***
Огромные кочки, складывающиеся в тропу из ниоткуда, заиндевели от ночных заморозков. Подобрав длинный, набрякший от холодной болотной воды подол, Югка ловко переступала с одной на другую. Интересная придумка вышла у Моры: жданный гость — откуда бы не пришёл, всюду к нему тропа проляжет, незваный — топь непроходимая встретит. Но вот юда всё ж к ней как-то да пробралась. Югка собралась было постучать, но дверь сама распахнулась перед ней, приглашая войти. — Браванду будешь? — не отворачиваясь от бочонка за сундуком, скрипуче поинтересовалась Мора. Узловатыми пальцами сдвинула крышку, и по избе поплыл запах сбродившего сока бе'рзы. — У тебя ж весь лес в округе повыгнил, где же ты деревьев-то нашла, чтобы сока с них нагнать? — усмехнулась Югка, демонстративно стряхнула пыль с лавки у окна и уселась поближе к столу. — Ты что-то зачастила ко мне. — Мора поправила сползающий с плеч платок и со стуком поставила перед Хранительницей Моста полный стакан. — Пирогов я не пеку, а в советах ты не нуждаешься. — Скучно мне, — пожала плечами та, облокотилась на стол, подпёрла ладонью подбородок и уставилась в засиженное мухами окно. Вид из него был ещё более унылым, чем из её собственного. — И тревожно. Давно со мной такого не было. — Вот и сидела бы у себя, а не шастала по мирам, — занервничала старуха, подскочила с лавки, принялась подбрасывать в печь дрова. Всё-таки зима и в её болото заглянула. Так, по краешку прошлась, но всё ж похолодало. — А чего бы мне не шастать? — выгнула точёную черную бровь Югка. — Змей Мост стрежёт — никто не пройдёт, не выйдет. На что Мора лишь пренебрежительно фыркнула. — У меня из головы не идёт твой воспитанник. — Югка задумчиво постучала пальцем по потемневшему от времени столу из необтёсанных досок. — И нежить эта безымянная, что в ученицы к тебе напросилась. Попомни моё слово, окрутит она Чакосу, так окрутит, что… И вдруг умолкла на полуслове, вытянулась, как прислушиваясь к чему-то. — Нет! — выдохнула с ужасом, вскочила с лавки и бегом выскочила из избы. Трясущейся рукой Мора схватила нетронутый Югкой стакан с бравандой и залпом опрокинула его в себя.***
В печи в чугунке пыхтела густая похлёбка. Зоря нарезала крупными кусками ещё тёплый хлеб, когда окно, смотрящее во двор, распахнулось, и в него заглянула златокудрая голова Асеня. — Когда звать будешь, красавица? А то кушать хочется. Очень! Зоря хмыкнула и, удерживая ухват обеими руками, вынула чугунок из печи. Стайка пестрокрылых пичужек сорвалась с куста, суматошным щебетом оглашая лес. Асень обернулся, высматривая, кого испугались птицы, но узкая извилистая лесная дорога была пуста, а золотисто-багряные ветви высоких деревьев по её обочине мирно шумели, тревожимые лишь тёплым ветром. Юноша недоумённо пожал плечами и не спеша поднялся по крыльцу в дом. — Принимай, Зорюшка! — Асень поставил на низкую лавку у входа лукошко, полное грибов, и, заметив, как брат поджал губы, показал ему язык. Овсень закатил глаза, отвернулся к окну и, услышав топот конских копыт, слегка высунулся наружу. — Кого могло занести к нам? — немного удивлённо пробормотал он. У невысокой плетёной изгороди спешилось несколько воинов, на их разномастных доспехах медью светились гербы Стана, золотом — солнца Ирия, и серебром поблескивали птицы Загорья. Иные же и вовсе были без доспехов. Овсень тревожно переглянулся с братом и неслышно затворил окно, плотно задёрнув занавесь. — Хозяева? — раздался со двора глубокий спокойный голос, услышав который, Зоря трясущимися руками зажала себе рот и отступила к печи. Заметив испуг наречённой сестры, Овсень взглядом спросил: «Что случилось?» — Это Варкула, — едва слышно прозвучало в ответ. Так вот кого испугались птицы. Асень взял Зорю за руку, потянул за собой к чёрному выходу под лестницей. — Есть кто дома? — громкий троекратный стук в дверь так напугал девушку, что, шарахнувшись в сторону, она запнулась об ухват, и тот с грохотом упал на пол. Распахнулась дверь. Зоря обернулась, и полный ужаса девичий взгляд столкнулся с удивлённым взглядом тайруна. Тьма колыхнулась в груди воина, заволокла разум, залила глаза. Девушка вскрикнула в ужасе, но Асень уже тащил её через чёрные сени из дома прочь. — Хватайте их! — что было сил закричал Варкула, выскакивая следом, но всё равно не успел перехватить лично. Услышав приказ тайруна, Велир с несколькими воями ринулся в обход дома и замер как вкопанный: не такого врага он ожидал встретить. Двое одинаковых с лица перепуганных безоружных парней да белокосая девица, с которой даже Иса не сравнится в красоте. В растерянности он опустил меч, а братья метнулись к плетню. Овсень одним прыжком перемахнул через изгородь и подхватил переброшенную Асенем сестру. — Бегите! — надсадно