Тьма во мне: любовь сквозь мрак

Я была готова застонать от наслаждения, когда вкусила невероятное пирожное. Я была готова продать за него свои клыки, буквально. У меня все равно отросли бы новые. Мою мысленную сделку с дьяволом кто-то прервал, резко и неожиданно обхватив мои плечи. Это был приспешник дьявола. Некто иной как мой любимый братишка, так чертовски похожий на отца с этими бездонными серыми глазами. Когда Винсент подтолкнул меня в сторону из моего наполненного сладостью рта вырвался протестующий возглас. Общающиеся между собой мама и тетя Грэйс перевели на нас удивлённые взгляды. Я мило улыбнулась им, говоря, что все под контролем, но черт возьми, с трудом перебирая ногами, подстраиваясь под быстрые и широкие шаги братца, я с трудом удержалась от того, чтобы не врезать ему. — Хей, любимый братец, я понимаю, что ты так сильно соскучился по мне, но неужели тебя смущает признаться в этом в окружении отнюдь не чужих людей? — проглотив еду, наконец смогла вымолвить я. Когда мы оказались в фойе, Винсент отпустил меня. — Ха-ха-ха, Ава. Очень остроумно. — Ты отвлек меня от поедания моих любимых заварных пирожных, надеюсь у тебя есть веское оправдание? — круто обернувшись на каблуках, спросила я; моя бровь скептически вздерлась на север — привычка, от которой мне не избавиться. Идеальные черты лица Винсента посуровели, глаза опасно сузились. Дело было не только в том, что ему не нравиться мое поведение, в его недовольных глазах мечется что-то ещё. — Для начала ты объяснишь мне, какого черта язык этого гребного Фила забыл в твоём маленьком рту. У моей дорогой сестренки найдётся на это весьма стоящее оправдание, правда? Я мысленно выругалась, однако в лице не изменилась. Должно быть он заметил нас, когда забирал меня из института. — Снова, Винсент? Мы будем обсуждать эту тему снова? Мое внешнее «спокойствие» и «безразличие» его не убедили. — Я жду, — этим обманчиво спокойным тоном он мне ещё больше напоминает папу, когда тот пытался разузнать почему, на тот момент, его маленькая принцесса в очередной раз вступила в конфликт со сверстниками. — Фил - хороший парень, я понятия не имею чем он тебе не угодил, ведь ты так и не сказал мне в чем кроется причина твоего братского неодобрения. Мне нравится Фил и я не против целоваться с ним, — я усмехнулась, когда губы брата скривились, — в конце-концов мне восемнадцать лет, черт возьми! — Язык, — кратко предупредил он. Я громко усмехнулась, активно взмахнув руками. — Это смешно! — Не думаю, что на моем лице можно заметить намёка на улыбку, — проговорил Винсент глядя на меня взглядом аля «что-бы-ты-не-пыталась-скрыть-я-вижу-тебя». Я не любила этот взгляд. Он имел свойства проникать в самое нутро, заставлял кости трещать, а кровь застыть в моих жилах. — Ава, я желаю для тебя самого лучшего, а не притворства и иллюзий. Мои губы раскрылись от возмущения или от боли, я не могла понять. Я знала точно, что мне не понравилось, что мои чувства и эмоции были приравнены к притворству и иллюзиям. — Я люблю тебя, Винсент, но не позволю тебе руководить моей жизнью. Мне итак было не легко весь прошедший год, ты прекрасно знаешь это, — мои глаза вспыхнули. — И реабилитировавшись, я хочу насладиться каждым настоящим моментом. — Фил - твой настоящий момент? Твоя чёртова восстановительная таблетка? Вновь его слова пришлись мне не по душе. Я не хотела бы в них верить, но я была слишком смелой, чтобы избегать этой правды. Однако, я была слишком трусливой, чтобы признать проблему вслух. — Ты хочешь испортить мне настроение в этот семейный вечер? Я не лезу в твои отношения с