disconnect

      Утро, кажется, первое по-настоящему доброе за столько месяцев. Солнечно и невероятно светло. Зима пришла ровно по расписанию. Холодный ветер гоняет сухой снег, мороз рисует на окнах свои узоры, выписывая изящные вензеля. Соседские дети уже выбежали на улицу, их смех оставался в сугробах; даже машины решили взять выходной.       Но дома тепло. Тепло в чужих объятиях. Давно забытое счастье тихо стучит в дверь, мягко улыбаясь. Нежная кожа, к которой прислоняешься щекой, прячешь замерший нос где-то между шеей и ключицами, вдыхая аромат любимого тела. Чонгук мечтал о таком. Всегда верил, что найдет того, чье дыхание будет звучать так, словно это именно оно заставляет биться его сердце. Он уже давно проснулся. И не может сдержать улыбки, видя, как хмурится Юнги, когда от зеркала на стене напротив на его лицо попадают блики солнечных лучей. Тот пытается отвернуться, закрыть глаза рукой, но Чон перебирается на него, закрывая свет своими плечами.       — Просыпайся, хен, — целует шрамики на груди, поднимаясь вверх по шее к скулам, щекоча кожу дыханием. — За окном уже сугробы и солнце встало так давно, — весело напевает он и смеется, чувствуя холодные ладони на своей талии.       — Уходи, Анна, — мягко улыбается Юнги, приоткрывая один глаз. — Я все равно убегу в горы, — хихикает он, получая сладкий поцелуй. — Доброе утро, малыш, — поднимает руку, запуская пальцы в пушистые темные волосы.       — Доброе, хен, — он хихикает, снова оставляя на губах парня поцелуй. — Когда это злой и суровый Юнги успел посмотреть мультики? — он ложится на грудь Мина, сильнее укутывая их в одеяло, чтобы вернуть то тепло, что грело их тела. Души отогревать больше не нужно.       — Когда Чимин ныл, что хочет посмотреть мультики, — он не убрал руку с волос младшего, продолжая распутывать запутавшиеся пряди, снова жмурясь от столь ярких солнечных лучей. — Не заставляй меня делать это снова, — как-то мягко и по-доброму прошипел он, возвращая голову Чона на грудь. Последний по-детски фыркнул, обиженно замотал головой, чтобы старший убрал руки. Мин весело хмыкнул и чмокнул парня в макушку, сильнее прижимая к себе. — Только если один раз, — Чонгук поднялся на руках, стаскивая с Мина одеяло, и пошел из комнаты, грустно вздыхая. — Чонгук, холодно же, — надевая теплый халат, Мин встал с кровати, следуя за своим парнем.       — Вот и мерзни, — все еще не раскутавшись из одеяла, буркнул Чонгук, что слишком усердно чистил зубы. Юнги подошел со спины и заключил в объятия, скрепляя ладони замочком на груди. Он положил голову тому на плечо, невесомо касаясь красного пятнышка на шее, оставленного вчера ночью по неосторожности.       — Посмотрим все, что захочешь, у меня нет выбора, — усмехнулся он, включая воду в ванной. Когда от воды стал подниматься пар, он кивнул и довольно улыбнулся. — Хочу погреться, не присоединишься? — он взглянул на Чонгука через зеркало, играя темными бровями, что так контрастировали с белоснежными волосами.       — Давай сам, я хочу сделать рождественский ужин, — немного оттаял Чонгук, сильнее кутаясь в одеяло. — Тем более, мы оба знаем, чем это закончится, я устал вчера, хен, — он пожал плечами, открывая дверь из ванной. Мин перехватил его руку, сплетая пальцы и сильнее прижимаясь возбуждением к нему. — Хен, я не хочу, пожалуйста, — устало закатил глаза Чонгук.       — Я к тебе не притронусь, малыш, — он стягивает одеяло вниз, роняя на пол. С обожанием рассматривает накачанную грудь младшего, водя изящными ледяными пальчиками по горячей коже. Его заводит лицо Чонгука, его хмурые брови, губы, которые становятся все краснее с каждым укусом. — Я очень хочу тебя и мне не важно, как это будет, — Мин подошел к нему лицом и кончиком языка прошелся по ключицам, пытаясь распробовать своего малыша. — Я знаю, ты хочешь меня, знаю, что этого хочет твое тело, — он ведет рукой по крепкому торсу, спускаясь к боксерам.       — Юнги, — тяжело выдыхает Чонгук, чувствуя, как рука Мина начинает медленно двигаться на его члене. Его тело и так горит после вчерашнего марафона, он все еще очень уставший, но Чонгук не может противостоять старшему, его голос, словно змея искусителя, такой же шипящий и убеждающий. Руки, его руки могут одним своим видом свести Чона с ума. Ему неприятно, что его просьбы не слышат, но он готов потерпеть.       