крикнул Асень, выворачиваясь из рук степняка, поймавшего его за кудри и рванувшего обратно, и хватая с земли остро обтёсанную жердь, на которой к вечеру хотели с братом пугало нарядить. Овсень схватил Зорю за руку и не оборачиваясь бросился к лесу. Раздражённый собственным замешательством, Велир, ускоряясь, побежал туда, где уже столпились вои. Который из двоечников не успел сбежать — разве отличишь? Да это и не было важно. Парень защищался неловко, даже как-то неумело, просто тыкая в стороны острой палкой. Велир убрал меч в ножны. Ему, как воину, было стыдно сражаться с тем, кто оружия в руках отродясь не держал. А вот других это явно забавляло. Хотел было прикрикнуть на них, но на плечо тяжело легла рука тайруна: — Где девушка? — Упустил, — сознался честно и указал на пойманного, но Варкула лишь отмахнулся и направился обратно в терем. — Догонять не будем? — Успеем. Далеко не убежит. Иди за мной. Велир ещё раз взглянул на парня — у того уже вырвали из рук дрын и теперь с громким смехом толкали друг другу — и пошёл за тайруном. Волосатая рука схватила Асеня за рубаху. Ткань с треском порвалась на плече. Парень изо всех сил пнул чужака в пах, тот скорчился от боли, но рубаху не выпустил, наоборот, под одобряющие выкрики накинулся на юношу, заваливая его на землю, окончательно разрывая на нём рубаху и жадно лапая оголившуюся белую кожу, что слепила глаза, разжигая похоть. Асень вырывался, кусался, ещё не до конца осознавая, что происходит. Саркат и сам не понимал, что творится с ним; что творится с теми, кто сейчас смотрит и подначивает, держит мальчишке руки; почему их глаза горят болезненным, сумасшедшим блеском. Где-то в глубине гаснущего разума он понимал, что не хочет этого! Никогда не хотел! Но остановиться не мог, словно что-то тёмное заполняло его изнутри, топило сам светич, и тьма эта отражалась в глазах его сородичей и множилась… множилась. И он словно горел, зверел, забывая, кем был когда-то, подминая под себя отчаянно дерущегося пленника. Саркат замахнулся. Мощный удар по лицу на мгновенье вышиб мальчишку из сознания и разбил в кровь нос. Обрадовавшись, что жертва замерла, насильник удовлетворённо и грубо гладил юное тело, одновременно развязывая шнурок и спуская штаны. Выкрики и свист стали громче, азартнее, бесноватее. Они вернули Асеня в реальность. Юноша в отчаянии извернулся и лягнул насильника. Обезумевший от тёмной похоти бывший воин Ирия гадко осклабился и с силой толкнулся в Асеня. Юноша дернулся и мучительно закричал. — Тоже хочу, — прозвучал над ухом другой надсадный голос. Со двора слышались шум драки, крики и нездоровый смех. Велир взглянул на тайруна — тот с безучастным видом изучал обстановку горницы, пытаясь понять, что из себя представляла сестра Радогоста — и закрыл окно. Это не избавило от страшных звуков, но приглушило их. Распахнулась настежь дверь. — Варкула, останови их! Так нельзя! Мы не должны терять лик людской! То, что сейчас происходит, неправильно! Но ответом ей была тишина. Сагал отвернулся, старательно делая вид, что не понимает, о чём она говорит. Если Варкулу не интересует судьба мальчишки, она его тоже не будет тревожить. — Чем лучше эта свора, что рвет его, даврахов? Это твои воины?! Такую армию ты хочешь?! — Иса безумным взглядом окинула собравшихся. С выражением крайнего презрения девушка плюнула на пол, едва не попав на сапог Варкулы, и выскочила во двор. — Она права, — Турон поднялся с лавки и вынул меч. — Негоже становиться зверьми. Рано. Ещё успеем. Варкула поднял на него тяжёлый взгляд, в котором сквозь непроглядную тьму с трудом пробился луч сознания прежнего тайруна: — Я сам. Они бежали, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу. Зоря запнулась за выгнувшийся петлёй корень, покатилась по крутому склону, выпуская руку Овсеня и срываясь с обрыва в реку. Последнее, что она услышала — это испуганный крик, звавший её. Холодная вода заливала лёгкие. Она захлёбывалась, не в силах откликнуться названому брату. Течение уносило её всё дальше от Овсеня, утягивая в тёмные воды реки. С громким всхлипом хватая воздух, Зоря распахнула глаза. Перепуганное сердце заполошно билось в груди. Темно. Тепло. Звёздный свет заливал двор и дом, и тени деревьев скользили по стенам, тянулись по полу длинными руками-ветками, забирались на полати, где, отвернувшись друг от друга, спали Овсень и Асень. Сон! Всего лишь сон. Трясущимися от пережитого ужаса руками Зоря откинула покрывало, села. Беззвучно всхлипнула, растирая по лицу подсыхающие слёзы. Вновь подняла взгляд на братьев. Слёзы потекли с новой силой. Сами. Непослушные. Девушка прижала ладони к лицу, давя всхлипы. Откуда столько имен? Откуда столько лиц? Откуда она знает, что степняки с птицами на