***
На другой день во всех церквях Вияма священники прочитали заготовленное заранее обращение Верховного к пастве, где он разъяснял цель высокого собрания. Среди прихожан нашлось немало людей в возрасте, кто хорошо помнил покойную герцогиню. В доме Единого шептаться неприлично, но после служб люди собирались вместе, рассуждали тишком — озарится ли жизнь в Вияме присутствием новой святой, доведется ли увидеть чудо собственными глазами, или же церковь рассудит иначе? В первый день всем участникам Собора надлежало спуститься в крипту, чтобы лично лицезреть нетленную герцогиню Альвеву. Спорщику брату Аркусу предстояло деликатно, но все же досконально исследовать тело — нет ли следов воска на коже рук и лица, имеется ли подозрение на бальзамирование. — Гильмар, — мать Фрайда за час до начала первого заседания застала приора в ризнице, — у меня к тебе просьба. Не откажи, голубчик. — Вон оно как — «голубчик» даже, — проворчал для вида приор. — Позволь мне взглянуть на сестру пораньше, — нерешительно попросила Фрайда. Гильмар почесал в затылке. Желание Фрайды он понимал, но существовал веками прописанный чин проведения соборов по канонизации. Правда, Фрайда не нарушила бы никаких запретов, взглянув на покойную сестру, чье тело в случае отрицательного вердикта собора скрыли бы под гранитной плитой еще Единый ведает на сколько десятилетий, а возможно, и навсегда. Но было одно «но»… — Сама знаешь, крипта опечатана, — покачал Гильмар головой. — Так и ты знаешь, что есть вторая дверь, — напомнила Фрайда. — Она тоже опечатана. Приоресса заметно побледнела, но только кивнула, смиряясь с неизбежным. — Все вместе мы туда все равно не войдем, — напомнил Гильмар. — Проведу тебя первую, но придется потерпеть присутствие брата Аркуса. Чего ты боишься-то? Расплакаться при всех? Фрайда кивнула. — Это ложный стыд, мать. Не ожидал от тебя, — упрекнул приор. — Что племянник твой, что ты — два сапога пара. Уйди с глаз моих! Фрайду эта нарочитая грубость не обидела — лицо Гильмара выражало сочувствие, а не упрек или гнев. Она только вздохнула и вышла из ризницы в боковой неф, присела было на скамью, но потом опустилась на колени и принялась молиться. Так ее и застали высокочинные церковники, оба государя и Тайра. Позади эльфийки, стараясь выглядеть как можно незаметнее, будто это возможно, неслышно шел Мэт. Кристиан приблизился к Фрайде, вставшей при его появлении, обнял за плечи. Гильмар знаком попросил всех присутствующих сесть и выразительно посмотрел на писаря, уже готового делать записи. — Государи мои, братья и сестры, — начал Гильмар, — все вы меня хорошо знаете, а кто не знает — уж потерпите. Разливаться соловьем я не мастак. Надлежащие тексты учил, но дело у нас не только церковное, но и семейное. Прошу важное собрание позволить матери Фрайде в сопровождении государей и брата Аркуса первой войти в крипту. Приоры и настоятели еле слышно зашептались между собой, потом по очереди закивали. Кристиан с Ленардом, Фрайда и брат Аркус следом за Гильмаром прошли вглубь храма — к двери в крипту. Воцарилось молчание, наконец брат Аркус возгласил: — Свидетельствую перед уважаемым собранием, что печать цела! И что следов ее взлома и повторного наложения я не вижу. — Мы слышим тебя, брат! — хором отозвались все. Гильмар взломал печать, хлопнул в ладоши — подбежали служки, отворили тяжелые створки, подняли фонари и осветили ступени. — Идемте, — произнес Гильмар, пропуская вперед брата Аркуса. В крипте служки тут же принялись зажигать фонари и лампады. Наконец осветились многочисленные плиты, замурованные ниши в стенах и оба саркофага. Кристиан машинально посмотрел в сторону места упокоения герцогини Амалии, мотнул головой и, подав руку тетке, подвел ее к саркофагу матери. Глядя, как снимают печати с крышки саркофага, как убирают тяжелую плиту, как распечатывают гроб, он впал в какое-то оцепенение. Наконец и крышку гроба сняли. В крипту хлынул запах цветов — кажется, еще сильнее, чем в прошлый раз. Фрайда ахнула, потом всхлипнула. Брат Аркус первым подошел к саркофагу и заглянул внутрь. На лице монаха не отразилось ровным счетом ничего — Кристиан поразился его выдержке. Аркус взглянул на него, кивнул и отошел в сторону. Кристиан осторожно приблизился к саркофагу. Мелькнула пугающая мысль: а вдруг он увидит лишь сморщенную мумию в свадебном наряде? Кристиан похолодел, обвиняя себя в святотатстве. Но нет — тело ничуть не изменилось. Мать лежала в гробу такой же тихой и прекрасной, как в прошлый раз. Проведя ладонью по лицу, Кристиан сделал несколько шагов назад, уступая место тётке. А та вдруг протянула руку Лени. — Подведи меня, сделай милость. Грешна — боюсь я. Ленард обнял Фрайду и, шепча ей что-то, медленно подвел к саркофагу. Та взглянула, уткнулась лицом молодому государю в грудь и тихо зарыдала. Кристиан смотрел, как супруг будто машинально гладил Фрайду по спине, а сам глаз не сводил с нетленного тела. И улыбался — спокойно и умиротворенно. — Полно, полно, тетушка, — сказал он наконец. — Нет причин для слез — только для радости. — Он отвел ее от саркофага и взял супруга за руку. — Идем, Кристи. Так он вывел обоих из крипты, усадил на скамью, а сам сел поодаль и закрыл глаза. Один за другим стали спускаться к саркофагу приоры и настоятели и так же по очереди выходили они — у иных в глазах стояли слезы, иные улыбались радостно. Настал черед Тайры и Мэта. Брат Аркус с некоторым сомнением взглянул на ведьмака, но промолчал. Он смотрел, как Тайра преклонила колени перед саркофагом — спокойная и сосредоточенная. Так же спокойно на тело взирал и ведьмак, но при этом едва заметно принюхивался. — Выскажитесь, досточтимый Мэт, — произнес брат Аркус. — В аромате, исходящем от тела, я не чувствую никаких признаков веществ, которые обычно используются для бальзамирования, — ответил ведьмак. — Живу я на свете уже очень долго, но не слышал ни об одном составе, который бы так хорошо сохранил умершего. Уж простите меня, уважаемый брат, но это очень необычный случай — с научной точки зрения. Тело, как вы можете заметить, слегка усохло. Предполагаете ли вы его тщательный осмотр? Тут Тайра поднялась и быстрым шагом вышла из крипты, не выдержав таких рассуждений над телом родственницы. Брат Аркус посмотрел ей вслед и ответил ведьмаку: — Мне дозволено ощупать живот усопшей, чтобы проверить, на месте ли внутренние органы. А вы, я гляжу, ведете себя как лицо незаинтересованное, хотя, как мне сказали, наполовину эльф. — Полагаю, церковь желает прежде всего установить истину, — пожал плечами Мэт. — Разумеется, — кивнул монах. — Посветите мне. Мэт взял фонарь, а брат Аркус достал из кармана лиманское стекло, наклонился к рукам герцогини и стал внимательно рассматривать кожу. — Удивительно, я вижу поры. Никаких следов воска или иных веществ. Монах выпрямился, и по его приказу служки опустили крышку гроба, а потом вернули на место плиту.***
Крипту вновь опечатали. Несмотря на будний день, на площади прохаживались зеваки; охрана потеснила их, давая дорогу государям, церковникам и приглашенным, чтобы те проследовали в Ратушу. Когда охрана перестроилась и дорога к храму освободилась, люди стали потихоньку заходить внутрь, но не нашли там ничего необычного — даже печать оставалась на прежнем месте. Вроде бы народу следовало успокоиться, но священник, проводивший вечернюю службу, поразился, как многолюдно в храме. А в Ратуше тем временем проходило заседание. Мэт, сидевший рядом с Тайрой, поражался неторопливости, с какой опрашивались свидетели — а сегодня заслушивали погребальных дел мастеров, которых когда-то призвали в герцогский замок, чтобы подготовить тело Альвевы к похоронам. Она умерла зимой, и под присягой старики и старухи, служившие когда-то в городском Доме скорби, свидетельствовали, что тело не нуждалось в бальзамировании — в холодном храме оно спокойно выдержало бы три дня для прощания. Бедную герцогиню просто обмыли и обрядили в платье, в котором она выходила замуж. Что до цветов, то на дворе стоял январь, и подножие гроба украсили можжевельником, а в вокруг головы усопшей уложили искусственные лилии, выполненные из шёлка. Конечно, у гроба полагалось курить благовония, но все присутствующие