disconnect

      — Аккуратнее, два огнестрельных, возможно, задето сердце, — качая воздух мешком для искусственной вентиляции легких, говорит медсестра следующему за ней аспиранту. — Срочно пускай готовят операционную.       — Что там произошло? — спрашивает медбрат, помогающий везти по людным коридорам каталку. — Почему так много пострадавших? — проверяет пульс на запястье он.       — Говорят, что офис Рендевайлда атаковали, он один из пострадавших, — шипит девушка. — Только у всех в основном удары по ногам, а парень, видимо, неудачно встал… Выживет — будет хорошо. Поворачивай направо, Лилит сказала, что в том крыле есть одна свободная.       — Эй, эй, — подбегает к каталкам Чимин, и хватает руку брата. — Он приходил в себя? — поднимает красные взволнованные глаза на медсестру. Та отрицательно мотает головой и спрашивает, кем он приходится пострадавшему. — Я брат, брат я его, — бормочет Пак и продолжает бежать за каталкой. — Эй, Юнги, держись, слышишь? — молит он и отпускает руку под напором медсестры.       — Молодой человек, ожидайте за дверьми, — быстро, но спокойно говорит медбрат, закатывая каталку за металлические двери. Пак прижимается лицом к матовому стеклу, пытаясь услышать хоть что-то. Но от двери его оттаскивает Хосок и прячет заплаканное лицо у себя на груди.       — Он выживет, слышишь? — тихо шепчет Чон старший, слыша, как громко всхлипывает Пак. — Он сильный, все сможет. Врачи опытные, они справятся, все будет хорошо, — раз за разом повторяет Хосок и чувствует, как пальчики парня сминают футболку на спине.       — Хосок, мне страшно, он… — давясь слезами, сбиваясь, говорил Чимин, не убирая лба от груди Чона.       — Тише, малыш, он не умрет, он сильный, — продолжает парень и замечает вдалеке Чонгука. Он бежит к брату, держась рукой за свитер в районе сердца. Остается еще десять метров между ними. И Чонгук не сбавляет скорость, он бежит, роняя слезы, выкрикивая имя Мина, уже хрипит, но не останавливается. Три метра, и Хосок видит, как глаза Чонгука закатываются, а веки прикрываются. Словно в замедленной съемке, Хо видит, как Чонгук падает на пол безвольной куклой. Он отпускает Чимина и бежит к нему, пытается ухватиться за плечо летящего вниз Чона. — Эй, пожалуйста, приди в себя, — бьет по щекам, пытаясь привести в чувства.       — Чонгук, — падает рядом и убирает голову парня с колен Хосока и расстегивает пуговицы на рубашке. — Приди в себя, — смещает руки Хо с щек парня и проверяет пульс. Чонгук приоткрывает глаза и еле шепчет губами.       — Юнги… Он… — парень приподнимается на локтях и возвращает руку к левой части груди. — Здесь не больно, Хосок. Не болит, — плачет Чонгук, цепляясь рукой за пиджак брата.       — Кто родственник Мин Юнги? — снимает маску врач, вышедший из-за дверей. Чимин поднимает полные боли глаза от Чонгука на врача, одними губами шепча: «Я». Он поднимается с колен и подлетает к врачу, цепляясь руками за халат, с надеждой в глазах глядя на мужчину. — Мне очень жаль, — опускает глаза он и хлопает Пака по плечу. — Кровоизлияние в мозге дало непредвиденные осложнения от наркоза, — продолжает он. — Извините, — с тоской в голосе говорит врач и убирает ладони парня со своего предплечья, уходя от него.       Чимин падает на колени, прислоняется лбом к полу, позволяя крику, полному боли, вырваться из груди. Плачет, хватается руками за волосы и с силой тянет. Воет, пугая окружающих. Рвется к двери, за которой лежит бездыханное, окровавленное тело брата, лицо которого спокойно, глаза закрыты. Кажется, что он спит, и если его потрусить за плечо, то Юнги, как и прежде, начнет ворчать, что его рано разбудили. Что он вновь улыбнется, когда спустится вниз за утренним кофе. Что он улыбнется, когда пойдет искать Чонгука. Что он разозлится из-за бардака, оставленного после готовки.       Но он спит. А его руки, и без того вечно холодные, становятся ледяными. Ресницы больше не дергаются, нос не морщится из-за слов Чимина. Пак рыдает, тихо спрашивая его: «Стоило ли оно того? Этого ты и желал всю жизнь?»       Чувствует, как что-то острое на мгновение проникает под кожу на плече, и замечает рядом с собой Хосока, придерживающего его за талию. Снова зарывается в грудь парня, позволяя увести от брата. Видит, что в двери, держась за проем, стоит Чонгук и смотрит пустым взглядом на сливающуюся с белым покрывалом кожу. Его жизнь действительно теперь рухнула. Он потерял его снова. И теперь навсегда.       Берет в свою ладонь ледяную руку Мина. Смотрит на темные волосы, которые больше никогда не поправит, на закрытые глаза, в которых больше никогда не утонет, на губы, из которых никогда не услышит и звука. Сильнее сжимает ладонь, которую держит в последний раз.       — Хен, — тихо шепчет он и возвращает руку на грудь, — живи там хорошо. И жди меня, хен. Я найду тебя… — берет край простыни и накрывает лицо Мина.       Уходит с операционной, оставляя там часть себя, которую он не сможет вернуть. Бредет по коридору, словно тень. Шаг за шагом, пока холодный ветер ночного Нью Йорка не укутывает его в свои колючие объятья.       Идет в дом, где его больше никто и никогда не встретит. В его одинокую, холодную квартиру, где он мечтал жить, куда он хотел привести своего истинного, которого даже не знал. Он любил это место. Но сейчас оно лишь добавляет боли и подливает чувства одиночества в практически полную бутылку крепкого алкоголя, в котором он привык топить свою боль. Смотрит на звездное небо через огромные окна, видя рядом со звездой своей матери звезду человека, которого любил раньше и любит сейчас не меньше.

