***
Ужас по новой обволок его тело, пробираясь до головного мозга. Никогда завтрак не был таким напряженным и дискомфортным. Ноен молчаливо подносил к своим губам панкейки, политые кленовым сиропом, и старался не обращать внимания на всё такой же внимательный взгляд неторопливо жующего Хадсона. Тот ухмылялся, а когда Юбэнкс поднимал на него свои глаза, расплывался в еще более широкой улыбке, тем самым приветствуя парня. Ноен хотел поскорее расправиться с порцией и удалиться к себе, чтобы не травмировать психику длительным нахождением возле Чейза, сидевшего по-прежнему напротив него за длинным столом с всё такой же мозолящей глаза мраморной скатертью. — Ной, может прогуляешься, заодно Чейзу покажешь город? — вдруг задала вопрос Табита, смотрящая попеременно на обоих сыновей, желая улучшить хотя бы их отношения между собою. — Я не хочу, — подавленно ответил парень, не отнимая взгляда от тарелки, на которой в кленовом сиропе беспощадно были растерзаны блинчики. — Чейз взрослый, неужели он заблудится без моей помощи? — риторически спросил Ноен, на секунду всё же подняв взгляд на Хадсона, который подобной репликой не был удовлетворен. Его брови резко свелись к переносице, выражая хмурость и раздражение. — Нет, не заблужусь, но с твоей стороны некрасиво без причины отказывать своему старшему брату, который довольно длительное время отсутствовал, а теперь желает сблизиться с тобой, чтобы наладить отношения, — видно было, как Чейз выдавил это из себя, борясь с желанием высказать куда в более грубой и властной форме. Ноен, знавший, что не сможет сказать хоть что-то в свою защиту из-за подгоняющей тревоги, благополучно его проигнорировал, посмотрев в сторону мамы, которая на данный момент считалась самым близким и понимающим его человеком. — Мам, я не буду гулять с братом, который вдвое меня старше. Я хочу погулять со своими друзьями, сверстниками, в конце концов, но никак не с ним. Если ему так сильно хочется увидеть город, то пускай выберет более подходящую себе по возрасту компанию, — непонятно откуда нахлынувшая смелость позволила высказать его мысли пускай не прямо, но хотя бы косвенно. Он мигом замолк, мельком встретившись с глазами Чейза, выражающими злость и недовольство, а затем опустил голову, продолжая ковыряться в еде. — Спасибо, я наелся, — вскоре произнес Ноен, толком-то и не поев, и, встав изо стола, направился к маме, находящейся с левой стороны от него. Он подошел к ней и поцеловал в щеку, таким образом поблагодарив за завтрак и ее всё равно тщетные попытки усмирить тихо начавшуюся войну между ним и братом. Покинув столовую с воцарившейся в ней тишиной, Юбэнкс резво поторопился, оказавшись буквально через пару секунд у себя в комнате. Стоило только запереться, как он почувствовал небывалое спокойствие внутри. Он с облегчением выдохнул, всё ещё ощущая звеневшую в ушах тишину и метавший искры взгляд Чейза. Ноен видел его глаза столько раз, и ни один из них они не выражали действительно благие намерения. Он встречал эти глаза на себе чаще, чем кто-либо другой, и он понимал их токсичность, заражающую всё вокруг, вплоть до самого Хадсона. Тот не внушал должного доверия, Юбэнкс всеми фибрами души чувствовал плавающую прель в этих голубых озерах, направленных на него и затягивающих похлеще трясины. То, как смотрел на него Чейз, не вписывалось в общую картину хороших взаимоотношений между любыми братьями. Ноен мог сравнить его с хищником, а себя с одной из самых сладостных, насыщенных помадной кровью, не отрезвляющей, а одурманивающей до невозможного, до покалывания в пальцах, до сжатых скрипящих зубов жертв. Неопределенность