Погоня за личным счастьем

Белые стены больничного коридора, чьи-то крики на этаж ниже, люди в белых халатах. Всё смешалось в одну кучу, когда СССР стоял в коридоре больницы, пока его птенчика без сознания увозили в операционную. Его организм очень слаб и не смог выдержать таких перемен в жизни. Коммунист, сидя на лавочке, раздумывал, что ему делать дальше, если Пруссия умрёт. Его мысли были только об этом. Он не смог бы жить нормально, ему стало бы очень плохо, потому что у него забрали бы самое ценное. Но всё-таки, открыв глаза, мужчина стал думать о том, что если они и будут жить, но…без ребёнка. Срок всего недели две, какой ребёнок? Это определённо выкидыш, не иначе. От таких мыслей, коммунист, сам того не понимая, заплакал. Но очень тихо и незаметно, чтобы никто не видел его проблем. Вскоре, через минут пятнадцать, из операционной выходит медсестра. — Entschuldigung, sind Sie die UdSSR? ¹— сказала девушка немка, смотря на мужчину. СССР поднял голову, пытаясь спрятать факт того, что он плакал и на ломанном немецком сказал: — Ja, was w…wi…wollten Sie? ² Медсестра начала объяснять, что случилось с Пруссией, но Советы был не так силён в немецком, чтобы понимать все его тонкости. Так он упустил половину важной информации, неправильно поняв смысл сказанного. Что-то там яйцо, жив… Этих немцев фиг разберёшь! После долгого объяснения, русский кивнул и посмотрел на двери операционной. — Kann ic…ch naa. ch Hause gi…gehen? ³ — пытаясь вспомнить хоть что-то из того, чему Союза учил РИ, чтобы он разговаривал с ГИ, получилось только это предложение с ломаным произношением. Медперсонал не сразу поняла его, но списав, что он просто не смог выучить этот язык, кивнула. Делать нечего и мужчина пошёл домой, медленно впадая в апатию. Ему ничего не хотелось, кроме своего счастья. Той улыбки, тех мягких крыльев, нежных поцелуев и тёплых прикосновений. Он полюбил Пруссию всем сердцем и теперь, оставшись один на один с этой проблемой, СССР начнёт искать выходы. Самый первый, это дождаться, пока его пустят к милому, а второй… Второго ещё нет. Наступает ночь и Советскому Союзу ничего не остаётся, кроме как приготовить себе ужин и уйти спать. Но мужчина был слишком опустошен внутренне. Если сказать короче, он просто не хотел есть, поэтому пошёл в ванную комнату принимать душ. Под струёй горячей воды думалось куда спокойнее и СССР удалось облегчить боль. Пока новые мысли не стали приходить в голову. От них не уйти, потому что они слишком похожи на правду, они слишком похожи на то, что может быть. То бледное лицо Пруссии, вперемешку с его милой внешностью. Видя такое прекрасное личико, тебе самому становится плохо, когда видишь, что его обладатель болен. Вот и Советам стало плохо. Он вспоминал чириканье немца и то лицо, то бледное, как у мёртвого, лицо. Как бы русский не старался унять подступающую рвоту с ужасной болью в животе, безобразные мысли взяли вверх и, встав на колени, коммунисту пришлось очистить желудок самостоятельно. Жуткая боль по всему телу заставляла плакать и трястись, сложившись в три погибели. Никогда прежде мужчина этого не испытывал. Даже на войне, где он видел реальные бледные лица с голубыми, как небо, на которое они смотрели, глазами подстреленных солдат. Но Пруссия был другим. Он был родным и близким. Его боль, которую увидел Советы было сложно переносить и, дав волю всему, позволил себе снова заплакать, но вновь очень тихо. Даже мышь была бы громче в подвале, чем СССР, который плакал. Коммунист сам не понимал, что с ним. Он хотел верить, что с его солнышком всё хорошо и он жив, но эти ужасные мысли о том, как у Пруссии медленно останавливается пульс, руки падают, а глаза закрываются навсегда, делали только хуже. Но коммунист смог преодолеть себя, выбравшись из ванной, попутно смывая рвоту. На подкошенных ногах он пошёл в спальню, упав на мягкую, как руки и перья Пруссии, кровать. Так он быстро уснул, забыв обо всём. Однако его сердце продолжало болеть, сжимая грудную клетку и рёбра вместе, доводя всё до щелчка. Как ужасно это чувство. Когда что-то дорогое тебе в любой момент может исчезнуть. Его начало дёргать — явно нервный тик.