***

      — Гуки, — садится рядом с парнем Юнги. — Зачем ты это делаешь? — он бросает взгляд на пустые бутылки вокруг.       — Мне больно, хен, — вздрагивает от всхлипов Чонгук и кладет голову на плечо Мина. — Хен, мне так больно…       — Я знаю, малыш, — он кладет голову парня себе на колени и пальцами распутывает длинные темные пряди. — Тебе не нужно так плакать, потому что я буду рядом с тобой всегда, буду вот здесь, — он касается пальцем головы. — Тут есть воспоминания с юности. Тут есть мой двадцать седьмой день рождения, — тихо говорит он и улыбается, перебирая моменты. — Я очень хочу, чтобы ты не горевал долго. Малыш, поверь, моя душа того не стоит.       — Хен, — Чонгук поднимается с колен Юнги и заглядывает в темные, как уголь, глаза, которые источают душевное тепло. — Приходи ко мне по ночам.       — Я буду здесь, пока ты спишь, — берет руку Чонгука Мин и кладет к себе на щеку. — Я обещаю, малыш.

***

      Чонгук просыпается от яркого солнца, которое наконец-то вышло из-за туч. Смотрит на экран телефона, надеясь, что вчерашний день был одним страшным сном. Но сообщение Хосока вновь возвращает воспоминаниями во вчерашний день. Снова он чувствует холодную ладонь в своей и видит синеющее тело.       «Чонгук, надеюсь, ты в порядке… Знаю, что нет. Кремация пройдет сегодня в два часа дня. Пожалуйста, держись. Я очень волнуюсь за тебя, Чонгук».       Чонгук поднимает усталый взгляд на часы. Двенадцать. Встает с пола, спотыкаясь о пустые бутылки, идет в душ. Обжигающие струи воды льются по плечам и ногам, по израненной груди, по лопатке, где все ещё есть метка. Мир, который получается путем войны — самый холодный и беспощадный, темный и серый. Мир, в котором умирают люди на войнах, не может быть настоящим миром. Тот светлый мир без грязи, без лжи и корысти, существовал ли он когда-нибудь? Будет ли он существовать, чтобы хотя бы там обыкновенный журналист Чон Чонгук смог найти своего переводчика Мин Юнги? Чтобы оба не страдали из-за одного человека, помешавшегося на мести? Он мстил за жену, отыгрываясь на сыне, он мстил за сына, играя человеком, который готов отдать жизнь за его сына.       Он надевает траурную одежду. Кажется, что черный цвет делает его еще более болезненным и разбитым.       — Мне нужны 28 белых роз, — глухо говорит парень, обращаясь к флористу. — Самых белых, которые только есть.       — Конечно, — девушка подошла к вазе с белоснежными розами и начала отсчитывать. — У нас есть двадцать девять, может, заберете? — она поднимает глаза и смотрит на Чонгука.       — Возьму, но в букет ее не вкладывайте, — все тем же голосом говорит парень и наблюдает за руками девушки.       — Ленту тоже белую возьмете? — приветливо улыбается она, протягивая руки к жемчужной ленточке.       — Черную, — говорит парень и кладет две сотни долларов на прилавок, забирая цветы из рук девушки.       Совсем не хочет ехать туда, не хочет видеть застывшее лицо, не хочет верить, что он больше никогда не улыбнется.       У входа стоит Хосок и смотрит на приближающегося брата с нескрываемым волнением. Делает шаг навстречу и обнимает за плечи так сильно, насколько может.       — Чон, — шепчет Хосок, — тебе сейчас тяжелее всех… Пожалуйста, не падай духом.       — Брат, это несправедливо… — шипит парень в плечо старшего. — Я найду того, кто его убил, Хо. Я отомщу.       — Потом. Все потом. Он ждет, — делает шаг назад Чон старший и заводит парня в крематорий. На небольшом столе перед аркой стоит темный, как уголь, блестящий гроб в холодном свете зала. По правую сторону стоит Чимин. Осунувшееся лицо опущено вниз, пустой взгляд направлен на блестящую крышку гроба. Чонгук подходит к Паку и кладет на гроб большой будет белоснежных роз.       — Они белоснежные, как и его сердце, — шепчет Чонгук и кладет руку на плечо Чимина. Тот лишь немного кивает и касается кончиками пальцев кипельно-белых лепестков.       — Он пожертвовал свою жизнь для другого, — шепчет Чимин и сжимает в кулаки ладони.       — Говорят, он закрыл собой свою коллегу, — тихо говорит стоящий позади Хосок. — Он точно достоин лучшего в следующей жизни.       Чимин берет руку Чонгука и делает шаг назад, слабо кивая персоналу. Черный гроб скрывается в другой комнате. К Паку подходит мужчина и отдает ему украшения.       — Эти украшения были у погибшего, думаю, разумнее оставить их вам, — отдает два кольца. — Соболезную вашей утрате, — говорит мужчина и уходит, оставляя парней в тишине, прерываемой лишь скрежетом дорожки.       