пугала и вызывала сильнейшие опасения. Ему хотелось как-то утихомирить бушующее внутри сердце, а единственным способом это сделать являлся звонок Гейджу, с которым они не общались со вчерашнего дня. Только он собрался достать телефон для выполнения данного действия, как в дверь постучались ради приличия, а затем ручка стала медленно опускаться, и Ноен, как ошпаренный, резко подорвался в сторону предварительно не запертого входа. Юбэнкс молился, — впервые за свою жизнь так отчаянно, — чтобы он успел его закрыть до того, как Чейз войдет. Мысли о том, что он не успеет добежать, грызли изнутри. Хадсон вошел так же неожиданно и быстро, как и постучал в дверь. Ноен встретился с ним лицом к лицу, замерев от поспешной ходьбы, и чуть ли не столкнулся в грудь Чейза. Тот, словно догадываясь о волнении подростка, находившегося в замешательстве, разглядывал его, незаметно ухмыльнувшись и что-то подметив для себя. Сердце Юбэнкса продолжало выплясывать кульбиты. Он растерянно и настороженно рассматривал беглыми глазенками статную фигуру брата, а затем с трудом сглотнул. Безмолвие нарушать не хотелось, потому что толкового Ноен ничего бы не высказал. Внутренний червь, подначивая, твердил о том, что Хадсон явно сейчас скажет о том, что наедине с ним он не такой смелый, как в компании остальных членов семьи. Это и являлось правдой. Вдвоем с Чейзом он не ощущал себя в полной безопасности, поэтому изворотливо отошел назад, продолжая выжидающе глядеть, чтобы узнать ответ на свой главный вопрос: что Хадсон тут забыл и какого лешего ему надо? — Не хочешь прогуляться со мною, так может хотя бы посмотришь фотоальбом с нашими детскими фотографиями? — снова напускной непринужденный тон, а в руках альбом с поблекшими листками и множеством фотографий Ноена. Он осторожно посмотрел на руку с занимательным перстнем, в которой и находился предмет. Вновь тяжелый ком в горле. Учащенное сердцебиение и дыхание. Нарастающая паника и встревоженность. — В следующий раз без моего спроса не заходи, ладно? — В следующий раз не указывай мне, какой возрастной контингент людей должен входить в мою компанию, ладно? — передразнивая, ответил Хадсон, гадко ухмыляясь и вперивая лазурные глазищи прямо на парня. Ноен только сейчас понял, что попал по-крупному. Обида и раздражение сквозили в этом ядовитом голосе и взгляде. — Там большинство моих фотографии, которые ты видел, и я их видел. Зачем мне их смотреть вместе с тобой? — попробовал мягко соскочить с темы Юбэнкс и, кажется, удачно. Всё это время он не отрывал глаз от Чейза, который тоже смотрел в ответ с осуждением и отвращением. — Чтобы сблизиться со своим любимейшим младшеньким братцем, конечно. Пойдем, ты же не просто так спросил меня о том, куда я уезжал? Вот тебе и возможность узнать меня поближе. Резко схватив за запястье Ноена, он крепко сжал его, из-за чего тот громко ойкнул. Теперь ему казалось, что тот недвусмысленный намек уже произошел и без его осознания. Хотя… Это же Чейз. Для него всё являлось намеком, в которых он и не нуждался. Хадсон будто делал всё по четко выстроенному плану, в который Юбэнкса посвящать не собирались. Отчаяние и потерянность клокотали внутри Ноена, обе эмоции бились в нем, как в клетке птенцы, и сейчас как никогда хотелось позвонить Гейджу, чтобы выплакаться о том, насколько ему страшно из-за такого еще более-менее лояльного отношения. Безысходность поползла по стенкам сосудов, заполняя собою всё пространство. Кажется, Чейз был соткан из этой безысходности, прослеживающейся в его лазурных вкрадчивых глазах. Холодность в них страшила до чертиков. Но всё же Юбэнкс не мог