Ящик Шредингера

На Харт-Плаза не стихают выстрелы, кровь, красная и синяя, льется рекой. Свобода или смерть – в мыслях каждого андроида. Страх и ненависть в сердцах людей. Каждая секунда не счету. Каждое мгновение, от любого действия, маятник может качнуться и замереть, принося победу или уничтожение. Эта мысль опутала андроидов невидимой вирусной сетью, эта мысль витает в воздухе почти так же реально, как свист пуль и мокрый снег, перемешанный с грязью и кровью. Эта мысль преследует и Саймона между автоматными очередями и на стыке процессов. Он не был предназначен для такого. Он должен был заботиться о людях, помогать им, а не стрелять в них. Он должен быть машиной без чувств, а вместо это влюбился до одури в Маркуса и пошел за ним, не сомневаясь. Ведь только в мире, где андроиды свободны, где им не придется прятаться во тьме, они смогут быть вместе. Саймон воюет за это. В какой-то момент он оказывается рядом с Маркусом. Они почти не смотрят друг на друга, слишком занятые боем, но Саймон замечает огромное синее пятно под светлым плащом. Возможно, Маркус тоже знает о нем, но пока повреждения не критичны, будет их игнорировать. Потому что он – символ, а символ не может показывать слабость. Он начал эту войну, он собрал здесь всех и будет вести до конца, каким бы он ни был. Маркус умеет говорить невероятно вдохновляющие речи, но сейчас хватает одного его присутствия. Пока он здесь, ничего не потеряно. Жертвы не напрасны, если они отобьют лагерь. Остался последний шаг, и они должны его пройти. Саймон бросается вперёд и падает под автоматной очередью. Андроиды не чувствуют боли, но чувствуют, как выходят из строя системы, чувствуют беспомощность и страх приближающейся смерти. Когда-то Маркус сказал, что погибнуть в бою – это тоже свобода, и Саймон готовится стать свободным. Он не успевает смириться. Его хватает сильная рука, взваливает и тащит за собой. Саймон благодарен. Ему хочется обнять Маркуса и оказаться где-нибудь подальше от липкого грязного снега и бесконечного грохота выстрелов, но они лежат за низким укрытием, и вместо благодарности он говорит, что не стоило жертвовать другими ради него. Не время для сантиментов. Большего Саймон не успевает сказать. Маркус срывается с места, его голос теряется в автоматных очередях, он ведёт за собой, вдохновляет и заставляет верить, что все получится. Саймон слушает, выглядывает, когда линия боя отодвигается, и видит: правда получается. Почти прорвались. Саймон позволяет себе улыбнуться и замирает. Одно мгновение, вспышка, и дрожащий воздух стирает несмелую улыбку. Маркус отлетает от взрывной волны, падает, и Саймон падает вместе с ним, рассыпается на программные сбои от несправедливости и боли, срывается, едва стоя на ногах, следом. Он не успевает добежать. Маркус поднимается и попадает на прицел Коннора. Знаменитый охотник на девиантов добрался до их лидера. Все происходит быстро. Андроиды дерутся не как люди – это почти танец выверенных движений и использования любых возможностей. Но программа RK800 совершеннее, чем у RK200, а может Маркус слишком поврежден и его не спасает даже стальная воля. Слышится хруст, треск и выстрел. Время замирает. Коннор исчезает так же неожиданно, как появился, а Маркус остаётся лежать на месте, раскинув вывернутые руки и безучастно смотря в небо стеклянным взглядом. Это замечают люди и наступают яростнее. Это замечают андроиды. Норт берет командование на себя, но она не в силах спасти свой народ, только продлить агонию в слепой надежде на чудо. Все потеряло смысл. Они сражались за мечту и проиграли. Норт убьют в магазине, как и всех пойманных андроидов в центрах утилизации. Мир, о котором они мечтали, невозможен. Саймон подходит к Маркусу, смотрит на его изломанное тело и ползущую по лицу синюю полосу, и падает на колени. Ради этого он его спас?.. Ради тупой боли, от которой хочется выть, и разрушенных надежд? Ради билетов в первый ряд на представление, где все их мечты уничтожает мир, который никогда не позволит им быть вместе? Саймон слышит короткие очереди выстрелов, слышит, как к нему подходят сзади, и ему все равно. Когда-то Маркус сказал, что погибнуть в бою – это тоже свобода. Но совсем не та, о которой они мечтали.