ты должна будешь замутить с директором, — говорит Бакуго и закидывает ногу на ногу, — И мутить ты будешь с ним вплоть до выпускного. — Ты ебнулся? Я не буду мутить с этим хрычем, а вот насчет нашего библиотекаря… Тогда бы я подумала, — Ашидо точь-в-точь копирует движение Бакуго. — С Айзавой? А, так ты постарше любишь, тогда директор идеально вписывается в твои предпочтения. — Нет. — Это даже не просто действие, это мое желание, которое ты должна выполнить, поскольку всрала катку со мной в баскет. — Бакуго, тебе не кажется, что это слишком жестко? — Нисколько. — Я понимаю, если бы ты попросил меня пройти в чем мать родила по школе, но блять! — Ты не держишь своих обещаний?       Мина поджимает губы, хмурится, но все же соглашается, ей ведь нечего противопоставить Бакуго, да и она не пиздливая сука, чтобы не держать слово, тем более, что парень очень долго медлил с желанием. Кацуки не говорит ей идти и поебаться со старикашкой, он говорит про видимость отношений с директором их школы, он вполне в своем уме.       Киришима теперь был в предвкушении: было интересно, чем закончится эта любовная история директора и Мины, если это можно было так назвать, конечно, а еще интереснее, как она будет завоевывать сердце этого старикашки. Эйджиро не замечает Кацуки на месте, осматривается по сторонам и видит, как тот идет в направлении деревьев, красноголовый, пока его друзья что-то бурно обсуждали, съебывает за Бакуго, как ебаный хвостик.       Светлая макушка скрывается за деревьями и Киришима не может разглядеть его среди темноты и множества веток. Эйджиро оставляет хоть какие-то попытки найти Бакуго, к черту. Он вжикает ширинкой на штанах, решая опорожнить свой мочевый пузырь, ну, потому что прижало пиздос. — Классный член, — слышится где-то по левую сторону от Киришимы. — О, спасибо. Почему ты так думаешь? — Эйджиро даже не задумывается над ответом, лишь поворачивает голову в сторону собеседника. — Так у тебя ширинка расстегнута, — это был Кацуки, который почему-то жевал листок. — А, точно, — единственное, что говорит Эйджиро и хочет уже застегнуться, но… — Эй-эй! Я не просил застегивать, — Бакуго недоволен, он хмурится, а красноволосый почему-то даже не спешит застегивать ширинку. — И что, мне стоять хуй морозить? — Киришима действительно уже замерз. — Щас согреем, — хмыкнул Кацуки, делая шаг вперед и оказываясь прямо перед Киришимой. — Как же? — взгляд Эйджиро затуманился.       Кацуки выплюнул лист, потянулся вперед и поцеловал Эйджиро без лишних слов. Киришима подался вперед, и это, кажется, становится последней каплей, благодаря которой чаша терпения трескается. Поцелуй через несколько мгновений стал яростнее, превратился в некую битву языков. Бакуго схватил предплечье Киришимы и отодвинулся. — Ха, — выдохнул он.       Жадные, даже какие-то голодные глаза смотрели на Бакуго, заставляя его чувствовать себя добычей для какого-то хищника. Эйджиро отводит схваченную руку назад, тем самым приближая к себе Кацуки, они почти прижаты друг к другу грудью. — Поцелуй меня еще раз.       Они оба уже не понимали, кто из них это говорил, и говорил ли кто-то вообще — они одновременно припали друг к другу в жадном поцелуе. Свободная рука Эйджиро крепко сжала руку Бакуго, которая, в свою очередь, держала Киришимину руку и высвободила ее. Киришима взял чужое запястье и положил на свой пах — давая понять, насколько же Кацуки, блять, влип.       Бакуго сначала удивляется, но затем нерешительно сжимает в руке эрегированный член, вызывая у Киришимы дрожь из-за контраста: горячая кровь нагрела орган, а рука была прохладной. Эйджиро от губ спустился к шее и захватил кожу сначала губами, а затем всосал ее и посасывал, оставляя засос. Он отпустил кожу с небольшим хлюпом, затем повторил те же действия на еще нескольких участках кожи и улыбнулся, слыша слабые стоны.       Кажется, что им и есть тут самое место — никто не шел их искать, никто не знал, что тут происходит. Возможно, догадки были, но попытка помешать была бы чистейшим кощунством.       