заставить себя пошевелиться, продолжая плестись за Хадсоном, который вёл его будто бы не в гостиную, а ко входу в персональный ад, специально обустроенному для Ноена. Солёные слезы не шли, а горькая усмешка покрывала уста вместе с появляющейся внутри ненавистью и завистью, когда его взгляд неосознанно перемещался на малыша, с которым возились до абсурдного аккуратно и лелеюще. Чейз не понимал своих эмоций, но когда он смотрел на маленького Ноена, где-то в груди разливались опустошенность и негодование из-за собственной никчёмности. Он знал, — нет, он был уверен, — что брат куда желаннее его самого. Все эти месяца, длившиеся словно заевшая пластинка граммофона, он выращивал в себе зёрна ненависти, передающиеся на неразумного Юбэнкса. Чейз злился. Причем злился настолько, что эта злоба выжигала в нем все внутренности ослепляя. В такие моменты ему хотелось крушить всё вокруг или на крайний случай избить. Он злился и на окружающих, не желавших его понять, и на себя за то, что, несмотря ни на что, продолжал искать этого понимания и поддержки, которых всё равно потом не находил. В скором времени злоба стала обуревать его настолько, что агрессия, накопившаяся в нем за все годы и продолжавшаяся копиться из-за жестоких одноклассников, стала распространяться и на несчастного Ноена. Хадсон мог позволить себе пнуть его, на что маленький мальчик сразу же начинал кричать, пуская слезы из больших глазенок-бусинок, смотрящих на него. Он мог замахнуться на малыша, посмеиваясь над нелепыми попытками родителей укрыть его от опасности, пока сам Чейз уходил в свою комнату, выплёскивая копившиеся раздражение и пренебрежительность в диком зверином рыке, когда он смотрел на себя в зеркале. Хадсон делал подножки, забирал игрушки, пряча их, а потом делая вид, что не зная где. Он делал всё, что мог делать обозленный и обиженный старшеклассник, чтобы отыграться на более слабом существе. Но Чейза, — не мрачного и вечно угрюмого, — а того робкого и нежного Чейза поражало то, что, несмотря на все подлости, этот бедный ребёнок продолжал ступать к нему и ластиться. Этот ребенок любил его. Наступила та юная пора, которая ознаменовалась приходом серой и безвкусной осени, с мрачными и тоскливыми дождями, лужи от которых покрывали все дороги. Бесконечная вереница улетающих птиц вместе с опадающими унылыми листьями наводила печаль и погружала в апатию. Чейз не любил осень, потому что с ней у него были плохие воспоминания. Десятый класс, новая глава в его жизни, которую он решил начать заново, перевернув с чистого листа. Переход в другую школу, в которой бы не было гадких бездоказательных слухов, казался единственным правильным решением за все годы тяжелого существования. Спокойствие и полная безучастность к его персоне — вот чего ему не хватало долгое время. Замкнутость и молчаливость прогрессировали, делая Чейза всё более неподступным и погруженным в себя и собственный внутренний мир. Но даже вопреки всему набору подобных качеств, Хадсону по-прежнему не хватало… друга. Он продолжал ждать чудо, надежду в которое ему вселила погибшая Авани. Это была столь самоотверженная дружеская любовь в чистом ее проявлении, что Чейз не смог не сделать напоминание о том ужасном дне. Кольцо, с извечно выгравированной на нем датой, заставляло погружаться в былые деньки, когда у Хадсона была любящая семья, близкий человек. Он давно понял, что семья — это необязательно кровные родственники. Семья — это в первую очередь люди, которым он дорог, которые его любили, которые о нем заботились. Семья — это его трагично утерянная подруга, стёртая с реестра живых. Но пока жив