Что бы вы ни делали, всегда ищите любовь

      Еще один чудесный вечер ознаменовал свой конец под мелодичное пение, утонченное и завораживающее. Вежливые, но явно не вымученные аплодисменты последовали финальному аккорду; блестящее завершение выступления для круга высокопоставленных дипломатов, клерков и секретарей Форин Офиса Его Бледного Величества. Лицо ценило чудесное пение ничуть не меньше своего патрона с крыши… такая печальная ситуация сложилась с последним, право слово. Но важно было не это.       Важно было наслаждение, с которым Марисса купалась в лучах внимания своей более чем высокой публики — как и то, что она ныне им была равна.       Коттедж у берега Украденной Реки каждую пятницу приглашал в свои чертоги членов клуба Святого Джеймса. Именно здесь Певчая Атташе занималась развлечением своих коллег по Большой игре. Обсуждение новостей с самой Поверхности, ни в коем разе не касающихся сферы их деятельности, чтение стихов избранных поэтов и выдержки из новелл избранных писателей, дорогие вина и изысканные закуски, отнюдь не ограничивающиеся скудным ассортиментом рынка Злобы.       Как-то раз запыхавшийся курьер доставил в их обитель изысканные маринованные грибочки. Её супруга попробовала первой, и результатом оказалась довольна настолько, что Марисса не удержалась. Её язычок взмолил о пощаде с первого же укуса.       — Скорпионий яд! — с заливистым смехом поделилась тогда Эмилития, пригубив бокал грибного и подцепив ломтик сыра. Мариссе так и не удалось как следует приучить её к столовым приборам. — Причем, я погляжу, обработанный весьма виртуозно. Любопытно, где же его добыли. Скорпионье племя сильно недолюбливает наш славный город…       Бывшей Бродвейной Певице стало, мягко говоря не по себе. Очень мягко.       — Скорпионий яд? Откуда ты… и почему ты продолжаешь есть?!       — Сказала же, моя дорогая, — Эмилития хихикнула, потянувшись и погладив её по щеке, — виртуозно обработанный. Попробуй с сыром — коготки оближешь. Даже к Лодочнику на огонёк не заглянешь.       — Кто же это отправил?.. — Певица задумчиво уставилась на покрытые аппетитной корочкой грибы. Вкус у них был весьма странный, но… у неё язык не поворачивался назвать его неприятным. Хотя бы потому, что язык неумолимо начинал отниматься. Жаловаться, впрочем, ей не хотелось. — Кой-кто из наших коллег… позубоскалить решили?       Её супруга, не прекращая улыбаться, ненавязчиво повернулась к кофейному столику в прихожей, на котором стояла вазочка с декоративными мухоморами. Марисса проследила за взглядом, и её желудок сделал кульбит: под столиком невинно покоился раскрытый ящик с выжженной печатью Инфернальной железной дороги.       — Маринованные грибы с болотной капустой и луком предателя на пивном уксусе, начиненные крысиным фаршем и обработанные настоявшимся ядом скорпиона, — щебетала с набитым ртом тогда Вечная Атташе, как ни в чем не бывало продолжая справляться со своей порцией. Столовый этикет успешно подыхал где-то под стулом. — Если верить приписке, по крайней мере. Яд совсем безвреден, но… сам факт блюда? Столь говорящее послание, моя дорогая. Мне даже интересно, за что он так на тебя обозлился.       Судя по размеру ящика, у них останется ещё приличное количество этих грибочков. Для грядущего званого вечера. Марисса тем временем едва справлялась с тем, чтобы удерживать вилку в дрожащих коготках.       — Интересно тебе, значит? — спросила бабочка тогда, буравя свою супругу нечитаемым взглядом. — Так отчего же ты не спросишь?       Эмилития хихикнула, слизнув маслянистый сок с коготков.       — Потому что в следующий раз это может оказаться ядом Кантигастера. Ты работаешь в нашем департаменте достаточно долго, чтобы и самой понять, дорогая — порой… лучше знать поменьше.       Гостям в тот вечер грибочки тоже пришлись как нельзя по душе. А Марисса перед сном долго разглядывала перед зеркалом свои новые крылья. Совсем как старые, по своему узору, и всё же… К горлу подкатил комок, упругий и липкий.       И всё же.       Но то было давно. Месяц, два назад? Время — такая странная вещица здесь, в Подземье…       Сейчас же Вечная Атташе прощалась с процессией жуков в накрахмаленных фраках и дорогих платьях, щебеча вослед о какой-то совершенно несуразной теме; то ли о кастеляне залитого лунным светом Балморала, то ли об имитации бурной деятельности со стороны Виконтессы.       