И с этого самого мгновения изменилась жизнь каждого. Чимин с нетерпимой болью вернулся в их с Юнги дом. В одиночку пережил встречу с человеком, который отвечал за имущество. Но к бумагам о доме и прочем прибавилось еще одно письмо.       «Минни… Глупо говорить, что если ты читаешь это письмо, то меня уже нет рядом. Я хотел оттянуть этот момент как можно дальше. Но судьба бывает зла, малыш. Чимин. Я знаю, что тебе тяжело, я знаю, что сейчас ты будешь винить в себя в моей безалаберности. Не надо. Пожалуйста. Не ради меня, так ради себя. Я не стою и одной твоей слезы. Улыбнись. Знай, что там я больше не получу ни одного нового шрама. Чимин, прости меня. Прости меня за все. Я знаю, что недооценивал тебя. Я знаю, что ты уже вырос, но ты всегда будешь для меня маленьким братом, боящимся людей, которые на него кричат. Малыш, я надеюсь, что мой уход не стал для тебя концом жизни. Я прошу тебя не опускать руки. У тебя есть Хосок, а у него ты. Умоляю тебя, позволь мне знать, что ты не прекратишь улыбаться, что я вновь когда-нибудь увижу твои щечки. Когда-нибудь я снова хочу увидеть твою улыбку. Не сдавайся. Никогда. Малыш… У меня есть две просьбы. Одна очень сложная для тебя, но она сделает жизнь человека немного лучше. Позвони отцу. Он уже потерял маму и… меня. Оставь ему хоть что-то доброе. Он тебя любит, хоть и показывает эту любовь по-особенному. Не дай отцу провалиться в бездну. Он ждет звонка, малыш. Сейчас ты нужен ему сильнее, чем кто-либо. И отвези меня домой… к маме. Знай, что я буду рядом. Всегда. И думаю, что никогда не получу твоего прощения. Но мне хватит простого «Придурок. Куда я денусь». Малыш. Я люблю тебя. Твой брат. Мин Юнги».       С того момента, как Паку отдали кольца брата, он не мог понять: куда делось третье кольцо. У Юнги было три любимых перстня: отцовский перстень — перстень, который он носил на среднем пальце правой руки, второй — новый перстень, подаренный Намджуном на двадцать седьмой день рождения, и третий — старый подарок Намджуна. Обручальное кольцо из белого золота, уже потертое, поцарапанное, совсем неблестящее, но которое Юнги снимал в жизни лишь дважды — чтобы сходить на рентген после очередной потасовки на задании, где он поймал трещину на лучевую кость, и когда ходил на очень опасную миссию с отцом, где детали играли многое. Но главная проблема, которая волновала Пака — куда оно делось. За несколько месяцев он перебрал все вещи брата, но так и не смог найти его. Может, оно упало, потому что всегда было немного великовато, может, его украли. Но он знает точно, что оно было на нем в последние минуты его жизни, ведь когда он держал его за руку в операционной, он чувствовал на среднем пальце левой руки холодный металл.       Последние несколько месяцев Чимин живет с Хосоком в их доме и пытается привыкнуть к спокойной и размеренной жизни обыкновенного терапевта в больнице, куда больше не придет брат с забытым обедом или чашкой кофе, как это было когда-то на родине. Но теперь Хо стал его главной звездочкой в жизни. Он пытается быть и возлюбленным, и братом. Однако своего брата Хосок потерял. Потерял из-за бреда, накрывающего Чонгука каждую ночь. Потерял в клубах, где он заливает свою тоску, потерял в доме Чимина, где тот просто лежит, слушая тишину, которая шепчет ему, что его истинный всё-таки жив.       Чонгук уже 7 месяц в перерывах между пьянками пытается найти того, кто убил Мина. Ему не дают узнать ничего из дела, даже собственный отец не позволяет сыну взяться за него. Поэтому он шарахается по клубам, где могут быть знающие хоть что-то люди. Но все попытки его заканчиваются тем, что раз за разом его, пьяного в дрова, отвозит домой новый друг — Тэхен. Они оба потеряли своих главных спутников. И оба пытаются скрыться в океанах алкоголя.       — Тэхен, — начинает Чон, с грохотом возвращая стакан на деревянную стойку. — Он же умер… Почему тогда мне кажется, что он где-то рядом? — накрывает лоб ладонью и опускает голову.       — Потому что ты скучаешь, Гук, — хлопает его по плечу Тэхен. — Как бы ни было сложно, ты должен отпустить его… — оставляет руку на плече и пододвигается ближе. — Он сам хотел бы этого.       — Но я вижу его везде… — хнычет Чон, поднимая красные блестящие глаза на Кима. — Брат из-за этого меня и прогнал на три месяца, потому что Чимин мне реально верил, — немного улыбается. — Он, словно демон, который попал в отбеливатель, появляется передо мной и исчезает, стоит мне сделать шаг к нему навстречу.       — О-о-о, дружище, смотрю, уже у тебя мозг от градуса отбеливается, — опускает его с барного стула Тэхен и на своем плече несет к машине. Тот что-то недовольно вопит, но всё же идет за новым другом, стараясь не отставать.       — Тэхен, смотри, — отталкивает руки Тэхена со своих плеч Чонгук и пытается бежать в противоположную сторону, — там Юнги, смотри, там Юнги! — кричит парень, но останавливается, чувствуя крепкие руки, обвившие его талию.       — Успокойся, Чонгук, его уже давно с нами нет… — крепче сжимает руки и прижимается носом в крепкую спину. — Чон, пожалуйста, перестань делать мне больно, — шепчет Тэхен в ключицы и отстраняется на мгновение и обходит его. — Гугу, почему ты так пытаешься его увидеть? Зачем ты делаешь себе еще больнее? — кладет руки на щеки Чона и касается своим лбом его. Чувствует на своих губах запах перегара, исходящий от парня, и, кажется, сам пьянеет на мгновение. Невесомо касается своими губами его и, рвано выдыхая, кусает нижнюю губу, немного оттягивая её.       — Что ты делаешь? — быстро мотает головой Чонгук и делает шаг назад. — Тэхен, ты хороший парень, но я знаю, что только он может быть со мной, — поднимает руки вперед, ограждая себя от объятий Кима. — Мне жаль, — глухо говорит он и разворачивается в противоположную сторону.       Идет сквозь темные улицы к заброшенному всеми, но не им, дому, ключи от которого висят на общей связке. Где все ещё есть теплые воспоминания о его возлюбленном. Холодные, одинокие стены, пыль, скопившаяся за полгода, книги, которые не трогали уже много-много месяцев. Он заходит в дом и клацает несколько маленьких рычажков, позволяя энергии вновь побежать по проводам в забытом всеми доме. Сбрасывает с кровати Юнги пленку, кашляет от пыли, кидает следом и пиджак, вздрагивая от грохота забытого во внутреннем отделе пистолете. Он падает спиной на кровать и глубоко вдыхает, пытаясь уловить знакомый запах парфюма Юнги. И вновь вспоминает ту ночь, когда он заявился к Мину. Как тот будил его своими резкими порциями страха. Чонгук помнит, как по привычке искал пушку под подушкой, совсем забывая, что находится в чужом доме. Помнит, как согревал своей рукой ледяную ладонь Мина, помнит, как тот прижался к нему и больше не боялся кошмаров.       Тень Юнги преследует его. Каждый день он замечает его лицо в толпе зевак. Если первое время он бежал за тут же исчезающей тенью, то сейчас внушает себе, что его истинный и правда мертв. Но каждую ночь он ищет объяснение обратному. Он хорошо помнит момент из больницы, когда его сердце перестало болеть. Как страх перестал терзать его душу. Хорошо помнит, как в бессознательном состоянии он увидел Юнги. Увидел его улыбку. Он убегал от Чонгука, словно они играли в догонялки, но он не звал за собой. Помнит эту пустоту после пробуждения. Но сейчас он вновь чувствует. Чувствует после первого видения. В его степи, сожженной болью, вновь вылез ржаной колос.       Вибрация телефона выводит парня из сладкой полудремы.       — Чонгук, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Чимин. — Я заехал к тебе, но так и не дождался. Где ты, Чон?       — Чимин, я в вашем с Юнги доме… — виновато говорит парень. — Прости, я обещал туда не ходить. Но я не хочу возвращаться домой…       — Малыш, будь аккуратнее, — предупреждающе говорит Чимин. — Ты же знаешь, что на Юнги охотились в прошлом. Они могут искать какую-то информацию на отца через него. И вещи.       — Не волнуйся, Чимин, обещаю все будет хорошо, — ухмыляется Чон, понимая, что Чимин прав. — Я просто хочу переночевать здесь…       — Мы улетам в Корею… Юнги просил отвезти его к матери, — грустно рассказывает Пак. — Рейс через четыре часа. Пожалуйста, будь осторожнее. Несмотря на вашу с братом ссору, Хосок очень переживает. Позвони ему…       — Я помирюсь с ним, как вы прилетите, — удрученно говорит Чон младший. — Передай ему, что я скучаю.       — Аккуратнее, Чонгук, — шепчет Пак и сбрасывает вызов.       В его жизни остался лишь один человек, который заботится о нем по-настоящему. Чимин старается чаще созваниваться с парнем. Они находят в друг друге какой-то покой. Мысли о дорогом человеке согревают, а забавные истории из прошлого позволяют держать открытый огонь сильным и не сдуваться после тайфунов брата о том, во что сам слабо верит.       Возвращает голову на подушку и закрывает глаза. Он хочет встречи с ним. А его разум обещания исполняет.