он, Чейз поклялся, что память о ней будет запечатлена навсегда в его потертом сердце. Отчужденный от других, он не заметил лёгкой девичьей руки на его плече. Она села рядом совсем незаметно, передвигаясь и делая все бесшумно, как колыхающееся по ветру платье. Хадсон приподнял голову и резко отпрянул. Девушка, на удивление, не забрала руку, мягко сжимая ее на плече и по-доброму улыбаясь. Чейз заглянул в ее янтарно-карие глаза, и в этот миг внутри него всё перевернулось. Он почувствовал то, от чего сердце начало трепетать и гулко биться о ребра. Ощутил то самое чувство готовности наконец-то поделиться своей любовью. Чарли была милой и приятной девушкой. Она сразу разбудила в нем его истинную сущность. Только с ней наедине он мог снять маску и показать себя настоящего. Их простое общение с шутками и приколами, безобидными прозвищами переросло в крепкую дружбу за пару месяцев. Чейз наконец-то почувствовал себя счастливым за столь долгое время. Эмоции переполняли его, окрыленность и приподнятость в нем сквозили через каждый жест или слово. Через ещё несколько месяцев он понял, что любил Чарли. В этот момент он резко стал осунувшимся, задумчивым и снова замкнутым. Дамелио пыталась его растормошить, ее искренне беспокоило подобное состояние друга. Чейз боялся своим никому не нужным признанием похерить всё, что так долго и муторно было ими выстроено. Он возводил стену между ними, пугаясь от мысли, что Чарли его оставит вновь в одиночестве, которое Хадсон уже бы не выдержал. Но признание все же наступило, а за ним, шлейфом аромата весенних цветов и ожидания скорых каникул, нагрянул, будто гром среди ясного неба, ответ на мучившие его чувства. Они были не безответны. Она тоже любила его. Ноен опять оказался в комнате. Он сидел, поджав колени и укрывшись одеялом. Его трясло, а глаза застилала пелена слёз, которую он периодически вытирал рукавом. Мысли были сжаты в противоречивый клубок, тени хаотично плелись по стенам, заползая в самую душу. Страх. Снова это смрадно-удушающее ощущение выматывающего ужаса, от которого нельзя было никуда деться. Ноен закрывал уши лишь бы не услышать собственные предательские всхлипы. Омерзение — оно так искусно переплеталось с боязнью, что от этого мастерского влияния Чейза на него становилось куда более не по себе. Всё, что он помнил — это шорох перелистываемых страниц с его детскими фотографиями, на которых изредка встречался леденящий душу взгляд Хадсона, стоявшего где-то поодаль за родителями. Он проникал в глубину его сознания, такой мрачный и такой… разбитый подросток. Необъяснимая жалость появилась к брату. Сожаление и сочувствие подключились чуть позже. Юбэнкс распахнул глаза, смотря перед собою. Глаза Чейза преследовали его. Он ясно их видел, они мелькали калейдоскопом, рассыпаясь на многочисленные блеклые искры. Загнанным зверьком в нем метались эмоции, когда внутри что-то выстрелило и он будто бы вспомнил давно позабытые события. Но ничего подобного не было. Ноен ничего не вспомнил. Помимо глаз, он отчетливо помнил теплые ладони, словно невзначай касающиеся его. Озябшие от волнения руки подрагивали в судорожной панике, а сам он вновь и вновь прокручивал в голове мгновения, в которых Хадсон трогал его стройную талию. Сроду не существующие ласковость и добродушие напрягали сильнее устремленного на него взгляда. Эти прикосновения в нем вызывали лишь ощущение неизбежно приближающегося конца, ведь каким-то шестым чувством он испытывал грязный разврат и помешательство, перекликающиеся в Чейзе между собою. Отвращение при подобных воспоминаниях накатило лавиной по новой, из-за чего всего Ноена