Певчая Атташе, растерянно напевая самой себе прилипчивую мелодию, то и дело порхала восхитительными крыльями, раздавая поручения их молчаливой прислуге. На лакированном столе из поверхностного дуба остались алые следы, которые сейчас старательно счищались; кто-то из гостей пролил содержимое бокала, а кто-то усыпал крошками всё в пределах досягаемости.       Дипломаты.       Когда слуги, прибравшись и оставив напоследок несколько нетронутых блюд, покорно убрались подобру-поздорову, госпожа этого дома позволила себе расслабиться. Со вздохом помассировав белоснежный панцирь между глазами, она лениво ухватила коготками одну из оставшихся закусок: канапе с мягким, тающим во рту мясом, хорошенько приправленным специями с поверхности. Марисса прикрыла глаза, позволив себе сосредоточиться на пряном, терпко-железном вкусе и воспоминаниях, что следовали за ним. А потому не сдержалась и удивленно подпрыгнула, хлопнув крыльями, когда услышала голос за спиной:        — Так бы и съела.       Только из уст её благоверной эти слова могут звучать одновременно столь соблазнительно и столь угрожающе.       Вечная Атташе устроилась между её крыльями, прильнув к спине бабочки, лениво и по-хозяйски положив прохладные ладони на её талию. Певчая слабо усмехнулась, еле-еле склонив голову набок и прижимаясь щекой к плечу своей супруги. Приятное, комфортное и, как ни поразительно, волнующее до сих пор присутствие этой женщины, её женщины… пьянило. Отравляло. Не смертельно, но до самой крови. Совсем как яд скорпиона в маринованных грибочках с подземными овощами и крысиным фаршем.       Может, в том блюде и впрямь крылось послание. Может, это послание даже было чем-то большим, чем немой угрозой.       А может, она шибко заморачивается, и тот больной ублюдок просто злится, что не может лично свернуть ей шею голыми руками. Не может ведь?..       Плевать на него. Пусть эта больная тварь подавится — и грибами, и собственным же родным братом. У Мариссы было кое-что получше теперь.       После непозволительно долгой паузы, наполняющей коттедж томительной тишиной, она вдруг отпрянула. Развернувшись на носочках, Марисса прильнула вновь, подавшись к Эмилитии для поцелуя, ощущая привкус вина на кончике полого изнутри языка. Пёстрые крылья затрепетали.       Когда Вечная Атташе, легонько подтолкнув её на чистый стол, лениво заскользила волнами прикосновениями по её щекам, шее и груди, из горла вырвался вздох. Когда та, хитро подмигнув, опустилась ещё ниже, этот вздох перерос в грудной стон. — Осторожней, — тихонько произнесла Марисса, уперевшись ладонями в гладкую столешницу, — я там… немного помятая.       — Ох, поверь, я знаю.       Подол платья задрался под умелыми лапками Эмилитии, обнажив элегантные чулки и белье из дорогих поверхностных тканей; нить настоящих шелкопрядов, а не скорбных ткачей. Эти мотыльки невозможно задирали цены там, у себя на поверхности… но это того стоило.       — Жаль, что не удалось… убедить… оставить на наше попечение твоих старых знакомых, — ворковала тем временем Вечная Атташе, усыпая покрытые маленькими трещинками бедра дразнящими поцелуями. — Мы бы позаботились о них как следует, хм?       Марисса раздраженно цыкнула сквозь стиснутые клычки.       — Жаль, верно. С другой стороны… у нас появилась замечательная возможность выдрессировать… питомцев… так, как нам угодно, — она ахнула, с грудным стоном выгнувшись в спине, когда умелый язычок возлюбленной скользнул по выпуклым пластинкам её нежного места.       Смешок Эмилитии она почувствовала быстрее, чем услышала.       — Пока что мне кажется, что дрессируют скорее нас, — она замолкла на миг, и Марисса хрипло застонала, запрокинув голову и плотно зажмурившись. Может, язычок Эмилитии и был короче, чем оный у бабочек — немногие жуки могли похвастаться подобным — но обращаться с ним она умела весьма…       Глубже. Глубоко, приятно, влажно, сладко…       …весьма аппетитно.       Горячее дыхание на обнаженной, беззащитной плоти опьяняло. Не сказать, что её оболочка была хоть сколько-нибудь крепкой, но всё же это чувство уязвимости и знания, что вреда не будет… было восхитительно. Совсем не как там, в их укромном подвале, замаскированном под винный погреб, но ничуть не менее приятное. Просто другое.       