Серпентарий

       Октябрь.        Сегодня была пятница, но, к сожалению, суббота тоже оставалась рабочей, так что я была в не особо радостном настроении. Хотелось поскорее вернуться в свою комнату да поспать пару часиков для нормы. Весь вечер, вплоть до двух часов ночи, я потратила на занимательное чтиво.        Не стесняясь, широко зевнула, прикрывая рот ладонью. Повезло мне с языком — либо Изуку знал японский на отлично, либо Боги были ко мне милостивы, ибо объяснить мою идеальную письменность и нулевой акцент было невозможно. Мне же лучше, знаете ли. Так что уроки японского я просто отсыпала с открытыми глазами, что-то чертя в тетради для виду. Пока ни разу не получила ни одного замечания. А ещё приходилось сдерживать себя после каждого звонка, дабы не подорваться с места, как можно быстрее собрать учебники и бежать к следующему кабинету. У японцев всё было наоборот — это учителя бегали туда-сюда, и мне их было даже несколько жаль. Ладно, мы, малолетние энерджайзеры, а им-то уже под тридцать — куда такие-то дистанции брать? Не дай Боже, подвернут ногу или заломит спину.        Через пару дней уже будет ноябрь месяц, на который я ставила всё. Встреча с Всемогущим - определённо самое важное, что случалось в жизни Изуку. Соответственно, и в моей. Но как-то даже неловко будет обманывать мужчину своим якобы «фанатизмом», ибо мне было как-то все равно. Абсолютно. Да, Тошинори действительно человек-легенда, но я не была его фанатом от слова совсем. Обычный мужик с головой, разве что чувство справедливости гипертрофировано, но, Боже мой, чем я лучше? Учитывая то, что я все же приняла решение стать его протеже — тут тоже видна недалекость в интеллекте и та самая гипертрофированная справедливость. Почему-то склонная к желанию утешить свое эго маленькими и не очень мальчиками, но всё же справедливость. Спасти того, сего, исправить то-то и вот это. Короче, идентичные копии одной черты характера.        Взорвала упаковку, с удовольствием закидывая в рот карамельную конфету — имела право. Если бы не смерть, то уже протирала бы стул техникума и числилась как студентка, а студенты, как мы знаем, являются особо наглыми и живучими существами. Наверное, заедают нежелание жить вкусным. То же самое и со мной. Ем сладкое, чтобы жить. Никогда не была сладкоежкой и ей не буду, но побаловать себя люблю.        Следующий урок был алгеброй, которую я понимала вплоть до каких-то там уже совсем сумасшедших уравнений с тридцатью корнями, степенями и тригонометрической последовательностью. Здесь, слава Богу, такое преподают уже в старшей школе, что меня одновременно и радовало, и несколько раздосадовало. Образование в Японии несколько отличалось от нашего русского тем, что проходят они известные нам темы немного позже. Та же начальная школа в Японии под конец шестилетнего обучения знает лишь то, что наши дети знают к третьему-четвёртому году. Существенное отставание, верно? Так что и сейчас, когда я уже могла спокойно решать тригонометрические уравнения, не стирая мозги в кровь, этот класс только начал изучать материал 7-8 класса. Да, это степени, дроби, начальные графики и формулы. Как можно понять, на них я тоже спала, уже совершенно не стесняясь. Наша Наталья Петровна, которую я именовала гордым «Взрыв на макаронной фабрике», благодаря её чудесной оригинальной причёске, вбивала в нас формулы так, что, наверное, при вскрытии можно было обнаружить их на коре головного мозга. Пожалуй, предметы, по которым я испытывала затруднения, были физика, химия, английский и история. Биологию я ещё более менее помнила, как и географию.        Спросите у меня, нравится ли мне такой поворот событий? Не особо, будем честны — это прибавляет мне больше проблем, чем радости. У японцев тестов хоть жопой жуй — и посреди триместра, и под конец триместра, и в конце года. И все они, сука, длятся по паре часов кряду. Это как ОГЭ или ЕГЭ, но многоразовое развлечение. Я-то уже закалённая, нас пугали этим вообще все девять лет обучения, и, испытав это, уже не так страшно, скорее откровенно похуй, а японцы — они же совершенно легко ранимые существа: стоит только посмотреть на статистику самоубийств из-за тестов.        