Любовь по завещанию

      Солнце медленно клонится за горизонт, окрашивая небо в нежно-розовый цвет, который так и манит к себе чужие взгляды. Облака наливаются золотом и буквально тяжелеют на глазах, когда еще прохладный апрельский ветерок подхватывает у клумбы медово-сладкий аромат нарциссов, окутывая им внутренний дворик больницы…       Вечерняя прохлада закрадывается под толстовку, и, поёжившись, я прячу замёрзшие ладони в длинных рукавах. — Держи, немного согреешься, — слышу за спиной голос Рэйчел, когда перед глазами возникает крафтовый стаканчик дымящегося кофе. — Ты как? — блондинка подходит к скамейке и опускается на холодные дощечки рядом со мной.       Действительно, как я? — Вчера сгорел дом, в котором прошло всё моё детство, убийца тёти сбежал и всё ещё гуляет на свободе, но, знаешь, в целом — неплохо, — звучит слегка грубо, поэтому я пытаюсь хоть как-то сгладить этот разговор непринуждённой улыбкой. Получается довольно бездарно.       Трудно оставаться тактичной и глушить эмоции, которые так и рвутся наружу. — Прости… — Рэйчел неловко опускает глаза, перекатывая носком туфли круглый камешек гальки.       А я чувствую себя виноватой. Она ведь беспокоится обо мне. — Нет, это ты извини, — кладу свою ладонь поверх её, слегка сжимаю. — В последнее время нервы ни к черту.       И это еще мягко сказано. Да вся моя жизнь — голубая мечта психиатра, не иначе. — Ничего, тебя можно понять, — Рэй ободряюще приобнимает меня за плечо, а я вновь удивляюсь её отходчивости.       Воздух становится порядком морознее, и каждый вдох обжигает лёгкие. Кофе слегка остыл и больше не желает греть замёрзшие руки, поэтому я отставляю стаканчик в сторону.       Когда ужасный день, подобно хромой улитке, подползает к концу, я ловлю себя на мысли, что только от одного вида серых больничных стен становится тошно. Ещё немного, и меня можно будет смело переводить в чуть иное отделение. Там и стены мягкие, и пациенты весёлые такие, улыбчивые.       Передёргиваю плечами и зажмуриваюсь — ветер несёт в лицо первые капельки дождя. — Где Александр? Я больше не могу оставаться в этом месте, — стараюсь звучать бодро, чтобы не выдать своего поношенного состояния, и уже собираюсь встать, когда слышу горячий шёпот над ухом: — Успела соскучиться, каттен?       Его бархатный тембр едва слышно, от чего по телу пускается волна мурашек.       Да что ж это такое? Возьми себя в руки, тряпка! — Скорее ад замёрзнет, чем я начну скучать по твоей наглой физиономии, — стараясь не рассыпать последние крупицы гордости, посылаю высокомерную улыбочку и поднимаюсь.       Но едва делаю шаг, как крепкая рука ловит меня за талию. Вздрагиваю всем телом, потому что Алекс касается губами мочки моего уха и с придыханием шепчет: — В таком случае, черти в аду уже лепят снеговиков, котёнок…       Улыбаясь, он заглядывает мне в глаза с высоты своего роста, скользит рукой ниже, забираясь под толстовку, поглаживая линию позвоночника.       Остатки здравого смысла бегло собирают чемодан и машут ручкой.       Судорожно втягиваю воздух, прогибаясь навстречу.       Эх, мисс Харрис… Какая каша варится вашем котелке? В лучшем случае, манная с комочками. Нельзя же вот так легко поддаваться этому голубоглазому манипулятору.       Его губы совсем близко, а моё тело предательски реагирует на прикосновения. Последние капли самообладания тают, как мартовский снежок, и лишь тактичное покашливание за спиной бросает с небес на землю.       Упс, неловко получилось. — Вообще-то, я ещё здесь, — Рэйчел поднимается со скамейки, оттряхивая джинсы от мелких кусочков отвалившейся краски.       Отхожу от улыбающегося Нильсена, одновременно натягивая толстовку чуть ли не до колен. Прямо-таки святая невинность.       И когда мои мозги успели превратиться в похотливый кисель?       К счастью, заполнять неловкую паузу не приходится. У ворот больницы тормозит автомобиль, из которого показывается тёмная макушка Сэма. Впервые вовремя.       Машу ему рукой и с видом уверенной независимой женщины бодро шествую к выходу. — Какими судьбами, малыш? — ехидничает Алекс, прежде чем я успеваю открыть рот для приветствия.       