Примечание автора:
Ли Чэн – единственный, чьё имя на самом деле что-то значит, остальные были выдуманы случайным образом, поэтому не пытайтесь найти какое-либо значение для них. Использовано значение 理 (lǐ), означающее «разум, логика» и 诚 (chéng), означающее «искренний, честный, истинный». Я надеюсь, что в этом есть смысл.Краткий взгляд на жизнь Вэй Усяня, со слов людей, что его окружали, собранных Ли Чэном.
***
Я никогда не встречал этого человека, но даже сейчас, спустя пять лет после его смерти, о нём и его деяниях можно услышать на каждом углу, где бы я ни был. И в огромном количестве слухов о человеке столь ужасном есть даже такие: он проклинал во сне девиц, чтобы украсть их красоту; он может выкрасть детей даже из кроватей, чтобы обглодать их до костей; он заманивает праведных заклинателей на его проклятую гору, чтобы мучить их со своей армией нежити. Среди всего этого обилия слухов я хочу найти истину, чтобы узнать, кем он был на самом деле. Потому что только на прошлой неделе я услышал, как его душу, настолько недосягаемую, обвиняют, по крайней мере, в трёх разных сгнивших посевах, в тысячах ли друг от друга, и все в одну ночь. Этот человек такой страшный и ужасный – это то, что я слышу везде. Итак, наше путешествие начинается в Илине, где он был впервые найден в детстве и где он в последний раз жил как взрослый.***
Фан Бай – швея, которая, я думаю, может быть того же возраста, что и мама моей бабушки. Её руки трясутся, когда она протягивает мне чашку чая. – Был ребёнок, который жил в переулке через улицу, – говорит она мне, и указывает на небольшое ответвление от главной улицы. Снег густо покрывает каменные плиты, а в небольшом переулке густо накапливается. – Он был милым ребёнком, таким юным, когда впервые появился. Думаю, ему было не больше пяти лет. Его одежда была намного лучше, чем у других уличных крысёнышей, поэтому он отдал свои верхние слои одежды другим детям. Достаточно скоро он выглядел так же, как и все остальные, после того, как собаки добрались до него. Когда он мог, он приветствовал меня при встрече. Он помогал мне нести ткани, даже когда у меня не было булочки, и гора тканей была больше, чем он сам. Увы, я мало что помню об этих днях, иначе я бы сказала тебе больше. Его улыбка – это то, что я помню лучше всего. Его улыбка была самой яркой, которую я когда-либо видела, даже когда он носил тряпки, которые не могли согреть его в наши снежные холодные зимы. Этот год – самый тёплый из всех, что мы видели после войны. Я изумлён, потому что я с трудом шёл по снегу до середины икр по дороге сюда. – Я не знаю, как ему удалось выжить здесь так долго, пять лет до того, как пришёл человек и забрал его. Однажды он сказал мне, что его родители были заклинателями. Может быть так и было, эти заклинатели – странные люди. Никогда не думала, что смогу встретить одного из их детей на улице, когда они обычно ходят в своих дорогих одеждах, как будто им принадлежит весь мир. – Но да, его улыбка была самой яркой, которую я когда-либо видела. Он находил радость во всём. Сердце этого мальчика было очень большим, да, он любил этот мир. Она делает паузу, чтобы посмотреть на свою чашку и делает глоток. – Я не видела его с тех пор, как мужчина забрал его. Интересно, где он сейчас? У меня ещё есть сердце, чтобы не говорить ей, как низко он пал. – Молодой человек посетил меня несколько лет назад. – Продолжает она. – Должно быть, он когда-то был тем мальчиком, потому что, когда он представился, его улыбка была все той же. Он поблагодарил меня, но я не могу до сих пор понять, за что он меня благодарил. После этого дочь Фан Бай видит меня из своего дома. Я мгновение смотрю на переулок и пытаюсь представить там Старейшину Илина. И ничего. Однако, когда я думаю о ребёнке с яркой улыбкой, одетом в лохмотья, становится пугающе легко представить его.***