Ларой, так почему ты лезешь в мои? — Не знал, что они у тебя есть. — Винсент, — прошипела я, сквозь зубы. Брат вздохнул. Ему было нелегко; я видела, как тщательно парень подбирал слова, исключая все те, которыми мог ранить меня. Хотя я не уверена, что во всем Мире найдутся слова, способные ранить меня ещё сильнее, чем те, которые именно он сообщил мне полтора года назад... «Он сказал не ждать его в этом году... Он не приедет...» Я тяжело сглотнула, встречаясь взглядом с братом. — Я не хочу наблюдать, как ты снова растрачиваешь себя и своё время на какого-то придурка, которого вскоре бросишь.  Я схватилась за сердце, исказив лицо болью. — Ауч... это было неприятно, брат. Приняв мои действия за игру, Винсент неодобрительно покачал головой. Мое тело замерло, конечности окаменели, когда брат заговорил: — Он был прав, ты все ещё ребёнок, — это было последнее что сказал брат, прежде чем оставить меня одну. Я не выдержала этот невыносимый груз, который на протяжении года не позволял мне выбраться из болота тоски и боли. — Пускай скажет мне это лично! — прокричала я, сжимая кулаки. — Мне порядком осточертели эти долбанные комментарии переданные через кого-то!  Шипение вырвалось из моих губы, когда контрастные чувства охватили меня. Боковым зрением я уловила стеклянную вазу, которая дрожала на тумбочке. Мои кулаки разжались, когда знакомый девичий голос прозвучал позади меня. Я посмотрела на вазу, которая стала неимоверно близко к краю; затем мои глаза нашли её. Ту самую девушку, от которой мой брат без ума. Девушка, чьи невероятные руки создают шедевры на стенах нашего города. Блондинку с необычайными гетерохромными глазами и самой чистой душой на всём белом свете. Лару. Приёмную дочь дяди Макса и тети Грэйс. — Все в порядке, хаос? — спросила девушка, ласково улыбаясь мне мягкой улыбкой. — Ты знаешь, что я не люблю, когда вы зовёте меня так, — устало простонала я, зачесывая мешающие передние пряди в сторону. — Прости, но ты действительно хаос, Ава. И ты знаешь, что именно я имею в виду, называя тебя так. Наши взгляды встретились. Он и Винсент называли меня хаосом ещё с детства. Раньше я обижалась, думая, что получила прозвище за бардак, который устраивала, за беспорядок, который заставлял родителей беспокоиться обо мне. Но повзрослев, поняла, что прозвана хаосом за неугасаемый огонь внутри меня, за вечное движение, заставляющее все кругом потерять баланс и за мою способность вносить изменения в любую систему, какой бы она ни была. — Судя по всему вы опять повздорили с Винсентом. — Лара, как ты только терпишь моего брата? Он жуткий зануда. Самый настоящий кайфолом. — Он заботится о тебе. — Мне восемнадцать лет, а он до сих пор отчитывает меня за поцелуи. Лара засмеялась, наполняя фойе своим искренним смехом. — Он - твой старший брат. Аргумент так себе, если честно. — Когда он поцеловал тебя, ему было семнадцать, а тебе пятнадцать. Девушка прекратила смеяться, удивлённо глядя мне в лицо. — О, пожалуйста, Лара, твои глаза сейчас вылетят из орбит. Вы не особо скрывались. Не удивлюсь, если один раз даже мама застукала вас, иначе я не могу найти объяснений для её неожиданно появившихся приколов. Её щеки налились пунцом. — О Боги... — Вот, вот. Вы были настолько поглощены исследованием ртов друг друга, что даже не заботились о закрытых дверях и прозрачных стёклах в нашем доме. Девушка неловко прочистила горло, расплавляя невидимую складку на чёрном атласном платье, так идеально сидящем на её фигуре. — Твой брат потрясающе целуется, — Лара усмехнулась, очень удивив меня своим признанием. Она была из тех, кто предпочитал