тёмной броне — это загорцы? Она же никогда не бывала на той заставе, только разговоры братьев мельком слышала. Да нет же! Она никогда не бывала в Великой Степи! Да нет же! Она никогда не покидала Ирий до той страшной ночи! Даже сейчас она толком не знала, куда именно её домчал велин. Овсень сказал, что терем их по другую сторону Зеретарских гор выстроен, не на землях родовичей, вот только не помнила она, чтобы горы и реки были на её пути. Может, и была она напугана, может, и в беспамятстве была, но не денно и нощно, чтоб не заметить, как через горы Яр её перевёз. Не раз она к вилован-коню своему подходила, спрашивала, как же так вышло, но тот лишь траву щипал да фыркал. Ответа не ждала, вот только и спросить-то больше было не у кого. Так откуда она всё так хорошо знала во сне? Имена, лица, слова, мысли, крики, запахи… Не сон это — видение. И было уже такое с ней. Было. Видела в таких же вот снах парня с глазами ярче смарагдов, стелился от него во все стороны чёрный туман по земле, и кто бы ни коснулся того тумана — падал замертво, а после оборачивался чудовищем. Покинутые сёла и разрушенные заставы и становища, выжженные поля. По обочинам дорог — растерзанные и обглоданные обозы с селянами, но и среди них не оказывалось живых. Мёртвый лес, как и сёла на его окраинах, как и вся степь до горизонта. Ни ягод, ни грибов, ни даже коры в нём больше найти было нельзя. Всё уничтожил стелящийся понизу чёрный туман. Он же отравил воду… О снах своих рассказала она Радогосту, тот — старшим братьям. А потом услышала, что юношу из видений её нашли и убили. Дитя Сайрийи — Вечерней Звезды это был, и нёс он погибель всему живому и сущему на Мировязе. Вот только зла она от него в тех снах не чувствовала, только недоумение и боль, которую и сама она выносила едва, просыпаясь с криком. Всё не то… Опять мысли вразбег… Вытерла рукавом лицо. Раз в прошлый раз не сон был, значит, и сейчас… Нет, такой беды принести братьям, приютившим её, не хотела она. Нет! На цыпочках прокралась к двери, чтобы не разбудить, приоткрыла её без скрипа и выскользнула во двор, на бегу кутаясь в длинный до пят пуховый платок — подарок Асеня. Неслышно ступали конские копыта по заиндевелой от ночного заморозка траве. Неспешной рысцой уносил велин Зорю от терема братьев. И чем дальше, тем сумрачнее и холоднее становился лес. Пахло прелой листвой и мёрзлой хвоей. В стремлении согреться и унять страх девушка жалась к лошадиной шее, позволяя Яру самому выбирать путь. К полудню среди ровных стволов деревьев заискрились отблески воды и доносился шум бурного течения. Крутой обрывистый берег вдруг пошёл вниз, образуя плавный спуск к затону. Зоря торопливо спешилась, подобрала подол, чтобы не путался в ногах, и едва ли не бегом поспешила к реке, утягивая Яра за узду за собой. Но велин вдруг громко заржал и потянул девушку обратно. — Да что же ты, — досадливо вздохнула, — вот же вода, рядом совсем. Напьёмся вдоволь! За спиной раздался тихий угрожающий рык. Зоря в ужасе застыла на месте, осторожно оглянулась через плечо. Огромный чёрный зверь с полыхающими кроваво-красным огнём глазами возвышался над мужским недвижимым телом, защищая его. Оскалившаяся пасть предупреждающе обнажила двойные клыки. Даврах — вспомнились слова Варкулы, — порождение сайрийской твари. Зоря медленно выпустила из рук уздечку, отпуская велина, но тот не шелохнулся. И девушке даже показалось, будто под вороной шкурой его просверкнули бело-синие молнии, как в грозовых тучах. Померещилось. — Тебе… — Сглотнула пересохшим горлом. — Ему помощь нужна? Всё так же медленно обернулась. Зверь ощетинился, но с места не сдвинулся, лишь бросал злые взгляды то на неё, то на велина. — Слово даю, худа ему не сделаю. Пусти посмотреть. Зверь поднял на неё изучающий взгляд, и вдруг кровавый огонь в нём погас. — Я… я только посмотрю. Худа не сделаю, — вновь пообещала Зоря и дотронулась до лежащего лицом вниз человека. Судя по вытянутому шивороту, именно за него даврах и тащил на берег. С усилием перевернула безвольное тело на спину и обомлела. Дрогнувшей рукой убрала тёмные мокрые пряди с мертвенно-бледного лица утопленника. Он. Это он. Дитя Сайрийи из её видений, причина всех бедствий на Мировязе. И пусть веки его были сомкнуты, цвет его глаз она не забудет никогда. И крик его. И белое пламя, в котором он сгорал. Причина всех бедствий на Мировязе… — Худа не сделаю, — едва слышно прошептала и коснулась раскрытой ладонью груди. — Только посмотрю. И зверь отступил. Зоря касалась сайрийца и сама в это не верила. Живой. Настоящий. Не придумка, не вымысел. Девушка положила вторую ладонь ему на лоб и закрыла глаза. Чёрным солнцем сиял его светич, тусклым и смрадным, отравляя не только самого сайрийца, но и