понимали, что ныне из гроба пахло вовсе не камфарой или морской душицей (*). На улице уже стемнело, когда заседание закончилось, и все разъехались — кто в дом приора, кто в замок. Будто сговариваясь, ужинали скудно — почти постились, потом легли спать, а государи еще до глубокой ночи занимались делами герцогства. На второй и третий день заседаний зачитывались выписки из городских хроник и прочие документы, свидетельствующие о набожности покойной герцогини, о ее благих делах. Кристиан слушал с невольным изумлением. Он был еще мал, когда мать умерла, и не знал, что та как могла помогала неимущим, уговаривала мужа сделать то одно, то другое пожертвование на нужды церкви. Сие подтверждали свидетели, даже сам приор Гильмар, тогда еще настоятель собора. Он вспоминал, как всякий раз благодарил герцога за помощь, а тот указывал: «Не меня благодари, а мою супругу — она уговорила». — Не иначе, благодать матушки на тебя перешла с этим кольцом, — шепнул Кристиан супругу, глядя на перстень с белым волком. Ленард в ответ только тихонько сжал его руку. Собор проходил чинно и благостно, но все понимали, что брат Аркус еще не начинал задавать свои каверзные вопросы. Все участники по очереди бросали на него взгляды — и открыто, и исподтишка, но почтенный брат чинно восседал на своем месте, внимательно слушал каждого свидетеля, деловито делал пометки в книжице, и все это не открывая рта, будто храня обет молчания. Заговорил он лишь на четвертый день и неожиданно обратился к Фрайде: — Сестра, позвольте мне задать вам несколько вопросов. Фрайда лишь кивнула и спустилась со второго ряда скамей вниз, принесла присягу на первой из священных книг, под названием «Творение», а потом заняла место свидетеля. — Скажите, сестра, сколько вам лет? — таков был первый вопрос брата Аркуса. Фрайда заметно побледнела и ответила тихо: — Мне вскоре исполнится сто тридцать пять лет. Сидевшие на скамьях зашептались. Не все, конечно, но многие. — Следует ли нам сделать из ваших слов вывод, что вы эльф? — продолжил Аркус. — Да. И предвижу ваш следующий вопрос, брат: Альвева приходилась мне родной сестрой. Ленард заметил, что церковники поглядывают больше на Кристиана, чем на его тетку. — Уж простите, мать Фрайда, но я вынужден спросить вас, — продолжал Аркус, — что происходит с телами эльфов, когда те умирают? — Прошу прощения, досточтимый брат, что нарушаю ход заседания, — раздался тут голос Тайры, — но вам бы следовало расспросить меня. Мать Фрайда слишком молода и не все видела в жизни. А мне двести пятьдесят три года, я застала еще времена гонений. По рядам прокатился уже не шепот, а шумок. Аркус поразмыслил немного и кивнул. — Прошу вас, светлая Тайра. Фрайда вернулась на свое место, а ее родственница спустилась вниз, принесла присягу на священной книге, заявив, что так же, как и богов, чтит Единого, и села в кресло свидетеля. — Я повторяю свой вопрос, светлая, — сказал Аркус, — что происходит с телами эльфов после смерти? — Эльфы могут жить бесконечно долго, брат, — начала Тайра, — но каждому в определенный срок становится уже невмоготу пребывать на этом свете — кому-то раньше, кому-то позже приходит черед уходить. Когда эльф принимает сие решение, его дух переходит к богам, или к Единому, как вам угодно, а тело развоплощается. Поэтому у нас никогда не было кладбищ. Порой мы ставили памятные знаки в наших поселениях и городах — в честь наиболее уважаемых сородичей, но и только. Но если эльфа убить, то от него остаются точно такие же останки, как и от обычного человека. — Обычные ли? — брат Аркус с сомнением посмотрел на Тайру. — Откуда мы знаем, истлевают ли тела убиенных эльфов, или, возможно, если бы мы имели возможность вскрыть другое захоронение эльфа, мы бы увидели такую же чудесную картину, что и в крипте? Прошу меня простить, светлая, и вы простите, братья и сестры во Едином, но мой долг — подвергать все сомнению. Присутствующие закивали, Ленард нахмурился, а Кристиан на минуту испытал невыразимое облегчение: вот сейчас все закончится, мать навсегда упокоится в своем гробу. — Вы имеете право сомневаться, брат, — произнесла Тайра. — Да будет известно вам, что во времена гонений по приказу королевской власти эльфов порой убивали целыми селениями. Стража и дознаватели выискивали эльфов в городах. Хотя к чему было искать? Мы никогда не таились, не прятались от людей. Мы жили с людьми в мире, обменивались плодами трудов, помогали растить урожай и скот, очищали воду в источниках — да мало ли чем наш народ приносил вам пользу? И вдруг все изменилось в одночасье. Мы стали угрозой, захватчиками земель и лесов, источником зловредной магии — чего только не возвещали тогда с церковных кафедр по всему Гутруму! А потом началась резня — стражники врывались в дома эльфов, отряды наемников прочесывали леса. И что-то зловредная магия не помогла эльфам спастись. Справедливости ради скажу, что многие люди прятали эльфов, помогали скрыться от королевской стражи. Но были и те, кто с радостью выдавал прежних друзей и соседей, селился потом в их жилищах. Так было и в городе, вверенном ныне моим заботам государями нашими. Я знаю несколько мест, куда умерщвленных эльфов свозили десятками, сбрасывали в длинные рвы и закапывали, как собак. Про то не писали в хрониках, и люди, которые знали, где погребли эльфов, давно уже покинули наш мир. Помнят лишь те, кто застал мрачные времена, помнят дети наши, родичи наши. Тут Тайра обернулась в сторону скамей и посмотрела на Фрайду. Та, закрыв лицо руками, плакала. — Сестра, почто льешь слезы? — спросил сидящий рядом Гильмар. — Потому что светлая Тайра права, упрекая меня в молчании, — вытерев слезы, Фрайда встала. — Одно такое место находится рядом с моим монастырем. Раньше, как известно, в замке жило знатное семейство, потом во время эпидемии лихорадки почти все хозяева и арендаторы их умерли, а кто остался в живых — разорился. Замок долго пустовал, приходил в упадок, пока государь наш Кристиан в бытность свою герцогом Вияма не выкупил его у единственного наследника и не передал в ведение моего ордена. Вот и основали мы новую обитель, восстанавливали с помощью его светлости, обихаживали. Владения наши тоже расширились. И решили мы как-то распахать пустошь, что ближе к горам, — все нам казалось странным, что земля та остается в небрежении. Только начали приводить участок в порядок — как нашли кости. Много костей… — Простите, мать Фрайда, — перебил брат Аркус, — а почему вы решили, что кости принадлежат эльфам, а не ведьмам и колдунам или тем же оборотням, убитым в человечьем обличии? Фрайда почему-то смутилась и опустила глаза. Зато со скамьи поднялся Мэт и пояснил: — Ежели вы, досточтимые, видели когда-нибудь остов человека, то вы знаете, что внизу ребра у вас не прикрепляются к кости, что идет посередине. Ее называют грудиной. И кажется, что ребра эти короче прочих. Если же вы не видали человеческих костей, то те, кому худоба позволяет, могут прощупать на себе и убедиться. Так вот у эльфов двенадцатой пары ребер нет. А одиннадцатая пара также соединяется с прочими с помощью хрящей. Посему остов эльфа очень просто отличить от остова человека. — Фрайда говорила тебе о могильнике? — шепнул Ленард на ухо супругу. — Нет, — Кристиан, нахмурившись, покачал головой. — На том месте построили часовню — вроде как для путников, которые путешествуют к горам и дальше, на заставы. Мне всегда казался странным выбор места. — Спасибо, светлая Тайра, — произнес брат Аркус и поклонился, — ваши пояснения исчерпывающи. И вам спасибо, досточтимый Мэт. Потрясенные услышанным, собравшиеся разошлись на перерыв. — Светлая Тайра, — окликнул Ленард эльфийку в коридоре Ратуши, — мы можем поговорить? — Ах, государь, только вы зададите такой вопрос, будучи королем, — присев, улыбнулась Тайра. — Конечно, как вам угодно. — Разговор может подождать, если вы устали, — заметил Кристиан. — Нет-нет, думаю, мы все трое слишком взволнованы сказанным на собрании, чтобы откладывать, — возразила Тайра. — Тогда поедем в замок, — кивнул Ленард и тихо спросил у супруга: — Фрайду пригласим? — Она уже уехала в замок, — ответил Кристиан. — Если успеет успокоиться и сможет участвовать в беседе, то конечно