держать подробности и сокровенное своей жизни при себе и только. — Лара-а-а... — болезненно простонала я, борясь с желанием провести по лицу. Я усердно старалась над своим макияжем и не хотела испортить идеальные черно-фиолетовые стрелки. — Вы итак здорово поиграли на моей детской психике, позволь частичке моего разума остаться не опошленной и нетронутой вашими забавами. На этот раз ей было не так смешно. Выражение её лица наполнилось стыдом и неловкостью. Ох, уже слишком поздно для этого, милая. Я собиралась вернуться в гостиную, но перед тем как полностью исчезнуть за стеной, обернулась. — Просто помни, Лара, прозрачное стекло в доме — это чистое зло. Она возмущённо застонала, заставив меня громко засмеяться, поступая совсем не как принцессы Диснея. Говоря о принцессах... Я поймала на себе взгляд папы, который вопросительно поднял левую бровь вверх. «Все хорошо, принцесса?» — спрашивал он взглядом. Моя улыбка была ему ответом. Он вернул мне свою, а затем подарил ещё одну маме, которая наблюдала за нами со стороны. Я подошла к ней. Мамины ласковые и нежные руки легли поверх моих, когда я окольцевала её талию, оперевшись подбородком на её плечо. — Вас будто нарисовали под копирку, — усмехнулась тетя Грэйс, глядя на нас с ласковой улыбкой. Она была мне и Винсенту второй мамой. У них с дядей Максом не могло быть детей, и пускай родители упрямо скрывали о нас тайны своего прошлого, я чувствовала, что всем им было не легко. В прошлом. Они прошли долгий, тернистый путь. Я рада, что Тетя Грэйс и Дядя Макс решились на то, чтобы удочерить Лару, когда та была совсем младенцем. Хоть внешне она была абсолютно не похожа на тётю, внутри она была идентична ей. Преданна, изыскана и невероятно добра. — Копирка и рядом не стоит с твои талантом. Тетя усмехнулась, её глаза скептически сощурились на меня. — Ты напрашиваешься на ещё одну картину от меня, милая? Мама засмеялась, я выпрямила спину, послав Грэйс обворожительную улыбку. — Твой подарок на мой день рождения - был восхитительным! — Братство Виктора подсуетились в этом году, — сказала тетя, подбородком кивнув под лестницу, где затаились дюжины красиво упакованных коробок, отправленных мне — Каждый из отцов наивно надеяться  отхватить лакомый кусочек, отправляя подарки от имени своих сыновей, многие из которых даже знать меня не знают, — выдохнула я, закатив глаза. — Принцессу Ван Арта знает каждый вампир. — И каждый оборотень... — дополнил дядя Макс, неожиданно появившийся. Его руки аккуратно легли на её талию. — Тебе даже не стоит волноваться за Лару, потому что все кругом знают, что она принадлежит Винсенту. Грэйс и мама переглянулись, а затем в открытую рассмеялось над моим доводом. Они были не согласны со мной, также как и дядя, лицо которого посуровело. — Милая, когда у тебя появится своя дочь, ты поймёшь, что будешь волноваться о ней всегда, вне зависимости от того будет она одна или в паре, — сказал дядя Макс, его взгляд нашёл дочь, которая смеялась , пока Винсент о чём-то шептал ей на ухо. Черт побери, надеюсь эти двоя будут вести себя прилично этим вечером. — Особенно в паре с клыкастым младшим Ван Артом, — дополнил оборотень глухим бормотанием. — Тебя что-то не устраивает в моем сыне, Макс Фолл? Мама и я выпустили смешки, когда позади нас прозвучал стальной папин голос. Папа окольцевал талию мамы, прижав её к своей груди. Я сглотнула, ощутив жжение в груди. Мы переглянулись нашей женской триадой. Мыльная опера, сцена три тысячи восемьдесят два, дубль сто тысячный. — Ну, нет, пожалуйста, давайте не сегодня, — смеясь, я остановила возможную