***

      — Юнги? — поднимается в той же кровати Чонгук и осматривает комнату.       — Ну, что ты шумишь? — лениво приоткрывает глаз лежащий рядом Юнги. — Ночь на дворе. Дай поспать, — недовольно бурчит он и снова приобнимает парня, заваливая на подушку. — С кем ты сегодня гулял, малыш? — сонно спрашивает Юнги и приподнимает голову.       — Я снова пил, хен. Я всегда встречаюсь с тобой во сне, когда я пьян, — кладет руку на плечо Мина и легонько поглаживает. — Он меня поцеловал, хен, — виновато говорит Чон и опускает взгляд на голову Юнги, лежащую у него на груди. — Ты же не обидишься? Я его сразу оттолкнул, потому что…       — Потому что любишь только меня, — улыбается парень и, поднявшись на локтях, тянется к губам Чона. Мягко целует, пробуя горьковатые от алкоголя губы, ведет кончиком языка по острым клычкам парня. Нависает сверху и тянет руки к рубашке, расстегивает первые пуговицы, но на мгновение останавливается, прислушиваясь. — Малыш, туман рассеивается, — шепчет ему в губы он и двумя пальцами толкает обратно на подушку.

***

      Открывает глаза и сквозь щелку в двери видит свет, горящий на нижем этаже. Поднимается и тянется к пиджаку, вытаскивая из кармана пистолет. Приоткрывает дверь и, направляя дуло в сторону света и шума, спускается вниз. Замечает человека, сидящего на плитке к нему спиной. Одет во все черное, но макушка белоснежная, словно бумага. Чонгук передергивает затвор на пистолете и снимает предохранитель. Человек на полу вздрагивает и тянется рукой к боку.       — Двинешься — я выстрелю, — шипит Чонгук, продолжая спускаться к парню. Подходит ближе и ставит пушку к белоснежным волосам. — Кто ты, блять, такой? — громче говорит Чонгук и сильнее давит дулом на затылок, ухмыляется, слыша лишь тихое: «Вот дерьмо».