Мин скидывает халат и стягивает с Чона белье, за руку ведя к воде с обжигающе-горячей водой. Юнги прижимается к нему спиной, елозя задницей по уже вставшему члену. Он давно не был снизу; позволял лишь одному человеку. Гук сам водит по члену рукой, пытаясь дождаться, пока хен-палач наиграется. Он знает, что Юнги любит такое, знает, поэтому уступать не хочет. Ему жарко, возбуждение на пару с горячей водой бьют, затуманивая разум, не позволяя здраво мыслить.       Его руки уже тянутся к заднице Мина, что немного отлип от него, желая выключить воду. Он нагло нависает над ним, кусая за загривок, от чего старший недовольно шипит, но остается на месте, позволяя младшему взять ситуацию в свои руки. Он тянется к смазке, так заботливо оставленной Мином еще вчера после похода в магазин. Выливает лубрикант на пальцы, размазывая, играя тонкими ниточками прозрачной жидкости. Мин громко стонет, когда Чонгук вводит один палец, и выгибается, сталкиваясь с крепкой спиной Чона, что второй рукой обхватывает шею старшего, несильно надавливая. Пальцем двигает медленно, явно злорадствует за все те ночи, что он провел снизу, за синяки на заднице. Но он наслаждается, оставляя на шее старшего красные, наливающиеся алой кровью засосы. Особое внимание он уделяет метке. Он больно кусает её, позволяя почувствовать все то, что пережил за две недели. Второй палец, и Юнги сильнее жмурится, выпячивая задницу назад. Чону нравится такой послушный, такой тихий и мягкий Юнги. Ему нравится держать все в своих руках, нравится, когда Юнги задыхается, стоит младшему развести пальцы на манер ножниц, стоит чуть сильнее надавить на горячие стенки. Он с какой-то мольбой смотрит на Чонгука, громко стонет его имя, ближе льнет к груди, кладет голову на плечо Чонгуку.       Сейчас в мире Юнги нет ничего, есть только Чонгук и вода, что не кажется такой горячей — внутри все кипит сильнее. Юнги готов поклясться, что уже готов кончить, хотя Чон даже не запустил третий палец. Он кусает губу, блаженно закатывая глаза. Он счастлив, что когда-то установил зеркало прям напротив ванной, потому что он видит, как рука Чонгука лежит на шее. Мин знает, что лучше вида он не видел. Ему нравится, что Чонгук его душит, нравится, что его тело сводит в легких судорогах. Все это кажется слишком правильным.       — Чонгук, — Юнги уже чувствует вкус крови на языке, губы стоит перестать кусать, — хватит этого, пожалуйста, — голос его дрожит, готов поспорить, что стоит на коленях он благодаря груди Чона, к которой он прижат. Но Чонгук непреклонен, он продолжает мучить его.       — Замри, — шепчет, кусая мочку уха, немного оттягивая ту, — ты сам сказал, что не важно как, — наливает еще на пальцы, размазывая сильно-пахнущую жидкость по члену. — Я сегодня веду, хен, — он входит медленно, намеренно мучая, из-за чего шея Юнги, кажется, совсем сломается. Его дыхание и без того тяжелое, слишком непривычно, слишком хорошо, но Чон сильнее давит пальцами на шею, зажимая на время глотку, отчего Мин сильнее начинает задыхаться. Юнги пытается ударить свободной ладонью по руке Чонгука, но тот лишь сильнее сдавливает. — Не нравится? — Чонгук входит резко и на всю длину, отчего Юнги наконец отлипает от парня, хватаясь за края ванной. — Я тоже не люблю такое, хен.       Но Юнги молчит, и молчанием этим губит себя. Чувствует, как сильно ладони Чонгука сжимают его талию, как остервенело он двигается. Чон набирает темп, а Мин уже ловит звездочки в глазах. Все тело горит и ломит, буквально каждый миллиметр кожи, ему кажется, уже тлеет. Но оргазм все ближе, и все мысли буквально улетучиваются, когда Чон сажает его на свои бедра. Юнги начинает двигаться, его стоны громкие, прерывистые, смешанные с шипением, наполняют ванную комнату, а рваное дыхание Чонгука лишь скрашивает эту картину. Чонгук водит по члену Юнги рукой, пальцами надавливая на голову, отвлекается на еще белоснежную грудь, осыпая ее своими укусами. Оставляет на ребрах засосы, тут же зализывая те. Ему хочется, чтобы Мин ощутил все то, что творит с ним по ночам; это своеобразная приятная месть. Однако, скорее это награда за все те ночи, потому что Юнги на его члене — фантазия, превратившаяся в реальность. Потому что его стоны — лишь мечта, что сейчас ласкает его уши.       — Даже шлюхи так не умеют, Юнги, — подмахивает навстречу движениям Мина Чонгук. — Ты даже представить не можешь, какой ты сейчас красивый, — глубже входит и кончает, прижимая к груди обессилевшего парня. — Я люблю тебя, Юнги, — шепчет Чонгук, пальцами расчесывая мокрые пряди волос.

