Шрамы на твоём плече

      Все перешедшие стояли на твёрдой земле в просторной и плохо освещаемой пещере. Кларк протиснулась во второй ряд, потому что все неофиты были широкоплечими и очень высокого роста, и встала за девушкой, ростом чуть выше её. Найла улыбнулась парню, стоящему рядом, и начала говорить:       — Рождённые в Бесстрашии идут с нами, — она повернула голову в сторону Линкольна, прислонившегося к дальней стене пещеры.       — Не думаю, что вам нужна экскурсия, — Линкольн, кивнув на темный проход, сразу же нырнул туда. Найла пошла за ним.       Неофиты из Бесстрашия один за другим скрывались в темноте, напоследок сверкая цепями на ботинках и джинсах. Удаляющиеся шаги отдавались глухим эхом. В пещере осталось всего шесть человек из перешедших и парень, поймавший Кларк.       — Меня зовут Беллами, я работаю в разведке, но следующие несколько недель я ваш инструктор, — спокойно и уверенно говорил он, смотря куда-то за спины послушно кивающих неофитов. — Сейчас я проведу вас в Яму, которую вы обязательно полюбите, — Беллами развернулся на пятках и быстро скрылся в тёмном проходе, куда ушли Найла и Линкольн, новички побежали за ним.       Распахнув двери, Беллами вошёл в помещение, которое прежде назвал Ямой. Это название было самым подходящим из всех, которые можно было придумать: огромная бескрайняя каменная пещера, усыпанная нишами для еды, одежды, оружия; казалось, что она уходила вверх на десятки этажей, которые соединяли хлипкие металлические лестницы без перил.       — За мной, — махнув рукой, Беллами ловко проскользнул сквозь толпу громко кричащих и оживленно жестикулирующих бесстрашных и повёл неофитов на противоположную сторону Ямы.       Кларк с Уэллсом шли позади, осматриваясь. Свет с каждым их шагом был все тусклее и тусклее, а шум, похожий на речку или водопад, становился все громче. Упершись в железное ограждение, Кларк быстро схватила Уэллса, беззаботно шагавшего вперёд, за рукав и одернула.       — Это пропасть, — голос Беллами заглушал рёв воды.       Кларк, взявшись за перила, выглянула за край: река, прячущаяся за скалой, бурно мчалась вперёд, в конце разбиваясь о камни и превращаясь в миллионы брызг.       — Она напоминает нам о грани между глупостью и отвагой, — Беллами облокотился на перила, провожая течение реки взглядом. — Вам тоже бы не помешало провести эту границу у себя в голове.       — Чертовски красиво, — заметил Мёрфи, остальные молча кивнули.       Беллами вернулся назад в Яму, поднялся на этаж выше и, свернув в сторону залитого светом прохода, повёл перешедших в обеденный зал, просторный и хорошо освещенный, полный людей и их звонких голосов. Как только Мёрфи, который шёл первым за Беллами, показался в проходе, все лихачи встали и начали аплодировать. Они топали ногами, кричали, стучали столовыми приборами так громко, что от этого шума закладывало уши, а их энергия передавалась и переполняла тела новичков.       Кларк улыбнулась Уэллсу и быстро нашла свободные места за почти пустым столом на краю комнаты.       На столе были небрежно разложены круглые булки, посыпанные семечками, котлеты, жареная картошка, маффины, яблочно-карамельные пироги и буквально напротив каждого члена фракции стояли три банки, желтая, красная и коричневая, для соусов. После гонга дико голодные бесстрашные стали голыми руками расхватывать булки и котлеты и делать из них бутерброды. Уэллс открыл рот и, взглянув на не менее удивленную Кларк, взял вилку и подцепил котлету. Кларк, повторив за Уэллсом, ножом разрезала котлету на мелкие кусочки и налила немного горчицы из желтой банки на ободок тарелки.       — Вы что, впервые видите котлету? — удивился Мёрфи, держа огромный гамбургер в одной руке, он сделал большой укус, а потом шлифанул его жареной картошечкой.       