Торговец фруктами на рынке – следующий человек, который расскажет мне о Вэй Усяне. Мы сидим в таверне Илина, с кувшином вина, разделённого на двоих. – Когда новость о том, что главная сила кампании «Аннигиляции Солнца» идёт к курганам с группой пленных Вэней, все мы спрятались в наших домах. Но мне было любопытно, я имею в виду, кому бы не было любопытно? Мы говорим о Вэй Усяне. В итоге, я почти ничего не видел. Это была кучка пожилых людей, следовавших за молодым человеком, красивым, по моему мнению, который держал ребёнка. Я не думал об этом, пока примерно через неделю тот же человек вернулся на рынок и купил все семена редьки, которые есть у Ляо Пэна в соседней лавке. Я имею в виду, редька не так уж и хороша, кто бы мог подумать, что кто-то купит целый запас семян? – Во всяком случае, он продолжал возвращаться, и он иногда покупал фрукты. Для вина он сказал. Парень, которого он звал Четвёртый Дядюшка, любил делать вино. Теперь, когда я думаю об этом, мне жаль, что их всех нет. Я имею в виду, я не знал, что он был Вэй Усянь, пока не пришёл его друг-труп и не назвал его «господин Вэй». Вот это был сюрприз! Лэй Ицзюнь, торговец фруктами, от души смеётся и делает ещё один глоток вина. Я боюсь подтверждения своих страхов о том, кем был «друг-труп». – Призрачный Генерал, разве не так его называют сейчас? О, эти заклинатели – странные люди. Вэнь Нин – его имя. Он был милым маленьким ребёнком, и не мог быть старше восемнадцати, когда умер. Он был ужасен в продаже редьки – они время от времени спускались с горы, чтобы заработать немного денег. Он был тихим и абсолютно не умел торговаться, хотя, если честно, их редиска выглядела не очень хорошо, не могу представить, что она будет выглядеть хорошо, я имею в виду, они все-таки вырастили редьку на горе Луаньцзан. Может быть, это не его вина – женщины, которые подходили к ним из-за красивого лица Вэй Усяня, всегда казались лучшими в торгах. Он снова смеётся и выпивает вино. Затем глубоко вздыхает. – Вэй Усянь был хорошим юношей, насколько я видел. Может быть, не прямо во всём хорошим, я не знаю. Он никогда не казался мне злым. Насколько злым может быть парень с малышом, почти постоянно цепляющимся к его ноге? Интересно, где сейчас этот ребёнок? Он был очень милым, называл его Сянь-гэгэ, но, клянусь вам, я однажды слышал, как Вэй Усянь зовёт его А-Юань, такой забавный ребёнок. Он смотрит вниз и вертит свою пиалу. – Ребёнок, должно быть, умер вместе со своей семьёй, настоящий позор. Иногда я скучаю по Вэй Усяню, хотя я никогда не знал его, разве это не странно? И тогда Лэй Ицзюнь допивает свою пиалу и встаёт. Он оставляет меня, и я пытаюсь уложить в голове тот факт, что у Старейшины Илина был ребёнок, который был убит во время осады горы Луаньцзан. Однако, всё, что нам когда-либо говорили, это то, что все там были закалёнными в войне заклинателями и армия нежити.***
Другой человек в таверне подслушивает мой разговор с Лэй Ицзюнь и машет мне. Он сидит с двумя своими друзьями – мужчиной и женщиной. Мы немного болтаем за вином, прежде чем один из них заговорит, его зовут Ло Пэн. – Вэй Усянь был весёлым парнем, – начинает он, – Когда он впервые приехал сюда, ему удалось перепить нас троих, хотя мы и подождали, пока он выпил уже прилично перед тем, как начать. И есть не так много людей, которые могли бы победить нас в поглощении выпивки. Сначала я подумал, что это было из-за того, что он заклинатель, пока не увидел парня из большого клана заклинателей, который вырубился после полутора чарок. – Он иногда приходил выпить с нами, но вино дорогое, и его друг-врач сказал ему: «Прекратить тратить деньги на бесполезные вещи и начать сажать больше редьки», как он сказал нам. Он знал многие вина и настаивал на том, что нет ничего лучше, чем Улыбка Императора из Гусу. Я не пробовал ничего подобного раньше, но, должно быть, это было довольно хорошее вино, потому что он был в восторге от него. Именно тогда женщина Ван Ан тоже