Rhapsody in Blue

      «Они считают тебя чёрствой и холодной, но при всём своём сострадании им плевать, что тебе больно от их слов.»       «Она принимает твоё рабство за дружбу, а вашу дружбу — за рабство.»       «Ты им больше не нужна, но они никогда тебя не отпустят. Словно искалеченную конечность, которую страшатся ампутировать.»       Каждый шепоток призрачной девочки оборачивался стрелой, втыкаемой ей в грудь, и, как и стрелы, их было гораздо легче просто оставить торчать из тела, чем проходить через неприятную процедуру выдирания. Всё равно, что внутри они будут разлагаться и гнить, Кассандра больше не видела альтернативы; Кэсс не в состоянии была с ней справиться, несмотря на все старания. Девушка не могла кому-либо доверить обработку своих ран и предпочитала страдание в одиночестве пролитию собственной крови напоказ. И, несмотря на всю боль, её сломленной душе нравилось слушать ядовитые слова привидения. От которых Кассандре, в свою очередь, было всё дурнее, поэтому сил обдумывать их уже не было.       (То было сладкое оправдание, удовольствие от возможности сказать «Я знала, что так и будет», когда нож не воткнули в спину, а провернули в животе.)       Призрак проскользнула сквозь трещины её панциря внутрь, расцарапав сырые внутренности, и превратила каждый страх в струну, которую тут же срывала, в нить, которую накручивала вокруг пальца… но не её за эти страхи винить. С приторной улыбкой она говорила Кассандре всё, что девчонка хотела услышать, хорошее или плохое. Разве не в честности сила?       Кэсс понимала, что не может доверять новой «подруге», как не могла верить и друзьям старым, что ставило их на одну ступень. (Больно было это осознавать). Цинизм, которым девушка в себе так гордилась, ныне был бесполезен, ведь всё сказанное девочкой было чем-то, во что она в глубине души уже верила. (Приятно было наконец разделять с кем-то мнение).       «Ты заслужила право хотя бы раз подействовать эгоистично.»       «Настоящая подруга к тебе бы прислушалась.»       «Тебе не надоело ждать?»       Кассандра не хотела, чтобы эти слова были правдой, но они казались добрее любого комплимента, любой когда-либо услышанной банальности, и её перестали заботить рассуждения, почему. Дух позволила ей вкусить справедливости, — искушения того, что могло бы произойти — и Кэсс попалась на крючок. Она была праведной, болезненной, горько-сладкой на вкус и вызывала привыкание.