***

Утро. Больше никто не будит коммуниста, а коммунист никого не кормит завтраком. Мужчина уже давно проснулся, но лежал с нейтральным выражением лица. Позже понимая, что лучше делать хоть что-то, чем целое ничего, СССР встал с кровати, быстро надел свои вещи и побежал к машине. Всё, что ему хотелось, это сделать Пруссию счастливым, поэтому Советы держал курс в магазин, дабы купить немного еды немцу. Он никогда так быстро не ехал. Совок был честным человеком и совестливым, но сейчас — он мчал, не смотря на все запреты и правила. Совет быстро зашёл в больницу и сразу к врачу. Их диалог не был долгим и тот сразу полетел к своему птенчику. Перед этим он посмотрел на своего сына — СКПР. Это имя он решил ему дать, пока ехал в больницу, всё же надеясь, что это имя, может быть, кому-то будет да дано. Мужчина даже не понял, что оно означает, он просто взял своё имя и имя Пруссии, чтобы долго не мучаться. Ребёнок лежал и даже не выглядел, как недоношенный, наоборот, он выглядел, как среднестатистический ребёнок. Спокойно лежал и никого не трогал, но только среди скорлупы от яиц…или яйца. Пруссия лежал так же. Русский зашёл с широкой улыбкой на лице. Его радости не было предела. Ведь его мысли были ложью и ничем больше. Как гора с плеч. Наконец-то можно обнять своего милого птенчика. А тот птенец и не был против. Его крылья широко распахнулись и руки, притянув к себе милого, начали медленно гладит по голове собеседника. — Как я скучал по тебе.— ласково сказал коммунист, смотря на милого. — А я по тебе…— хрипло сказал Пруссия, слабо улыбнувшись. Он был счастлив видеть его. Эти серьёзные бирюзовые глаза, неброская улыбка. Как тут устоять после этого? — М… У… У меня выкидыш?.. — с ноткой грусти спросил немец, вставая с койки, чтобы сравняться с милым. — Что? Нет, он лежит в кювете. — ответил СССР, придерживая своего милого. Как только и второй мужчина встал ровно, он получил поцелуйчик в щёчку. Пруссия надел тапки, которые принёс Совет и они пошли к своему ребёнку. Тапочки у прусса были такие же серые, как и сам Королевство. Если выйти на свет, то можно было увидеть стразы в виде звёздочек, которые переливались всеми цветами радуги. На пассиве был белый, шерстяной халат родом из СССР, а также белая, больничная рубашка. На активе была жёлтая кофта, сшитая вручную, коричневые брюки с черным ремнём, свет которого отбивала золотистая бляха. Волосы Пруссии аккуратно легли на лицо, а вот у коммуниста они были очень непослушным. Даже сейчас они торчали и мужчине приходилось их поправлять. Так они дошли до отдела с детьми, начиная искать глазами малыша. Пруссия искал маленького ребёнка, который с лёгкостью поместился бы на ладошке, но когда СССР показал ему ребёнка с красными крылышками, с губками, как у матери и размера, как обычный новорожденный малыш, немец вздохнул от счастья. С его дитятко всё хорошо и это прекрасно. Советы, приобняв Королевство, указал на схожести во внешности с ним и СКПР. Крылья, губки, даже поза сна. — А как мы его назовём? — Пруссия посмотрел на СССР. — Я, пока ехал к тебе, решил назвать его СКПР, не против? — улыбаясь, сказал русский. — Не против, но что оно означает? — Я и сам не до конца понял, но что-то примерно Союз Королевства Прусских Республик.— мужчина пожал плечами, понимая, что за бред он создал. — Мммм… ну…меня всё устраивает.