kiss me or shut up!

      Знаете насколько по шкале от одного до десяти Кацуки ненавидел тусовки в кучке незнакомых обдолбанных мефом людей? Двенадцать. И ведь им это нравится, но Кацуки не собирался скатываться в это дерьмо, и единственным его наркотиком был и остается Киришима Эйджиро, не уходивший из его головы ни на минуты после того, как пришло осознание, что этот рыжий дрочил свой хуй в кабинке школьного туалета, сбежав с физкультуры. Это наталкивало на мысль, что между ними действительно может что-то получиться, но, кажется, что Кацуки никак не мог признать, что ему нравится этот рыжий мудак, который в первый же день пребывания Бакуго в школе набил ему рожу. Точнее, они набили рожи друг другу из-за шлепка по заднице. А еще они целовались и не раз (это было чертовски классно, кстати), держались за ручку во время какого-то сюрреалистичного фильма, а потом Бакуго отсосал Эйджиро, встав на колени, и он даже не побоялся запачкать свои охуительные джинсы тогда. И на самом деле Бакуго был уверен, что Эйджиро сейчас кипятился абсолютно также, но возможно его задница подгорала на два процента больше из-за Лесли.       Поспешу напомнить, что Лесли — девушка Кацуки; она без ума от смазливого блондинчика, она знала, что последний не хочет прославиться на всю школу как гей, и шантажом заставила Кацуки начать встречаться с ней. Бакуго вся эта затея не нравилась. Что конкретно? Ну, например, сейчас пребывать на непонятной вписке с кучей незнакомых людей, среди которых затесалась его «девушка». Боже, даже язык толком не поворачивается ее так назвать. Может потому, что это была вынужденная мера? Однако с каждой секундой, которая сопровождалась тупой выходкой Лесли, идея быть известным как гей, ебущийся с недалеким рыжиком, казалась Кацуки охуенной.       Кацуки уже был пьян, а мысли его были заняты Эйджиро, Лесли крутилась рядом со своими подружками, которых разбирали парни, и Бакуго, наблюдая за этим цирком надеялся, что у тех в бумажниках, как у любого уважающего себя мужчины, есть защита. Голова трещала от громкой музыки, от выпитого алкоголя, от девушки, которая упорно что-то пыталась донести до Бакуго. Через несколько секунд его тянут за руку, проводя через толпучку людей, так и норовивших его задавить и растоптать, а Кацуки почти что не реагирует, словно завис в некотором подобии транса. Но музыка становится все тише и тише. Он и Лесли уходят на второй этаж небольшого коттеджа: здесь не так много людей, в основном те, которые тоже решили побыть наедине, вдали от суматохи. Лесли смеется, толкая первую попавшуюся дверь слева от лестницы, и удачно эти двое вваливаются в чью-то спальню. Кацуки даже не знал, чей этот дом и можно ли так делать. Однако догадаться о том, что Лесли было все равно на правила, было не сложно, единственное, чем она руководствовалась — «правила были созданы, чтобы их нарушать». Впрочем, верное утверждение, но все же оно могло иногда выйти боком. Не в этот раз конечно. — Ка-цу-ки, малыш, — по слогам проговаривает Лесли, стараясь привлечь внимание собственного парня, который не мог прийти в себя и словно не замечал происходящего вокруг, в том числе и девушку, — Хватит меня игнорировать, — та психует, ударяя его по ляхе, и в этот момент парень приходит в себя, матюкнувшись от внезапной боли. — Какого хуя, Лесли? — Ты меня совсем не замечаешь! Скажи, ты любишь меня? Скажи-скажи-скажи, — девушка была сильно пьяна, видимо та решила, что сейчас самое время, чтобы донимать своего бойфренда.       А Кацуки не любил это говно. Или может просто не умел до конца выражать свои настоящие эмоции и чувства по отношению к человеку. Интересно, что ожидала услышать Лесли? «Да, я люблю тебя и хочу быть с тобой до конца своей жизни, ты выйдешь за меня?» — ха-ха, хуй там плавал. Такое он может и сказал бы, но совершенно другому человеку...        Ну, знаете, такой придурковатый на вид, с классными клыками и абсолютно дерьмовой прической, еще у него есть охуенно тупые друзья, идущие в комплекте с этим рыжим мудаком. Кажется, они были неделимы. Кацуки был почти уверен, что где-то на планете сейчас один Эйджиро Киришима не может перестать икать и думает, кто же дрочит на него почти в два ночи. — Эй, Кацуки... — жалобное скуление под боком неприятно скрипит в ушах, — Почему ты молчишь? — и такие же полные жалости глаза, что аж до тошноты доводит. — Да бл-       В следующую же секунду ощущается чужая рука на пахе, красные глаза Бакуго мгновенно становятся круглыми, тот отскакивает от девушки, поднимаясь, словно его только что ошпарили горячей водой. — Ты че делаешь? — Не притворяйся недотрогой, Кацуки, — губы девушки растягиваются в мерзкой, противной улыбке, или это было усмешка - нельзя было точно определить в кромешной тьме комнаты, — Я же знаю, что вам, парням, нужно от девушки только одно, и это единственное, что заставляет вступать вас в отношения - потрахушки!       