мир вокруг. И печатью на нём лежало кованое деревце — оберег. Осторожно сдвинув деревце в сторону, Зоря потянулась к истекающему чёрной смолой светичу. Тепла не было, но жгло больно. Так больно, что хотелось отдёрнуть руки. Но нет, не сейчас. Сайрийца трясло, выгибало дугой, но Зоря держала крепко. Тебе же самому от этого плохо. Пространство вокруг клубилось тьмой. И чем она была гуще, тем ярче сияла Зоря. Ослепительно-белым! Тьма на светиче сайрийца закипала, шкворчала, как вода на углях. Плескалась в стороны, как живая, тянулась к дочери Мировяза, но с шипением испарялась, не достигая цели. И когда тьма сочиться перестала, обжигая пальцы, Зоря с силой сжала светич и отпустила. Тот погас и вспыхнул вновь. Свет его был тёмным, но чистым. Обессиленная, девушка рухнула рядом. По низкому, серому, по-зимнему хмурому небу вдаль неслись облака, так быстро, что начала кружиться голова. Но Зоре нравилось смотреть на их полёт. Частое глубокое дыхание рвалось из груди горячим белым паром, и было уже совсем не холодно. Она подняла перед собой руки — нигде не обожжённые, но всё ещё болящие, будто ошпаренные. Бессильно уронила их на мёрзлую землю и взглянула на сайрийца, с трудом подавляя желание вновь коснуться его лица. Велин фыркал и мотал головой, открыто демонстрируя своё недовольство и недоверие, пока Зоря взваливала сайрийца на давраха. Зверь терпел, подсоблял как мог, поднимал голову, расставлял лапы, пока девушка приматывала своей лентой к нему хозяина. — Вот так. — Довольно выдохнула и осмотрелась. И куда теперь? Сбежала от братьев куда глаза глядят. И вот глаза теперь глядят… куда? Вправо — лес, зимний, холодный, не такой, как у терема Овсеня и Асеня. Влево — река, без моста не перейти, да и без надобности. Идти в степь искать Стан и Траяна — смерти подобно, а горы рядом. Не лучше ли через них домой вернуться? Девушка погладила велина по широкому лбу с белой звёздочкой и взяла его под уздцы. — Ну, что ж, Ярушка, возвращаемся домой. Ты же помнишь дорогу? Вверх по течению вдоль берега шли они до самых сумерек. Горы становились всё ближе, их вершины громадными гребнями расчёсывали серое небо. Кутясь в пуховый платок, Зоря с возрастающей тревогой смотрела на наливающуюся вечернюю зарю. Кожу больно щипал мороз, а ноги кололо до боли. О еде и думать забыла. — Так и околеть недолго. — Снова согрела руки дыханием, быстро-быстро растирала плечи. Коснулась шеи парня проверить, бьётся ли там жилка. Живой. А что дальше делать-то? Не на земле же спать? Зоря потопталась на месте, едва не плача. Как вдруг за кустами что-то глухо брякнуло, а затем громко хлопнуло. Девушка вздрогнула и замерла. С самого утра не встречали они на своем пути ни единой живой души. — Есть кто живой? Тишина. Зоря покосилась на давраха, когда тот уверенно прошёл мимо нее и скрылся в сумраке. Девушка поспешила за ним и, продравшись сквозь кусты, с удивлением уставилась на распахнутую покосившуюся дверь низенькой лесной избушки, так надёжно спрятавшейся под мохнатыми лапами деревьев, что и не догадаться, и не найти. — Есть кто? — заглядывая в тёмную избу, уже громче спросила. — Хозяева? Но, как и прежде, тишина ничем не отозвалась ей. Пропустив вперёд давраха с сайрийцем, Зоря завела Яра внутрь и только тогда поняла, что такое брякнуло: палка, что подпирала дверь, упала. Девушка подняла её и, плотно притворив дверь, установила вместо засова. В крошечной избе тишина соседствовала с темнотой. — Вот и нашли себе крышу для ночлега, — успокоила саму себя. И почти на ощупь двинулась к белеющей печи. С усилием сдвинула тяжёлый заслон, поворошила ухватом в ней угли. Погасли. Давно. Как же быть? Сейчас в избе было холодно, как в лесу, пронизывающе студёный ветер вольно гулял по ней, проникая сквозь выбитое окно. Надо бы закрыть его ставнями, но в такую ночь даже высовываться за дверь страшно. Да и если закрыть окно, то единственным источником света останутся горящие красным глаза давраха. Девушка в волнении принялась теребить косу, ещё раз осмотрелась по сторонам. Да разве впотьмах что-то разглядишь? Тихонечко пробежалась пальцами по шестку, опечью, сама не зная, что ищет. И вдруг возле поленьев в подпечнике нащупала два камушка. Сердце радостно ёкнуло, когда полетели искры в разные стороны, стоило ей их ударить друг о друга. Огненные камни! Печь растапливалась долго, дымила, пока, наконец, поленья не затрещали и не занялись. Стуча зубами от холода, Зоря отвязала парня от давраха, привалила к нагревающейся стене. Зверь молча улёгся рядом, боком своим грея хозяина. Зоря же перебралась к улёгшемуся в углу велину, обняла за шею. Так и уснула. Ни сена, ни зерна в избе не сыскалось, пришлось выпустить Яра на выпас, чтобы сам себе травы нашел. В лес