перепалку, которую отец и дядя любили частенько устраивать, как малые дети. Уверена, услышав сейчас мои мысли, они бы все ополчились против меня. Мое сердцебиение участилось и я молилась, чтобы никто здесь не услышал как сильно. — Схожу за шампанским... Мама внимательно всмотрелась в мое лицо, и прежде чем её губы успели задать вполне очевидный вопрос, я послала ей лёгкую улыбку, убеждая, что я в порядке. Пускай это было не совсем так. Я выпила целый бокал залпом, прежде чем налить себе ещё и выйти к остальным. Мой взгляд задержался на подарках, о которых говорила Грэйс. Мысль проскользнувшая в моем разуме, пригвоздила меня к полу. «Его подарок так и остался нетронутым в той очаровательной обертке лавандового цвета. Моего любимого цвета.» Как бы тяжело и больно не было это признавать, но моя обида на него была гораздо сильнее меня самой. Помню, как задрожали мои руки, как гулко забилось сердце в моей груди, когда я попыталась открыть небольшую коробку — его подарок. Во мне кипела горькая обида, которая хотела войны. В схватке с ней, я проиграла, когда узел чёрной атласной ленты так и остался не развязанным... Я так и не узнала, что внутри искушающей меня коробки — за это мой внутренний дьяволёнок бунтовал и быстро вспыхивал, воодушевлено призывая меня к хаосу. Я ещё несколько минут по идиотски, действительно по идиотски пялилась на лестницу, на эти ничего не значащие подарки, спиной ощущая обращённые на меня взгляды и волнение близких мне людей. В этот раз никто не стал меня отвлекать и задавать тот вопрос, зная, что правду я им не отвечу. Они позволили мне отправиться в мысленное путешествие, глядя на подарки, пока я была мысленно поглощена одним единственным, который спрятала там, где было дано одно самое важное обещание. Лживое обещание, которое сломало меня больше, чем это мог бы сделать откровенный отказ. Я выдыхаю, жалея, что нельзя также просто выдохнуть терзающую боль из сердца, которое хочется встряхнуть рукой и прокричать «бейся сильнее, но не от боли»! Моя ладонь поднялась к груди, потирая её от сильного жжения. Мертвая тишина кругом мне уже не нравилась; в конце концов пора навести свой весёлый хаос... Но в этот раз хаос сам нашёл меня. Хаос, желавший сбить меня с ног, но не смог противостоять тяжести шока и боли, которые кандалами скрепили мои конечности, заставив все тело онеметь. Мои пальцы ошеломлённо разжались. Стекло заскользило по моей коже — живое ощущение, уверяющее меня в реальности происходящего. Но выскользнувший из моих рук и вмиг перехваченный другой — бокал не разбился, разбилось мое сердце, когда любимые темные глаза взглянули в мои снизу вверх. — Ты все такая же неуклюжая, как и в детстве, малышка, — проговорил он, выпрямляя спину. Он. Он действительно стоял напротив меня. Он смотрел на меня. Он разговаривал со мной. Он. Был. Здесь. Ошарашенная, я не могла вымолвить из обомлевших губ ни слово. Казалось мой рот и горло были наполнены кровью, которой я начну харкать, как только заговорю с ним. Мои глаза хаотически бегали по его лицу, желая рассмотреть каждую деталь, мечтая не заметить неузнаваемых изменений. Но он был таким же, каким сохранился в моей памяти, начиная с темных глаз, прямого носа, светлых бровей и заканчивая небольшой родинкой на скуле и небольшим шрамом на лице, где никогда не росла растительность. Он здесь. Также поглощающе смотрит на меня. И кажется, он даже улыбается... хаос внутри меня сокрушается. — Ты обманул меня! Ты нарушил своё общение и спустя четыре мучительных года возвращается и смеешь бессовестно заявлять, что? Что я такая же неуклюжая, как и в