пригласим. Во дворе Ратуши Ленард любезно помог эльфийке сесть в королевскую карету. Ехать было недалеко, и по дороге все молчали. Каждый думал о своем. Ленард взял в руки ладонь Кристиана, без слов выражая сочувствие и поддержку. Понемногу начинало смеркаться. Кастелян замка со всей почтительностью поклонился государям и Тайре и спросил, когда подавать ужин. Кристиану бы кусок в рот не полез сейчас, но волка нельзя не кормить. — Позже, — коротко ответил он, сбрасывая теплый плащ на руки слуге. — Мать Фрайда у себя в покоях? — Ее преподобие удалилась в часовню — сразу, как приехала, — ответил кастелян. — Не будем ей досаждать, государь, — заметила Тайра, отдавая свой плащ подоспевшей служанке. Кристиан кивнул и подал эльфийке руку. — Прошу к нам в кабинет, светлая. — Я показал бы вам наш сад, — вставил Ленард, — но прогулки подождут до утра. — За делами я видела его разве что через окно, — кивнула Тайра, поддерживая светский разговор. Слишком уж сегодня тяжелый выдался для всех день, и хотелось хотя бы ненадолго отвлечься на житейские мелочи. — У вас хорошо разросся тис, и туи, я заметила, укутаны заботливо. Жаль, что сейчас зима. — Что поделать. Хотя и необычно мягкая, — кивнул Ленард. Они дошли до кабинета, слуги распахнули перед государями и их гостьей дверь. Днем здесь топили печь, и горячий воздух хорошо прогрел и кабинет, и соседнюю спальню. Тайра оглядела кабинет, опустилась в кресло. Ленард устроился на диване, Кристиан бросил беглый взгляд на стол и остался стоять у окна. — Сколько же всего этих братских могил по всему королевству? — спросил он тихо. — Мы ведь не можем... не можем просто оставить их лежать там. — Та земля ничуть не хуже любой другой земли, — вздохнула Тайра. — Никто уже не опознает своих родных, если могилы вскрыть. Но вот найти и поставить хоть какие-нибудь памятники… — Часовни, как сделала матушка Фрайда? — спросил Ленард. — Ведь теперь и... «Своя святая» хотел сказать он, но не стал, коря себя за самонадеянность. Конечно же, мать Кристиана достойна такой чести; конечно же, эльфам это поможет; конечно же... да вот только решает не он, и сама даже мысль повлиять на решение Совета в таком деле — богохульство и преступление. Лени вздохнул. — Некоторые эльфы верят в Единого, но большая часть — в богов, — ответила Тайра. — Часовни никого из нас не оскорбят и не опечалят, а что касается наших верований — мы сами позаботимся. Государи, если вы окажете почтение убиенным, все мои соплеменники будут вам благодарны, только не нужно никаких публичных покаяний — уж два поколения сменилось. Главное, чтобы люди не забывали прошлое и больше такого не повторилось. — Надеюсь, — сказал Кристиан. — Надеюсь на милость Единого и наши усилия. Он странно чувствовал себя — может, кровь говорила? Эльфийская кровь, что текла в его жилах и о которой он словно забыл до сих пор. То есть он, конечно, помнил, кем была мать, знал... или догадывался, чему обязан своим необычным для человека здоровьем, но все это было так... само собой. Эльфы дали ему здоровье и долголетие, но он не задумывался ни об этом, ни о самих эльфах. Они существовали где-то там, далеко от него. — Вы поможете нам найти тех, кто знает места захоронений? — спросил Ленард. — Помогу. Про некоторые я знаю и сама, но я напишу наиболее уважаемым моим родичам, порасспрошу. Ленард невольно подумал, что в сутках слишком мало часов и что, если в ближайшее время они с Кристианом не устроят в городах чиновничьи палаты, не назначат министров, им придется туго. Размышлять, впрочем, мешал проголодавшийся волк. Ленард опасался, что еще немного — и в животе начнет урчать, и это при даме-то! — Прошу простить, светлая, не желаете отужинать с нами? — спросил он, слегка покраснев. — С превеликим удовольствием, государь, — слегка улыбнувшись, ответила Тайра. В пиршественном зале за общим столом к ним присоединились главы мужских орденов и Мэт. Лишь Фрайда не пришла. За ужином беседовали о делах насущных: приоры, хорошо зная жизнь крестьян в окрестностях монастырей, докладывали, как какой землевладелец справился с королевскими указами. Сетовали, между прочим, что не хватает по деревням ведьм и колдунов. Крестьянам пришлось приглашать из городов. Еще недавно было невозможно представить себе, что приоры станут переживать о том, что стране недостает людей, сведущих в магии. Сейчас, когда ведьмы и колдуны вышли на свет и перестали бояться за жизнь, стало ясно, что наибольшее их число выжило в Каррасе и Вияме, еще немного — в Бранне, и совсем мало уцелело в Земерканде. Да и в Вияме не везде легко было отыскать ведьму. — Из монастыря на границе с Притцем приходят непонятные вести, — заговорил вдруг Эхан, глава Молчальников. — Обитель эта древняя, не слишком укрепленная. Да и незачем было особо-то монастырь укреплять. Из Притца отродясь мы не знали никакой угрозы. К тому же на границе — непролазный лес, тянется далеко, а единственная дорога к соседям расположена намного южнее, ближе к Бранну. — И что же случилось? — встревожился Ленард. — Почему не прислали гонца в столицу или хотя бы в Бримарр, к барону? — Да вот… не подумали, как лучше сделать. Отправили монаха ко мне, тот сначала добрался до моей обители, ему сказали, что я в Вияме, пока он меня нашел… — То есть он сейчас в городе? — перебил Кристиан. — Ваше преподобие, что ж вы не привели его к нам? Где разместили брата? — В церковной гостинице, — понурил голову приор. Кристиан тут же позвал Тьерри и велел отправить за монахом крытую повозку. — Ваше величество, — робко попытался возразить приор, — ночь ведь скоро, да и послание из обители Блаженного Гасса, прошу заметить, более чем странное. — Вот мы и разберемся, — оборвал приора Кристиан, поспешно добавил, впрочем: — Прошу простить, ваше преподобие, но лучше пусть окажется, что кому-то из монахов что-то померещилось, чем потом придется отправлять на границу дознавателей или, куда хуже, наемников для защиты монастыря. — Упаси Единый! — истово отозвался приор, зашевелил губами, неслышно творя молитву. В ожидании вестника с неведомыми пока еще новостями возобновился за столом прежний разговор. Теперь уже пресветлую Тайру аккуратно расспрашивали: о городе, о стоящемся университете, об эльфийских обычаях — и как они без ведьм-то обходятся? — нет-нет да бросали взгляды на Мэта, безмятежно попивающего чай. После ужина все разошлись по комнатам. Кристиан осторожно подошел к двери в часовню, прислушался, потом тихонько приоткрыл створку и заглянул в щелку — в часовне было пусто. — Тьерри… Верный эльф неслышно появился за спиной. — Узнай у тетушки, хочет ли она есть. — Хорошо, государь. Кристиан поколебался, но все же зашел в часовню, аккуратно притворил за собой дверь. Задумался, глядя на ровное пламя свечей. Странные вести с границы с Притцем. И Барток когда-то пришел из Притца. Как-то он там сейчас, в начинающейся войне? Что за вести принесет монах — и с чем придется справляться, уже не ожидая помощи от верного друга? Что, если... Он встряхнул головой, усмехнулся: нет уж, это даже не самонадеянность, а гордыня! Поднес к пламени пару ароматных иларийских палочек, оставил куриться в узкогорлом кувшинчике. Большинство жителей Гутрума исправно выполнили распоряжения государей: тщательно сохранили урожай, запаслись провизией, за редким исключением (эти исключения сразу попадали в поле зрения дознавателей) воздерживались от расточительных пиров и застолий. Но шло время, а предсказанное несчастье все не наступало. Жизнь в королевстве кипела — никто не сидел без работы: каменщики, плотники, столяры, кузнецы, другие ремесленники зарабатывали как никогда раньше. Джулиус в Земерканде едва ли не неделями жил на стройках верфей, не видя жену и дочерей. Но, как писал бывший старый греховодник, Мадин терпела, благо она теперь не скучала. Помимо забот о детях, она продолжала помогать приору Вейлину: открыла в городе две новые школы для детей бедняков — одну для мальчиков, вторую для девочек, расширила больницы, созданные еще Мельяром и Латишей. Кристиан попытался припомнить свою первую встречу с Мадин — и не смог толком. Тихая, неприметная, серая мышка — миловидная, но головы не поднимет, лишнего слова не проронит. Теперь