идти было боязно, тихо в нём было, будто мертво, и студёно. Да и зачем? Ни грибов, ни ягод уже не сыскать, а охотиться не учена. Против воли взгляд её снова и снова возвращался к рослому юноше, в беспамятстве лежащему у печи. Чтобы руки занять и от голода да сайрийца отвлечься, решила заняться уборкой. Вымела пол, смахнула тенёты с окна да потолка. Набрала чистого снега в горшки, поставила на шесток таять, потом сдвинула ухватом на загнёток греться. Прежняя хозяйка травницей была, а может, и ведуньей. Много всего любопытного на полках сыскалось: травки, корешки, ягоды сушёные, обереги диковинные. От кого береглась? Зоря повертела один в руках, пожала плечами и положила где взяла. За спиной послышалось шевеление, вздох, клацнули по полу когти давраха, до того ни разу не отходившего от сайрийца. Сторожил. А ведь тоже голодом сидел. Девушка опасливо глянула на зверя, но тот и не смотрел на неё. — Опять ты меня спас, Друже, — Лиалин с благодарностью положил руку на загривок зверю, сил погладить уже не хватило. Облизал сухие губы и уткнулся взглядом в бревенчатую стену. Стена, да не та. Припомнилось, что ушли они с братьями-степняками из деревни, горы припомнились и река Искристая . Кто его в воду толкнул — не видел, но как Ириган полетел с обрыва за ним, а следом ринулся в воду даврах — вспомнил. — Каан, — громко, как смог, позвал Най-Лима. Упёрся руками в пол и выглянул из-за печи. — С возвращением, — чуть слышно отозвалась ему белокосая девушка у окна. — Ты… Уловив в голосе своего человека удивление и обреченность, даврах оскалился, вспыхнули красным глаза, но Лин едва ощутимо хлопнул его по холке, внимательно наблюдая, как побледнело и без того бледное лицо, как задрожал в серых распахнутых глазах страх. — Как тебя зовут? — Сердце замерло в ожидании ответа. Даже если она ему враг, её имя он хотел узнать больше жизни. — Зоря. — Девушка сглотнула пересохшим горлом и медленно попятилась к двери. — Не бойся меня, Зоря, — намеренно растягивая «о» на выдохе, заверил Лиалин и грустно улыбнулся. — Если верить снам, я бояться тебя должен. Девушка не ответила, только быстро глянула на давраха и вновь уставилась на сайрийца. — Ты меня нашла? Без ответа. — Ещё кто-то был со мной? Без ответа. Сквозняком захлопнуло дверь, да так громко, что вздрогнули все, включая давраха. — Сколько я так… в беспамятстве… — Со вчерашнего дня. Я тебя только на берегу нашла, а вытащил из воды он. — Зоря будто пришла в себя, откинула косу за спину, вздёрнула подбородок. — Скажи своему страшилищу, чтоб глаза погасил, а то лечить не стану. Лиалин с усмешкой глянул на зверя, мол, слышал? Тот недовольно мотнул головой, но скалиться перестал. Отвар из трав горчил. Лиалин морщился, но пил под строгим девичьим взглядом. Не оттого, что вдруг доверился той, что много раз сжигала его во снах. Не оттого, что проверить хотел, отравит она его или нет. Просто он знал, что сейчас белокосая ничего худого ему не сделает. Просто знал. В разбитое окно тянуло стужей, заносило с ветвей снег, который таял лужами на полу. — Нечем закрыть. — Зоря подбросила в печь остатки дров и отряхнула руки от золы. — Ты что-нибудь ела? В ответ вновь тишина, но и без ответа было всё понятно. Она боялась давраха и боялась незнакомого леса, даврах не доверял ей. Сколько ещё они просидели бы так, глядючи друг на друга, если бы он не очнулся? А если бы он помер, тогда что? — Надо поохотиться. — Держась за тёплую печную стенку, поднялся на ноги и понял, что голову не кружит. И не только голову. В грудине не давило больше, не болело. Не стелился по полу ядовитый дым. Посмотрел на девушку внимательно, но смолчал. Рысцой обогнав человека, Друже вынырнул за дверь. Вдруг глухо зарычал и кинулся к велину, рывшему копытом снег. Зоря испуганно вскрикнула, а Ярый же и ухом не повел, только фыркнул. Разочарованно спрятав оскал, даврах огромным прыжком скрылся среди деревьев. Маленькая бревенчатая избушка с низкой покатой дощатой крышей, поросшей тёмным мхом, даже сейчас местами зеленевшим из-под снега. Лиалин обошел её кругом и остановился у окна. А оно и не разбилось вовсе, а выгнило и выпало, от удара о землю стекло только треснуло. — Зоря, — позвал в пустое окно, — подойди, подержи из дому. Я прилажу. Пока сучья ломал да собирал, изба прогрелась по-настоящему. Крупные куски сыры́ка шипели на углях. Мяса сайриец срезал с туши столько, чтобы на пару дней хватило, остальное оставил зверю. Зоря даже думать не хотела, откуда даврах приволок животное. Ухоженное, жирное, явно не дикое. — Тебя хоть как величают? — спросила негромко, бросив быстрый взгляд из-под длинных чёрных ресниц. Сайриец был точь-в-точь как во снах. Высокий, курчавый, бледнокожий, будто солнца отродясь не видел. И