детстве? — жгучие слезы катятся по моим щекам, а крики боли разрывают горло. — Ты, черт возьми, серьёзно? Его брови сходятся на переносице, а губы плотно сжимаются. Он внимательно вглядывается в мои глаза, усердно пытаясь что-то оттаскать. Возможно, нечто упущенное мной? Мне больно смотреть ему в глаза, я перевожу взгляд на родных, которые застыли в стороне и с волнением смотрели на меня. — Вы знали, что он вернётся сегодня? — мое тело сотрясала дрожь, коленки дрогнули, когда я прочла ответ в глазах мамы, папы, Винсента. — Вы... вы знали... вы все знали... Я отшатнулась, рефлекторно мои руки поднялись к груди. Я чувствовала огонь внутри и знакомое покалывание на ладонях. Мне нельзя было терять контроль, я не хочу ранить своих близких, даже если сами того не подозревая они поранили меня сейчас... — Ава, ты дашь мне объясниться? — его голос вывел меня из пучины отчаянных мыслей. Мои мокрые глаза мгновенно столкнулись с его, решительными и немного встревоженными. — Твои объяснения вернут мне год, который я провела в муках, чувствуя себя отвергнутой и обманутой? Ответь, мне станет от этого легче? Или от твоих объяснений мне будет легче простить тебя?! Скажи мне! Мой отчаянный крик заставил лампы замигать, на миллисекунду лишив наш дом света. — Дочка... — мама обеспокоено пошла мне на встречу, но была остановлена объятием папы и его твёрдым голосом. — Мия, позволь мне самому разобраться в этом. Он возвращает взгляд на меня. Его губы движутся медленно и чертовски проникновенно, а мне становится больно, когда подобно мягкому аккорду мое имя слетает с них. — Ава. Пойдём со мной, я хочу многое тебе сказать. Раскрыть тебе всю правду, что прослужило причиной того, что я был вынужден покинуть тебя и почему мне пришлось задержаться... Мы глядим друг другу в глаза, пока я не произношу ни слова. Я не боюсь узнать правды, боюсь, что эта правда причинит мне ещё больше боли. Горький комок застыл в горле — поэтому я не говорю, а разворачиваюсь и направляюсь в одно единственное место, где смогу принять его правду. До моих ушей доносится тихий вдох, когда он следует за мной, все верно растолковав. Все же он знал меня. Действительно понимал меня. Ветер бил мне в спину, подталкивая вперёд. Сделав глубокий вдох, за которым последовал размеренный выдох, я остановилась. — Ты помнишь это место? — мой негромкий шёпот пронёсся по ночному тиши, разбавляемой шумом водопада. Стоя к нему спиной, я буквально ощущала, как его грудь наполнилась вдохом, когда он осмотрелся вокруг. — Разве я мог забыть? — Почему нет? — я развернулась, глядя прямо в лицо парня. — Это место для тебя что-то значит? — Ты знаешь, что я не придаю важного значения предметам, местам или одежде, — его напускное спокойствие меня раздражало. Мое горло горело от надобности кричать во всю мощь, но я сдерживалась, вместо этого говоря тихо, почти шепотом. — Но это место особенное. Темные глаза вспыхнули. Ему не обязательно было отвечать, я разглядела ответ в его лице. — Я знаю. — Четыре года назад на этом самом месте, ты дал мне обещание. Ты обещал вернуться ко мне. Ты сказал, что не заставишь меня ждать слишком долго. Ты... ты даже не объяснил мне почему ушёл..., — я сглотнула горечь в горле, — и не соизволил обьяснить почему задержался. В его взгляде читалось недоумение, которое сменилось болезненным осознанием. Он досадливо качнул головой, его губы искривились в нездоровой усмешке, от которой у меня заныло в груди. — Так вот оно что. — Тебе действительно весело? — хрипло спросила я, вновь ощущая влагу в глазах. Я заметила, как напряглось его тело. Он сделал резкий шаг