включилась в разговор. – Честно говоря, я не думаю, что это вино ему так понравилось, больше похоже на то, что было связано с вином. Однажды мы видели его очень пьяным, и когда пьяны, вы знаете, что люди на самом деле правдивы. Я не шучу, когда говорю, что каждое пятое слово из его рта было о каком-то парне «Лань Чжань». Он немного рассказал о том, когда он был в Облачных Глубинах в детстве. Господь знает, как ему это удалось, с этими тысячами правил, из-за которых он завывал. – Я думаю, что хотя он и чертовски жаловался на это, он скучал по Облачным Глубинам. Он казался печальным человеком. Кем бы он ни был, он прекрасно справлялся с вином. Гу Сон, другой мужчина, кивает. – Как-то мы пили, и он оставил нас, потому что был заклинателем. Какой-то дух или что-то подобное преследовало одного фермера. Вэй Усянь был единственным, кто помог. Это заставляет задуматься о том, о ком действительно заботятся эти большие Кланы заклинателей. Они так быстро назвали его злом, когда все что он действительно делал – это пил с нами вино и сажал редьку на своей проклятой горе.***
Я ухожу к заходящему солнцу, в направлении Цинхэ. Это кажется странно драматичным, если не слегка поэтичным. Когда я добираюсь до Цинхэ уже полдень, а Илин далеко позади. Глава Клана Не – Не Хуайсан – учился в Облачных Глубинах с Вэй Усянем. Он впускает меня в свой кабинет с отсутствующим видом обмахиваясь веером. Незаконченная картина медленно высыхает рядом с открытой чернильницей и немытой кистью, ненадёжно расположенной на ней. Я увидел чернильные пятна на его длинных рукавах, и он кажется немного неуместным в стенах Нечистой Юдоли. – Вы хотите поговорить о Вэй-сюне? – спрашивает он меня, убирая три веера с табуретки, чтобы я мог сесть. – Вэй-сюн был хорошим человеком, весёлым. Он всегда вызывался добровольцем, чтобы спуститься с горы и принести немного вина из города – вино запрещено в Облачных Глубинах, поэтому он всегда рисковал быть наказанным вместо нас. Он сказал, что хочет услышать, как люди говорят с красивым акцентом Гусу, но я думаю, что он на самом деле просто не хотел, чтобы нас наказывали, не говоря уже о том, что Лань Цижень уже ненавидел его за то, что он говорил о контроле темной энергии в первый день обучения. Может быть, я бы продолжал настаивать, но слишком боялся, что Да-гэ будет злиться и ноги мне переломает. Может быть, я немного чересчур боялся Да-гэ. На мгновение я убеждён, что падение Вэй Усяня и его становление Старейшиной Илина было неизбежным. На обучении у него были мысли о том, как управлять темной энергией, и посмотрите, куда это его привело. Не Хуайсан спешит исправить моё предположение. – Вэй-сюн ничего не пробовал, он сказал, что у него нет причин следовать по узкой и скользкой тропинке, когда он мог бы также идти по светлой и широкой дороге. Интересно, почему он решил пойти по кривой дорожке Тёмного пути, когда его карьера заклинателя казалась такой многообещающей? – Он всегда был мастером использовать слова в свою пользу. Его идеи были рождены от скуки больше, чем от чего либо другого. Он создавал талисманы для самых незначительных вещей одним щелчком пальца. Я всегда восхищался его гением, я думаю, что люди забывают, что Вэй-сюн был одарённым заклинателем. Он всегда умел мыслить иначе, чем остальные. Он был непредсказуемым, очень умным, но и таким же безумным. Потому что, кем ещё он мог быть, когда он потратил большую часть дня раздражая Лань Ванцзи, пока не увидел его реакцию. Я думаю, что люди этого боялись, этой его непредсказуемости. Кажется, что это какой-то странный и тонкий намёк, исходящий от юноши с веером, который, оказывается, неожиданно тонко понимает ситуацию. Я стараюсь не думать о том, что он намекает. – Я не знаю, как он это сделал, но однажды ему удалось напоить Лань Ванцзи, должно быть, это был какой-то его новый талисман. На следующий день мы все были наказаны, но Вэй-сюн и