глаза… ярче вод Смарагды. Даже голос его звучал знакомо. Вот только сейчас в зеленовато-синих глазах плясали искорки-отблески огня в печи, а не плескалась боль. И от искорок этих, как от звёзд на небе, необъяснимо перехватывало дыхание. — Лиалин, — вставил в найденный под крышей светец выисканную там же лучину и поджёг. — Ты вообще откуда? Не из степняков и не из переселенцев. Из каких мест? Как ты здесь очутилась? — Я не за тобой пришла! — поспешно воскликнула Зоря и умолкла под его взглядом. — Поверь, нам обоим есть кого бояться, помимо друг друга. — Я из Родовых земель, — девушка вынула из загнётка готовое мясо и выставила на стол. От запаха и голода подвело живот. Родовы земли. Именно туда лежал их путь, там братья надеялись получить защиту и помощь. Где они теперь? Живы ли? В горах или уже дошли? Время от времени он поднимал на девушку взгляд, но та ела молча. И он молчал тоже. Так, в полной тишине, свернувшись калачиком на тёплой перекрышке, Зоря уснула. Лиалин же засиделся до ночной звезды, прислушиваясь к её дыханию и редкому постукиванию зубов. В избе и впрямь становилось свежо. Не холодно, так, чтоб мёрзнуть, но всё же. Тепло, нагретое добротной печью, испарялось сквозь плохо проконопаченные стены. А может, просто мох меж брёвнами сгнил от сырости и времени. Сил слушать такую музыку не осталось. Не выдержав, Лин забрался наверх к девушке, улегся рядом и осторожно приобнял её за плечи, желая согреть своим теплом. И это ему удалось. Дрожь прекратилась, дыхание выровнялось. Лиалин задумчиво коснулся белой косы, вздохнул и закрыл глаза. Утро вечера мудренее — вспомнились отчего-то слова матушки. Протяжный скрип дверных петель, лошадиное фырканье, бряканье чашек, шелест шагов, горький запах лечебных травок. Лиалин потянулся, впервые за долгое время с удовольствием встречая утро. Тело не болело, не ломило. Хворь ушла, будто и не было. — Вот, — не глядя ему в лицо, Зоря поставила глиняный стакан с отваром на стол и поспешила к дверям, пряча пунцовые от смущения щёки. Видано ли, проснуться в одной постели с парнем. И пусть не в постели! Но ведь… он обнимал её. И она! Она тоже. Её ладонь всё ещё помнила биение его сердца. Сильное, спокойное. — Выпей. — Подожди. — Лиалин спрыгнул с печи, мягко поймал девушку за руку и потянул к себе. — Что ты сделала со мной? Я ведь умирал, я знаю. Яд, что был во мне, не исцелить… — Зато его можно выжечь. — Бросила быстрый взгляд из-под ресниц и зарделась ещё ярче. — Я… я подумала тогда, на берегу, зачем сжигать тебя, если можно… его. — Ты… — Брови сошлись на переносице. — Ты — дитя Мировяза. Он не спрашивал. Он знал наверняка: перед ним не просто девушка, а искра светича Мировяза, такая же, как он — Хёлля, только светлая. Сияюще-светлая. Созидающая. Исцеляющая. Белокосая. Вот, выходит, из-за кого Хёлль в зависти и злобе своей решил уничтожить своего брата. Вот она — причина его, Лиалина, сотворения. Создать такое дитя способен не каждый. Здесь есть чему завидовать, отец! — усмехнулся остаточным воспоминаниям Хёлля. Зоря замерла в его руках испуганной птичкой-зарёвкой. В её распахнутых глазах дрожало его отражение. — Я худа не сделаю, — повторил он всплывшие в памяти слова. — Друже ведь тогда тебе поверил. А сейчас ты мне поверь. Помоги мне попасть в Родовы Земли. Зоря открыла было рот и тут же его растеряно закрыла. Сглотнула. — А я не знаю. — И это была правда, она понятия не имела, как очутилась по эту сторону Зеретарских гор. — Я правда не знаю. В ту ночь на Ирий напали. Всё горело, и кричали люди. Брат мой, Радогост, хотел вывезти меня, но его ранили, и Яр сквозь пламя и врагов вынес меня на себе. Я… Я была не в себе и ничего не помню. Ничего. Я сама не знаю, как вернуться домой! В серых глазах задрожали бессильные слёзы. Кажется, так же плакал он сам, когда маленьким однажды вперёд отца убежал на реку да заблудился в лесу. Лиалин, глядя поверх девичьей макушки в окошко на пасущегося возле дома коня, надел на девушку свой тулуп и вышел с ней из избы. — Это ты — Яр? Велин мотнул головой в ответ и переступил с ноги на ногу. Лиалин со вздохом погладил животное по шее. — Хозяйка твоя домой вернуться хочет, а дороги не знает. Говорит, ты её привез сюда. Может, как привёз, так и отвезёшь? Разочарованно выдохнул и огляделся. Куда идти теперь? Даже если найдет сам дорогу к перевалу Кара-Кем, дальше пути не знает. Да и в горах не был ни разу. Покосился на кутающуюся в тулуп Зорю, опустил взгляд на её ноги — посто́лы с бантиками. В таком как идти в горы? — Ну и как же нам быть, Яр? — Лиалин не ждал ответа, какой уж от животины ответ? По вороной лоснящейся шкуре коня будто молния небесная просверкнула, и, словно отвечая человеку, велин громко заржал, поднялся на дыбы. Полыхнуло из ноздрей пламя. Тяжело ударили оземь копыта, и слепящий чистый свет озарил пространство. И в лесу стало тихо. Только дверь вновь опустевшего дома одиноко хлопнула на сквозняке.***