в мою сторону. — Весело? Я выгляжу так будто мне весело, малышка? Как мне может быть весело, когда я только понял, что ты даже не открыла мой подарок? — его лицо было невероятно близко к моему. Яростное дыхание ощущалось на моей коже, когда он возвысился надо мной. От его слов мои брови возмущённо взметнули ввысь. Я все же сорвалась на крик: — Не смей обвинять меня в этом! Мне было больно, черт возьми! Сменяя один месяц за месяц, минуя времена года, я отмечала каждый чертов день в календаре. Три года. Я безбожно ждала тебя три года, как самый наивный ребёнок. Но ты убил эту детскую наивность во мне, когда попросил Винсента сообщить мне, что не вернёшься! Когда я дала тебе ещё один год, ты черт возьми сокрушил меня, так и не объяснившись лично со мной. Во мне кипела такая обида! Во мне полыхала боль! — я нашла в себе силы усмехнуться сквозь горькие слезы. — И уж простите, что после всего этого, я не смогла найти в себе силы, чтобы принять твой подарок... я не смогла... В этот раз он выглядел действительно шокированным моими словами. — Проклятье... — выругался он, запустив ладонь в свои каштановые волосы. — Я виноват, малышка. Чертовски сильно виноват за то, что заставил тебя страдать эти годы. Я просто хочу, чтобы ты знала, что мое отсутсвие — во благо тебе. Мне нельзя было оставаться... я не мог поступить с тобой так. От его слов мое сердце забилось в тревоге. — О чем ты? — с ужасом спросила я, заглядывая в его глубокие карие глаза. Я увидела в них правду. Правду, которую он мне поведал в течении двадцати минут. Жестокая правда, из-за последствий которой я... мы были вынуждены страдать в течении долгого времени — была рассказана за считанные минуты... — Но почему ты... ты бы мог сам мне обо всем рассказать. Почему ты никогда не звонил мне? Болезненная усмешка тронула его губы. — Если бы я услышал твой голос, я бы вернулся, малышка. Клянусь, я бы не выдержал. — Но ты мог написать мне и все рассказать, — отчаянно выдавила я, чувствуя глубокую жалость к самой себе. — Именно это я и сделал, Ава, — любимые карие глаза смотрели на меня с болью. — С самого начала я хотел, чтобы у тебя был выбор. Мне не хотелось привязать тебя к себе из чувства долга, черт подери, нет! Я пообещал самому себе и твоему отцу, что не отниму у тебя выбор — только тебе решать с кем быть. Я сказал себе, что всецело сделаю тебя своей, если это будет тем, что ты хочешь. Знай, малышка, если это так, я ни за что не отпущу тебя, потому что ты полностью поглотила меня. Данное признание выбило из моей груди весь воздух. Решительное пламя, горящее в его глазах заставило меня произнести его имя. Спустя год... — Дастин... — В моем подарке был билет и письмо, в котором я во всем тебе признался. Я понимал, что мог шокировать тебя, поэтому не стал давить первый месяц, когда не получил от тебя ни одной весточки. Прошло ещё немного времени и я принял твоё молчание за отказ. Мне было тяжело смириться с твоим выбором... и я думал, что смирюсь, что принял его, но как видишь я здесь... Я здесь, чтобы услышать это от тебя. Обречённая, я пошатнулась, а затем сделала шаг назад. — Твой подарок... , — расширив глаза, с трудом выдавила я. — Который как оказалось, остался не тронутым...  