Лань Ванцзи были наказаны больше, хотя мы нарушили все те же правила. Позвольте сказать вам – похмелье и нарушение дисциплины не очень хорошее сочетание, особенно когда у вас над душой громко страдает Вэй Усянь. Пока не узнает, где находится Лань Ванцзи, и не убегает, чтобы найти его, внезапно уже не так сильно мучаясь, как «бедный пострадавший ребёнок» который нуждается в заботе его шиди. Не Хуайсан хихикает. – Вэй-сюну нравилось шутить над людьми и заставлять злиться Лань Ванцзи, вы знаете, как мальчик, дёргающий за косички, но он был очень хорошим. Он не хотел ничего, кроме как быть справедливым и защищать своих любимых. – Я скучаю по нему. Да-гэ сломал бы мне ноги, если бы услышал это. Я очень встревожен, эти заклинатели действительно странные, если они ломают ноги людям за подобное. – Но Вэй-сюн был хорошим человеком. Вспоминая о нем, я понимаю, что это единственный раз, когда я действительно сожалею о том, что я не такой смелый. Как я мог сделать что-нибудь, когда я лучше всего рисую и выращиваю птиц? Когда он говорит это, мне тоже интересно.***
Следующее место, которое я посещаю – это Пристань Лотоса. Шесть лет прошло с тех пор, как Вэй Усянь был убит, и я чувствую ностальгию приехав сюда, хотя я никогда не тратил больше времени, чем остановка в пути. В годы, когда я собирал рассказы о нем, я почти представлял, как Вэй Усянь прыгал по этим улицам в детстве, затем уверенно шагал подростком, а затем спокойно шёл в годы, последовавшие за кампанией Аннигиляции Солнца. Воспоминания, не мои собственные, живы, но они тихо отчуждены от новой Пристани Лотоса. Кажется, что-то немного не так каждый раз, когда я пытаюсь увидеть его на этих улицах. Некоторые из каменных плит тротуаров на путях к рынку почернели от битвы, которая прошла много лет назад – тринадцать, почти, но воспоминания все ещё свежи, когда я смотрю на город. Есть портняжная лавка на северо-восточной стороне рынка, рядом с реками лотосов, по которым Пристань Лотосов получила своё название. Человек, который встречает меня, стар – ему, должно быть, уже за шестьдесят, и теперь его сын заведует магазином. Фан Юань служил портным для семьи Цзян, так как он унаследовал магазин от своего отца в двадцать два года. – Я помню их, Цзяней. Госпожа Юй чаще всего брала детей приходя ко мне. Впервые я увидел Вэй Усяня, когда он был ещё ребёнком, тогда ещё просто Вэй Ином. Он спрятался за мадам Юй, но не смел держаться за её юбки. Его одежда была слишком большая, это были вещи, которые я сделал для маленького наследника двумя годами ранее. Хотя он выглядел напуганным, он очень ярко улыбнулся мне. – Этот мальчик тогда был слишком худым. Его только что вырвали с улиц, и все его ребра торчали под одеждой. Он все ещё носил повязки на руках из-за страшных ран, и к тому времени, когда он пришёл, чтобы снять мерки, они пропитались лечебными мазями. У бедного ребёнка были шрамы от укусов повсюду, это то, что я помню лучше всего, когда впервые увидел его. Я помню, что сказал мне Фан Бай три года назад. Что собаки добрались до него. Тогда это казалось не так уж страшно, но когда Фан Юань говорит о шрамах мальчика, представшая картина пугает. – Хотя одежды, которые я ему дал, были слишком большими, когда он вернулся с наследником в следующем году, его рукава едва доходили до двух третей вниз по предплечью. Я помню, как гордился им, потому что, когда я снимал новые мерки, его ребра больше не торчали, а раны зажили. – С годами я начал хранить ткани, которые Вэй Усянь любил носить, в задней части магазина, красные и черные, всегда готовые для него. Фан Юань немного задумался, будто вспоминая, а потом достал из кармана два маленьких квадратика ткани. Один ярко-багряный, а другой чернильно-чёрный. Они выглядят точно так же, как одежда Вэй Усяня. – Он мог подружиться с кем угодно. Люди, работающие в лавках, любили его почти так же, как дети, живущие на улицах. Он