***
Проснулся Лёша от звука бодро работающей дрели. Лежит себе, слюни по полу пускает и всё моргает, медленно так, явно не осознавая реальности в полной мере до сих пор. Потом, чуть погодя, резко в себя приходит и подскакивает. — Ой, бля! — заорал Герасимов и схватил телефон, судорожно проверяя, который час. — Сука! Он начал быстро собирать себя в кучу, щупать свои же ноги, руки, шею, грудь. Всё болело, будто его за одну несчастную ночь продуло, либо всё из-за неудобной поверхности пола. Да и башка немного ныла, но это для Лёхи казалось едва ли не родным чем-то. Потому что он с похмельем как с лучшей подружкой — встречался чуть ли не ежедневно. — Опаздываю нах! Он со скоростью звука понёсся в спальню, быстро натянул на себя рубашку, штаны, упаковался в мгновение ока, там же, в давшем трещину зеркале, причесался пальцами и замутил нехитрую баранку на затылке. А затем как развернулся, чтобы бежать на выход, но так и застыл, короче, на месте. — Ты такой шумный, — усмехнувшись, в дверях застыл тот, о ком Лёха с утра даже не вспомнил. — А ещё чуть рёбра мне не сломал ночью, дурной сон приснился? — слегка подавшись в сторону Герасимова, парень не переставал ухмыляться. — Или замёрз? — ну слишком ехидная рожа у пацана была. И как только Лёша мог счесть его милым? Фу, нахуй. — Я там завтрак сделал. Если хочешь, можешь ко мне присое... — но договорить парню Лёша не дал. Он жёстко сгрёб незнакомца за шкирку и грубо выволок в прихожую, наплевав даже на то, что рыжий пытался рамсить и ещё что-то там попёздывал. Чего говорить о недовольных, если Алексей буквально запрыгнул в свои ботинки и, вышвырнув своего гостя за дверь, точно щенка, вышел и сам. — Ты, — закрыв хату на ключ в пару оборотов, Герасимов бросил взгляд через плечо и угрожающе посмотрел на пацана. — Чтоб духа твоего тут не было, когда я вернусь, усёк? Не дождавшись ответа от мальчишки, Лёша бросился вниз по лестнице. Он уже опаздывал, из-за чего знатно нервничал где-то глубоко внутри себя. Его волновало, что о нём подумают и скажут. Он не мог облажаться, нет, не в этот раз. Алексей будет держаться за этот шанс зубами, намертво, будто клещ. И как-то даже похуй на гордость, если она у него, конечно, ещё осталась.***
К счастью для Алексея, никто не заметил ни его опоздания, ни прибытия. Парень упал за своё рабочее место и начал неловко пытаться делать свои дела, но тот совсем не осознавал, что ему нужно делать. Потом, конечно, на него посыпались задачи. Менеджером отдела продаж работать нелегко, особенно если до этого опыта ноль. Для Лёши было удачей уже то, что почти никто не обращал на него внимания. Правда вот то, что и разговаривать с ним не особо рвались, как и помощь оказывать — Герасимова не радовало. Он, как бы, привык ко вниманию на своём районе, но и выделяться пока что ему не хотелось, как-то это стрёмно. По офису тут и там разносились шутки, смешки, все друг с другом так или иначе контактировали, и Лёша пытался тоже, но он был какой-то не такой. Какой-то угловатый, неправильный и неподходящий, так что ни шуток, ни разговоров с ним — никто не оценил. — Герасимов, — позвал его непосредственный начальник, когда рабочий день уже подошёл к концу и парень собирался дать по тапкам одновременно со всеми. — В следующий раз не опаздывай. — А, — Лёша слегка опешил. — Да, конечно, — он добавил, опустив глаза в пол. — Прошу прощения. Хоть Лёша и спешил рвануть домой, хрен ему с маслом. О том, что домой его никто не отпускал, намекала короткая смс, полученная с незнакомого номера:«Я жду тебя на седьмом этаже».