***

      — Из-за тебя я так и не успел сделать утку, — Чонгук носом зарывается в белоснежные волосы, обиженно надув губы. — Надеюсь, у нас есть из чего приготовить ужин, — крепче обнимает Мина, закидывая на него одну ногу.       — У нас есть виски, — сонно хрипит он, отрываясь от горячей груди. — Кажется, я видел сыр, — добавляет он и переворачивается на спину.       Чонгук как-то по-детски улыбается и подскакивает с кровати. Натягивает на плечи огромный черный худи и, оставив на щеке у Мина легкий поцелуй, убегает вниз, негромко хихикая и слыша, как Юнги, по-старчески кряхтя, пытается подняться с кровати. Возможно, младший перестарался, но лишь немного.       Чонгук достает из холодильника овощи, предварительно включив музыку, слегка споласкивает их, пританцовывая в такт, нарезает, чтобы сообразить хоть какой-то ужин, потому что Чон безумно голодный. Он недовольно хмурится, чувствуя запах табака за спиной. Ему не нравится, но Юнги не отвык, так что придется смириться.       — Может, тебе что-то другое взять? В моих тайниках много всего коллекционного, — Юнги кладет подбородок на правое плечо Чонгука, выдыхая остатки горького дыма практически в нос младшему. — Кажется, я привозил сливочный ликер из Испании.       — Ты был в Испании? — Чонгук, кажется, забыл о сути вопроса. — Я давно хотел туда съездить, море там, говорят, очень теплое, — он мечтательно улыбается, на секунду касаясь губами виска Мина.       — Мы съездим туда, обещаю, — Мин довольно улыбается, взъерошивая темные кучерявые волосы. — Может, еще и в Италию заскочим, там безумное ризотто, — уходя в «тайную комнату», кричал он.       Чонгук сделал музыку громче, начиная более ловко орудовать ножом, совсем не замечая, что в доме появились нежданные гости. Услышав звонкий смех Хосока и недовольство Чимина, сердце Чонгука пропустило пару ударов. Он начал судорожно искать свой телефон, но на барной стойке увидел лишь телефон Мина.       — Чонгук-и, — бросился на шею парню Чимин, довольно пища, — я скучал без твоей дебильной улыбки, — смеется тот, наконец отпуская Чона, смотря на его вмиг побледневшее лицо. — Все в порядке? — обеспокоенно осматривает его, наклоняя ближе к себе.       — Хены, — озадаченно тянет он, с опаской посматривая в сторону, куда пару минут назад ушел Юнги. — Внезапно вы решили меня навестить, — он нервно смеется.       — Будто ты не рад, — наконец подает звук Хосок, протягивая руку для рукопожатия. Наконец-то на его лице вновь появилась улыбка. Чонгук, если бы так не волновался, принял бы эту улыбку за лучший подарок.       — Я рад, хен, очень рад, — он тянет руку в ответ, все еще нервно бегая глазами по столовой.Сейчас произойдет что-то нехорошее, его интуиция обманывать не может.       — Малыш, я взял ликер, — довольно говорит Мин, выворачивая из-за угла, рассматривая бутылку с молочной жидкостью. А когда наконец отрывает глаза от стекла, замирает на месте, с опаской смотря на парней, двое из который шокированно смотрят на него в ответ. Чимин первый подает признак жизни, начиная глазами искать Хосока, который продолжает оглядывать Мина так, словно увидел призрака. — Спокойно, — Юнги немного оседает на пол, оставляя бутылку там, а затем делает осторожный шаг вперед, безоружно поднимая руки.       — Ты кто, блять, такой? — Чимин шипит, и голос его кажется уверенным, однако его тело, все сильнее прижимающееся к Хосоку, говорит об обратном, сильнее пятясь назад с каждым шагом Мина к нему.       — Я не глюк, не галлюцинация, не клон, — перебирает в голове все возможные варианты, продолжая двигаться ближе к брату. — Меня зовут Юнги, и меня убили пару месяцев назад, — он делает секундную паузу, с мольбой о помощи смотря на Чонгука. — Но я выжил.       — Не может такого быть, — Чимин, как и его голос, дрожит, а левая ладонь все сильнее сжимает ладонь Чона старшего. — Я тебя сжег, — говорит он, нервно выдыхая.       — Буду честен, ты сжег что-то еще, но не меня, — Юнги продолжает двигаться, сокращая расстояние. Снимает кольцо, показывая брату. — Чимин, вот, видишь, я — это я, шрамы показывать не буду, начнешь плеваться, — Пак, до этого сильно вжимавшийся в Чона, наконец сделал шаг навстречу. — Я свой, Чимин-и, — говорит мягко, практически шепча, между ними остается чуть меньше метра, оба с опаской, словно дикие коты, на пальцах подходят друг к другу. — Я знаю, что подонок, но я скучал, — и прилетает первый удар в нос, от чего Мин хорошо так отдергивает назад.       — Скучал, говоришь? — Чимин вот-вот заплачет, и он сам понять не может, почему: от счастья или обиды. Бьет снова, попадает в скулу, отбрасывая Мина еще немного назад. — Я, блять, себе места найти не мог, а ты говоришь, что скучал? — ударяет в солнечное сплетение. — Просто скучал? — и снова удар, кажется, синяков будет много.       — Я мудак, я знаю, — слизывая с губы кровь и, держась за бок рукой, пятится назад, — но это все отец, — его наконец валят на пол, прижимая горло локтем. Юнги несильно ударяет по руке Пака, хватая воздух ртом. — Прости, Чимин, прости, — его лицо уже сильно покраснело, когда Хосок, словно ребенка, схватил Пака за талию, оттаскивая от Мина.       — Юнги, сильно досталось? — Чонгук поднимает парня с пола, пальцем убирая кровь от треснувшей губы. Мин лишь улыбнулся, снова переводя взгляд на Пака.       — Убедился? — наконец расставляет руки для объятий Юнги, с улыбкой смотря на плачущего Чимина. — Могу еще несколько сотен раз повторить, что я мерзавец, — тыльной стороной ладони стирает кровь, что неспешно стекает с носа. — Прости меня, Чимин, — наконец прижимает к себе плачущего брата, пытаясь сдержать тот ком, что подкатывает сильнее к горлу. — Я скучал, господи, я так скучал, Чимин-и.       — Ты дурак, хен, — шепчет ему в плечо Пак, пытаясь поверить в происходящее.