всегда получал бесплатные подарки, особенно от дам. Даже сейчас я не совсем уверен, был ли его флирт с ними случайным или намеренным. – Это может быть как одно, так и другое. Он был хорошим мальчиком. Когда я женился и у нас родилась дочь, он поздравил меня на следующий день после того, как узнал, и даже пропустил занятие мадам Юй, чтобы увидеться со мной. Он пришёл с самым большим набором талисманов, которые я когда-либо видел в своей жизни, и показал их мне и рассказал об их использовании в течении почти двух ароматических палочек. Все пролетело мимо моей головы. После того, как он дал мне четыре стопки, каждая из которых была высотой моей руки, он дал мне книгу с подробным описанием того, как именно они должны были использоваться. Они должны были помочь мне с ребёнком, один устроил бы световое шоу, чтобы занять её, и каждый из них был разным; а другой помог бы убрать после беспорядков, которые она устроит. Интересно, как ему удалось написать столько талисманов за день. – Он сделал так много, что я не использовал их все, даже после того, как у меня было ещё трое детей. Осталось семь талисманов. Он достаёт несколько листов старой бумаги. Линии, нарисованные на них, ничего не значат для меня, но они выглядят запутанными и сложными, несмотря на то, что их использование совершенно обыденно.***
Девушка, чьи волосы спутаны и чья одежда выглядит изношенной, даже в тёплое время года на Пристани Лотоса, ждёт, чтобы поговорить со мной. Она говорит мне, что слышала, как я спрашиваю о Вэй Усяне, и говорит, что знает его. Се И является одной из детей, которые жили на улицах старой Пристани Лотоса и вернулись после изгнания Вэнями во время войны. Ей не может быть старше семнадцати лет. – Вэй-гэгэ многому нас научил. Нас было шестеро, которые остались вместе. А-Хуэй была самой младшей. Ей было два года, её мама тоже была одной из нас, она родила девочку, когда ей было четырнадцать лет. Люди из Публичного дома схватили её, когда она была ребёнком, и выкинули, как только один из посещающих ублюдков обрюхатил её. – Вэй-гэгэ помогал нам. Он всегда приходил с едой, и хотя это часто было очень острым, это было лучшее, что я когда-либо ела. Я сомневаюсь, что мы были единственными, кому он помогал. Здесь, на улицах, всегда было много маленьких групп детей. Некоторые другие люди присоединялись к нам всякий раз, когда приходил Вэй-гэгэ. – Он рассказывал истории в половине случаев. Иногда они были о заклинателях, иногда о ночной охоте, на которую он ходил, иногда это были большие исторические события. Он никогда не был скучным, и всегда был энергичным когда рассказывал что-нибудь. Он разыгрывал примерно половину того, что говорил, и иногда заставлял некоторых из нас играть второстепенные роли, не говоря уже о том, что у нас не было даже смутного представления о том, что мы должны были разыгрывать. Он был дерьмовым рассказчиком. Он всегда прыгал вперёд и назад, потому что он что-то забыл и должен был объяснить это, прежде чем двигаться дальше. – В остальное время он учил нас чему-то. Иногда это было чтение, или письмо, или хорошая речь. В других случаях это было то, что нам действительно нужно здесь. Он научил нас, как выглядеть мило, чтобы люди давали нам еду. Или как убегать от людей из Публичных домов, потому что, когда вы молоды, оказывается, что их клиентам действительно все равно, девочка ты или мальчик, если у них есть где-то это сунуть. Я чувствую себя тошнотворно. Публичные дома в переулках никогда не казались мне чем-то необычным. У них просто были красивые дамы, и я никогда раньше не задумывался о том, как они туда попали. – Однажды он научил нас обчищать карманы. Он тоже был хорош в этом, сказал, что однажды украл входной жетон у Ланя, что бы это ни значило. Вэй-гэгэ сказал, что если нам нужно украсть чьи-то деньги, он предпочёл бы, чтобы мы были хороши в этом и брали их у неприятных людей, потому что даже