Как бы, вот и всё. Началась неприятная часть его карьерного роста. Паршиво, и вправду. Только сейчас Лёха ощутил на собственной шкуре, какой дорогой решила пробиться в жизни его сестра, а теперь и он тоже. Эдик являлся одним из самых стрёмных Анькиных мужиков. Мерзкий морщинистый хрен с пробивающейся на висках сединой, ростом чуть ниже самого Лёхи. От него пасло за километр ореховым одеколоном, который Лёша на дух не переносил, а на пальцах сверкали мощные золотые печатки. Глазки мелкие, как у мыши, бегали туда-сюда, а губы поджимались в короткой линии каждый раз, когда Эдик, типа, улыбался. Трижды разведённый. И дважды выебанный Лёхой. Только в этот раз Герасимова всё-таки вывернуло после секса. Благо, не там же, где всё это происходило, а в одной из кабинок офисного сортира. Что-то Лёша уж слишком природнился к этим кабинкам, в которых за двое суток что только не происходило. Уже в метро парень обнялся со своим портфелем, разглядывая ботинки сидящих напротив клерков. На последней станции его слегка попустило от неприятного события, произошедшего после работы, вот парень и заёрзал. Руки в карманах спрятал. Одну затем вынул и, удивлённо вскинув брови, посмотрел на комок в своей ладони. «О, счастливый билет», — без особого энтузиазма он, так, чисто от нечего делать, потёр ногтем закрашенные места. — «А я говорил», — внутренне усмехнувшись, он безмятежно пронёсся взглядом по цифрам. Как Лёша и сказал, это обычный кусок бумаги, который не мог претендовать даже на самый минимальный выигрыш.***
К дому Лёха возвращался уже довольно поздно. Его старенькие часы, барахлившие последние пару месяцев, докладывали, что уже почти двенадцать. Отовсюду на улице доносились оры, крики и звяканье бутылок. Ох, как бы Лёха хотел щас накатить, конечно, три, а то и пять стопок. Но сегодня только четверг. Может, завтра он позволит себе чуть больше, чем вчера, но явно не сегодня. Этаж за этажом сменяли друг друга, пока Лёша поднимался по лестнице вверх. Сегодня он не был «во все оружия». А ещё сегодня Герасимов никак не ожидал повторения вчерашнего сценария, с одной лишь поправкой — в этот раз знакомый незнакомец не лежал на лестнице плашмя, а ждал его, сидя у двери. Они оба замерли, столкнувшись взглядами. Рыжий бодро подскочил на ноги, посмотрев на Лёху максимально странно (столько всяких чувств и эмоций было в этом взгляде), и сказал: — Ну ты и урод! — голос парня дрогнул. — Я у тебя куртку забыл! Телефон забыл! Я даже обувь, блядь, не надел! — в подтверждение собственных слов, он приподнял рваную штанину, демонстрируя босую ногу. — Ты, сука, человек или валенок?! — крик перешёл в кашель, который пацан попытался утрамбовать в свой кулак. Щёки парня горели, а взгляд был несколько ошалевший. — Жесть, я за тобой до самого метро бежал, потом тут ждал, — сплюнув куда-то в сторону, он добавил. — Не делай людям добра больше никогда, чудовище. Алексей молчал. Довольно долго молчал, прежде чем сделать шаг по лестнице вверх, а затем бессовестно заржал. Его размазало по стене из-за подобной нелепости. Он подавился воздухом, тоже закашлялся и, кажется, даже пустил слезу, настолько ему стало весело. — Да ты охуел, — рыжий снова закричал и быстро подбежал к гогочущему Лёхе, сгребая того за ворот. Парень был ниже, худей, но злости в нём явно больше. — Хули ты ржёшь! Хули ржёшь? Не ржи, твою мать! — тряся Лёшу за одежду, потребовал он. — Ёмаё, пацан, — насмеявшись от души, Герасимов кое-как нашёл в себе силы, чтобы успокоиться. — Ты сделал мой день. Я даже представить себе не мог, что кто-то сегодня облажается сильнее, чем я, — сбавив громкость своего гогота, Герасимов издал последний смешок, а затем вдруг резко стал серьёзным. — Лёха. — Дима, — процедил незнакомец, отпуская чужой воротник с напускным пренебрежением. — И я желаю тебе самой страшной и долгой смерти, Лёша.***