Кажется, та уже забыла, что она принудила Кацуки к этим отношениям. Бакуго было нужно от Лесли абсолютное ничего. Она не возбуждала его и не заставляла чувствовать к себе хоть что-то кроме отвращения. — Да что ты говоришь, блять, — Кацуки начинал понемногу трезветь, его задели слова о том, что именно все мужчины козлы, думающие исключительно головкой, а не головой, — Да пошла ты, мне от тебя ничего не нужно, и если ты дальше продолжишь себя вести, как шлюха с вагиной размером с черную дыру, то мужики в тебе может и действительно будут видеть ту, с кем можно потрахаться и разбежаться. Никому не нужен твой внутренний мир, только твоя красивая оболочка, я сомневаюсь, что у адекватного мужика может вообще на тебя встать, если он узнает сколько в тебе гнили внутри. Твои подружки лижут тебе жопу, потому что думают, что если они дружат с Лесли Шелтон, то они автоматически оказываются в «элите», они востребованы среди парней в школе. Так вот, нихуя подобного, таким как тебе и твоим крысам-подружкам можно быть востребованными только в сфере эскорта и на трассе. Все, больше нигде, — Кацуки разводит руками, — Это исключительно твоя вина, что ты позаботилась о себе внешне, но не внутренне. Ты никому не нужна, даже мамке своей с никчемным батей, было бы наоборот - тебя бы здесь не было. Смекаешь?       Девушка смотрела на Кацуки с круглыми глазами, те были на мокром месте, она не знала, что ему в ответ и возразить. Может потому, что это действительно было правдой? — Мы расстаемся, — коротко отрезает блондин холодным тоном. — Нет! Я стану лучш-... — Нет, не станешь. Не все люди способны меняться. Ты можешь работать над собой, это правда, но та маленькая шлюха Лесли всегда будет сидеть внутри тебя и долбить тебе мозг... Часами, днями, неделями. Ты сорвешься и вернешься на прежние рельсы, а вся твоя «работа над собой» пойдет коту под хвост. К тебе нельзя чувствовать что-то кроме жалости и отвращения, тебя нельзя любить за то, какая ты на самом деле, потому что все, что у тебя есть по итогу за все твои семнадцать лет жизни - накаченные губы, нарощенные волосы и классная жопа, отыметь которую мечтает каждый долбоеб в этой дыре.       Музыка умолкает вместе с тем, как только Кацуки заканчивает говорить. Он почти отрезвел. — И я знаю человека, который лучше тебя в миллион раз. В нем нет столько желчи, сколько есть в тебе и может быть его я действительно люблю, — это последнее предложение в бурном монологе Кацуки говорит спокойным тоном, в голосе проскакивают нотки нежности, когда он говорит о «том самом человеке».       Глубокий вдох, бутылка пива опускается рядом с кроватью, где сидела Лесли, пытающаяся все сказанное Кацуки осмыслить. Может именно сейчас она осознавала свою ничтожность и никчемность. Бакуго же решает оставить ее одну, прекрасно понимая, что ему ничего не скажут в ответ. Подобрать слова было сложно, но не для него, а для той, которая только что выслушала все, что думал о ней Бакуго.       Ветер обдает лицо приятной прохладой, заставляя разум отрезветь. Кацуки, выходя за пределы этого небольшого коттеджа в последний раз оглядывается на здание и захлопывает дверь калитки. Теперь - это одна из страниц книги под названием «Жизнь», которую Кацуки больше никогда бы не открывал, ведь это была одна из немногих паршивых глав.       Ноги его ведут туда, куда глаза глядят. Тот выуживает пачку сигарет из кармана джинс, осталась всего одна, и Кацуки обреченно вздыхает, решив все-таки ее истратить, потом купит еще. Зажимает сигарету меж указательным и средним пальцами, та медленно тлеет, а никотин поступает внутрь, и небольшое облачко со специфическим запахом оказывается в воздухе. Улицы тихие, а громкая музыка осталась давно позади, тишина одновременно заставляет расслабиться и начать паниковать, так непривычно ощущать себя, словно в вакууме, где нет никаких звуков.       Кацуки заходит на лужайку какого-то дома, усаживаясь на ступеньки, надеясь, что он себе ничего не отморозит. Тот прикрывает глаза, а в голове звучит песня, конкретно строчки — We'll meet again. Don't know where, don't know when, but I know we'll meet again some sunny day. Он напевает это себе под нос так, чтобы его никто не мог услышать, но кажется, что в тишине ночных улиц это звучит слишком громко. Может именно поэтому он слышит сзади, как сначала открывается дверь с тихим скрипом, как человек сзади него долго и, вероятно, со сложным лицом смотрит на него, сидящего на крыльце чужого дома. Он, правда, уже был давно трезв, последние нотки алкоголя выветрились у него ровно в момент, когда он вышел из дома. Спасибо Лесли за это. — Эй, ты чего здесь сидишь?       Но Бакуго не реагировал. Весь мир для него застыл и замер в одном моменте. Честно? Сейчас он испытывал что-то похожее на экстази, может, это была легкость, приобретенная после того, как тяжелый груз в виде недоотношений спал с его плеч. Может это было спокойствие, появившееся тогда, когда он смог сам для себя признать одну важную вещь — ему нравился Киришима Эйджиро, рыжий мудак с классным членом, дерьмовой прической и дураками-друзьями. — Бакуго, ты замерзнешь! — Кацуки возвращается в этот мир, когда его тормошат за плечо, а в обеспокоенном голосе он узнает тот самый. — Может, тогда ты меня согреешь, Эйджиро?