если это не хорошо, иногда вы должны делать вещи, которые люди считают плохими, чтобы жить, и это нормально. «Жизнь не должна быть преступлением», говорил он, «жизнь драгоценна просто потому, что она есть, и никто не должен упрекать тебя за желание жить». Когда она рассказывает мне об этом, мне вспоминаются люди, которых убил Вэй Усянь, и мне интересно, действительно ли он ненавидел их так же сильно, как все говорили, или он просто пытался выжить. – Я как бы обиделась на него за то, что так нас бросил. Несмотря на то, что он научил нас, как жить, я обиделась на то, что заставил использовать то, чему он нас научил, когда пообещал, что всегда будет рядом. Я как бы ненавижу Вэней, ради которых он нас оставил, потому что они забрали Вэй-гэгэ. Я знаю, что это неправильно, потому что они просто пытались жить, но они были осуждены с самого начала, потому что люди ненавидели их за то, что они были Вэни. Их жизнь была преступлением, и они потащили Вэй-гэгэ с собой, потому что он хотел, чтобы все жили. Несмотря на то, что я могу лишь представить о многом из нашего разговора, после общения с ней, я опечален. Опечален потому, что хотя я знаю, что никто не может спасти всех, я проклинаю мир за его несправедливость.***
Облачные Глубины – это последняя остановка в моем путешествии, чтобы узнать, каким на самом деле был Вэй Усянь. Я хотел бы думать, что завершение здесь немного поэтично, но я действительно просто следовал кратчайшим путём через города. Восемь лет прошло с тех пор, как он был убит, три с тех пор, как я начал писать это, и я чувствую, что знаю человека, которого никогда не встречал. Интересно, проклянут ли Лани его «зло», как они сделали после того, как убили его. И хотя они осуждают его злые идеи и изобретения, я все ещё вижу, как большинство заклинателей бродит по миру, по крайней мере, с одним Компасом Зла и достаточным количеством Флагов, Привлекающих Духов, чтобы было легче на Охоте. Когда я дохожу до класса младших учеников, Лань Цижень сразу говорит мне выйти. Он осуждает зло Вэй Усяня, и если бы не их правила, я думаю, он бы проклял его до луны и обратно. Но потом ребёнок в классе говорит. – Я помню, – говорит он и встаёт, – когда-то я был Вэнь Юань, прежде чем я был Лань Юань или Лань Сычжуй. Лань Цижень выглядит разъярённым и бранит Лань Сычжуя за его наглость. – Я когда-то был Вэнь Юань. Я помню. Мы жили на горе Луаньцзан со всей семьёй. Нас было около пятидесяти. Бабушка была старая, очень старая, но она все ещё могла заботиться обо мне. Четвёртый Дядюшка делал фруктовое вино. Сянь-гэ защитил нас всех. И внезапно я понимаю, что это был тот самый ребёнок, о котором говорил Лэй Ицзюнь, который обнимал людей за ногу и которого Вэй Усянь звал А-Юань. – Там всегда было холодно, но здесь холодно по-другому. Ветер не был холодным, как здесь. Было… сухо и холодно. Сухо, холодно и тяжело, но это был дом. Это был дом, потому что дяди будут сажать редьку, а тётушки будут шить одежду с колющейся тканью, а дядя Нин будет каждый день готовить суп из редьки для каждого приёма пищи, а также потому, что там был Сянь-гэ. – Сянь-гэ посадит меня как редьку, он скажет, что вырастит мне кучу братьев и сестёр, чтобы я никогда не был один. Я был там единственным ребёнком, все остальные были старыми, поэтому у Сянь-гэ будет много детей, чтобы я всегда мог с ними поиграть. – Он сказал, что вино Четвёртого Дядюшки было лучшим, уступая только улыбке Императора, хотя оно было мутным и пахло странно. Всякий раз, когда Четвёртый Дядюшка делал вино, остальные пили как можно меньше, у Сянь-гэ всегда было много и он тратил следующие полчаса, восхваляя его. – Он все время делал талисманы и провёл три дня без сна, чтобы сделать подарок Цзинь Лину на его праздник Первой Луны. Он не спал до тех пор, пока тётушке Цин не пришлось угрожать ему своими иглами и лекарствами. – Сянь-гэ однажды отвёз меня в Илин, где продавцы