же герцогиня вела оживленную переписку с Мейнир; начав с обустройства школ и призрения сирот, дамы сдружились и обменивались и новостями, и советами по благотворительным делам, и даже рецептами. Кристиан провел пальцами по резной притолоке. Лени показывал ему в столице изразцы, присланные с нарочным — не успели к ярмарке, так хоть в руки государю передать диковинку. Мадин подключила к поискам и преподобного, и вновь назначенного земеркандского дознавателя — и отыскала-таки старика, сохранившего в свои почти сто лет не только память, но и рецепты ремесла, убедила его обучить еще мастеров и сама не погнушалась, послушно следуя указаниям, изготовить несколько изразцов. Ими выложили маленький узор на стене в комнате младшей дочери. И о книгопечатании Мадин тоже не забыла. И о собственном производстве бумаги. А там и Мейнир загорелась — не хотелось отставать от молодой подруги. За эти два герцогства Кристиан был спокоен. А на них с Лени оставались Виям и Бранн. К границе с Макенией, помимо свежих отрядов наемников, отправились две экспедиции по разведке запасов недр. Уже наметили место, где вскоре должны были развернуть добычу угля — пока что силами каторжан, но и тут неугомонный ум Лени опять вмешался. Издали указ, что за добросовестную работу срок каторги могли уменьшить, а после его отбытия и участок земли в тех, пока еще пустынных, землях выделить. Кроме каторжников неожиданно отправились с первым отрядом братья из ордена Молчальников. Как пояснил глава ордена, испросивший для того особой аудиенции у государей, и место пока еще тихое, как раз подходящее немногословной братии, и людям, что там окажутся — по своей ли, по государевой ли воле, — помощь духовная нужна будет никак не меньше теплого жилья да сытной еды. Так что же так тревожило Кристиана? Неизвестность. Скоро закончится зима, настанет весна, пора будет пахать землю, сеять, сажать — а вдруг как раз и нагрянет то страшное, что предсказывали ведьмы? И чем оно окажется? Холода ли побьют все всходы, или зарядят дожди и разольются реки, затопив селения и улицы городов? Может, в горах на южных границах случится землетрясение? Так оно не затронет равнинную часть королевства, не пострадают от него ни посевы, ни строения. Пограничным заставам разве что следует опасаться — придется спасать людей, восстанавливать стены. И если кто-то решит выбрать именно этот момент, чтобы посягнуть на Гутрум, как скоро получится отразить нападение? А вдруг мор? Этого Кристиан боялся больше всего. Гутрум давно не знал подобного — болезней от грязной воды не случалось уже много десятилетий, если где вспыхивала лихорадка, так больных сразу свозили в больницы, в монастыри, не давая распространяться заразе. А членов семей запирали до поры в домах, снабжая всем необходимым. Эти традиции появились в Гутруме еще во времена владычества Лиманской империи. Но откуда взяться новой болезни — не иначе как от соседей? В Макении болезни от дурной воды были нередки, а что творилось в Притце — никто и слыхом не слыхивал. К счастью, теперь на помощь целителям пришли бы и колдуны с ведьмами, но и тут Кристиан нашел повод обеспокоиться — не опоздал ли он со сменой власти, с возвращением прав и свобод носителям запретного знания? Справятся ли они — пусть и все вместе, да с милостью Единого, да с помощью богов? Кристиан подошел к невысокому шкафчику, достал все ту же, еще материнскую, книжицу, провел пальцами по единственной записи, что оставил там сам, покачал головой. Нет, именно об этом он бы попросил снова и снова. Он взрослый, сильный, воин... полукровка — он ответит за все. В дверь тихо постучали. — Государь, — послышался голос Тьерри, — монаха привезли. Надо же, как долго он пробыл в часовне, а казалось, что всего несколько минут. Кристиан выглянул в коридор. — В кабинете? — коротко спросил он. — Да, государь. Ваш супруг-государь уже там. Кристиан шагнул назад, в часовню, и молча вернул книжицу на место. Выбросил отгоревшие курительные палочки, зажег и оставил в кувшинчике свежие. Попенял себе, будто нарочно не торопится выяснить, в чем там дело на далекой границе с неведомым Притцем. Тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, решительно покинул часовню и направился в кабинет. Лени, ожидая его, угощал монаха сладким фруктовым отваром и свежими булочками на пару. И, конечно, расспрашивал о жизни в дальней обители. Когда Кристиан вошел, монах как раз говорил о террасах, устроенных по склонам холмов — под огороды. Увидев второго государя, монах, молодой еще парень, едва не поперхнулся, вскочил, явно не зная, куда девать руки, занятые кружкой и едва надкушенной булкой. — Что вы, сидите, брат... — сказал Кристиан, проходя к столу. — Продолжайте рассказ, мне тоже любопытно послушать. Никогда не был в вашей обители. — Да она совсем небольшая, ваше величество, — ответил монах. — Как ваше имя? — спросил Кристиан. — Брат Каллен, государь. — Продолжайте, брат Каллен… И не стесняйтесь, ешьте. Мы не в пиршественном зале, и кому какое дело до этикетов. — Так вот, государи, обитель наша небольшая, нас там всего двадцать человек братии. Монастырь наш тоже обустроен на террасах, кельи — вроде небольших домиков, задняя часть каждого утоплена прямо в склон холма, а спереди, значится, возведена стена из кирпичей, проделаны оконца и двери. Живем мы в каждом доме вчетвером, да так, чтобы молодые и старые держались вместе. С утра поднимаемся на холм, чтобы вместе совершить службу в храме, потом идем в трапезную, завтракаем и расходимся каждый исполнять работы, назначенные на сегодня. Вечером опять собираемся на службу, потом на трапезу и расходимся по кельям. — А всего ли хватает? — с участием поинтересовался Ленард. — Ведь арендаторов у вас нет. Можете ли вы обеспечить себя продовольствием? — Мы нужды не знаем, государь. Муку нам привозят, правда. Но сою растим, пчелок разводим, у нас обширные огороды, да и свиней держим, птицу тоже. Курам что — они сами себе корм найдут летом, хрюшек нетрудно прокормить. А для четырех коз траву всегда запасем. Уж простите, государи, за такие подробности. — Незачем извиняться, брат Каллен, — улыбнулся Ленард. — Надеюсь, при нынешнем Верховном приоре дела у вас идут лучше, чем раньше? — Грех жаловаться, — кивнул монах. — Приезжал к нам посланник от главы ордена, записал, в чем имеем недостачу, и все нам прислали. Книги опять же новые, да еще и напечатанные. Есть пища для ума. Сами понимаете, кроме времени, проведенном в храме, мы храним молчание, общаемся или жестами, или пишем на восковых дощечках, которые висят у каждого на поясе. Отец-настоятель благословил меня временно нарушить обет, чтобы сообщить вам, государи, наши тревожные вести. — Что же потревожило ваш покой, брат? — спросил Кристиан, а Лени, не дожидаясь просьбы, встал, разыскивая на полке футляр с картами. — Лихие люди, звери, может, в самой природе что-то непонятное происходит? — Волки. — Монах отпил еще, фруктовый отвар явно пришелся ему по вкусу. — Волки, ваши величества, простите покорно. Былые зимы мы видали, конечно, зверье — и зайцев, и росомах, и лис, да и кабанов, медведей, и волков тех же. Мы ловушек не ставим, с острогами да луками не ходим, вот твари господни нас-то и не боятся. Но чтобы столько их собралось! Тут уж не только мои сверстники, даже брат Бриан, что на свете живет восемь десятков лет, и шесть десятков из них — в нашей обители, такого не припомнит. Лени удивленно посмотрел на мужа, тот покачал головой. Если только какое-то бедствие выгнало волков, собрало всех вместе... но коли бы горел лес или тряслась земля, монахи бы знали, заметили это. — И вы видели волков? — спросил Ленард. — Если бы увидели, то Единому души от страха отдали. Воют каждую ночь, будто переговариваются. Будто собираются отовсюду, ваши величества. И все больше их, больше. По вою судя, так с полсотни, не меньше. И все чего-то ждут. На той стороне границы один сплошной лес, людей там нет — мы сроду не видели, чтобы хотя бы одинокий дымок от костра охотника поднимался в небо. А теперь вот каждую ночь… песнопения, прости Единый. — А кроме волков? — спросил Кристиан. — Все ли благополучно в обители и за ее стенами? Брат Каллен с достоинством кивнул. — Зима