Бакуго также нерешительно застыл с чужим членом в руке, Киришима возвратился к губам, и они снова поцеловались. Через пару секунд до Кацуки доходит, что рукой работать-то надо. Как бы Бакуго не хотел отрицать, но его немало завела эта ситуация — и некоторое шевеление в его штанах тоже было очевидным. Идиотская ситуация, но ничего не поделать.       Ладонь Эйджиро ложится на чужой пах, и Бакуго отстраняется. — Речь о моем члене не заходила, — с недоумением проговорил Кацуки. Между их губами тянется слюна. — Я знаю, но не одному же мне мерзнуть, правильно? Бакуго чуть опустил голову и отодвинул руку Эйджиро от себя. — Бля, выглядит аппетитно, — подметил Кацуки, проводя по всей длине члена кулаком.       Киришима не совсем понимал, как мужской член вообще можно найти хоть сколько привлекательным, не то чтобы аппетитным. Но когда Эйджиро вовзращается к реальности, Бакуго уже на коленях к нему лицом. Взгляд Киришимы несколько затуманен, да и разум тоже — ему просто хотелось секса. И раз Кацуки уже взял на себя инициативу — похуй абсолютно. Если хочет — пускай сосет. — Кацу… ки… ты в первый раз? — на всякий пожарный спросил Эйджиро. — Да, — с придыханием ответил он, пододвигаясь к бедрам Киришимы.       Эйджиро хотел что-то сказать, но горячий язык касается головки и размашисто облизывает ее. Киришима тихо простонал, а затем накрыл ладонью губы, чтобы никто на драйв-ине ненароком не стали свидетелями их утех. У него никого не было около полугода, все играло совершенно другими красками. Кацуки несмело облизывает головку еще раз, а потом берет ее в рот и сосет, чуть двигая головой вперед-назад.       Бакуго ерзал на земле, пытаясь устроиться поудобнее — в колени впивались палки, а на травах, что здесь росли, уже скопилась роса, и она холодила, делала влажной ткань джинс. Кацуки опустил одну руку и расстегнул пуговицу и ширинку своих штанов, залез рукой под резинку трусов и взял больше, закрывая глаза и выдыхая через нос. Он был не уверен, что делал правильно — он видел такое только в порно, и то чаще проматывал минеты. И это, как видно, вышло ему боком.       Кацуки пару раз косячил с зубами и задевал ими крайнюю плоть, и Киришима предпочитал замереть, чтобы выйти из леса со всем, с чем он сюда пришел. Но Эйджиро возбуждало больше то, что Бакуго делает это первый раз, для него. И в глубине души он был рад, что именно он тот самый для него.       Киришима невольно подается бедрами вперед, и Кацуки, настойчиво игнорируя рвотный рефлекс, позволяет Эйджиро толкнуться на всю длину, но Бакуго закашлялся, отстранился, переводя дыхание и утирая капающую слюну. Эту слюну он наносит в качестве смазки на свой член — не пропадать же добру. — Не могу на всю длину, — чуть охрипшим голосом говорит Бакуго, опуская голову и тыльной стороной ладони вытирает слезы. — Я понимаю, — Эйджиро словил себя на мысли, что сейчас этим толчком он мог все похерить, но Бакуго вроде в порядке.       Кацуки, откровенно говоря, не нравилось то, что он делал — челюсть затекала и болела, слезы и рвотный рефлекс не давали брать член на всю длину, одно ему нравилось — стоны в руку Киришимы и атмосфера. Слабо слышался фильм, который еще не кончился, чей-то галдеж, и они в лесу, прячась среди деревьев-великанов, занимались чем-то непристойным. Это не могло не заводить. Бакуго готов был давать клятву с крестом на груди, что у него в жизни такого стояка не было. Такого, что аж болел от возбуждения.       Кацуки снова поднял голову и неспеша взял в рот, кулаком зажимая основание члена. По мере движений головой рука следовала за ней. Эйджиро все же толкался, но несильно и небыстро, давая Бакуго привыкнуть к ощущениям. Киришима был просто в восторге. Слезы Бакуго, его старания — бесценны. — Бакуго… — недоговорил Киришима, пытаясь отстраниться. — Я скоро кончу…       Кацуки отодвинулся, поднялся, снова стер слюну, хотел поднять руку к глазам, но Эйджиро жарко поцеловал его, не давая и слова проронить. Киришима обхватывает оба члена вместе с ладонью Бакуго. Они вместе двигали руками, целовались и утыкались друг другу в плечо. Когда они оба уже были на пределе, Кацуки укусил плечо Эйджиро, что заставило последнего негромко вскрикнуть. Они кончили почти одновременно, Киришима зажал головки членов ладонью, пока Бакуго двигал рукой, и это позволило не запачкать одежду. — Ох, блять, — выдохнул Кацуки. — Нет, не так… Ох, ебаный ты ж в рот! — усмехнулся Киришима.       