Кларк и Уэллс неловко переглянулись, затем оба взяли по ещё одной котлете и булке и сделали «правильные» бутерброды. Попробовав гамбургер, Кларк довольно причмокнула и ещё в два укуса доела его.       — В Эрудиции люди питаются здоровой пищей, — пояснил Джаха, пережевывая гамбургер. — Ну, сырая капуста, рыба, белое мясо. Понял?       — Неудивительно, что вы сменили фракцию, — с ехидной ухмылкой сказал Мёрфи, чуть подавшись вперёд.       — Да, мы здесь из-за еды, — отрезала Кларк, и все, кто сидел рядом (включая Уэллса), засмеялись в голос; она краем глаза заметила, что уголки рта Беллами тоже дрогнули.       Когда чувство голода немного притупилось, и еды на столах стало заметно меньше, в обеденном зале поднялся шум: кто-то громко травил байки, кто-то несмешно шутил, некоторые делились новостями и свежими сплетнями. За столом, где сидели неофиты, каждый по очереди представлялся и рассказывал что-нибудь о себе. Искренние почти профессионально лгали о себе и своём прошлом, но прямолинейно и не стесняясь судили других, дружелюбные робко улыбались, чувствуя себя чужими в такой обстановке, а эрудиты (то бишь Кларк и Уэллс) молчали и переваривали все услышанное, пытаясь как-то разложить информацию по полочкам и запомнить имена тех, кто сидел с ними за одним столом.       Когда непрекращающиеся разговоры из чего-то важного постепенно перетекли в спокойный шумок на заднем плане, Кларк заметила за собой, что уже с минуту разглядывала Беллами, не отрывая глаз. Лицо у него было точёным и красивым, однако бесстрашные могли счесть его простоватым: у него не было пирсинга и татуировок, единственная особенность — веснушки на всё лицо; кудрявые волосы средней длинны были тёмно-каштанового цвета. Он сидел рядом (через одно место) с Уэллсом, напротив которого сидела Кларк; Беллами будто выстроил невидимую стену, игнорируя взгляды и вопросы в свою сторону, он молча уставился в тарелку, механически заполняя рот жареной картошкой.       Дождавшись, пока гул в зале немного стихнет, Кларк немного наклонилась вперёд и вполголоса спросила:       — А ты рождён бесстрашным или из перешедших? — она начала нервно щёлкать костяшками пальцев под столом, дожидаясь ответа. Но Беллами никак не отреагировал.       Тогда Кларк снова повторила эту же фразу, только более отчётливо и громко.       — Ты из перешедших? — она смотрела на него не отрываясь.       Беллами повернул голову и, будто поискав глазами кого-то, перевёл взгляд на Кларк. Он впервые посмотрел прямо на неё, глубоко заглядывая в глаза, будто пытался добраться до самой сути. Кларк еле удержалась, чтобы не отвести взгляд.       — Ты имеешь право разговаривать со мной?       — Я просто, — она закусила губу, ища подходящие слова. — Мне показалось, ты выглядишь доброжелательным, — Кларк неловко улыбнулась и потупила взгляд. Где-то прыснул со смеху Мёрфи.       Беллами резко встал из-за стола с равнодушным выражением лица и скрылся в толпе снующих туда-сюда бесстрашных.       — С огнём играешь, — театральным шёпотом сказал Мёрфи с другого конца стола.       — Сделай одолжение, — повернувшись к Мёрфи, сквозь зубы выпалила Кларк. — Отвали.       Она приподнялась, чтобы уйти в комнату, но, услышав барабанщика, умело наигрывавшего незамысловатую речевку, села обратно на скамью.       В обеденный зал вошла высокая широкоплечая женщина в чёрном кожаном костюме и такого же цвета плаще, и все мигом умолкли. В тишине были слышны только ее уверенные шаги. Она скользила холодным взглядом по залу, оценивая дисциплину и внешний вид бесстрашных. Как только женщина встретилась глазами с Кларк, у той на душе стразу стало зябко, и по коже прошлись мурашки.       — Кто это? — спросил Уэллс, но потом вспомнил, что Беллами исчез несколько мгновений назад, и, опустив глаза, молча начал ковырять недоеденный кусок пирога.       — Это Индра. Она правая рука лидера Бесстрашия, — девушка, сидевшая за соседним столом, немного прояснила ситуацию.       Внимательно осмотрев комнату, Индра направилась к столу. Она села на место Беллами и, положив на тарелку только котлету, стала изучать неофитов, сидящих рядом. Кларк немного повернула голову, отворачиваясь от Индры и избегая ее пристального взгляда, но бесстрашная, заметив это, недовольно окликнула Кларк:       — Вы двое — друзья? — Индра вилкой указала на Уэллса, потом на Кларк.       — Ну, — Уэллс немного замялся, а потом добавил. — Мы перешли из Эрудиции.       — Я не слепа, — она раздраженно посмотрела на их голубые костюмы. — Как только получите одежду, немедленно переоденьтесь.       Хотя Индра обратилась только к Кларк и Уэллсу, в ее голосе чувствовался приказ для всех; неофиты, сидящие за этим и соседним столами, кивнули в унисон.       После ужина перешедшие из других фракций покорно следовали за Индрой, которая молча вела их по бесконечным путаным коридорам. Вдруг она остановилась перед металлическими дверьми и, развернувшись к новичкам лицом, скрестила руки на груди и сквозь зубы процедила:       — Я Индра. И я буду внимательно следить за каждым этапом вашей инициации, — она подошла предельно близко к Мёрфи, отчего тот попятился назад. — Во-первых, вы должны приходить в класс каждый день к восьми утра, — командир сначала повернула голову в сторону Уэллса, а потом развернулась всем корпусом. — И никаких опозданий.       Она сделала несколько шагов и застыла около Кларк, которая почти не дышала, стараясь чтобы ее не было слышно.       — Покидать базу разрешается только в сопровождении старших членов фракции Бесстрашие, — ее тон был излишне официальным, и вела она себя не очень естественно. — За этой дверью, — Индра с легкостью распахнула тяжелые двери одной рукой. — Комната, где вы будете спать на протяжении всех этапов инициации.       Неофиты несмело зашли в комнату, тихо делясь впечатлениями о спартанских условиях: внутри стояли шесть железных коек, на каждой из которых лежали новые вещи, и три стальных тумбы; дальше за дверью были три железных унитаза, ничем не отделенные друг от друга, и три рукомойника с зеркалами.       — Это комната для девушек или юношей? — обратился Уэллс к Индре.       — Для всех, — не обращая внимания на возражения и вопросы, командир вышла из комнаты, хлопнув дверью.       Кларк лежала на кровати и смотрела в потолок, уснуть не получалось по многим причинам: кто-то рыдал в подушку, громко всхлипывая, кто-то ворочался, пытаясь найти себе место, кто-то слишком громко дышал. Как же ей хотелось вернуть все назад, хотелось, чтобы все стало, как было. Кларк даже легла спать в своем изорванном голубом платье, которое все ещё пахло лавандовым порошком и домом, отложив чёрный костюм на тумбу.       Кто-то снова громко всхлипнул, Кларк поднялась на кровати. Девушка из Дружелюбия, занявшая кровать рядом с Кларк, тоже была в старой одежде и плакала.       — Что такое? — спросила Кларк, прекрасно понимая, что такое.       — Я никогда не спала в одной комнате с мальчиками, — девушка подняла красные, заплаканные глаза.       — У тебя нет выбора, — Кларк посмотрела по сторонам. — Разве что лечь в коридоре.       Девушка ещё больше разревелась, а Кларк, убедившись в том, что она не умеет утешать, легла и снова уставилась в потолок. Она не могла вернуться домой. Нет, не могла.       Тоска комом встала в горле, и засосало под ложечкой. И причина этой тоски была не в том, что Кларк сильно скучала по матери и отцу, не в плохих условиях, не в страхе перед тем, что будет, даже не в том, что ее жизнь под угрозой. Кларк боялась, что больше никогда не почувствует себя «в своей тарелке», как это было в Эрудиции, она была твёрдо уверена в том, что она здесь чужая.       Застучав зубами, Кларк повернулась на бок и прижалась щекой к мокрому пятну на подушке.