— положив голову на грудь Советов, крылатый прикрыл глаза. Они были счастливы и лишняя суета не мешала им любоваться их маленьким комочком счастья. Теперь у СССР есть ещё одна маленькая канареечка, но теперь с красными крылышками и… Проснувшись, малыш озарил родителей бирюзовыми, чистыми, как морской бриз, глазками. Такой милый и нежный взгляд. Пруссия заметил это и указал Союзу, что у СКПР такие же глаза, как у него. Мужчина, приглядевшись, улыбнулся и обнял крепче Королевство. Родителям просто хотелось смотреть и смотреть на своё дитя, пока тот смотрел на них. Первую эмоцию, которую проявил СКПР, это радость. Мальчик мило улыбнулся, начиная смеяться. Прусс немного удивился. — Разве дети в таком возрасте смеются? — спросил Королевство. Пруссия и Союз переглянулись. Совет, нахмуря брови, начал рассматривать малыша. У СКПР уже были волосы и маленький русский или немец мог спокойно двигать конечностями. — Он… Он особенный… Он очень особенный. — сказал русский, растянув уголки губ в улыбке. Немец удивлённо раскрыл рот, демонстрируя ряд ровных зубов. У прусса были идеальные зубы: ровные, белые и без единого намёка на клыки. А вот у коммуниста были клычки от чего пошла его кличка — вампир. Хотя чаще он всё же был «упырь». Даже сейчас их было видно. — Он так похож на тебя, Союз… — сказал прусс, томно прикрывая глаза, — у него даже веснушки, как у тебя, Союз. Говорит немец своими тонкими губами. Эти губы явно передались ребёнку. Этот малыш выиграл в генетической лотерее. Его родители прекрасное Королевство и хмурый, но довольно привлекательный Союз Республик. СКПР выиграл такую внешность, как у них и, могу сказать больше, он немного превзошёл это.

***

Налюбовавшись ребёнком, Советы отвёл Пруссию в палату, поцеловав напоследок. — Пойду узнаю, когда можно будет вас забрать, милый.— поглаживая лицо Прусса, говорил коммунист. Немец кивнул и сел на край койки, потому что немного устал, пока СССР побежал искать врача, который скажет об выписке Пруссии и СКПР. СКПР же начал рассматривать остальных деток, которые не похожи на него. Они такие маленькие, с закрытыми глазками и, кажется, даже еле дышат. Маленькой Республике было слишком скучно, поэтому он просто пытался открыть кювет, что и привлекло внимание медсестры. Девушка подошла и, приняв это за ошибку, отнесла мальца к его матери. — Это какая-то ошибка, он полностью здоров! — уверяла медсестра Пруссию. — Но он родился на второй неделе, я вообще удивлён, что он есть! — отвечал прусс. Королевству ничего не оставалось, как взять младенца. Теперь предстояло кормление. — Тебе нужно сдать пару анализов, Пруссия. — ласково отозвался СССР, зайдя в палату. — Хорошо…— держа на руках малыша, Пруссия посмотрел на коммуниста.— А мне отдали нашего ребёнка, потому что он, якобы, здоров! Советы поднял бровь. — Ну что ж, тогда сдаёшь анализы и едем домой, Пруссия.— улыбнувшись, ответил мужчина. Немец кивнул и посмотрел на милого малыша, который был больше, чем обычный недоношенный младенец. Малыш же внимательно слушал родителей и сам себе кивал. СКПР не плакал, даже скорее просто мычал. Он и вправду был не такой, как все. Его развитие шло куда быстрее, чем у обычного ребёнка. Что на это могло повлиять? Или вдобавок к внешности ему выпал и ум? Неужто он выиграл жизнь? Но как бы там ни было, Пруссии стоит покормить малыша и ему немного неловко это делать перед мужчиной. — Я…тогда пойду, — сказал русский, покраснев и поняв, почему Пруссия ничего не делает.— я потом за вами приеду, а пока куплю что-нибудь домой из еды. Коммунист чмокнул крылатого старшего с крылатым младшим в лбы и побежал к машине, чтобы можно было купить еды. А Королевство остался в палате, жалобно вздохнув, он всё же погладил ребёнка и решил принимать меры. Но тут пришла медсестра. — Hallo, Sie müssen gehen, um die Tests zu tun. Dann werde ich dir sagen, wie man das Baby füttert.