Диму пустили в дом. Того и вправду потряхивало от холода, но слабенький укол совести Лёха ощутил только щас, после того, как знатно проржался. Мерзляк обулся, укутался в свою куртку и молча прошёл в хозяйскую спальню. Лёха сперва не догнал прикола и решил проследовал за парнем. — Ты чё-то попутал? — спросил Герасимов, наблюдая за тем, как парень сгрёб одеяло и зарылся в него с носом. — Я спасаюсь от пневмонии, — пояснил Лёше Дима, будто это было очевидно. — Это, конечно, охуенно, но, может, не знаю, пройдёшь уже нахуй отсюда? — Я из-за тебя чуть не помер, — Дима крайне бодро возмутился для умирающего человека. — И я тебе, кстати, заплатил за кров вчера. Счастливым билетом, — пояснил наконец он. — Во-первых, мне похуй, — шутки-шутками, но Алексей не был готов к гостям. Он вообще не любил видеть в доме чужаков, ещё и таких наглых, ещё и двое суток подряд, ну, ночей подряд. — Во-вторых, можешь забрать, — кинув в ноги гостя скомканный билет, он продолжил: — Эта бумажка не принесла мне ни рубля. А теперь, прошу, — Лёша шагнул в сторону, освободив дверной проём. Он едва сдерживался, чтобы не вышвырнуть этого утырка повторно за входную дверь, но совесть, даже при большом желании, не позволила бы ему повторить этот трюк. — Лучше выйди сам. Дима проверил лотерейный билет, чтобы убедиться в правдивости слов Лёши. — Понятно, — коротко заключил он. — Значит, я не тот тебе дал! — вытянув из кармана ещё один свеженький билет с точно такой же картинкой, Дима протянул его Герасимову и очаровательно улыбнулся. Было видно, как у Лёши задёргалось веко. Точь-в-точь как оное дёргалось у его сестры, когда та рассчитывала координаты перед ударом в лицо. Лёша выхватил у Димы билет из руки и стёр цифры. Ничего. Пустота. Отшвыривая лотерейный в сторону, Лёша гневно посмотрел на мальчишку с красивым фингалом. А тот и бровью не повёл, протягивая Лёхе ещё один билет, но и тот оказался пуст. А затем ещё один. И, о Боже мой! Нихуяшечки. — Так, ты начинаешь меня раздражать, чучело, — Герасимов подошёл к парню впритык и начал пытаться выковырять пацана из-под одеяла. Тот давай кричать, брыкаться, драться, орать об изнасиловании и ментах. Ну охуевший тип, подумал Лёша. Последний аж запыхался. — Да ты с дуба рухнул! Шизик. — Ещё одну ночь, — перехватив запястья Алексея, парировал Дима, состроив максимально несчастную рожу. — Пожалуйста. Мне нельзя ночью на улицу, меня ж там отпиздят. — А мне ли не похуй? Вызови себе тачку, принцесса, если боишься побоев. — Я дам тебе ещё один билет, — сказал Дима, чуть отстраняя от себя хозяина квартиры, но не переставая крепко цепляться за чужие руки. — Точно выигрышный! Только ты сотри его завтра, не сегодня. Прошу. Я из-за тебя проторчал весь день под дверью, согласись, это твой косяк. И, в принципе, подумав и попугав Диму ещё немного, Алексей согласился. Нехотя. Очень и очень, блять, нехотя. Хотя у него было несколько условий. Во-первых, Дима спал в гостиной на диване, а во-вторых, уходил до того, как Лёха заметит его худощавые конечности с утра. На том они и порешали.