не холодней обычного, да и указы ваши, государи, мы по мере сил и возможности исполнили, так что братья ни в дровах, ни в еде, ни в лекарственных травах и снадобьях недостатка не имеют. Будет нужда — сможем и путников принять, если кого вдруг занесет в наши края. В тесноте да, милостью Единого, под кровом. — Отрадно слышать, — Кристиан улыбнулся. — Отдыхайте, брат, утром вас проводят к вашему главе. Будьте нашим гостем. Лени позвонил в колокольчик, призывая слугу. Распорядился устроить монаха на ночлег. Кристиан выбрал нужную карту, развернул на столе, придавив края чернильницей и собственным кинжалом. Нашел крохотную обитель почти на самой границе, рассеянно чертил пальцем по окрестным горам и лесам, гадая, что там понадобилось волкам. Или что их оттуда гонит. — И что нам делать, Кристи? Посылать отряд наемников или созвать охотников? — А за что этих волков убивать? — ответил вопросом Кристиан. — За то, что песни поют по ночам? Нападений, как я понял, не было. Ни на монастырский скот, ни, упаси Единый, на монахов. Если какая-то беда гонит зверей на нашу сторону, то послать им навстречу охотников... — он покачал головой. Лени устыдился даже — это ведь ему полагалось бы смягчать сердце мужа-воина, вступаться за невинных. — Странно ведут себя, — сказал он тем не менее. — Если бы выли лишь в полнолуние, я бы подумал, что к нам оборотни пожаловали, но брат говорил, что воют каждую ночь. Вроде бы и на бешенство не похоже — не осень на дворе, да и никогда бешеные животные не станут сбиваться в стаи. Но что-то здесь не то. Кристиан снова посмотрел на карту. — Только не охотников, — сказал твердо. — Думается... с пресветлой Тайрой бы посоветоваться. Эльфов туда направить. Хоть одного-двух. Они же и со зверьем договориться смогут, и волчьей шкурой не соблазнятся. И даже если там не совсем уж волки... — Такого быть не может, — замотал Лени головой, — никто по своей воле, помимо полнолуния, не оборачивается. Когда я гневаюсь, зверь из меня только частью показывается. Но полностью я бы не смог обернуться. Ленард пожалел, что сестра Уэлла задержалась в Бранне, собиралась приехать лишь к полнолунию. Может, она чего-нибудь знала — ведь поклонялась Луне.***
На другой день Собор возобновился. Отвлеченные загадкой волчьего нашествия, Кристиан и Ленард чувствовали себя значительно лучше. Да и Фрайда, кажется, успокоилась — Кристиан вчера до полуночи шептался с ней, утешал. Нынче на заседании опять слушали свидетелей. Дело шло к концу. Каждый церковный чин, уполномоченный выносить вердикт, должен был составить речь, где бы высказал свою точку зрения, рассмотрел все за и против причисления покойной герцогини к лику святых. Завтра всем надлежало молиться и размышлять. Заседание длилось недолго, в замок вернулись в три пополудни. Кристиан решил про себя, что ему незачем слишком переживать о решении Собора — в сердце своем он и так почитал мать. Успокоившись и оставив в стороне хотя бы часть своих тревог, он попросил пресветлую Тайру прийти к нему в кабинет для беседы. Эльфы, родные ему по крови, хоть и были такими же его подданными, как люди, и ведьмы, и оборотни, но оставались для него загадкой. Ленард же поехал с Грону и членами городского совета по улицам Вияма: осматривать стройки, намечать необходимое — наконец-то он мог заняться любимым делом. К тому же следовало найти место для строительства чиновничьих палат. Кристиан расхаживал по кабинету, ожидая эльфийку. Тьерри приготовил поднос с бокалами, вином, зимними фруктами из замковой оранжереи, заведенной еще герцогиней Альвевой. Тайра вошла в распахнутую слугой дверь, присела в вежливом реверансе. Кристиан поцеловал ей руку, предложил кресло, наполнил бокалы. Взял карту со стола. — Взгляните, пресветлая, — сказал ей, едва они пригубили вино и Тайра очистила сочный, хоть и бледноватый персик. — Может, вам знакомы эти места? — Географию Гутрума я знаю, хотя бы по картам, — улыбнулась эльфийка. — Это Бримарр, горы на границе с Притцем. Самолично я там никогда не бывала. — Люди здесь тоже редки, поэтому братья Молчальники и выбрали это место для своей обители. — Кристиан коротко изложил известия, принесенные монахом, помолчал и спросил прямо: — Пресветлая, могут ли эльфы помочь нам разобраться в этой странности? — У вас нет охотников, государь? — спросила Тайра, разглядывая карту. — Есть, — кивнул Кристиан. — Но не эльфы ли учили людей не бить зверя без нужды, лишь по капризу или из страха? Я отправил бы туда своих людей, десяток или два, не охотников — воинов. Но не помешали бы те, кто знает законы леса и может как направить стрелу, так и остановить ее. — За лесными эльфами придется посылать в Каррас, государь, — Тайра нахмурилась. — Могу приказать двоим явиться из Майшена, но что могут городские эльфы сделать с волками? А пока гонец доедет до Карраса, не случится ли несчастья в обители? Волки эти и впрямь ведут себя странно. Разве что они оборотни. — Мы думали об этом, — сказал Кристиан. — Но волчий вой слышали при восходящей луне. Задолго до полнолуния. Лени сам удивлен. — Это могут быть исконные оборотни, природные. Как ваши медведи. Государь Ленард ведь рожден от мужчины и женщины, не от волка и волчицы. Он был проклят до рождения. Это совсем не то, чтобы детеныша зачали два волка. Монах прибывший говорит, будто их полсотни. Мне самой в это с трудом верится. Не одичали бы совсем. — Я думал, — удивленно заметил Кристиан, — такими бывают лишь медведи. — Что вы, государь, многие звери; а поговаривают, и деревья достигают совершенства и принимают человеческий облик. Вот про деревья-то, пожалуй, и сказки, а волки, лисы, барсуки, даже коты, государь, бывает, обретают способность менять обличье. — Так что же, получается, что все они изначально звери, а потом уже люди? — поразился Кристиан. — Да, государь, — подтвердила Тайра. — Природа зверя в них сильней, им и одичать легче. «Единый, да что же этим волкам нужно?» — промелькнула у Кристиана мысль. — Я напишу герцогине Мейнир, — сказал он, — пусть отправит в леса гонцов. Если из Карраса эльфы явятся, но их помощь не потребуется, так у нас есть о чем их расспросить. Тайра кивнула согласно и, сочтя прием оконченным, поднялась. Кристиан последовал за ней, проводил к двери и вернулся за стол, обдумывая послание Мейнир. Община эльфов поселилась далековато от столицы, но если направить их к Диллисе, то по реке они могли доплыть до Бранна. Оттуда неделю до Вияма — это если скакать без отдыха. А пока еще до Бримарра доберутся. Кристиан невольно представил разоренный монастырь, поеденный скот, убитых монахов, налил вина и почти залпом осушил кубок. Неужели наемники — это единственный выход? Но тут за дверью послышалась уверенная, молодая поступь Лени. — Не бойся, входи, — говорил он кому-то.***
Покинув Собор, Ленард вместе с Грону отправился осматривать, как идут дела по строительству больших торговых палат на месте снесенных трущоб. Все гильдии города скинулись на эту стройку, казна же возвела беднякам, жившим тут прежде, новое жилье, предназначенное для съема за мизерную плату. Куда лучше тех лачуг, где бедняки ютились прежде. Жить им предлагалось небольшими общинами, с общими кухнями на несколько комнат, с общей баней на четыре дома, но везде имелись колодцы, участки под небольшие огороды, сарайчики для скарба и отхожие места с тщательно укрепленными стенками, куда сливалось содержимое ночных горшков. Что касается торговых палат, то строили их с размахом: тут и магазинчики с прилавками и хранилищами товара, и надежные склады. Строили на лиманский манер — чтобы и более-менее недорого, и на века. В Гутрум вернулись бетон и облицовочный кирпич. Ленард объезжал обширную строительную площадку по периметру, сверяясь с чертежами, когда позади послышался шум и крики. Ленард обернулся — охрана схватила мужчину, закутанного в лохмотья. — Мы видели его на одной из улиц, ваше величество, — доложил капитан. — Думали: нищий. Увидел нас — и скрылся в переулке. И вот опять — за стеной склада прятался. — Таких нищих теперь на улицах Вияма не найти днем с огнем, — заметил Грону. — А ну, парни, пошарьте у него под лохмотьями, не прячет ли он там оружие? Мужчина задергался в руках