Ништяк от космоса

— Катилась б ты, слезами по щекам, отсюда, — раздалось из проёма, прежде чем дверь громко захлопнулась перед её носом. Аня, вымученно вздохнув, улыбнулась через силу и развернулась к брату, понуро опустив голову. — Ну, мы пытались, Лёх, — от той самой Ани, котороя махала руками здесь минуту назад и крыла матом мать, срывая голос, не осталось ни следа. Уголки рта Лёхи тоже опустились вниз, и он один раз мотнул головой, но так, уверенно. — Забей, — Герасимов закинул руку ей на плечи, побуждая встряхнуться. — Мы придём сюда ещё раз. Девушка слабо ударила кулаком братца в живот и усмехнулась. Они сделали всё, что могли, сегодня. Видимо, чтобы склонить мать к аборту, понадобится куда больше времени.

***

Дима не звонил, не писал и не приходил уже где-то около недели. Герасимов первые пару дней вызванивал его со всех телефонов — всё бестолку. Опять взялся за бутылку. Напиваться — не напивался — лишь пребывал в постоянном охмелении. Изучал алгебру, геометрию и другие точные науки, без должного энтузиазма, но вдумчиво, стараясь вникнуть в каждую теорию и правило. Делал некоторые успехи. К середине восьмого дня совсем одичал — находиться в квартире, в которой всё напоминало ему о Диме, становилось невыносимо, так что парень оделся, собрался, обулся и уехал в город, запихнув наушники в уши. Шляться по людным улицам не было никакого настроения, но всяко лучше, чем чахнуть дома. Лёша начал бессмысленно бродить по широким улицам, вглядываясь в прохожих, рассматривая витрины и глазея на прилавки. Через пару месяцев Новый год, о чём явно намекали бешеные скидоны на летние шмотки и различные праздничные безделухи. Телефон в кармане заманчиво пиликнул. Лёша ни на что не надеялся, пока доставал его. Разблокировав экран, он замер посреди улицы и… резко сорвался на бег. Никаких «приветов» в новом сообщении не было, только смайлик и точная геолокация. Это как раз где-то здесь, где-то рядом. Парень бежал, как давно уже не бегал. Аж дыхание сбилось, и на лбу испарина проступила. Миновал пару кварталов и закусочных с неоновой вывеской. Затем притормозил. Колокольчик звонко колыхнулся, стоило ему толкнуть дверь. А там, за одним из столиков неподалёку, такая красивая и беззаботная морда. Эта морда улыбнулась шире, подняв руку в воздух, будто бы здороваясь. Лёша сделал пару шагов, приближаясь к столику, за котором расположился Дима, и… Она обернулась, тоже улыбнувшись. Его невеста. Лёха застыл на месте. Блеск в его глазах потух. Оставшиеся пару шагов оказались не такими уж и бодрыми. — А я говорил, — посмеиваясь, подал голос Дима, поднимаясь из-за стола. — Он как пёсик, стоит только позвать — прибежит, — Матильда скромно хихикнула, а Дима беззастенчиво потянулся к Лёхе, заключив растерянного парня в цепкое объятие одной рукой. — Не вздумай развернуться и уйти, — уже это он шепнул Герасимову на ухо, почти касаясь его мочки своими тёплыми губами. — Присаживайся, не стесняйся, я угощаю, — сказал он уже громче, отпуская Лёшу и возвращаясь на своё место. Герасимов ещё с полминуты не решался усадить жопу на стул, но всё-таки осмелился это сделать, нерешительно поглядывая на рыжего. У него было столько вопросов к нему, но из-за этой тёлки он не мог даже рта раскрыть. Один её взгляд превращал Лёху в застенчивого подростка, пойманного с поличным за дрочкой. Эти двое что-то бурно обсуждали на английском, Лёша нихуяшки не понимал, так что единственно верным решением было уткнуться в меню и, ебать его в жопу, там всё тоже оказалось на английском. Кажется, Дима обратил внимание на явную растерянность своего друга, так что сам позвал официантку, предварительно уточнив: — Пиво, виски, водка? — Пиво, — коротко ответил Лёха. Его заказ принесли быстро. Это была здоровая пинта, что характерно — с закусками, к которым Герасимов не притрагивался. Только приложился к своему пиву и начал оглядываться по сторонам. В кабаке было не больше десяти посетителей, и все тёрли о своём. А Лёхе не с кем было попиздеть, так что он начал всасывать. Первая порция пива оказалось в нём очень быстро. Дима, ничего не говоря и не отрывая от Матильды глаз, перехватил официанта. Уже через минуту перед Лёхой стояла ещё одна пинта. Такая же здоровая. «Это чё, проверка какая-то?», — подумал Лёша, недоверчиво пялась на рыжее хуйло. А хуйлом он был знатным. Хитро с его стороны — спрятаться от вопросов за милой улыбчивой беседой с будущей