Бакуго, казалось, пропустил тупую шутку Киришимы мимо ушей, но он спустя минуту посмотрел на него исподлобья. — Вообще нихуя не смешно, — фырчит Бакуго, застегивая ширинку штанов, — Спизданешь кому-нибудь, останешься без головки, — блондин улыбается, кладет руку на голову Эйджиро, ероша волосы, — Без какой - уточнять не буду.       Киришима хмыкает, наблюдает за тебя, как Кацуки уходит в глушь леса. Что он там забыл — непонятно. Красноголовый возвращается к друзьям, которые кажется вообще не заметили пропажи, но все здесь знали, что тут что-то не так, потому что пропали Бакуго и Киришима, а этих двоих оставлять наедине опасно. (Мы это уже выяснили)       Бакуго возвращается чуть позже. Оказывается, что он ходил до ближайшей пивнухи за алкашкой. К тому времени, как блондин вернулся, фильм уже закончился, остались считанные секунды до конца, титры шли медленно, а после экран погас. Машины стали разъезжаться только через час после конца фильма, некоторые правда совсем уходить не собирались.       Эйджиро садится за руль автомобиля, Серо сидит на пассажирском сидении, Мина, Каминари и Бакуго остаются в багажнике. Внедорожник двигается с места, сначала они выезжают с драйв-ина, а после они приезжают на берег озера, где Кацуки впервые поцеловал Эйджиро. Каминари спрыгивает на землю, Серо выходит из машины. Мина снимает футболку, Каминари и Серо повторяют за ней и три человека мчат к воде, их не заботит, что она холодная, что сейчас далеко за двенадцать, они наслаждаются моментом, живут здесь и сейчас.       Ни Киришима, ни Бакуго не идут к воде, они не хотят морозить жопы, это во-первых. Бакуго облокачивается на кузов машины, смотрит, как друзья Эйджиро плескаются в воде, словно малые дети, отпивает из своей банки самую малость и обнимает сам себя, потому что на улице холодно, хоть и месяц май.       Красноголовый долго смотрит на блондина, который мерзнет, шмыгает носом, пытается согреть холодные руки, засунув ладошки в подмышки, где-то в груди Эйджиро теплится большое желание его обнять. Киришима все-таки к нему подходит и обнимает, Кацуки даже не возражает, вплоть до того момента, пока замерзшие Каминари, Мина и Серо не выходят из воды, они дрожат, но им весело, Кацуки даже улыбается. — Бля, короче, мне домой надо, — говорит Каминари, натягивая штаны на мокрую кожу, а потом футболку, — Я бы с вами еще потусил, но мне пизды вставят, если позже двух вернусь. — С хуя ли? Тебе ж никогда не запрещали гулять допоздна, — Мина тоже натягивает футболку, а потом кофту, которую взяла поносить у игрока школьной футбольной команды, теплую и большую. — Да я... Мелкого спать не уложил, да. — А, — произносят Киришима, Серо и Ашидо одновременно. — Ага, и еще холодно, у меня жопа замерзла. — Ладно, тогда увидимся позже! — Ашидо махает ручкой вслед Каминари, который пошел по лесной дорожке и вскоре смылся с глаз долой. — Пацаны, — доносится откуда-то сзади, — И дамы, — добавляет Серо, — У нас еще осталось, — Ханта трясет двумя полными бутылками, Киришиму воротит, ему на сегодня хватит, — Дам тринадцать долларов тому, кто выпьет, — брюнет ухмыляется. — Дай сюда, — Кацуки бесцеремонно выхватывает бутылку из рук Ханты, — Залпом? — Залпом. — А мне кажется, что лучше не надо, — вставляет свои пять копеек Киришима, однако, Бакуго открывает бутылку и почти притрагивается губами к горлышку. — Баку..!       Блондин замирает, показывает Киришиме указательный палец, чтобы он заткнулся, тот на удивление молчит, и поворачивает голову к Серо: — Две залпом? — Если осилишь, то две, — ухмыляется парень.       Кацуки отвечает хищной улыбкой в ответ и касается губами горлышка бутылки. Киришима смотрит на то, как дергается кадык Бакуго, пока последний хмурится, так и не отлипая от бутылки; он берет вторую, как только заканчивает с первой, а Эйджиро думает, что он совсем ебнулся. Так и есть. Он ебнулся. Серо смотрит на это воодушевленными глазами и уже готов отдать деньги и признать свой проигрыш.       