стражников, попытался вырваться — по всему видать, он обладал недюжинной силой, его с трудом удерживали за руки. Один из стражников резко сдернул с пойманного лохмотья, и тот остался совсем нагим. Видимо, мужчина такого обращения снести не смог и… зарычал. — Стойте! — крикнул тут Ленард, подъехал ближе и соскочил с коня. Жестом он велел стражникам отпустить нищего. На лице у того появилось восторженное выражение, он вдруг опустился на колени и обнял ноги Ленарда. — Государь, — пробормотал странный незнакомец. Понять, что он говорит, было нелегко — вроде бы и на гутрумском, но как-то невнятно. — Вставай, вставай, — Ленард поднял его за плечи, скинул плащ и закутал в него нагое тело. Мужчина еще плотнее завернулся в ткань и стал ее нюхать, едва ли не постанывая, а может, и поскуливая. — Откуда ты? — Ленард так и продолжал держать его за плечи. — Из Притца, очень долго бежал, — ответил незнакомец, — меня послали к тебе, государь. — Так это вы воете по ночам, пугая почтенных монахов? — рассмеялся Ленард. — Я по следам монаха и шел, государь, — усмехнулся волк. — Долго шел, долго прятался. — Поехали в замок. Трауф, помогите моему гостю забраться на коня позади меня. — С этими словами Ленард вскочил на своего верного Блейта. Капитан засомневался, но получил такой взгляд от Ленарда, что поспешил подсадить волка, с которого чуть было не свалился плащ. Закутавшись вновь, тот без всякого стеснения вдруг обхватил государя поперек торса. — Держись, — только и сказал на то Ленард. — Как твое имя? — Юргас, — ответил волк. — Вперед, — скомандовал Ленард, и весь отряд тронулся обратно по направлению в замок. Вот уж разлетелись в тот вечер слухи по всему Вияму: кто только что не выдумывал, не фантазировал, слыша историю о том, как государь ехал на коне по улицам, а позади него сидел какой-то оборванец, закутанный в королевский плащ, и «облапывал он, значится, государя нашего».***
— Не бойся, входи. Кристиан поднял голову, не встревоженный — опасного или даже подозрительного охрана близко бы к Лени не подпустила, да и сам волк уже давно не был беззащитным мальчишкой, впервые взявшим в руки меч, — но удивленный, кто же настолько заинтересовал Ленарда, что даже приглашение в замок получил. Увидев молодого, но какого-то взъерошенного, словно не знавшего или долго не видевшего ни расчески, ни мыльного корня мужчину, завернутого в плащ Лени и напряженного обнюхивающего все вокруг, он поднялся и вопросительно посмотрел на супруга. — Волк из-под монастыря, — сказал Ленард. — Вот, пришел к нам. Ему одежда нужна и... Сейчас распоряжусь. Он кликнул слуг, приказал топить замковую баню, греть ужин для позднего гостя. — Да подберите одежду, — добавил он. Волк несколько опешил — не то чтобы он боялся чего-то в доме «вожака», но все же на него обрушилось зараз слишком много новых впечатлений, новых запахов, да еще второй государь сидел перед ним. Волк поклонился низко, но, кажется, опять проглотил язык, как давеча перед стражей. — Ничего, Юргас, — сказал Ленард, — вымоешься, поешь, а потом потолкуем. Кристиан невольно подивился новым, прежде не слышанным в устах супруга интонациям: он говорил быстро, деловито, но при этом с явным покровительством в голосе. Кристиан слышал, как его волк разговаривает с простыми людьми на равных, как беседует с церковниками, как иногда даже гневается, если его приказы не исполняют. Он заботился о людях и проявлял участие к ним едва ли не каждый божий день, но выказывать кому-то покровительство, как к низшему, — ни к кому и никогда ранее. Но волк вел себя так, будто ничего иного от Ленарда и не ожидал. За гостем пришел слуга. Юргас покосился на второго государя, опять отвесил поклон, затем еще более низкий — королю-вожаку и послушно пошел, куда вели. Кристиан выждал немного и спросил Лени, то ли в шутку, то ли всерьез: — Твоя стая? Тот пожал плечами. — Надо с ним поговорить. Пришел ведь. Не просто же поесть, переночевать да нарядом разжиться. Что ему тот наряд — до первого обращения. — Разденется сперва, чай, — расхохотался вдруг Кристиан. — Но у меня, признаюсь, отлегло от сердца. Не придется эльфов из лесов вызывать на подмогу. Хорошо я еще не успел составить Мейнир письмо и отправить. — Даже жаль немного, — вздохнул Лени. — Хоть посмотреть на них, какие они, лесные эльфы-то. Мэта я видел, и Тайру вот тоже, ну, само собой, Тьерри... и ты, конечно же, но... — Теперь можно не волноваться насчет волков и позвать эльфов уже не на подмогу, а просто в гости, а еще лучше созвать представителей из других мест тоже. Ленард подошел к супругу и присел к нему на колени. — Мы даже не знаем, сколько их осталось, — сказал он, — не пора ли устроить перепись? Кристиан подумал, прежде чем ответить. — Пожалуй, пора, — решил он, обнимая супруга. — Народ теперь не заподозрит нас в дурных намерениях. Да заодно и новых чиновников в деле посмотрим — как-то они справятся, чтобы и все нужные сведения собрать, и никого не обидеть. — Заодно проверим, сколько и чего в хозяйствах имеется, — предложил Ленард. — И можно попросить Мельяра — пусть церковь поможет в переписи, обратится к народу по приходам, да и священники свою паству лучше всех чиновников знают. — Поможет, — согласился Кристиан, — но не более. Не церковное это дело. Незачем и взваливать лишнего. — А то ты Мельяра не знаешь, — усмехнулся Ленард, потом вздохнул и обхватил супруга за шею. — Спать хочется — сил нет, но рано. — Вот заснешь у меня на коленях, а тут волк твой явится, — в шутку подначил Кристиан. — Оба мы устали, душа моя. Когда вернемся в Бранн, отдохнем хотя бы пару дней. Ленард усмехнулся вторично, явно не веря в такие обещания. Поцеловал Кристиана и слез с его колен. Волка привели через полчаса — довольно быстро. Вымылся он тщательно, причесался — значит, ел второпях. Одели его скромно, но добротно — выдали чистое белье, коричневые штаны с лямками под ступней, с носками поверх, войлочные туфли, тунику, прикрывавшую помочи штанов и гульфик, и свободную верхнюю рубаху из синей шерсти. Ни дать ни взять вполне приличный горожанин. Волк старался не суетиться и не слишком принюхиваться, ступать спокойно. Да и выглядел после бани и ужина он лучше. Кристиан смотрел на волка с тщательно скрываемым любопытством. У медведей во внешности имелась одна примета, сразу выделявшая их и среди оборотней, и среди людей, — глубокая вертикальная морщина между бровями. Внешне волк отличался определенной привлекательностью, но на свой манер: черты лица его были резкими и острыми, не сказать что суровыми, но жестковатыми. Волосы черные, глаза серо-голубые, а цвет лица слегка темноватый. Войдя в кабинет, Юргас вновь поклонился обоим государям и стоял, ожидая, пока к нему обратятся. — Что ж вы, почтенный, и собратья ваши так монахов испугали, — сказал Кристиан без упрека, скорее весело. — Поговорить собрались, о важном, видать, раз в итоге у нас оказались. Мы слушаем. — Домой хотим, государи. Просим нижайше принять нас под ваше покровительство, — при этих словах волк упал на колени. Ленард велел волку подняться, а слуга тут же поставил для него стул. — Ступай, — тут же отпустил слугу Кристиан и удивленно спросил у волка: — Домой? Так вы гутрумцы? Вот не знал. И сколько вас? Где собираетесь жить, чем заниматься? Община ваших братьев на юге Бранна, насколько знаю, процветает, но склонны ли и вы к земледелию? Да к тому же те волки, получается, как мы выяснили сегодня, не природные. — Мы потомки тех, кто бежал в Притц во время гонений, государь, — ответил волк, нерешительно садясь. — Никто нас там не трогал, но жили мы подальше от всех. Люди нас не то чтобы боялись, но сторонились. Свой язык мы не забыли — все надеялись, что удастся вернуться на родину. Земледелию мы, конечно, обучились — жизнь заставила, но больше промышляли охотой, особенно зимой. Леса в Притце обширные, а народу живет на так много, да и баронов у них нет — кланами живут. — Значит, наши, — сказал Ленард. — Это же прекрасно, что вы возвращаетесь! Значит... — он посмотрел на мужа, и Кристиан кивнул, понимая, что хочет сказать супруг «значит, мы все делаем правильно». — Надо только продумать, как вам жить здесь, дома, чем заниматься. Земледелием вы занимались вынужденно, если