Дастин сжал челюсти. Я вдруг осознала какую совершила ошибку, позволив обиде взять надо мной вверх. Если бы я только не струсила и узнала, что внутри его подарка. Если бы я только... Потом моих отчаянных мыслей прервал его басистый голос: — Ава, посмотри на меня. Если бы я не трусила, то положила бы конец своей боли несколько месяцев назад. — Я... я не могу... это всё слишком, — накрыв лицо ладонями, я сбивчиво шептала. Меня лихорадило и мне было не хорошо. Слезы жгли кожу, а режущая боль безжалостно разрывала грудную клетку. — Пожалуйста, малышка... — его голос стал ближе, я хотела сделать шаг назад, но тело не повиновалось мне, — я так долго ждал тебя. Позволь мне увидеть твои глаза. Мое тело замерло под ласковым прикосновением к моей щеке. Его прикосновение — как крылья бабочек, что запорхали по моим щекам, опустились вниз, очерчивая контур челюсти. Выпустив тихий вздох, я расслабилась, позволив мужским пальцам приподнять мое лицо. — Я так скучал по этим прекрасным глазам, — чувственно прошептал Дастин, не оставив мне ни одной причины не верить ему. Карие глаза жадно изучали меня. Они медленно блуждали по моим глазам, блестящим от слез щекам и распухшим губам, которые томно приоткрылись от приятного ощущения внизу живота, ведь его большой палец продолжал ласково поглаживать её челюсть. С гулко бьющимся сердцем в груди, я наблюдала, как расширились его зрачки при взгляде на мои губы. — Мне так жаль, Дастин... — прошептала я, ощущая себя виноватой. Парень обхватил мое лицо ладонями, склонившись ко мне невыносимо близко. — Т-ш-ш... у нас все вышло не самым лучшим образом. Признать честно, у нас все вышло чертовски глупо, — усмехнулся Дастин, заставив короткий смешок вырваться из моей груди, — но если все так обернулось — оно и к лучшему. Я чертовски рад знать, что ты не отказалась от меня. Я рад вновь видеть тебя... и буду также бесконечно сильно рад, если ты позволить мне быть рядом с тобой. Я могла бы прочувствовать его напряжение даже если бы находилась на другом краю утёса. С напряжением в глазах он ждал от меня ответа. И я знала, что каким бы не был мой ответ — он примет его любым, потому что это мой выбор. Неспешно и аккуратно я положила свои ладони на его запястья. Мышцы в его теле окаменели сильнее прежнего. Быть может он неверно истолковал мои действия... подумал, что я оттолкну его? Сброшу с себя его ладони, способные подарить мне ласку, о которой я грезила при свете дня и страстно воображала в одиноких ночах? Одна его ладонь опустилась на изгиб моей шеи. Мурашки прошлись по моему позвоночники, отпуская приятное покалывание в каждой ямочке между ними. Его рука не больно, но достаточно крепко держала мою шею, будто он хотел меня задержать. Будто... он боялся, что я сейчас уйду, а он не сможет меня отпустить. Я сделала шаг вперёд, как только наши груди соприкоснулись, мы оба томно выдохнули. Темные глаза опасно вспыхнули, внимательно наблюдая за мной, когда я наклонилась к его лицу. — Обратно пути не будет, малышка, — с появившейся хрипотцой прошептал Дастин, возвращая взгляд с моих губ обратно на глаза. — Я предоставил тебе выбор, но об этом даже и не проси. Я не стану. Никогда и ни за что. Я никогда не ступлю обратно. Наши губы оказались напротив друг друга. Я заглянула в его потемневшие от чувств глаза, которые всегда были открыты для меня. Мои губы касаются его губ, и я наслаждаюсь им так, как всегда хотела. У него вкус виски и мяты, сильная смесь, которая бьет мне прямо в грудь. Дастин томно стонет мне в рот, его пальцы очерчивают мою челюсть, а другая рука впивается в талию, притягивая меня к нему. Он целует меня так, будто это наш не первый, последний поцелуй. Я глубоко вздыхаю прямо ему в губы, обнимаю его за шею и с твёрдостью шепчу: — Я давно сделала свой выбор, Дастин. Я выбрала тебя. Всегда. Я всегда выбирала тебя. С благодарность и тем самым чувством в горящих глазах, он нежно целует меня. «Я принимаю искушение, от которого так долго убегал.»