пробила крупная дрожь. Слезы заблестели в глазах, скатываясь по бледным щекам и собираясь в уголках губ. Сострадание к брату сменилось на время забытым неконтролируемым страхом. Он уткнулся носом в подушку, как будто стараясь поделиться с ней своими переживаниями. Юбэнкс настолько погряз в размышлениях, что снова не услышал стука, набатом прозвеневшего в голове. Ноен вынырнул из бездны боли и отчаяния, точнее его погруженность рассеял сразу не полюбившийся звук. Вытерев наспех слезливые глаза, он всё так же медленно подошел к двери и приоткрыл её не до конца. Высунув нос, Юбэнкс вопрошающе взглянул на Чейза. — Братик, вся наша дружная семья уже собралась и ждет, чтобы сыграть в монополию. Не заставляй нас ждать одного тебя, — как в приглушенном и отдаленном сне донеслись до него сказанные слова брата, который, как и в прошлые разы, без ответа схватил за руку и стиснул её, вынуждая выйти из своего безопасного убежища…***
Паника и уже самый настоящий ужас охватили всё естество Ноена. Он не сдерживал рыданий, громко всхлипывая под одеялом. Юбэнкс закрывал уши и обхватывал плечи оледеневшими руками в попытке забыть и быстрее пережить тот страх, обволакивающий далеко не махровым одеялом. Ноен трогал свое лицо, словно стараясь убедиться в том, что это всё еще он и это в самом деле происходит с ним. Отвращение и тревога смешались в одну липкую массу, их хотелось смыть с себя, так как он не мог далее продолжать ощущать те мерзкие касания к его телу, которое позволялось трогать лишь Гейджу. Собственная брезгливость подначивала сходить в душ, но Юбэнксу было страшно, что Чейз доберется и туда, сделав что-то куда более гнусное. Но всё же он больше не мог терпеть ощущения вязких прикосновений к белоснежной коже, поэтому с трудом встал на ноги, направляясь к двери. Открыв ее не спеша, оглядываясь по сторонам, Ноен вышел из комнаты и направился в ванную. Юбэнкс пересек этот недальний путь и зашел вовнутрь. Погруженный в навязчивые воспоминания, он аккуратно снимал с себя одежду, складывая рядом в стопочку, и встал под теплый бодрящий душ. Сейчас никакие невзгоды его не волновали, Ноена не беспокоило даже, запер ли он двери сюда и в его простую обитель. Он омывал свое тело каплями стекающей по нему воды, блуждая руками по торсу. Юбэнкс вздрогнул, стоило вспомнить то, что пару минут назад он старался так рьяно запихнуть подальше в памяти. В голове моментально возникли яркие образы того, как Хадсон ненавязчиво его касался за игрой в монополию. Он то наклонялся сам к нему, невесомо гладя острые колени, то опалял горячим дыханием кожу шеи. Чейз был полураздет, в одной легкой рубашке, оголяющей его грудь. Мужчина продолжал метать лукавый и коварный взгляд в сторону Ноена, смутившегося и не доверяющего. Постоянные невольные касания, явно подразумевающие под собою нечто другое, чем невинность братских отношений, переросли в что-то более откровенное. Хадсон прижимал мальчика к себе, будто бы случайно подушечками пальцев ощупывая талию, спускаясь значительно ниже положенного. Больше обычного раздражали невозмутимые глаза Чейза, который делал вид, что это нормально. Юбэнкс пробовал отпрянуть, но этого не позволяли цепкие руки брата. Ноен по-прежнему боролся с вызывающими слезы воспоминаниями, хотя те настойчиво прорывались сквозь плотину нежелания. В голове ворохом шумели непрекращающиеся разговоры родителей и Хадсона, с ними смешались и поглаживания по талии. Парень корил себя за то, что тогда ему вдруг неожиданно понадобились те фишки по другую сторону, потому что из-за неудобства, с каждым разом наклоняясь, он неосознанно терся о раздвинутые