я понял правильно. Охота... королевские леса частично переданы эльфам. Юргас заерзал на своем табурете. — Вы с ними не враждуете, надеюсь? — осторожно спросил Ленард. — По рассказам дедов судя, раньше не враждовали. Но в Притце нет эльфов. Совсем. И говорят, они там и не жили никогда. Может, зимы слишком суровыми казались. А нам там хорошо, — волк широко улыбнулся, — страсть любим по снегу бегать. — Тут он спохватился и напустил на себя серьезный вид. — У нас ведь хотя и не совсем как у зверей, но все же в стае равенства нет. Кто-то охотился, а кто-то в земле копался и сорняки полол. Кристиан покачал головой. — Гутрумцы все равны, — сказал мягко, но уверенно. — Я поклялся в том Единому и не нарушу свое слово. Вмешиваться в ваши обычаи и традиции мы не станем, но вокруг вас люди. И если кто-то из ваших братьев захочет жить по другим правилам, другим законам, станете ли вы препятствовать ему? — Государь, я не могу за наших вожаков говорить, — понурился Юргас, — у нас главные Нилес и его волчица Илрид. Но думаю, что никто из наших не захочет нарушать обычаи предков. Мы все же не совсем люди, государь. Если волк не станет слушаться вожака, он мертвый волк. — Приходите, — вмешался Лени. — Побудьте нашими гостями. Мы найдем место, где вам пожить, пока присмотритесь к Гутруму да определитесь, чем заняться, какое герцогство выбрать. А там... решите сами, что да как. Была бы добрая воля да милость Единого, все сложится. — Государь, мы хотим быть вашими, — с молящими интонациями произнес Юргас. Лени посмотрел на супруга. Поднялся с места. Юргас тоже вскочил. — Мы принимаем вас и приглашаем в Гутрум, — сказал чуточку торжественно Ленард. — Возвращайтесь домой. Вас здесь ждут. — Тогда я, с вашего позволения, побегу назад, — Юргас даже сделал движение в сторону двери, будто прямо сейчас хотел бежать до границы. — Куда? — рассмеялся Ленард. — Стой, неразумный! Юргас посмотрел на него умильно, будто вилял, как собака, отсутствующим в человечьем обличии хвостом. — Расскажешь, сколько вас, сколько мужчин и женщин, есть ли дети, скарб есть ли. Отправим отряд, подводы — все как полагается. Не в шкурах же вы через границу побежите. Да если даже и в шкурах — вам же провожатые нужны. — Да мы как-то... — смущенно начал волк. — Привычные сами-то. И обсудили все. Монахов-то не хотели тревожить, да и скотину их не трогали. Она человеком пахнет, что ж мы, не понимаем, что чужое. В лесу-то прокормиться можно. — Привычные вы в Притце, где — ты сам сказал — людей не так много. А в Бриммаре — горная добыча, мастерские, деревни с крестьянами. Слушай, что тебе говорят! — рыкнул Ленард напоследок. Юргас склонил голову, и Кристиан будто воочию увидел поджатый хвост. Вызванный колокольчиком слуга проводил гостя в комнату, где его ждала застеленная кровать, и Лени перебрался ближе к мужу, за стол. Кристиан развернул большую карту Вияма. — Куда ты их определишь, волков? — спросил, разглядывая окрестности. — К себе в имение не отправишь, не крестьяне они, это ясно. Может, отдать им леса — в том же Бранне? Охотники они явно неплохие, так кому же и следить за лесом, как не им. Больных зверей, браконьеров, порубщиков, тех, кто костры жжет, и выследят, и задержат. Лени кивнул. — Можно поставить... кордоны в лесу, — сказал он. — Чтобы могли жить в человеческом обличье. В зверином уж как-нибудь и сами обустроятся. Кристиан задумчиво почесал нос. — Ты что-то придумал? — угадал Лени, придвигая свой стул совсем близко. — Придумал, я же вижу. — Да подумал о Стромасе. Дознаватели — это хорошо, правильно, и обучить их он сможет, но это ведь не все. Иногда ведь нужно не только все осмотреть, обдумать и вычислить, кто виноват. Надо виноватого еще и выследить, а с волчьим чутьем это же, считай, та же охота. Так может, кто из волков захочет пойти в помощники дознавателей? — Возможно, но это будет означать, что им придется разделиться и больше не жить одной стаей. Захотят ли? — Мы ведь не собираемся никого принуждать, — сказал Кристиан. — Просто, как ты и сам понимаешь, им нужно будет чем-то заниматься. Мы предложим им разную работу на выбор, а они решат, чего хотят и как. В Притце они обитали все вместе, но в лесу. И едва ли их с радостью принимали в деревнях и городах. Так что выбора-то и не было. Выживали все вместе единственным возможным способом. Но в Гутруме, надеюсь, у них будет более свободная жизнь. Здесь есть их сородичи, здесь их не станут убивать только за то, кто они. — Надо на них посмотреть — на всех. Насколько они готовы жить среди людей. — Ленард задумался. — Соблазнительно, конечно, забрать их себе, сделать из мужчин воинов. Этот Юргас… я почувствовал что-то родственное, когда увидел его. — Прирученный волк — это собака, — шепнул Кристиан, обняв его. — Очень редко волк рядом с человеком остается волком. Хочешь превратить их в собак, чтобы пасли гражданских овечек? — Разве воины пасут овец? — Они отгоняют чужих волков от своего стада, — Кристиан чуть улыбнулся. — Будет день — будет пища. Но прирученный волк — не собака, Кристи, волк остается волком, даже если любит своего человека. Ты же не считаешь собакой меня? — Я ведь сказал, очень редко такое удается. Но ведь я тебя и не приручал, мы просто... притерлись друг к другу. — Я бы не против еще… потереться, — рассмеялся Лени. — Идем, мой пожилой государь, я согрею твои старые косточки. — Пожилой, значит, — сурово протянул Кристиан, прижимая его к себе. Лени притворно охнул, запрокинул голову, открывая горло. Кристиан легко, едва заметно прихватил зубами кожу на шее мужа. — Запомнил, — прошептал тот, довольный. — Отнести тебя в спальню? — шепнул Кристиан. — Я сам дойду! — возмутился Лени, вскочил со стула и отбежал в сторону. — Какой у меня взрослый волк, — «рыкнул» Кристиан, бросаясь за ним, — своими лапами ходит. А вот я тебя! Ленард заорал совсем не «по-королевски» и шмыгнул в спальню. Кристиан вбежал следом и захлопнул дверь — и вовремя, иначе бы несдобровать в коридоре стражнику, которого вдруг скрутил приступ кашля.***
На другой день на Собор не поехали, да и зачем? Только смущать важное собрание своим присутствием. Остались в замке, занимаясь делами и ожидая вестей от Мельяра. Заодно отдали распоряжения насчет подвод и охраны для встречи волков. Познакомили брата Каллена с Юргасом. Монах обрадовался, узнав, что волки монастырю не угрожают, сразу принялся расспрашивать волка о житье-бытье стаи, сочувствовать — да как же они там одни-то, в лесах! Волк смущался — и монашеского звания Каллена, и своего невнятного выговора, да и не привык он к такому вниманию к своей персоне. Монах и оборотень сидели на каменной лавке, скрытые кустами. За стеной перекрикивались люди, ржали лошади, скрипели телеги — собирался небольшой караван. Брат Каллен, привычный к звукам хозяйства, рассуждал негромко, как устроятся волчьи дела на новом месте, среди людей, как милость Единого проливается на все его творения. Юргас, о Едином слышавший немного, собрался наконец с мыслями и спросил о нем. — Мы издавна поклоняемся Лигис, — и он указал на еле видный на утреннем небе серп. — Не заставят ли нас молиться Единому? Может, он и могущественный бог, но Лигис — наша мать, а мы — ее дети. Монах будто обрадовался, замахал руками горячо. — Что вы, уважаемый! — даже со скамьи вскочил. — Ну как можно заставить молиться? Единый не обидит детей своих, никогда, ни за что! Вы почитаете Лигис, а и она ведь — Его творение. — Наши предания говорят, что Лигис — дочь Гезир, — и волк провел ладонью по земле. — Что однажды из черных глубин прилетело огромное огненное чудовище, ударило Гезир в бок и вырвало у нее кусок плоти. Страшно мучилась Гезир, долго залечивала раны, но однажды увидела она в небесах сияющую Лигис, которая родилась из ее плоти. Как почтительная дочь, Лигис всегда плавает в небесах рядом со своей матерью, и ее лик вечно обращен к Гезир. Брат Каллен задумался. Конечно, он знал некоторые небесные тела, но не задумывался о том, откуда они взялись и как связаны. — Пути Единого неведомы, — сказал он осторожно. — Но все на свете создано им, любимо им и оберегаемо. Он дал нам заповеди мирной жизни и уважения друг к другу; соблюдая их, мы сохраним наш мир