***

      На улице тихо, совсем неощутимый запах пряников витает в воздухе. Волшебство этой ночи подчеркивают огоньки рождественских елок в окнах и гирлянды, окрашивающие крыши домов в золотистый.       Этот мягкий свет просачивается в уже теплую комнату. Помятое мягкое постельное белье с разбросанными подушками создает особый уют, который усыпляет все то негативное, что может быть.       — Я рад, что ты помирился с хеном, Юнги, — Чонгук залезает под одеяло ближе, прижимаясь к груди Мина, что без особого энтузиазма читал рукописную книгу, больше похожую на дневник, который выудил из книжного шкафа, когда поднимался наверх. — Что-то интересное?       — Забрал у отца мой дневник подготовки, — он как-то грустно усмехается, — даже не думал, что в семнадцать, когда я ходил в клуб за наркотой, отец проверял какого-то парня из группы, — он громко хлопает книжкой, отбрасывая её на пол, — честно, думал, что это моя проверка.       — Тебя хотя бы куда-то отправляли, — Чон надувает губы, пряча нос между шеей и ключицей, — я первые годы вообще сидел в штабе, да работал с кодами. Господин Мин в порядке? — Чон приподнимает одну бровь и смотрит на старшего, ожидая ответа.       — Понятия не имею, не связывался с ним 8 месяцев, параноил последнее время много из-за него, — чересчур обыденно прошептал Мин, запуская пальцы в волосы младшего. — Мы с ним умеем общаться только посредством заданий: отправил — принял, выполнил — сдал. А что? — спускается холодными пальцами по шее к позвоночнику, касаясь каждого позвонка, из-за чего младший мелко вздрагивал.       — Просто я мало что знаю о твоей семье… — голос звучит неуверенно, но заинтересованно. — Слишком много я о тебе не знаю, — он берет холодную руку Юнги в свою и крепче сжимает, стараясь согреть.       — И что ты хочешь знать? — Юнги не любит подобные темы, однако Чон прав, парень совсем ничего о нем не знает. Чонгук что-то мямлит про Пака и фамилию. — Ну, тут все просто, — Юнги выдыхает свободнее, — когда мне было десять, предки развелись, я остался с отцом, а Чимина забрала мама. Там новый брак, усыновление, — он как-то слишком быстро проговорил это, будто это не было главной деталью.       — Так, значит, вы реально родные братья, — Чонгук отрывается от груди парня и с удивлением смотрит на Юнги, что утвердительно кивает. — Господин Мин по-другому относится к Чимину из-за того, что он рос в другой семье?       — Скорее потому, что он рос в другой среде, ну, знаешь, там добро, любовь, взаимопонимание, — Юнги хочет посмеяться, но это больше похоже на попытку умирающего кота набрать воздуха. Чон сильнее сжимает ладонь, поддерживает, пытается. Еле слышно шепчет: «А какая твоя мама была?» и прячет смущенный взгляд, жалея о подобном вопросе. — Я всегда с трудом мог её понять. Я знаю, что папа за нее долго сражался, — смеется искренне, улыбается, — она была той еще сердцеедкой, а отец с детства считался душегубом. Сочетание неплохое. Чимин говорил, что, по рассказам мамы, отец угрожал всем возможным кандидатам, и те бежали, поджав хвосты, но убежали не все, — мгновение, одна фраза, воспоминание в миг заставили глаза сузиться, а брови сойтись к переносице. Перед глазами плывут воспоминания трехнедельной давности, мелькает в мыслях оскал Рендевайлда, его слова острым лезвием разрезают сознание. Нужна всего секунда, чтобы разделить мир на до и после. — Один выжил и добил добычу.       — Хен, прости, я не хотел, — Чонгук хочет сильнее прижаться к Мину, успокоить разбушевавшееся сознание. Но оно не успокоиться. Процесс запущен. Красной кнопки нет. Чонгук с ужасом в глазах смотрит на Юнги, что вскочил с кровати, натянул худи и джинсы, нервно что-то разыскивая в комнате. — Юнги, пожалуйста, хватит, — он подскакивает и обхватывает руками плечи парня, прося остановиться. И сейчас ему страшно. Всего слово, одно несчастное имя превратило Мина в озлобленного зверя, мечущегося по комнате, словно по клетке. Внезапная вспышка гнева, горящего, обжигающего, пугающего.       — Я вернусь позже, — негромко бросает он, закрывая дверь перед лицом ничего не понимающего Чонгука. Лишь в окне Чонгук видит Мина, стоящего на веранде и нервно рыскающего по карман в попытках найти зажигалку. В его губах уже была сигарета, фильтр которой он всеми силами старался не раскусить.       Мина трясет. Это уже болезнь, которая разрушает его мозг, душу, да и все тело в придачу. Она словно ждала своего часа. Словно зверь, которого приручили голосом Гука, которого усмирили его прикосновениями. Однако ни одна рука не сможет удержать зверя, испугавшегося чего-то, что внутри воет и просит свободы, причиняя боль. Личный дьявол Мина — месть за близкого, переходящая в разряд безумия. Оно причиняет неимоверную боль, и её личный морфин — боль другого. А утопить эту боль можно лишь забывшись. И он топится в алкоголе, топит ее в наркотиках, в никотине, что уже вместе с кровью бегает по венам.