Вишневый сидр

      Осень вышивала на живых кронах болезненные сухие пятна листок за листком и пыталась развеселить хмурых прохожих пестрящими оттенками охры, киновари и мандариновой кожуры. Если бы хоть один из трех ненастных месяцев знал, что своими проделками усыпляет невинные растения, то наверняка нашел бы себе занятие получше. Среди деревьев, видящих десятый сон, девятнадцать лет назад родился юноша, из-за которого с моих давно заживших ран сегодня содрали все тысячи пластырей, швов и багряных корочек запекшейся крови.       Сперва я не хотела тащиться на день рождения к своему одногруппнику, — я не из любителей таких вот тусовок, и предпочитаю коротать свободное время в одиноких четырех стенах. Мои планы провести этот вечер и эту ночь в своей комнате в обнимку с пледом и сериалами успешно оставались в силе до того самого несчастного момента, когда мою драгоценную надоедливую подругу не укололо острое желание бежать сломя голову на мероприятие с кучей едва знакомых людей. С моей стороны было опрометчиво согласиться после недолгих уговоров — я подумала о том, что я и правда такая зануда в последнее время, и совсем никуда не выбираюсь, и что небольшая вечеринка мне не повредит.       На этом чужом празднике мы и встретились. Ты пришел с кем-то за компанию — точно так же, как я. У нас быстро завязался нескончаемый разговор обо всем на свете, и вскоре я совсем забыла о своей приятельнице. С тобой было так легко болтать, и дело было вовсе не в алкоголе, присущему таким сборищам. В тот вечер я осушила всего пару бокалов терпкого вина, а ты так и проболтался с этой жалкой бутылкой вишневого сидра, через каждый глоток ругаясь на его «химозный вкус». Ты назвался дурацким именем, и я рассмеялась слишком громко.       В этом искусственном пурпурном свете потолочных гирлянд ты казался мне особенно красивым. Радужка серых глаз обернулась фиалками, и пряди твоих темных волос отливали сиренью. В какой-то момент я присела на диван, и ты прилег со мной рядом, прильнув ко мне так, будто мы уже давно пара. Ты был таким наглым, игнорировал всякое понятие личного пространства, но это совсем не отталкивало — наоборот, мне было так спокойно от того, что ты лежишь в моих руках, и я не перестала удивляться тому, как же тебе удалось меня так скоро приручить.       Мы вышли на балкон, где остались наедине. Ты осторожно убрал мне за ухо спавшую на глаза прядь волос. Теплые ладони скользнули по моей спине, и язык защипала вишня.       — Что, не узнала? — вдруг спрашиваешь ты вполголоса, разрывая поцелуй.       — А? — теряюсь еще больше от твоего вопроса. Мне только хочется скорее вернуться к губам, что отстранились от меня.       — Четыре года назад. А ты совсем не изменилась, даже смешно, — расплываешься в совершенно другой улыбке, растворяющей всю магию вместе с твоими словами. — Забыла?       И в это мгновение я мысленно сбрасываю с возмужавшего лица все острые линии, перекрашиваю волосы обратно в пшеничный и всматриваюсь в ехидные прищуренные глаза внимательнее прежнего.       — Есть сигарета? — спрашиваю, до конца осознав происходящее и отвернувшись от тебя. Ты протягиваешь ее мне и перестаешь улыбаться.       Это был ты. Тот, кого я так боялась видеть и слышать все это время, кого я так далеко убрала в свою шкатулку воспоминаний, что не признала повзрослевшим спустя годы.       Ответа на твой вопрос не последовало. Так мы и стояли молча вдвоем на холодном балконе. Я дрожала от ранней стужи и рассеянно всматривалась в дымку, что окутала город глубокой октябрьской ночью. В воздухе стоял запах моросящего дождя, непрекращающегося с самого вечера. Дремлющие многоэтажки с редкими зажженными окнами растекались с каждой секундой все сильнее, и на тлеющую сигарету упала соленая капля. Ты продолжал выжидающе коситься на меня, и краем зрения я видела в когда-то любимых чертах злорадствующий триумф.