Высокие столбы белого дыма тянулись от двускатных крыш маленьких домов в чистое зимнее небо. И домов так много, от подножия гор и далеко вниз, насколько хватало глаз. Всё так, как рассказывали отец с Вормиром. Родовы Земли. Через два хребта и «море» камней они, наконец, пришли на земли отца. Най-Лим счастливо выдохнул и, притянув брата к себе за шею, крепко обнял. Он не боялся заблудиться и не боялся быть непонятым. В отличие от младшего брата, не слишком усердно внимавшего Вормиру, Най-Лим речью родовичей владел свободно сызмальства. Выход с перевала охраняла небольшая застава, на дозорных башнях которой никого не виднелось. Выходит, не только степной народ стал беспечным за долгие годы перемирия. А может, и родовичи тоже решили, что перевал безнадёжно разрушен после оползня. К деревне спускались едва не бегом, оставляя за спиной холодные заснеженные вершины. Стелющийся по земле кустарник цеплялся за ноги, высокая жёлтая трава заиндевелым ковром сверкала на склонах. Женщины с любопытством косились на чужаков, мужчины хмурились. — Светлого дня, уважаемый, — с привычным лёгким поклоном Най-Лим обратился к опирающемуся на высокую клюку старцу. Тот остановился, готовый слушать. — Где дом старосты? — А за какой надобностью тебе наш староста, странь? — послышалось пренебрежительно-угрожающе со стороны. Улыбка медленно потухла в глазах каана, когда он обернулся к говорящему. А ладонь Иригана легла на рукоять кинжала. Вот и добрались до отцовых родных земель.***
Немного нервно оглаживая седеющую бороду, староста слушал рассевшихся по лавкам за длинным столом гостей из Сияющего Града Ирия. Давненько к ним никого с той стороны не заносило. Как перевал обрушило, и застава, и селения вкруг неё стали торговцам и воям безынтересны. Так оно и к лучшему было. Тихо стало, несуетно. И набеги прекратились. То степняки на родовичей, то родовичи на степняков. В тех битвах все братья старосты остались. А то ведь сколько девок повыкрали степняки за всё время, а потом… сколько народу перебёгло в Объединённые земли по ту сторону гор за время перемирия. Кто дочерей своих искать, а кто так… за интересом всяким. И вот опять! И пожаловал не абы кто, а сам Лед. Да не один, а со Стрибой да дружиной. Степнячку с собой привели. Видно, что косятся на неё, но относятся со всем почтением. А та… вроде девка, а вроде нет. Косы длинные, а сама в портках мужицких, как кмет степной, нож на поясе. И всё возле воя-родовича вьется, а, может, и он возле неё, не поймёшь. Не милуются, но друг без друга не ходят. А спать тоже вместе будут? Староста спрятал усмешку в бороду и сурово глянул на дочь, раскладывающую гостям по плошкам кислый белый кисель , подавая его вместе с медовым взваром. Не нравилось ему, как воевода со своим приятелем на дочь его поглядывали, а пуще не нравилось, как та рделась от взглядов их, но глаза не прятала. Бессоромна девка! Лучше бы догадалась сбегать к мужикам, сказать, чтоб на дозорные башни поднялись, прибрались для виду. А то выслушивать от воеводы, хоть и не ирийского, а всё ж все знали, с кем он дружкается, выговоров за разгильдяйство не хотелось. Но девица и бровью не повела, с деланой степенностью продолжила разливать да накладывать. — Так вот, — опустошив плошку и поблагодарив от сердца хозяйку за угощение, Стриба раскатал на уже пустом столе карту, — от реки Белой до Талого Склона будем делать засеку. Чтобы точно никто пройти не мог. Встретим гостей дорогих как положено. Всё внутри старосты обмерло. В минувшие лета так только степняков «встречали», в самые лютые годы. И то только на перевалах. А тут… Это ж сколько леса повалить придётся, чтоб заграды сделать, как Стриба указал, да крест-накрест вершинами в сторону гор уложить. — Это ж какие гости к нам едут? Перевал ведь того… непроходим совсем. — А они не к вам, а к нам собираются. Но коли они через Кара-Кем надумают идти, то засека эта немало жизней спасет, покуда подмога не прибудет, — Стриба пальцем очертил горную гряду, все ущелья, перевалы и пропасти которой когда-то он знал на память. Но тогда там не гнездились сирин и не хозяйничала нежить. Да-а, разомлели они за мирное время, совсем разомлели. Ударом распахнув дверь, в переднюю влетел перепуганный мужик в сбитой на затылок шапке, тулупе без одного рукава и разливающимся синяком под глазом. — Беда! — закричал трапезничающей дружине. — Напали! Через заброшенный перевал пробрались степняки! Побросав ложки, вои повскакивали с мест, но Лед вскинул руку, приказывая остановиться. — Стриба, бери Немизу, уходите