Бесит. — Это я попросила его, — внутренне ликую, наблюдая, как недобро сверкают голубые глаза. Так тебе, индюк улыбчивый. — Спасибо, Сэм. Надеюсь, не сильно отвлекла от работы? — Конечно, нет, — он криво усмехается и ерошит волосы. А я почти физически ощущаю, что что-то не так. — Об этом можно больше не беспокоиться.       Так-так. А с этого момента поподробнее. — В каком смысле? — Меня уволили, — пожимает плечами, словно это какой-то пустяк. — Комиссар не упустил свой шанс хорошенько нагадить напоследок.       Я так и замираю, глупо хлопаю глазами не находясь что ответить. Перевожу взгляд на Рэйчел — она удивлена не менее. — Мне так жаль, — чувствую укол совести. Я принесла слишком много проблем, впутав их всех в это дело. — Это всё из-за меня. — Не выдумывай. Он давно точил зуб на меня с Гудманом, — парень делает неопределенный жест рукой, открывая переднюю дверцу. — Давайте уже уедем отсюда. С неба начинают падать первые тяжёлые капли дождя, и я морщу нос, когда одна из них приземляется мне прямо на лицо. — Конечно, уедем, — вновь нахально вклинивается Александр, требовательно протягивая руку. — Ключи, Сэмми, я поведу. — Машину взял я под свою ответственность, — Сэм почти скрипит зубами и хмурится, намеренно игнорируя вытянутую ладонь. — Так что закатай губу обратно. — Ну уж нет, — на губах шведа появляется привычная саркастичная ухмылка, — я не доверяю женщинам за рулём.       Что-то никогда не меняется… — Заткнитесь оба, — я прерываю их словесную перепалку, красноречиво отбрасывая намокшие пряди с лица. Нашли время и место спорить. — Садись за руль, Сэм. Мы остановились в Roslyn House на Кинг-стрит, — называю адрес отеля, в котором обитает наша бездомная троица, и тянусь к передней дверце машины.       Вот только сесть не успеваю, потому что меня самым наглым образом затаскивают на заднее сидение. И, наверное, мне бы стоило возмутиться, отстоять свою девичью честь. Но как бы я не хотела это признавать — моя стыдливость и целомудренность снова катятся в тартарары. Особенно, когда эти бездонные глаза смотрят так горячо и обезоруживающе.       Интересно, кому он душу продал за такие глазища? — Лапки не распускай! — всё же возмущаюсь для приличия. — А то мало ли? От больницы ещё недалеко отъехали. — Угрожаешь? — горячее дыхание щекочет мне висок, от чего предплечья покрываются мурашками. — Мило.       Язвительная фраза уже готова слететь с языка, когда шумахер Сэм при очередном повороте резко выкручивает руль, и нас заносит по влажной от прошедшего дождя дороге. Дабы не впечататься лбом в стекло, отшатываюсь в противоположную сторону, хватаясь за первую попавшуюся опору. Из последних сил сжимаю ладонь, возвращая шаткое равновесие, и слышу сдавленный вдох у самого уха.       Простите, извините, это то, о чём я думаю?       Краснею, точно тридцатилетняя девственница на первом свидании, и опускаю взгляд на сжатую руку.       Боже, пусть это будет телефон.       Чувствую, как рваное дыхание щекочет кожу, и прикрываю глаза. Это не телефон. — Осторожнее, каттен, ты делаешь мне приятно… — Нильсен скользит пальцем по моей шее, ныряя под воротник, и мне приходится закусить губу, потому что это, чёрт возьми, невыносимо меня заводит.       Бросаю на него мимолётный взгляд — в его синих глазах пляшут азарт и возбуждение.       Ну и кто теперь диктует правила?       Провожу ногтем по блестящей пряжке ремня, слегка оттопыривая её, и скольжу вниз. В голове, как заезженный рекламный ролик, то и дело прокручиваются отрывки нашего лесного рандеву, и я со свистом втягиваю в лёгкие воздух. Не помогает. Запах его парфюма мгновенно проникает мне под кожу, дурманит голову и мешает трезво соображать. Хочу свести его с ума, так же как он сводит меня, поэтому придвигаюсь ближе, опуская ладонь, подушечкой большого пальца поглаживая металлическую пуговицу. — Извините, что отвлекаю вас, — словно сквозь вату слышу напряжённый голос Сэма. Они сегодня все сговорились, решили устроить конкурс «Кто круче обломает Агату»? — Видите машину позади нас? — звучит непривычно взволнованно, и мы с Александром почти синхронно оборачиваемся к окну, замечая тонированный Форд. — Мне кажется, или она едет за нами от самой больницы? — Совпадение? — предполагаю наивно.       