⁴— немного грубо сказала женщина и, развернувшись на каблуках, сказала идти за ней. Пруссия так и сделал, положив аккуратно СКПР на койку. Мужчина так не хотел этого, ведь первого сына он рожал тогда, когда медицина была не очень развита. Тогда ты мог родить в поле и продолжить обрабатывать пшено, иногда подкармливая своё дитятко. А сейчас какие-то анализы. Сейчас же всё намного сложнее, особенно, когда твой ребёнок «недоношенный». СКПР спокойно лежал под присмотром медсестры. Их взгляды встретились и женщина пожилых лет цокнула, отводя взгляд. Малыш заинтересовано сел. Женщина снова посмотрела на СКПР и от удивления раскрыла рот. — Was?! — закричала она так громко, что на её крики пришла более молодая девушка. Женщина удивлённо тыкала пальцем на мальчика, пока девушка помоложе не поняла в чём дело. Женщина в возрасте объясняла молодой медсестре, что этому ребёнку всего день от роду, а он уже сидит. Поняв это, двадцатилетняя девушка прикрыла рот рукой и начала разглядывать малыша. СКПР, получив много внимания, засмущался и отвернулся, дёрнув крылышками. Так двух медсестёр чуть не хватил инфаркт. Уже вернувшись со сдачи анализов, Пруссия застал картину того, как медперсонал обсуждал его сына. Трогали щёчки, крылышки, смотрели на копну волос. — Treten Sie bitte von meinem Kind Weg.⁵— сказал чётко немец, прищуриваясь и, встав в царскую позу, то есть выпрямив спину и за нею руки, он подошёл к койке. Медсёстры сразу встали и отошли от молодой Республики. СКПР, заметив маму среди толпы, потянул к ней ручки, начиная громко и задорно издавать звуки птицы, то бишь чирикать и уркать. Королевство погладил сыночка по голове, немного удивляясь его способностям. — Ihr Baby ist gesund, sollten Sie hier bleiben? ⁶— сказала одна из медперсонала, взяв в руки медицинскую карточку Пруссии и удивившись её практической чистотой на всех пожелтевших от времени страницах. Немец не был зарегистрирован пару лет абсолютно нигде, он как-будто появился из неоткуда. Но всё намного сложнее, поэтому канарейка старший не захотел это объяснять. Мужчина попросил всех выйти, чтобы покормить ребёнка. При кормлении Республика вёл себя настолько спокойно, будто это не первый раз и вообще ему года четыре. Совок послушно постучал в дверь перед тем как зайти, а получив утвердительный ответ, зашёл с широкой улыбкой. — Мне сказали, что я могу забрать тебя домой. — радостно сказал русский. Немец тоже улыбнулся. Белые опрятные стены — это явно не то место, где он хотел находиться. Здесь была не та атмосфера, да и пахло отвратно — всякими лекарствами, медикаментами и белыми, резиновыми перчатками. Гильберт хотел назад домой — где пахнет выпечкой, чаем, кофе, древесиной и елью. Где вкусно пахло утренним дождём, где ты, идя в сад, садишься на лавочку и слушаешь птиц, наслаждаясь этим. Да и тем более, ребёнку нужен кислород, а не эти четыре стены. —А когда можно поехать? — мило спросил немец, тьмокнув сыночка. — Сказали, что можно сегодня, а все остальные анализы ты сдашь потом.— СССР подошёл к любимому и посмотрел на СКПР. Бирюзовые глазки посмотрели в такие же бирюзовые глаза коммуниста. Раздался звонкий смех малыша и его сверкающие глазки начали смотреть на родителей. Такой милый смех, вздрагивающие крылышки, внешность родителей, умноженная в двое, вот это всё и есть СКПР. — Значит мы можем собрать свои вещи и вернуться в наше гнёздышко? — спросил Королевство. СССР кивнул. — Впринципе, у тебя ничего с собой и не было, поэтому мы можем собраться прямо сейчас.— мужчина, взяв на руки кроху, чмокнул его в лобик.— Поедешь к себе домой? СКПР, спрятавшись в крылья, начал смеяться, наверняка говоря «да».