с радостью поговорили с ним и спросили, не купит ли он снова все их семена редьки. Мы видели там отца, но тогда он был Богач-гэгэ, потому что Сянь-гэ был беден, и отец купил мне игрушки. И хотя у отца были две бумажные бабочки для меня, световые шоу-талисманы Сянь-гэ всегда были тайно моими любимыми. – Я также помню, как все умерли. Он говорил это мягко, как будто это был факт, нечто неминуемое, неизбежное, что его семья была убита перед ним, когда он был всего лишь маленьким ребёнком. – Это не сильно отличалось от того, что я помню о тюремных лагерях. На этот раз вместо нескольких мужчин, избивавших моих родителей и всех остальных до смерти, было много мужчин. Так много мужчин, что я не мог даже сосчитать. Я видел, как они ударили бабушку, когда Сянь-гэ пытался найти место, чтобы спрятать меня. Вокруг неё было семь человек. Один порезал ей спину, другой – спереди, а другой – через талию. Бабушка едва кричала, пока она не покраснела, но они продолжали наносить удары и проклинать её, пока не увидели Седьмого Дядюшку, и решили убить его. Я чувствую, как комок поднимается в горло. – Я также помню, что вы сделали с отцом. Тридцать три удара дисциплинарным кнутом. За что? За разговор с Сянь-гэ, для того, чтобы отринуть «зло»? Он месяцами лежал в постели, разве вы не считаете, что потеря Сянь-гэ была более чем достаточным наказанием за то, что он сделал неправильно? Вы не... – Сычжуй. Человек, который говорит, спрятан за ширмой. Ученики встают и отодвигают её. Это Лань Ванцзи, сам Хангуан-цзюнь. За годы моего путешествия я слышал о нем столько же, сколько и о Вэй Усяне, что весьма впечатляет, учитывая, что я активно ищу информацию о Вэй Усяне, и слово Хангуан-цзюнь просто приходит вместе с ним. Я изо всех сил пытаюсь соединить образ несравненного Хангуан-цзюня, который «всегда там, где хаос», и мальчика, которого, как мне сказали, Вэй Усянь будет доставать, пока он не скажет ему «пойти прочь». Человек передо мной не мальчик, но, даже такой как сейчас, он напоминает человека из рассказов, которым он был раньше. – Вы хотите знать о Вэй Ине? – Спрашивает он меня. – Я скажу вам. – Вэй Ин был… Вэй Ин. Такие простые слова. – Нет простых слов описать его, потому что Вэй Ин был непредсказуемым. Каждый раз я всегда ожидал его шалостей, а он всегда был непредсказуемым. Один год он сражался в войне против Вэней, а затем защищал их остатки от остального мира. – Вэй Ин был добрым. Больше чем что-либо, Вэй Ином руководила любовь. – Вэй Ин любил Юньмэн. Он любил свою семью, и ту, что в Пристани Лотоса, и ту, которую он нашёл в остатках Вэней. Вэй Ин просто любил слишком сильно, и эта любовь не вернулась. Лань Ванцзи звучит горько. Он звучит горько, обиженно и очень печально. – Вэй Ин также был гением. Он понимал заклинательство на уровне, которого никто не знал. Он изобрёл совершенно новый путь заклинательства за три месяца, при этом ему пришлось выживать на горе Луаньцзан, когда все были уверены в его смерти. Вэй Ин был гением, потому что он очень любил. Поскольку он любил свою семью и делал все возможное, чтобы спасти её, он изобрёл новый путь заклинательства и множество других вещей, которые все ещё используют, все время проклиная его имя. – Вэй Ин был человеком, который любил свою семью, в которой одна половина старалась изо всех сил убить другую. Это потрясает меня до глубины души. Это заставляет меня чувствовать вину и печаль за человека, которого я никогда не встречал, и я почти оплакиваю эту упущенную возможность. Я не могу не задаться вопросом, что сказал бы мне Вэй Усянь, если бы я встретил его, если бы у меня когда-нибудь была возможность встретиться с ним. Я думаю, он мог быть добрым и ярким. Он бы дружески махнул рукой и пригласил выпить с ним немного вина. Он бы громко смеялся над своими шутками и флиртовал с официанткой, чтобы получить бесплатный кувшин вина. В тишине комнаты я удивлён, и я скорблю.