Внизу она и Эмилития — жертвы. Мяско с панцирем, что может лишь стонать, принимая по-звериному грубую страсть. Но здесь, наверху… Здесь они равные. Друг другу и другим.       Лишь честно, что равные будут делиться друг с другом, разве нет?       — Иди сюда, — восхитительный, певческий голос Мариссы стал бархатисто-мягким, почти воркующим. — Я тоже… позабочусь о тебе.       Она почувствовала, как поёжилась от предвкушения её супруга. Слегка отпрянув и запястьем стерев с лица влажный след, Эмилития выпрямилась и уперлась ладонями в столешницу, нависнув над своей женой. Марисса с охотой приняла грязный, солоноватый поцелуй, умелыми лапками задирая подол платья Вечной Атташе и избавляясь от мешающего белья.       Стол даже не скрипнул, когда они вдвоем забрались на него с задними лапками; Эмилития довольно замурлыкала, когда длинный язычок бабочки жадно лизнул вдоль влажной женственности… и грудно рассмеялась, когда Марисса вдруг оцепенела, подозрительно цыкнув.       — … ты тоже побывала сегодня в подвале, я чувствую.       — Как ты сказала?.. “У нас есть замечательная возможность выдрессировать их так, как нам угодно”? — Эмилития приподнялась на локтях, лениво лизнув лоно мечтательно вздохнувшей супруги. — Я лишь занималась… мфн… дрессировкой!       Марисса всегда была сверху, когда они занимались любовью так, валетами: страх повредить крылья вспыхнул с новой силой, как только ей их вернули мастера из Обители Геликона. Эти самые крылья сейчас трепетали как у безумной, пока она подрагивала от наслаждения, отчаянно отвечая на движения гибкого языка своими ласками.       — Не говори… — пыхтела Марисса в перерывах, вцепившись в бедра своей супруги. Близко. Так близко. — …с набитым ртом! Сколько же… тебя учить?!       Дипломаты. Никаких обеденных манер.       И снова этот смех, теплое дыхание. Она чуть не всхлипнула от томительной досады. Почти! Почти!       — Может… кхмф… меня тоже нужно дрессировать, хм?       Певчая Атташе сердито вильнула бедрами, решив было ответить колкостью, но просто не успела: коготки её супруги неожиданно резко погрузились в неё, в то время как подвижный язык и не думал сбавлять темпа. Она чуть не подавилась солоноватым секретом на языке собственном.       Это стало последней каплей. С громким, хриплым стоном она выгнулась в спине; крылья с хлопком раскрылись во всем их великолепии, усыпав столешницу перламутрово-пурпурными чешуйками, пока их владелица балансировала на самом пике блаженства, подрагивая всем телом.       — Уже? Тск-тск… так быстро, — Эмилития, дождавшись, когда её возлюбленная придет в себя, лениво провела языком вдоль её женственности, вырвав из Мариссы тихое шипение; повышенная чувствительность сразу после пика давала о себе знать. — За это… пожалуй, твоя очередь избавляться от мусора.       Бабочка недовольно заёрзала, растерянно погружая коготки в лоно своей супруги и изредка помогая языком.       — Опять? Я же избавилась от них недавно… — она ворчливо фыркнула, легонько поцеловав замурлыкавшую Эмилитию чуть ниже плоского живота. — Такая морока. Хитин разваривается запросто, а вот кость…       — Взгляни на это… ах!.. ...с другой стороны. Даже высокопоставленные чинуши нашего чудесного департамента редко пируют на столь нежном и… юном мясе, — дыхание Вечной Атташе стало совсем прерывистым и рваным. Похоже, она тоже близка как никогда; Мариссе оставалось лишь удвоить усилия, согласно замычав в ответ.       — Верно… верно, — она печально вздохнула, щекой прижавшись к бедру Эмилитии. — Ну хорошо. Ради тебя, дорогая.       Её супруга замурлыкала от удовольствия, но тут же с прерывистым стоном вздрогнула и вытянулась. Задние лапки выгнулись, дрогнув в коленях, коготки на них сладко поджались к самым носочкам.       Наконец, они позволили себе расслабиться. Скатившись со своей возлюбленной и медленно развернувшись, Марисса прижалась к ней бочком. Прямо на столе, где ещё недавно они пировали со своими коллегами, прямо с задранными до талий подолами платьев.       Может, она безумна. Может, до конца своих дней ей придется замечать краем зрения алоглазого джентльмена, у которого на каждой ладони по восемь коготков, а в зеркалах её будут без конца тревожить всполохи вирика и космогона.       Пожалуй… Оно того стоило.