Нехорошее у меня предчувствие.       Тревожный комок сдавливает горло, и всё, что я могу — это старательно наполнять лёгкие воздухом, таращась в зеркало заднего вида. — Посмотрим. Чувствую, как вскоре мы начинаем набирать скорость, а за окном стремительно проносятся городские огни, сменяясь темными силуэтами редких деревьев. — Мы пропустили поворот! — выпаливаю я, когда автомобиль выезжает на практически пустое шоссе. — Ты всё ещё думаешь, что это совпадение? — наш водитель косится в боковое зеркало, и я с ужасом замечаю всё тот же чёрный Форд в нескольких метрах от нас.       Внутри всё холодеет.       Впереди перекрёсток, но Сэм, кажется, и не планирует тормозить, мчась прямо по влажной дороге. Вцепившись в руль до побеления костяшек, он напряжённо наблюдает за нашим преследователем, который ничуть не отстает. Мы неминуемо приближаемся к развилке, когда в последний момент он выкручивает руль в сторону, резко ударяя по тормозам. Запоздало среагировав, черный Форд со свистом проносится мимо, влетая в барьерное ограждение. Визг шин оглушает, и я зажмуриваю глаза. Прямо как во второсортном кино, в голове пролетает множество психоделических картин, среди которых различаются жизненные эпизоды. От первого падения с велосипеда до того нелепого секса на втором курсе.       Нет, не так я помирать собиралась. Точнее, совсем не собиралась.       Размыкаю тяжелые веки, пытаясь сфокусировать плывущее зрение. Встречаюсь с тревожной голубизной глаз напротив и забываю, как дышать. А черти здесь ничего такие. И снега нет.       Пытаюсь привстать, но резкая боль в лодыжке пригвождает обратно к сидению. Таки жива. — Ты как? — прищурив густой лес ресниц, Алекс внимательно оглядывает моё лицо. — Где болит? — Всё нормально, — выдаю как можно бодрее, но, судя по всему, недостаточно убедительно.       Мда-а-а… Все статуэтки «Золотой малины» за хреновую актёрскую игру определенно мои.       Долгую мучительную секунду мы пялимся друг на друга, после чего я резким движением головы сбрасываю с себя пронзительный взгляд и вздрагиваю, когда хлопает водительская дверца. — В багажнике должна быть аптечка. Сидите здесь, — следом за Сэмом автомобиль покидает и Александр, запуская в салон поток прохладного воздуха. С облегчением вдыхаю полной грудью.       Рядом с ним в моей голове творится невесть что.       Но ни через минуту, ни через пять Нильсен с аптечкой так и не возвращается. Через неплотно прикрытую дверь слышу шорох и непонятную возню. Сквозняк?       Что-то крепко выругалось. Если это и сквозняк, то на редкость неприличный.       Коротко переглядываемся с Рэйчел и почти синхронно выскакиваем наружу. Слишком резко. Чувствую стреляющую боль в лодыжке и морщусь, стискивая зубы. Ни дня без травм. Какая-никакая стабильность.       Вокруг непроглядная темень, и лишь бледно-голубой свет фар освещает дорожное полотно. Ступаю аккуратно, осматриваясь по сторонам. Воняет жженой резиной и горелым моторным маслом. Под ногами мерзко хрустят обломки пластика, и куски бампера разлетаются при каждом новом шаге.       Иногда мне кажется, что я магнит для неприятностей, причем, добротный такой магнит. Мелкие или крупные, они все липнут ко мне, как скрепки с иголками.       Сэм стоит со стороны водителя, подсвечивая себе телефоном, и я замечаю, что нашему преследователю повезло меньше. Стоит отдать должное, какое бы прошлое у него ни было, но водитель из Сэма первоклассный. Мы-то отделались лишь лёгким испугом и незначительными царапинами…       От вида крови и разодранной кожи начинает подташнивать, поэтому спешу быстрее перевести взгляд.       Около пассажирского сидения что-то шевелится, затем из темноты показывается фигура Алекса. По лицу видно, что он чем-то обеспокоен. Его глаза напряжённо сверлят небольшой сверток, который он держит в руках.       Чувствую, как вдоль позвоночника проскальзывают липкие мурашки, когда Александр бросает этот конверт на мятый капот автомобиля, рядом с четырьмя небольшими фотокарточками. А непривычно серьезный голос заставляет вздрогнуть: — Похоже, у нас проблемы, господа…