через чёрное крыльцо, знаете, что делать. Остальные со мной! Веди! — приказал мужику и поспешил за ним. — Я с тобой! — Зирфа ухватила Велира за руку. — Это мой народ! С громким боевым кличем обнажив мечи, дружина ринулась в бой на окраине деревни, где галдели и уже дрались местные. С разбегу заскочив с крыльца, на ставню окна, а с неё на крышу, Немиза натянул тетиву, выбирая цель и чувствуя, как стихает ветер, до этого подвывающий в трубе. Поле битвы было как на ладони. Тёмные брови медленно поползли вверх от удивления. Сменив направление, лучник пустил стрелу. Та предупреждающе впилась в землю аккурат перед воем, замахнувшимся топором на степняков. Первыми растолкали местных вояк Велир. — Стоять! — не закричал, заорал он на воев. — Лед, останови их! Это каан! Это сыновья Траяна! Во дворе староста сурово и громко распекал горе-защитников. Таких бранных слов даже Лед не знал. Вмешиваться не стал, не его люди, а с воеводой заставы, отлучившимся к кумовьям в гости за реку, разговор отдельный будет. Воевода Велего Бора задумчиво смотрел, как дочь Траянова обнимает своего брата. Надо же, как бывает… Когда внезапно вернулся Велир, единственный из всех дружей Варкулы, да ещё и со степнячкой, встретили его… неласково. Говорил, что про нападение на Ирий не слыхивал, да кто поверит варкулоту? А когда начал про Стан рассказывать, а девица утверждать, что она — старшая Траянова дочь, так и вовсе решили, что Варкулой заслан и хитрость задумал. И, может, кончилось бы всё бедой, но его признал Немиза. Да и Прове слово своё в защиту сказал. Перун похмурился, но послушал, в застенок варкулота не отправил. Леду же наказал глаз с воя не спускать, держать при себе. Ну и девица, конечно, за ним увязалась, как нитка за иголкой. Хоть жени. Вечером того же дня держали совет и решили укреплять города и заставы. А про Дальние Верши вспомнили случайно, когда Немиза заговорил про заброшенный перевал Кара-Кем, хорошо знакомый Нию. Выходит, не такой уж и заброшенный. Где прошли двое — пройдёт войско. Зирфа смотрела и не могла насмотреться на брата. Никому не ведомо, как пережила она это время без единой весточки о судьбе родных. Как очнулась уже в предгорье. Как гнал своего Милора Велир без отдыха три дня и три ночи. Как привязывал её к себе, чтобы не сбежала обратно. Как уговаривал ему довериться. Она не злилась на ирийца. Понимала, что спас её от гибели или от судьбы, что ещё страшнее. Но сердце почернело от тоски. В землях отца никто не верил в то, что она дочь Траяна. Да и что она здесь могла? Просто чужачка без роду и племени, которая даже толком объяснить не могла, что случилось в её родной степи. — Живой! Живой! — шептала она, ласково обнимая Най-Лима, гладя его лицо, плечи, волосы, неосознанно проверяя, ранен ли. — Я думала, что потеряла всех! А ты сумел сбежать. — Меня Ириган вытащил. Буквально. На себе. Зирфа обернулась к младшему брату и порывисто крепко обняла и его. Най-Лим осторожно тронул сестру за плечи, вновь обращая её взор к себе. — Больше никого нет. Ний убил всех. Матушку, Лаи-Лим… Девушка схватила Най-Лима за руку. Грудь её высоко вздымалась при каждом вдохе, но воздуха всё равно не хватало. До головокружения. Стоя в стороне, Велир сжимал в бессилии кулаки. Как же так всё смогло обернуться? — А Вормир? — вспомнил старого друга Лед, но чутьё подсказывало ответ. Был бы жив, пришел бы с мальчишками. — Мертвы, — ответил за брата Ириган. — Они все мертвы. В избу вновь заглянул староста, неловко прокашлялся. — Там это… ещё… гости, кажись. Их не обижали! Най-Лим в тревоге переглянулся с Ириганом: каких ещё «гостей» могло сюда занести через перевал Кара-Кем? Ощетинившись, огромный, в половину человеческого роста чёрный зверь скалился на людей. Те же замерли истуканами, боясь шелохнуться. Таких чудовищ в их краях ещё не видели. Лиалин окинул застывшую толпу, судя по потрёпанному виду, уже недавно кем-то битую, взял Зорю за руку и подтянул к себе, пряча за своей спиной. — Дивный у тебя конь, — шепнул, оглянувшись через плечо. — Что ещё умеет? — Я почём знаю! Это ты с Ярым разговаривал, — шепнула в ответ с вызовом, но руку не отняла, а лишь крепче сжала в ответ. — Зоря? — вышедший на крыльцо Лед не верил глазам своим. Что же за день такой сегодня чудной? Девушка опасливо выглянула из-за плеча сайрийца, узнавая голос воеводы Велего Бора. И, убедившись, что не ошиблась, выступила вперед. — Лиалин? — Най-Лим сбежал по ступенькам, под испуганные вздохи уверенно прошёл мимо чудища. И тот его не тронул. — Живой! — Каан, — сайриец сжал протянутую в приветствии руку. — И тебя рад видеть в добром здравии. Вас обоих. Добрались, значит? — Друже! — Ириган обнял зверя за косматую шею, вынуждая погасить взор и спрятать клыки.