Однажды в феврале

«There’s a great unknown from you to me And when your prayer’s unheard and you don’t believe So put your faith in the devil and the deep blue sea Put your trust in the light that you cannot see» © Banners — When the Shadow Ends

      Снейпа окружала тьма, сдавливала виски, сочилась из щелей, закрывала собой свет. Земля уходила из-под ног, над миром сгущалась серость, беззвездное небо укоризненно взирало на оставшихся внизу.       Ему казалось, что он бредет в темноте вот уже целую вечность и все стремится уловить хотя бы искру, услышать отзвук нездешней магии. Ее магии.       Он знал, что не сдержал клятву, знал, что магия обязательно потребует свою цену, знал, что из этого рукотворного ада ему не будет возврата, но время от времени до него доносился чуть слышный голос, практически шепот, зовущий его по имени. И от голоса становилось тепло, словно в мире, закованном в ледяные объятия, на миг вставало солнце.       Какая-то часть его затуманенного проклятьем сознания пыталась докричаться, упрямо твердила ему, что он допустил страшную ошибку, что еще не все потерянно, что она жива и ждет его по ту сторону, где-то там, где светит солнце. Его Тыковка.       Мысли в голове оглушали, но его магия отзывалась на ее магию, звала его прочь из леса, к свету, туда, где тепло, где нет обжигающего холода, туда, где шумит волнами море.       А потом звучал ее голос, рассказывал о чем-то почти шепотом, умолял вернуться, услышать, простить себя. И от этого голоса сжималось сердце и хотелось бежать вперед, сломя голову и не разбирая дороги.       «Как ты мог? Скажи, Северус, как ты посмел меня оставить? Восемь лет, два месяца, семь дней… Пожалуйста, Северус. Вернись. Ко мне».       Вот и сейчас он продолжал слышать ее прощальные слова, сидя в больничной палате со стерильно белыми стенами и непонимающе глядя на крестника:        — Драко? Где… Что?        — Всё хорошо, крестный, ты в безопасности, — лучезарно улыбаясь, ответил Драко.        — Да при чем…        — И прежде чем ты начнешь обещать мне кары небесные, уверяю тебя, с Грейнджер тоже всё хорошо, она с Лавандой, у них плановый осмотр остальных пациентов, она вернется ближе к вечеру. А теперь, я должен тебя осмотреть. И да, кое-кто очень хочет тебя увидеть.       И прежде чем Северус успел окончательно сориентироваться в происходящем, обеспокоенный Люциус вошел в палату, следом за ним практически вбежала Минерва, даже не скрывая своего восторга.       Его обступили друзья и бывшие ученики, казалось, что весь Св. Мунго сбежался посмотреть на чудом вышедшего из ступора профессора, но главного человека среди них не было.       Люциус долго расспрашивал обо всем, кратко обрисовал послевоенную ситуацию в волшебном мире и пригласил на званый обед к Нарциссе.       Минерва не стала утруждать себя бесполезными расспросами, вместо этого расплакалась и обняла, как мать обнимает блудного сына, а на прощание ответила, что место Профессора Зельеварения по-прежнему ждет своего истинного преподавателя.       Драко не стал робеть перед своим крестным и бывшим деканом, а без лишних деталей честно выложил Снейпу свою версию случившегося и убежал на плановый обход, оставив последнего мучиться муками совести.       Ближе к вечеру пришла Лаванда Браун, собиравшаяся со дня на день стать Леди Малфой.        — Я так рада вас видеть, Профессор! И не хмурьтесь, я провела с вами последние восемь лет, я заменяла Драко и Герми, я утешала и придумывала новые способы лечения, а когда и это не помогало, я заваривала ваш фирменный чай с бергамотом и лимонной травой. Не так уж и плохо для Гриффиндорской дурочки, правда?        — Мисс Браун, — начал Снейп, но Лаванда махнула на него рукой и подмигнула.        — Она вернется. Подождите еще пару часов, она обязательно вернется. И не хмурьтесь. Прошло много лет, но волшебники живут долго, а с современными исследованиями в области колдомедицины у нас есть все шансы обрести бессмертие. взгляните в окно: февраль почти закончился.       И она ушла, оставив Снейпа раздумывать над ее словами. Лаванда была права, как прав был и Драко, и Минерва, и даже Люциус, но прошло столько лет, что он может ей сказать?       Гермиона вернулась ближе к полуночи, вошла в комнату и растерянно замерла, сбившись с шага.       Снейпу захотелось подбежать к ней сию же секунду, прижать к себе, спрятать от всего света, закрыть собой от каждого, кто посмел причинить ей боль. Но вместо этого он лишь закрыл глаза. И боль взорвалась десятками красных вспышек, боль, тоска, агония по ней. И как первый подснежник пробивает обледеневшую землю, так осторожное касание ее руки подарило ему надежду.        — Северус… О, Северус.        — Ты жива.        — Жива. Ты сдержал свою клятву, ты сумел меня спасти. Всё хорошо.        — Нет-нет, Гермиона, мы потеряли восемь лет, ты слышишь?        — Молчи. Теперь всё хорошо. Мы выиграли войну, мы сумеем побороть и отголоски этой тьмы.        — И куда теперь?        — Февраль закончился, Северус, — улыбнулась Гермиона, прижимаясь теснее. — Помнишь, ты всегда говорил мне, что апрель учит нас радоваться и смеяться, май — любить. Январь — начинать новую жизнь, а февраль — ждать… Мы дождались.        — Пойдем домой?       Рука об руку они покинули Св. Мунго, чтобы войти в первый весенний рассвет и новую жизнь. Февраль закончился.       Пришла весна. Конец.