в чистоте первозданного творения. Либо очистим то, что было осквернено по случайности или злому умыслу. — Э, брат, хорошо говоришь, — прищурился волк, — но только и боги тому же учат. Но не будем ссориться, — прибавил он поспешно, — ни к чему спорить, чей бог лучше. Ибо, — тут он важно поднял палец, — богов много, а вожак на земле — один. В нашем случае — двое, но и хорошо: в два раза больше заботы государи могут уделить стае, то есть подданным. У нас вот тоже — есть волк, и есть его волчица. Монах кивнул. — Кое-где в приходах, — сказал он, — у священников и супруги имеются. Единый не дает указаний, кому с кем жить или не жить. А коли встретишь человека по сердцу и чтоб в делах был помощником, это точно благословение Творца. Государи наши за всей страной смотрят как за своими домочадцами. — Вести об этом дошли и до нас, — кивнул волк, — вот почему мы захотели вернуться домой. Пусть и обширен Притц, и необозримы в нем леса, но на родине лучше. — А вы... — задумчиво начал монах. — Вы... простите, уважаемый, только в лесах и обитаете? Юргас пожал плечами. — А что нам в деревне-то делать? Землю копать да зерно сеять не для нас, да и просто жить рядом с крестьянами не выйдет, может, и станут нас терпеть, да страх за скотину никуда не денется. В городах надо ремесло знать или в книжной науке быть сведущим, снова не про нас. — Но вы же не голыми бегаете, когда не в шкуре-то? — недоумевал брат Каллен. — Непонятно. Может, в Притце вы жили и особняком, раз лесов много, а людские поселения не везде встречаются. Но ведь вы бежали в Притц из Гутрума, а здесь завсегда было многолюдно. Да и земля, леса никогда ничейными не были. Как вы раньше жили, что ваши старики рассказывали? Юргас вздохнул: — Бежали-то те, кто выжил, — сказал он горько. — Как раз те, кто старался в лесу притаиться, на окраине схорониться, подальше от рода людского. А те, кто жил среди людей, как они, с ними... ну тех-то первыми и убивали. Легко ли, думаете, брат, было стариков убедить вернуться? — Нелегко, — с горечью ответил монах. — Старики-то ваши нынешние в те времена мальцами были. Вот уж наслушались от родителей, да и сами, поди, ужасы гонений всю жизнь забыть не могли. — И не забыли, — подтвердил Юргас. — И мы их рассказы помним. Но то, что государь... ну, можно сказать, один из нас... убедило и стариков. — Вот увидите: нынче всем живется хорошо. А вы знаете, что у государя Ленарда в имении живут медведи? Несколько семей. И прекрасно живут. — Медведи, — мечтательно промолвил Юргас. — Они домовитые, хозяйственные. — А еще я тут слышал в замке, — продолжал потихоньку сплетничать монах, — что при государе Ленарде служит ведьма, она тоже Лигис поклоняется. — И она... человек? — уточнил Юргас. — Конечно, — кивнул монах. — Да и вы человек. Сейчас-то. — Я в человечьем обличии, — осклабился Юргас. — Вот государь — человек. — Вам виднее, уважаемый, — дипломатично согласился монах.***
Со стороны казалось, что наместник гневается на своего чрезмерно расторопного помощника, уж больно мрачно смотрел он на Гарета. — Так значит, договорились святые отцы и матери? — уточнил он еще раз. — Да, ваша милость, — кивнул Гарет. — Совещались-то не так и долго. Часа не прошло, а уже принялись писцу решение диктовать. Ну писец-то свой, у преподобного Гильмара в канцелярии работает, мы с ним на кухню заглянули под вечер, так он мне рассказал. — И что рассказывал? Садись, — Грону указал помощнику на кресло. — Ну, сначала каждый речь произносил. — Гарет удобно умостился и продолжил: — Приоры, приорессы, настоятели высказывали свое мнение. Против прославления никто не выступил, но некоторые настаивали на местном почитании. — А, — почти обреченно вздохнул наместник, — что так, что эдак — нам отдуваться. Ты представляешь, сколько народу сюда заявится, поклониться новой святой, о чуде помолиться или просто поглазеть, где государево детство прошло да где государева матушка жила и скончалась? — Так ведь и хорошо! — убежденно сказал Гарет. — Где люди, там и деньги. И торговцы заработают, и таверны, и крестьяне — продукты-то кто привозит? Вот постоялых дворов у нас маловато, это да. Надо бы с городским советом поговорить, подсказать им. — Думаешь, Гильмар упустит шанс и церковь не построит свои гостиницы? — А пусть и строит, — лихо заявил Гарет. — Только это ж не повод городу свой шанс упускать. — Так чье мнение перевесило-то? — увел Грону разговор в сторону. — Ты так и не сказал. — К святым причислили, с перевесом в четыре голоса. Писец мне по секрету сообщил, что мать Фрайда голосовала за местное почитание. — С чего вдруг? — удивился Грону. — Может, побоялась, что люди скажут, сестра ведь родная. Может, за государя Кристиана тревожится. — Встревожишься тут, — вздохнул Грону. — Только-только престол укрепился. И... матушка государя — эльф. Вот уж... счастье, что государей в народе любят. — А я не понимаю, ну эльф — что такого-то? — возмутился Гарет. — Молод ты еще, — вздохнул Грону. — Не помнишь, как их убивали. Оборотней, как государь Ленард, ведьм, как сестра Уэлла, эльфов, как матушка государя... — Я не помню?! — взвился Гарет. — Да моих братьев деревенские спалить в доме живьем хотели! Если бы не государь Кристиан, погибли бы волчата! Но то староста подбивал — сам лиходей знатный, за что и поплатился. Не стражники же пришли по приказу короля. Законы еще Целестин изменил. Так народ понимать должен, что за грехи и воздаяние, и по справедливости Единого у нас теперь один государь — оборотень, а второй — эльф-полукровка. Грону покачал головой. В виямских он был уверен. Почти уверен. Многие еще с государем Кристианом в бой ходили, так что эльф он или не эльф — им дела нет. Но когда выйдет церковное постановление, надо будет с ними поговорить. — И разве плохо, — продолжал Гарет, — что государей никакая болезнь не возьмет? Что проживут они долгую жизнь? Столько чудесных перемен вокруг, как люди-то зажили! — Ладно, будет, — сказал Грону. — Государи уедут — устроим отдых. — Хорошо, ваша милость. А хотите с нами, то есть со мной и братьями, на реку выбраться? Давно уж не были, всё дела. — Рыбу половить? Разве что с берега — слишком мягкая нынче зима. А что, давай. Свалимся паромщику на голову, в его домике хоть погреться можно. — Возьмем еды, — сказал Гарет. — Мальчишки по берегу побегают. Подмерзло уже, не увязнешь. А то, может, хоть кусок берега у переправы камнем одеть? Мне Маттиас писал про Майшен, и даже рисунки прислал — до чего красиво! — Жаль, мост нельзя перекинуть — река больно широкая. А вот замостить переправу — мысль дельная, — согласился Грону. — Да и дорогу — тоже не мешает. А то до Бранна тракт есть, а до того же Бримарра — нет. — У государя Ленарда книжечка есть, он туда мысли записывает, — лукаво улыбнулся Гарет. — Может, и мне завести? Буду мысли вашей милости записывать. — Иди уже, — отмахнулся Грону. — А на реку завтра поедем. Как объявят по стране о новообретенной святой, тут-то спокойные деньки и закончатся.***
Ленард и Кристиан провожали караван кибиток и телег и охрану, отправлявшихся в дальний путь за волками. Тепло одетые монах с волком, который никак не мог взять в толк, чего ему в собственном, природном меху не трусить себе рядышком, уже сидели в первой кибитке. В дорогу приготовили много припасов, корма лошадям, ведь не везде на протяжении пути попадется жилье. Также приготовили одежду для волков, сообразно числу мужчин, женщин и детей — Юргас знал точное число членов стаи. Ленард снабдил монаха письмом к барону Эвару Бримарру и его супруге с просьбой принять гонцов на пути к границе, а по возвращению — весь волчий «табор». Даже извинился на всякий случай, если вдруг гости прибавят хлопот. По его расчетам волки должны были прибыть в середине февраля. Когда за караваном закрылись ворота, Ленард посмотрел на Кристиана. — Гарет тут дельную вещь спросил: почему бы нам мост не построить? Кристиан не выдержал и рассмеялся. Видя, как волк его нахмурился, поспешил сказать: — Не обижайся, душа моя. Просто так неожиданно… Построим, чего ж не построить? И знаешь, ты прав — пора нам подбирать министров. Пора сажать по городам чиновников, снабжать их шкатулками для писем. Пока зима, пока тихо все, начнем.