И да, общество. Одноклассники Изуку меня невзлюбили. Почему? Ну, я беззастенчиво могла заниматься откровенной хернёй на уроке, лёжа либо головой на парте, либо на руке. Могла открыть отдельный альбом и начать рисовать, игнорируя окружение. Постоянно сидела в телефоне, и мне даже слова поперёк не говорили — хотя в Японии с этим вроде бы строже. Да и на школьную форму я в каком-то смысле даже забила. Снимала пиджак и кидала на спинку, сворачивая тут же рукава — в кабинетах было жарко, и я понятия не имела, как дети здесь вообще учатся. Сидят себе в кабинетах и даже не дают помещению проветрится. Ужас! На какие-то правила насчёт причесок я тоже забила огромный болт, заплетая мега небрежный пучок или хвост, такой, словно он сейчас развалится.        И все это презрение выливалось в молчаливое игнорирование и зону отчуждения. В столовой ближайший метр от меня был буферной зоной, все словно от чумной отходили. Социальная дистанция, ёб твою мать, и это при том, что в данном мире пандемии коронавирусной инфекции и в помине не существовало. Тихие, а порой и не очень оскорбления в спину и насмешки — лишь показатель того, как японцы лицемерны и ублюдочны.       Конфета во рту треснула. Задавали нам тут на днях совместный проект по японскому, так ко мне с вежливой улыбочкой подошли две девочки из класса, предложив присоединиться к ним. Нет, обе молодцы — свою часть выполнили, но через день же вернулись к своему обычному состоянию: «видела того парня, Изуку? Так вот, я слышала, что он…». Подростки.        Беспричудный изгой — разве не прелесть? Ах, флёр романтической драмы. Жаль, что мелодрамы я люблю исключительно смотреть, а фантазии оставляю для книг и фанфиков. Пока что меня ситуация устраивала, хотя я тщательно слежу за тем, чтобы она не ухудшилась. Мне не нужны издевки, переходящие к насилию. Пока что у меня есть поводок на Бакуго, но у остальных-то детей руки развязаны. И тут не понятно, когда они это осознают и что решат предпринять в мою сторону. Но к концу дня меня ожидал небольшой сюрприз.        — Кацуки-кун и Мидория-кун, сегодня вы убираете класс, — произнёс классный руководитель, которого я именовала Болванчиком, ибо он ничего не решал, чем выбивал меня из колеи. Это в смысле я и Бакуго в одном помещении? Они в своём уме?        Подняла руку.        — Что, Мидория-кун?        — Нельзя с кем-нибудь поменяться?        — Что? — искренне удивился Болванчик, а после с долей иронии усмехнулся, покачав головой. — Нет, нельзя. Ты и Кацуки-кун вместе убираете класс. Никаких перетасовок. Но я могу отдать тебе туалеты.        И такая глупая «шутка» развеселила вообще весь класс.        Сука, он ещё и издевается. Видимо, мстит за ситуацию в самом начале года — это должно было подпортить его репутацию, а она у японцев чрезвычайно важна.        Цыкнула, ощущая вскипающее раздражение. Всё прошедшее время мы с Кацуки даже не контактировали. Лишь перебрасывались редкими взглядами, и если у Кацуки это был гнев и раздражение, то мне было откровенно похуй. Вот теперь уже не похуй. Я помню, как он мне прописал леща по лицу — больно было. Конечно, получала я и в секции борьбы, но одно дело, когда по правилам причуду использовать нельзя, а другое, когда у мальчишки во время полового созревания летят вообще все тормоза, и использует свои взрывульки он на каждом шагу. Как бы тут лица не лишиться вместе с жизнью.        — Пожалуй, откажусь.        Последнего уходящего человека, Болванчика, я проводила самым мученическим взором. Оставили на растерзание хищнику и ни капли не сочувствуют. Я не успела даже написать Шинсо — причины моей смерти никто так и не узнает. Надо было писать предсмертную записку, пока была возможность.        — Что встал, Деку? Ноги застряли? Может, причуду, наконец, пробудил? — съязвил Кацуки, но как-то смеяться не тянуло. Чувство юмора у него на скромненькую единичку из десяти, быть может, потянет, но не более того. Вздохнула чересчур грустно. У парня, кажется, волосы ещё больше встали дыбом, хотя, казалось бы, куда больше?        — Чё вздыхаешь? По своему мальчику скучаешь, сука?        Бакуго был на точке кипения и разве что не детонировал, как Дейдара в свой последний бой, но был зол и резок как обычно. И, видимо, растерял совершенно все мозги от собственных негативных эмоций, раз решился на то, чтобы выводить меня из себя.        — Ещё раз назовёшь меня сукой - и все узнают о том, какой ты на самом деле заднеприводный, красавчик, — зашипела я ему, стоя через парту — сближаться сильнее побоялась. Дышала глубоко, угрожая, чуть ли не рыча. — Ты ведь должен был понять, что нас насильно заставили работать вместе. Ни ты, ни я не желаем долгого сотрудничества. Так что бери швабру в лапы и используй свои способности в роли Золушки, малыш.        Крылья носа Бакуго затрепетали, а сам он весь покраснел. Чуть ли не все свои тридцать два зуба показывает.        — Только и умеешь, что огрызаться, да? — в руках у него пару раз случилось несколько мини-взрывов, от которых я инстинктивно отшатнулась. Его ухмылка только расширилась. — Да-а, сам ни черта из себя не представляешь, зато звать своих причудных дружков — так, пожалуйста. Что же раньше не звал-то?        Почуял слабину, урод.        — У кого что болит, тот об этом и говорит, да, любитель сзади? — оскалилась я, но тут же почувствовала, как меня хватают за волосы. Среагировала довольно быстро — попыталась ударить в ответ, защищаясь, но руку перехватили за запястье, грубо заламывая. — БЛЯДЬ!        Смачно поцеловалась лицом с партой. Схватилась за нос, ощущая теплоту на руках и как что-то горячее стекает вниз. Парта была захрючена, как и школьная форма. Хоть отпустил, и на том спасибо.        — Ты ахуел? — гнусаво и истерично вскрикнула, вновь ощущая себя максимально беззащитно. Поджилки тряслись, в секции мы отрабатывали пока только удары, попутно тренируя тело, но не такое же! — Сука, ты мне нос сломал!        Или я просто так посчитала от паники. Кацуки замер, его оскал подрагивал. Пытается держать себя в руках?        Кровь всё текла и текла.        — Получил, дерьма кусок?        — Да пошёл ты нахуй! — вскрикнула, чувствуя внутри закипающую ярость. Опять он меня ударил. Меня! Ударил! У этого уебка совсем отсутствует голова на плечах? Так просто он не отделается.        Схватила стул, с мрачным удовольствием наблюдая за сменой эмоций на чужом лице, замахнулась и отправила железноногого на личную встречу с красавчиком. Кацуки стул-то словил, получив при этом ножками по животу, но от ноги между ног приёма нет.        Парень болезненно вскрикнул, тут же роняя и стул (на себя), и вертикальное положение. От души пнула выродка по ноге. Схватился за причиндалы, скрючившись в три погибели, вот пусть и валяется.        Хотела было уйти, да не тут-то было — рядом прогремел взрыв. Отбросило до противоположного конца кабинета, прямо к металлическим ящикам, где хранилась верхняя одежда учеников класса. Около меня стукнулся стул, и, видимо, с Божьей удачей, мне не прилетело по лицу ни партой, ни стулом. Вскрикнула — больно было пиздец — захныкала и упала на пол, баюкая горящую, словно адская гиена, ногу. Штанина левой ноги была подпалена, точнее сгорела полностью, а вот на коже красовался некрасивый ожог.        Ещё раз всхлипнула, сдерживаясь от позорного соплепускания — не при этом же мудаке        — Блондиночка, я так понимаю, твои мозги тоже взрываются каждый раз?!        — Пошёл в жопу, дерьмоботаник, — прохрипел Кацуки, медленно поднимаясь на четвереньках.        — Ты мне чуть ногу не взорвал, дебилоид! — пискнула, ощущая себя максимально дерьмово. Хорошо убрали класс, отлично! А я-то какая красивая — в крови, копоти и угле. Отличная картина. Инко и Шинсо будут в восторге. А как уж мама Бакуго в восторге будет, когда я ей предъявлю все свои требования! А как Кацуки будет рад, когда все в этой школе узнают о нашем красивом гее-блондинке! — Я тебя предупреждал, мудак, что с тобой будет, реши ты начать свою шарманку снова!        Кацуки озлобился, на лбу проступили вздувшиеся вены, ударил от бессилия по столу. И хотел он, было дело, открыть рот, как дверь класса с грохотом распахнулась, а в класс влетел запыхавшийся Болванчик. Бежал на звук?        — Что вы тут устроили? — завизжал мужчина, а у меня все лицо сморщилось. Как же я этого человека терпеть не могла — не передать словами. — Это ещё что? Кацуки! — заметил он моё состояние.        