Блондин тянет свободную руку к Ханте, чтобы забрать свои заслуженные, пусть и самом тупым способом, тринадцать долларов. — Если бы это был не глинтвейн, а какая-нибудь водка, ты бы коньки откинул еще после первой бутылки, долбоеб, — Киришима дает подзатыльник Бакуго, который потом поворачивается к нему и хочет ему вписать ответный удар, только уже в челюсть, но занесенный кулак блондина перехватывают, — Ути пути, пошли уже, поздно, блять, — красноголовый недовольно фырчит и хватает злого гоблина за руку.       А Бакуго домой не хочет, он вообще отказывается идти куда-то, как будто он маленький ребенок, а Эйджиро его мамка, не купившая ему игрушку. Киришима тяжело вздыхает, буквально тащит его за руку, а блондин устойчиво тормозит ногами, тянет рыжего на себя и в один момент Киришима просто отпускает его руку и Кацуки приземляется на землю, прямо посреди дороги, по которой должны ездить машины, но сейчас поздно и тут кроме двоих придурков, шляющихся поздно ночью, совершенно никого. — Бля, — единственное, что говорит Кацуки, когда приземляется на холодный асфальт, — Штаны испачкал. — Ты серьезно? — Да они чистые, блять, были, — рычит Бакуго, — Ради тебя поменял трусы с штанами. — Как это мило, Бакуго, — Киришима усмехается, — Ты встанешь? — Встать может только у меня, а не я. — Ты такой долбоеб, Бакуго, — заключает Киришима, присаживаясь перед Кацуки на корточки. — А ты-то чем меня лучше? Таскаешься вечно с этим трио клоунов. — Они мои друзья, а не клоуны, — Эйджиро хмурится. Он, конечно, все понимает, но за друзей встанет горой. — Меня это мало волнует. — Держи свой язык за зубами хоть иногда, тебе полезно будет.       Бакуго хмурится, хватает маленький камушек с дороги и кидает в Киришиму, но он даже до него не долетает, точнее, Бакуго мажет. — Пошел ты, — отрезает парень и звучит это даже не агрессивно, он поднимается с асфальта сам, проходит мимо уже вставшего Эйджиро и пихает его плечом, последний потирает ушибленное место и хмурится, следуя за Кацуки, который шаткой походкой идет по самой середине дороги.       Киришима бы пошутил, что Бакуго «элегантной походкой пиздует за водкой», но блондин вряд ли оценит шутку, тем более, что сейчас он больше похож на злого гремлина, нежели на нормального человека, о, нет, даже гремлины будет милее Бакуго. — Бакуго, ты знаешь куда хотя бы идешь? — Нет, — цокает блондин, даже не оборачиваясь на плетущегося сзади парня. — Ты в курсе, что нам надо было свернуть только что? — Нет, блять, не в курсе! — Кацуки срывается на Киришиму. — Блять, давай руку, потеряшка, — Эйджиро протягивает руку Бакуго и на этот раз последний хватает ее почти сразу, даже не возмущается, он просто доверился Киришиме.       Киришима ведет Кацуки каким-то закоулками, петляет меж улиц, но все-таки выходит на более-менее знакомую местность. Блондин летает где-то в астрале, казалось, что он вообще ничего не замечает. Так и есть, он даже не замечает, что он заходит в чужой дом, снимает кроссовки и ногой двигает их к стене, идет к лестнице и поднимается на второй этаж, Киришима не поспевает за ним.       Бакуго тянется к ручке двери, чтобы открыть дверь в комнату. — Бакуго, стой..!— было уже поздно, потому что блондин открыл дверь в спальню его сестер.       Парень тупит где-то с минуту, на него смотрят четыре пары девчачьих глаз, а он то на одну, то на другую, однако Киришима захлопывает дверь в комнату, извиняется перед сестрами и толкает его дальше по коридору и толкает в другую комнату, теперь уже в свою комнату. Бакуго плюхается на кровать, словно это его комната и он тут живет последние восемнадцать лет. Киришима хотел начать ругаться, но вовремя замечает, что злой гоблин уже уснул и кто-то стучит в дверь. Это была его сестра, она чуть младше Киришимы. Эйджиро открывает дверь, которую успел уже закрыть и смотрит на младшую сестренку. — Ты что-то хотела? — он присаживается на корточки перед ней и улыбается. — Эйджи, а кто это? — девочка кивает на парня, лежащего на кровати и мирно сопящего.       Красноголовый слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть на Бакуго, его улыбка становится еще более спокойной, парень прикрывает глаза, а потом смотрит на девочку снова. — Это... мой друг?