супругой, размышлял раздражённый Алексей, пока безостановочно пил. Никто не обращал на него внимания. За секунду, прежде чем он допил вторую, ему принесли третью. И уже тогда парень начал понемногу дуреть. Хотел было уже пасть открыть, о себе напомнить, как вдруг что-то ударило его в колено. Лёша опустил глаза, часто моргая. То, что ударило его, было коленом Димы. Последний не отвлекался, продолжая точить лясы с Матильдой. Они все втроём сидели достаточно близко, чтобы иметь возможность «случайно» соприкоснуться конечностями. Но какие же, сука, у Димы были длинные ноги. Этот пидор толкнул Лёху коленом в колено ещё раз, чуть сдвигая чужую ногу, а затем прижался к внутренней стороне бедра Герасимова своей ногой. И всё, пацан поплыл. Особенно когда эта нога начала чуть приподниматься и опускаться, беззастенчиво притираясь, дразня порядочного Лёху. Откашлявшись, Герасимов продолжил пить. Жадно и нервно. Осмелев чуть больше, он плотнее сел за стол, отчего чужая коленная чашечка прижалась к его паху. Тут-то Дима и попался — выражение его лица на секунду сменилось. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что всё из-за того, что у Лёши начал вставать. Дима медленно отодвинул свою ногу, сделав вид, будто подбирал какие-то важные слова всё это время, а затем, как в чём небывало, продолжил свой рассказ. «Выкуси», — подумал наивный Лёша. Просидев так ещё минут пятнадцать, безостановочно выпивая, Герасимов шумно выбрался из-за стола и смазанной походкой направился ссать. Он ссал долго, минуту где-то, рассматривая стенку у себе перед носом. Затем ещё у раковины задержался, очень тщательно намыливая руки. И знаете, что? Ожидание себя оправдало. Внутрь небольшой комнаты вошёл Дима. Он не дёргался, пока Лёха не смыл всё мыло с рук до конца, и только после этого начал приближаться. — О! — воскликнул Герасимов, когда обернулся. — У меня к тебе дохуя вопро, — но чужие губы вмиг оказались предельно близко, и они были куда желаннее любых вопросов. Дима толкнул Лёшу к одной из кабинок. Затем он схватил его за грудки, и оттеснил к стене. Прижавшись друг к другу, они молча смотрели в глаза. Дыхание ускорилось, обжигая кожу. Такая близость дурманила голову обоим. — Я ошизел, — признался Дима, едва ли не в самые губы. — От тебя. — Поэтому игнорировал всю эту неделю? — рыкнув на него, Лёха пихнул рыжего к противоположной стенке, меняясь с парнем местами. Теперь он зажал его. — Я заигрывал, придурок, — пальцами забираясь в зализанные волосы Лёши, Девиер взъерошил их, а затем принялся перебирать между фалангами и целовать Лёхины в острые скулы. Вдоль по лёгкой щетине к подбородку, носом поддевая тот, вынуждая запрокинуть голову, чтобы иметь возможность укусить за шею. По Лёше словно пронёсся табун мурашек. Кончики пальцев заледенели, дыхание сбилось, появилось давление в области ширинки, но — что самое приятное — у Димы были все те же симптомы. Значит, они оба больны. Никому не нужно было озвучивать своих желаний, чтобы понимали оба, что ещё немного, и они трахнут друг друга не спрашивая. И хотя отстраняться друг от друга сейчас не хотелось ни первому, ни второму, им прошлось это сделать. Дима вышел в зал минут через пять. Лёша чуть позже. Он был всё ещё взлохмаченный, помятый и пьяненький. Не от пива, а от чужих прикосновений. Все трое решили, что пришло время ехать. Матильда села рядом с Димой и всю дорогу восторженно выкрикивала «Диас! Диас!», чем неимоверно бесила Герасимова, что привалился лбом к холодному стеклу на заднем. К счастью для него, она довольно скоро покинула машину. Оставив след от помады на щеке своего жениха, девушка осторожно захлопнула за собой дверь. Парни остались наедине в одной тачке. Они проехали ещё несколько кварталов, прежде чем Дима свернул в какую-то подворотню и выключил фары. Он сделал музыку погромче. Затем снял рывком с себя этот дурацкий, тугой галстук, и развернулся назад, замирая в проёме между двух кресел. Было темно, чёрт ногу сломает, но Лёха всё равно смог разглядеть эти дурные глаза с расширенным, мутным зрачком, и красные, то ли от смущения, то ли от жара, щёки Димы. — Что ты принял? — подал голос Герасимов, продолжая разглядывать парня, которого стремительно начинало размазывать. — Не знаю, — Дима, крайне довольно лыбясь, начал наглаживать руками собственные плечи. — Что нашёл в кармане, то и проглотил. Придурок, — шепнул Лёха, пока расстояние между