А после все завертелось — отвели к медсестре, где она тут же заключила, что я ни много ни мало, а термический ожог второй степени получила. Штаны с меня сняли, а после набрали таз с прохладной водой. Сидела так минут пятнадцать-двадцать, пока меня кормили столовой едой. Как после выяснилось, медсестра владела квирком, что ускоряет регенерацию в несколько раз, но требует большое количество калорий. А после пошла жара, причём буквально: зудела нога жутко, что хотелось плакать (я и плакала), но послушно зарастала на глазах. Тонкую заросшую кожицу ещё раз намазали противоожоговой мазью и замотали стерильной повязкой.        Увели Бакуго от меня подальше — в кабинет директора. Сейчас будет пытаться оправдаться, но на кой черт тогда в кабинетах стоят видеокамеры? А меня вот оставили в школьной палате лежать и набираться сил. Штаны мне, к слову, принесли. Спортивные — я попросила принести сумку.        — Вот, держи, — сунула мне медсестра в руки коробку с пластырями.        Преимущественно с Геройской атрибутикой. По большей части был Всемогущий, но я привередливая скотина, поэтому решила, что круто будет, если на моём носу будет красоваться Старатель. Так сказать, постаралась на славу.        Сидела не долго — через десяток минут пришёл классный руководитель, Болванчик то бишь, и директор.        Как заметила эту компанию, тут же стала вертеться, как уж на сковороде.        — Я буду говорить только в присутствии законного родителя, — мужчины недоуменно переглянулись. — Адвоката подождём.        Сбледнули.        — Я пошутил.        Ну, все оказалось типично — узнавали кто прав, а кто виноват. Кто на что жалуется и чего требует (намекают на мою моральную компенсацию, что ли? Не волнуйтесь, я её тоже предъявлю). Как сказала ранее, говорила только при прилетевшей Инко, что чуть ли не рычала на каждого. Мне тоже по шапке досталось, но не сильно — женщина в мою благоразумность верила хотя бы минимально. Или в мою еврейскую жилку?        — Так кто же начал первым?        — Бакуго, — безразлично пожала плечами, чуть морщась от зуда в ноге. — Схватил за волосы и столкнул моё лицо с партой. Потом взорвался.        Инко пораженно ахнула.        — Кацуки-кун… Я думала, он понял, что совершал плохие поступки!        Святая наивность. Моего скептичного взгляда из-под ресниц никто не оценил и, кажется, вовсе не заметил. Вздохнула.        — Бакуго-кун всегда был вспыльчивым мальчиком, но мы никогда не могли подумать, что он опустится до такого уровня.        — Да, я считал, что Бакуго-кун будет выше такого насильственного конфликта, но как показал опыт…        Вот не вам, мистер Болванчик, такие речи толкать! В первый же день учебного года мне дали по лицу, а теперь ты не считаешь, что он выше каких-то там моральных норм?        Инко прикола тоже не оценила.        — Я так больше не могу! Мой сын подвергается нападкам вашего ученика, а педагогический состав даже не старается конфликт предотвратить! — это я ей ещё не рассказала, чья это была идея нас оставлять с Бакуго наедине. — Я глубоко уважаю маму Бакуго-куна, но его поведение выходит за грани. Чего только стоит незаконное использование причуды. И на ком? На моём сыне! Он и так натерпелся, понимаете? А сейчас он испытывает не только психологический, но и физический стресс!        — Мидория-сан, пожалуйста, успокойтесь. Давайте поговорим о деле.        — Мы и говорим о деле! — зарычала Инко. Мои брови взлетели в искреннем удивлении — раньше женщина казалась мне более мягкой, что ли. Неужели я так на неё повлияла? Или эта ситуация уже была форс-мажорной, выбившей из Инко все нормы поведения? — Я требую исключения Кацуки-куна из школы — его поведение недостойно, противозаконно и совершенно аморально — я не желаю быть той, кто накроет лицо собственного сына белым платком.        Директор тяжко вздохнул, а вот Болванчик уже покрылся испариной, нервно постукивая ногой по полу. Мне оставалось только с усмешкой наблюдать за фарсом. Итог очевиден.        — Инко-сан, исключение Кацуки-куна повлияет на детей. Мальчик является авторитетом класса — дети будут обескуражены.        Попытки надавить на жалость удались частично, но когда Инко повернулась ко мне и увидела лишь искривленное в усмешке лицо, только сильнее завелась.        — Меня волнует МОЙ сын, а не класс. Пожалуйста, примите это к вниманию.        