ноги Чейза. Первое, что Ноена привело в смятение — это непонятные приглушенные хрипы со стороны мужчины, которые были похожи на стоны. Юбэнкс решил не брать это во внимание, хоть внутри всё и сжалось, вплоть до внутренних органов. Когда он перевел взгляд, то поистине ужаснулся, не скрывая собственной брезгливости и омерзения. У Хадсона стоял на него, мокрое пятно разверзлось на темных брюках, что свидетельствовало о том, что он кончил. И вместо того, чтобы отвернуться от стыда или раскаяния, Чейз просто продолжал приобнимать парня за плечи одной рукой, находящейся на спинке дивана. Он не отвел глаз, всего лишь облизал длинным языком губы и клыки, пошло подмигнув Ноену. Ему снова стало противно и гадко. Дернув плечами, чтобы отмахнуться от этого живого кошмара, Юбэнкс лил на себя воду, будто бы это помогло стереть с него отпечаток того безрассудства. Ничего не помогало, так как перед ним всё так же стоял подернутый завесой похоти взгляд Хадсона, приманивающего его пальцем. Ноен задрожал в подступающей истерике и, наспех выбежав из кабинки, вытерся полотенцем. Он укутался в него и босыми ногами убежал в комнату. Занятый своим привычным страхом, Юбэнкс даже не успел осознать, что дверь оставалась всё время открытой… Ноен… Тот лучик горящего солнца, которое заставляло улыбаться в самый ненастный день. Чейз не мог ненавидеть его настолько ослепляюще, он не был диким зверем, готовым на растерзание несчастной жертвы. Несмотря на тот грамм умерщвляющей ярости и презрения, Хадсон по-прежнему любил маленького мальчика. Его сердце, — в чем он не хотел себе признаваться, — обливалось теплотой и нежностью при виде такого счастливого малыша, обнимавшего его за шею. В редкие мгновения он мог не оттолкнуть, а, наоборот, слабо улыбнуться и прижать его к себе поближе. Юбэнкс забавно хлопал своими глазенками-бусинками, которые до боли напоминали Авани. Чейз трепал Ноена по головушке, тискал за миленькие щеки и обнимал в ответ, когда этот ребенок подбегал к нему, встречая со школы. Родители всё время неудовлетворительно хмыкали на это, забирая плачущего и тянущего руки к подростку мальчика. Стоило тому зажечь в нем огонь, как мать с отцом одним своим действием уничтожали всё, превращая в голое пепелище. Хадсон видел, как рос Юбэнкс, как трепетно к нему относились и как с желанием проводили с ним время. Несмотря на ревность, смешанную с любовью, он радовался за братика, продолжал дарить втайне приятные объятия для обоих, когда Ноен требовательно простирал ручки к нему. Он стал для него маленьким вторым солнцем, потому что малыш, будто бы без слов, осознавал всё, о чем думал Чейз. Юбэнкс заглядывал в его глаза, такие пустые и выпотрошенные, и лишь расплывался в улыбке, хихикая на щекотку, когда Хадсон пытался отвлечь его от всепоглощающей бездны внутри него самого. Ноен принимал его таким, каким он являлся, поэтому Чейз любил его, но периодически, чтобы поддерживать свой образ, насмехался, пряча игрушки или ставя не сильно вредящие подножки. Но всему этому пришел конец, когда укор во взгляде родителей превратился в определенные действия, пытающиеся отвадить и развеять привязанность обоих сыновей. Теперь не было привычных объятий со стороны встречающего его мальчика, не было ласковых прозвищ, не было широких улыбок, легких чмоков в щеку, не было самого́ сияющего от радости малыша. Чейз вновь злился за то, что его родную душу отобрали у него так нечестно. Он пинал всё, что попадалось под ноги, крича по ночам в подушку. Хадсон слышал доносившийся из комнаты по соседству плач Юбэнкса, истерившего и захлебывавшегося в собственных слезах. От