***

Собравшись, СССР с Пруссией и их ребёнком поехали домой. За окном опавшие листья на деревьях, серое небо, солнце перестало греть. Но у коммуниста и немца есть своё собственное солнце, которое светит куда ярче, чем эта звезда. СКПР спал, уткнувшись в грудь матери, иногда что-то чирикая себе под нос. СССР, взглянув на эту картину, широко улыбнулся, послав следом воздушный поцелуй Пруссии. Семья ехала домой, о чём-то всё время болтая, малыш спал, а родители мило разговаривали, думая, понравится ли СКПР своя личная комната. Там много игрушек, удобная кроватка, а за окном ещё и сад! Пруссия был укутан в плед и его так же клонило в сон. Глаза слипались и, кажется, он вот-вот заснёт. На половине всего пути Пруссия всё же сдался и уснул. Он видел сладкие сны о СССР и его малыше, мечтая, что как в сказке они будут жить долго и счастливо. СКПР так же спал на маминой груди, тихо что-то чирикая. Советы ехал с ними домой, чуточку опустив стекло, чтобы было чем дышать. Его два милых птенца спали, надув губки. Такие милые, что аж так и тануло расцеловать их. Но оставалось совсем немного до конца пути, поэтому мужчина решил оставить эту затею на потом. Союз выехал за город. Всё реже начали появляться жилые дома и всё чаще всякие заброшки с недостроями. Лишь изредка они встречали какие-то дома, а потом и вовсе выехали в лес. Пруссия медленно повернул голову и сосредоточил размытый взгляд на прекрасном профиле СССР: нос немного вздёрнутый, с маленькой еле заметной горбинкой и четко выраженной линией губы. Немец улыбнулся и посмотрел на ребёнка. Тот мирно сопел, иногда меняя позу для сна. Прусс встряхнул крыльями и широко улыбнулся, увидев родной дом. Русский остановил свой ретро-автомобиль и вышел из него. Королевство сделал то же самое, держа на руках милого малыша. СССР что-то поделал с машиной, какие-то вещи убрал и пошёл в дом, куда Пруссия уже давно зашёл. Немец показывал ребёнку дом, пока тот ничего не понимая, смотрел на матушку. СКПР был ещё сонный, но когда его принесли в комнату с множеством цветов, оттенков, красок и игрушек, его глаза наполнились счастливыми огонёчками. — Смотри, здесь твоя комната и здесь ты будешь жить.— положив укутанного ребёнка на кроватку, сказал немец. Юная Республика посмотрел на маму. Вокруг небольшая комнатка, но много мягких игрушек, всё такое разноцветное и красочное, что любой ребёнок был бы счастлив. — Как я погляжу, нашему малышу понравилась эта комната.— зайдя в спальню, которая ровно недели две назад была грязнейшим чердаком, Советы улыбнулся, подойдя к сыну. — Полностью солидарен, его глазки так и сверкают.— подняв бортики кроватки и распутав пелёнки СКПР, Пруссия посмотрел, не зажал ли он крылья. — Ты посмотри, как он счастлив.— увидев широкую улыбку и услышав смех, сказал ангелок.— Держи. Отец протянул сыну игрушку. Это была плюшевая птичка, сшитая вручную. Так же вручную, как и жёлтый свитер СССР. СКПР с удовольствием принял подарок и крепко обнял пташку, заливая комнату смехом. Ребёнок смотрел на родителей, чмокая губками. Пруссия, улыбнувшись, погладил сына по головке. Тот взамен начал уркать. Вдруг СКПР посмотрел вокруг. — У! — через кряхтения, проявил эмоции малыш. — Что такое? — Пруссия чмокнул сынишку. СКПР на игрушки в углу, а точнее, на плюшевого, большого мишку. — Не бойся, — подойдя к медведю, сказал коммунист.— видишь? Это хороший мишка. Молодая Республика выдохнул и снова начал смотреть на родителей.