Опираясь рукой на плечо Инко, я лишь довольно фыркала, выслушивая очередной заковыристый японский эпитет в сторону взрывного блондина. Гнев угас, оставив после себя лишь мрачное удовлетворение. Сама, конечно, получила достаточно, но и Кацуки досталось. Не только физически, но ещё и в реальном плане. Разбирательство будет длиться ещё день или два, но всё уже сводилось к тому, что Бакуго либо исключат, либо отстранят от занятий на некоторое время. Не только потому, что его поступок максимально выходит за рамки допустимого, но и благодаря нашему напору. Японцы вообще такому отношению очень легко поддаются — стоит только усилить напор, как те сразу же сдаются. Но на Инко, признаюсь, действует такой подход благосклонно — она проявила инициативу, держа весь диалог на себе. И даже слила все попытки учителя и директора отбелить имя мальчишки.        — Он уже не в первый раз ударяет тебя, а они все продолжают твердить о том, какой Бакуго-кун хороший, — начала она уже по третьему кругу. — В детстве он был хорошим мальчиком, но сейчас он вырос хулиганом! Куда только Мицуки-сан смотрит?        Вздохнула она тяжело, искренне так. Кажется, Инко знакома и хорошо общается с мамой Бакуго, да? Мицуки, которая. Но после случая с телефоном их общение сократилось. А после этого случая, возможно, и вовсе прекратится.        — Ну, уж точно не в книжки по детскому воспитанию, — что правда, то правда. Если бы они их изучали, то знали бы, что взращивать в ребенке чрезмерное эго — только во вред.        — М-м, — согласно промычала женщина, усаживая меня на заднее сидение такси. — Не болит?        — Пока не касаешься — нет, — и, видя жуткое сожаление в чужих глазах, поспешила заверить. — Мне не больно, честно! Если будет, я скажу, хорошо?        — Да, хорошо.        — А моя сумка…        — У меня, — о, а я и не заметила.        Машина тронулась, и я поспешила забрать рюкзак у Инко, тут же доставая телефон. — Собираешься написать Шинсо-куну?        — Ему будет интересно.        И, как я и сказала, ему действительно было интересно настолько, что тот решил позвонить.        — Что значит «Бакуго опять взорвался»?        — Это значит, что его не ждёт ничего хорошего, — пожала плечами, лбом соприкасаясь со стеклом. То, что собеседник меня не видел, не особо волновало. — Кацуки завёлся, как обычно, из пустого места и решил показать, насколько он сильный.        Потерла недовольным движением переносицу. Надеюсь, никаких искривлений не будет.        — Он опять поднял на тебя руку?! — от неожиданного грохота по ту сторону трубки я испуганно дернулась, совершенно удивленная. Рычать Шинсо умел. — Так понимаю, можно начать использовать фотографии так, как мы планировали, верно? — смешок.— Определённо, это послужит ему хорошим уроком.        — Э-э, да, пожалуй? — нервно посмеялась, но предательская улыбка расползлась по лицу, как и румянец — Хитоши волнуется за меня, и готов мстить моему обидчику. Впервые такое.        — Ты хотя бы цел? Живое место есть?        — Недельку сижу дома, — припомнила я разговор директора, Инко, Болванчика и медсестры. — Пока ожог полностью не заживёт — спасибо медсестре за ускорение процесса.        — Ожо-… Он использовал на тебе квирк?! — закричал Хитоши, а вот это уже было не нормой. Он же не побежит Бакуго сворачивать шею? — Этот придурошный умеет думать головой, или она ему нужна ради красоты? И он ещё желает стать Героем?!        — Шинсо, успокойся. Я в порядке, пострадала только нога, — замахала рукой, нервно подрагивая. Вообще, любой крик вызывал у меня либо панику, либо дрожь. Тут так же. — Мы всё решим, и Кацуки просто так не отделается, обещаю.        После некоторого молчания, парень тяжело вздохнул, и я уверена, что он пытался принять произошедшее.        — Я зайду к тебе завтра, хорошо?        — Да, конечно, — искренне улыбнулась. Успокоился, а с ним и я. — Купишь яблок. Зелёных.        — Фу, кислятина, как ты их только ешь? — беззлобно спросил Хитоши, а после хмыкнул. — Куплю, наглое ты существо. Передай привет Инко-сан. Пока.        — Пока, — вызов сброшен. — Шинсо передаёт привет.        На улице продолжает течь жизнь так, словно ничего и не происходило. Забавно, но это факт.        Женщина взлохматила мои волосы, отчего я недоуменно на неё покосилась.        — Ты улыбаешься всё время, — улыбнулась заботливо Инко, отчего моё удивление только росло. И что с того?        — Я имею право улыбаться, когда хочу.        Определённо, у нас ничего не клеилось.