этого становилось неимоверно больно, он чувствовал, как нуждался в нем мальчик, и у него щемило сердце каждый раз, когда Чейз понимал, что то же самое испытывал и он, но не был в силах что-либо изменить. Озлобленность на родителей и окружающих. Разочарование во всем, даже в себе. Потрясение от того, насколько младший брат был привязан к нему и насколько убивался. Снова что-то щелкнуло в Хадсоне, но на этот раз он решил показать остальным придуманный ими образ, клеймо, висевшее на нем. «Суки!..» раздавалось в его голове, когда Чейз смотрел на измученного и дрожавшего мальчика, сочувствуя и сожалея, что никак не мог помочь. Ему самому не хватало объятий от него, от которого пахло постоянно лакрицей и свежим постиранным бельем. Но месть, обуревавшая его сознание, затмила собою всё. Он начал пуще прежнего издеваться и истязаться над дорогим ему человеком, чтобы доказать и себе и другим, что их необдуманные решения имели последствия. Наказания стали жестокими. Ранее не поднимавший руку, он теперь запросто мог дать пощечину Ноену просто за то, что тот не убрал свои игрушки. Родители разъяренным тоном на него кричали, на что Чейз не стыдился и показывал средний палец в ответ. Отношение модели принеси-подай, направленное к Юбэнксу, въелось под кожу таким до боли привычным ощущением, что Хадсон полностью потерял всё тепло, которое когда-то проецировалось на малыша. И мальчик недоумевал, когда вместо родных объятий натыкался на льдины во взгляде и новое молчаливое приказание. Но даже вопреки такому непонятному поведению Чейза, Ноен искренне улыбался, когда видел его вскользь смеющегося в разговоре с Чарли. Он по-прежнему умел восхищаться и любить старшего братика, потому что те нити, скрепившие их судьбы намертво, оказались чересчур прочными.***
Безмолвная ночь, в которой с трудом можно было услышать что-то наподобие шороха. Юбэнкс заснул, сам не помня этого. Тени крались к комнате, растворяясь в кромешной мгле. Холод пробирал до дрожи. Ноен ворочался от вновь появившегося чувства опасности. Он тягостно дышал, покуда его грудная клетка быстро вздымалась и опускалась в томящем его беспокойстве. Ему снилось что-то тревожное, из-за чего Юбэнкс сипло выдыхал воздух. Охваченный фобией в лице хищного брата, он сжимал простынь в руках для того, чтобы ухватиться за призрачное спокойствие, которое могло бы вмиг его покинуть, вспомни Ноен о том, что не закрыл дверь. Хадсон неторопливо вышагивал по коридору, звеня в руках поблескивающим ключом. Он напевал шепотом какую-то песенку, думая о чем-то своем отдаленном. Тихий смешок раздался неожиданно из его ранее сомкнутых уст. Чейз, растягивая такой сладостный момент, подошел к двери Юбэнкса, собираясь ее отомкнуть. На его удачу, она не была закрыта, поэтому запасной ключ не понадобился. Он лишь ухмыльнулся, облизывая медленно свои потрескавшиеся губы. Осторожно открыв дверь, стараясь сделать это без лишнего скрипа, разбудившего бы спящего братика, Хадсон прошел вальяжно внутрь, к несчастью Ноена абсолютно ориентируясь в пространстве. Без особого интереса разглядывая интерьер, который трудно давался осмыслению из-за полной темноты, царившей не только снаружи, но и в глубине души Чейза, он подошел к Юбэнксу, засучив рукава своей рубашки. Мужчина аккуратно сел на кровать парня, рассматривая его бледное лицо, освещаемое еле проникающим сюда лунным светом из-за занавешенных гардин. Хадсон гладил скулы Ноена, забирая заботливо со лба растрепавшиеся прядки волос. Он усмехнулся нахмуренным бровям подростка, попытавшегося перевернуться на другой бок и мямлившего что-то себе под нос. Чейз медленно