ними становилось всё меньше и меньше. А затем Герасимов сгрёб Диму за воротник, дёргая на себя. Сзади было не так много места, чтобы разгуляться. Лёха всё ещё чувствовал себя немного пьяным, а когда уронился вместе с Димой на сиденья, его будто бы втройне накрыло. На них надето слишком много лишней одежды, и та чертовски сковывала. Мешала. Раздражала. Хотелось быть ближе и глубже. Лёша замер у Димы между ног, они оба чувствовали себя как на измене. Дима хрипло хохотал, выкручивался, нёс неистовый бред, и также резко замер, когда Дима начал рывками снимать с себя куртку, а затем и стягивать футболку через голову. У Герасимова отличная фигура — в меру крепкая, с намёком на пресс. Его широкие плечи смотрелись по-подростковому угловатыми, ещё и эта блядская дорожка до пупка отправляла фантазию в полёт. Виднелось несколько рваных шрамов, но на бледной коже парня те бросались в глаза не так сильно, как это делал, например, его только проявившийся румянец. — Лёшка-а… — одними губами произнёс рыжий, неторопливо расстёгивая пуговицы на своей рубашке. — Ты нахуя такой красивый родился? Но Лёшка ему не ответил, лишь отшвырнул футболку в сторону, хватая Диму под коленом. Рывок. Переворачивает и укладывает парня на живот, что оказалось не так сложно, да и не сопротивлялся Дима особо. Только изгибался весь, ёрзал непослушно, башкой дёргал и руки распускал, словно невзначай касаясь пальцами чужого тела, где придётся. Лёша подмял Диму под себя, вздёрнул его бёдра небрежным движением и сжал пальцы на ремне парня. Тот оказался уже расстёгнутый, и Лёша беспрепятственно стянул с парня брюки вместе с бельём. — Стой, погоди, — голос Димы звучал взволнованно. Ещё бы, его буквально заставили сверкать голой жопой. — Я передумал! Но Лёша уже не мог остановиться. Только схватить Диму за волосы, чтобы тот не имел возможности перевернуться, и одной рукой снять собственные джинсы. У Димы была охеренная задница, а мысли о том, что ещё чуть-чуть, и Лёша сможет от души отодрать его прямо в эту задницу — очень возбуждали. — Пожалуйста, не надо, — попросил Дима сиплым от испуга голосом. — Сука, мне страшно! — Мне тоже, — резко выдыхая это Диме за ухом, признался Лёша, пока пальцами оттягивал резинку собственных боксёров. От такого чувственного шепота Диму пробрало до лопаток, и парень рефлекторно прижался ближе. — Давай бояться вместе. Дима хороший мальчик. Гибкий, податливый, вздрагивающий от каждого прикосновения — пугливый лис, загнанный в ловушку оголодавшим псом. Герасимова кое-как хватает на то, чтобы сплюнуть на руку, а затем размазать слюну по собственному херу. И пускай у Лёши не то что бы было много опыта в гейском сексе, он знал наверняка, к какой дырке нужно приставить головку. От жара Диму натянуло струной. Этот парень наверняка столь же неопытен, как и сам Лёха. Герасимов выдохнул, Дима судорожно вдохнул. Погружение. Лёха толкнулся сразу, чувствуя, как сопротивляются нерастянутые мышцы. — С-с-сука, Герасимов, — впервые позвав по фамилии, болезненно зашипел Дима, уткнувшись лицом в поверхность кресла. Губы Лёши начали покрывать светлую макушку поцелуями. Он отодвинул рубашку пальцами, и собственнически вгрызся в шею Димы сзади. Лёша оставил на парне, дай Бог если не с десяток засосов. А всё ради того, чтобы плотно войти внутрь, до самого основания, по самые, бля, яйца, не имея, как таковой, возможности двигаться. Лёша хотел быть внутри, быть где-то глубже, чем просто под кожей. Он обхватил парня за плечи и начал двигать бёдрами через силу. Толчок. Ещё толчок. Плохо выходило. Тогда Лёша сплюнул ещё и ещё, слюна стекала по подбородку. Он смазал и свой хуй, и промежность Димы, чтобы можно было двигаться резче, входить глубже, быстрее. Лёха буквально втрахивал парня в сиденье. От непереносимой боли Дима выхвалил одну из рук Лёхи и прокусил кожу на его запястье, но это не шло ни в какие сравнения с тем, что испытывал сейчас Дима. Это взрыв. Взрыв самых разных чувств — от нестерпимой боли до мазохистского удовольствия, знатно сдобренного наркотой. Ни один из них не скажет «люблю». Это всего лишь похоть. Это всего лишь желание. Это жадный и ревностный червь, оккупировавший их сердца. Лёха толкнулся последний раз, прежде чем кончить в Диму не вынимая. Они просто неопытные, возбужденные и дурные мальчишки, которых сильно тянуло друг к другу. Именно поэтому они так громко молчали о своих ненормальных чувствах.