наклонился вперед, оставив тому невесомый поцелуй на лобике. Продолжая наблюдать за сном парня, неожиданно засопевшего, он рукой не спеша спускался от абриса челюсти до тазовых косточек. Мужчина с необычайной нежностью гладил мальчика, спокойно спящего прямо перед ним. Он еще несколько минут поигрался с пушистыми волосами Юбэнкса, а затем решительно встал, потянувшись руками к бляшке ремня. Расстегивая его с характерным бряцанием, Хадсон спустил нижнее белье вместе с брюками до колен. Всё такой же давно позабытый запах лакрицы и постиранного белья окутывал его сущность, одурманивал до невозможного. Он вдыхал аромат, исходящий от теплого тельца, и чувствовал собственный жар, прошедший лавиной по телу, разгоряченного до предела. Достав свой половой орган, Чейз медленными движениями стал водить по нему, устремляя взор прямиком на свернувшегося в клубочек Ноена. Взгляд постоянно перемещался то на стоящий член, то на мирно отдыхающего парня, возбуждая сильнее с каждым разом, стоило руке коснуться плоти. Хадсон испускал из стиснутых уст тихие полустоны, ощущая перед глазами вспышки искр. Продолжая мастурбировать себе, он тяжело дышал, подрагивая от резко выстрелившего возбуждения. Чейз закатывал глаза, облизывая уже в сотый раз губы, продолжая водить по органу, не беспокоясь о том, мог ли проснуться Ноен и спросить касаемо данной ситуации. Ему было очень приятно и ни капли не мерзко от того, что он делал, он продолжал ускорять темп, всё время смотря на Юбэнкса, меняющего периодически положение. Сделав еще несколько подобных движений, Хадсон обильно кончил себе в руку с гортанным стоном. Парень от этого чуть ли не проснулся, но мужчина быстро натянул на себя снятую одежду и закрыл тому рот, чтобы в случае чего он не завопил. Вытерев сперму об одеяло Ноена, Чейз взглянул на себя в зеркале, встретив собственные уничтожающие и вожделенные глаза, и удовлетворенно усмехнулся. В последний раз осмотрев спящего брата, он вышел из комнаты, чувствуя приливы радости внутри себя. Подобное должно было происходить еще несколько ночей подряд…***
Юбэнкс на протяжении нескольких дней проводил всё свободное время наедине с собой, изредка выходя из комнаты по чрезмерно весомым причинам. Страх, обуявший его настолько сильно, туманил мозги, из-за чего Ноена сопровождал постоянный тремор. Он смотрел в окно, отодвинув гардины, и любовался летним пейзажем. Свежий ветерок пробивался в его убежище, наполняя его прохладным воздухом, сменяющим надоевшую жару. Лето находилось в самом его разгаре, когда Юбэнкс боялся выйти, чтобы погулять банально с друзьями. Боязнь, что за ним увяжется Чейз, останавливала поднимающееся изнутри желание о прогулке с Эбби или Гейджем. Ох Гейдж… Этот темноволосый ангел. Ноен так соскучился по объятиям, нежным поцелуям и шепоте, который твердил о его неземной любви. Он хотел встретиться с Буреком, чтобы наконец-то провести это лето, как и планировалось, с ним, но навязчивый шепоток о том, что есть не устраненная проблема в виде старшего брата, мешал предаваться сладостным мечтам. Ноен бы скоро не сдержался и просто-напросто убил бы Чейза, раздражающего до чертиков и контролирующего каждый его шаг. Хадсон лез в личное пространство, касался своими противными пальцами его тела, так еще и с недавнего времени вещи в комнате потихоньку стали пропадать. Не совсем важные, конечно, но то, что пара любимых трусов была безвозвратно потеряна, омрачала и без того тоскливые мысли. Он помнил, что оставил их на видном месте, чтобы кинуть затем на стирку, но те всё не находились, сколько бы не искал их. Раздражало и отношение Чейза, который вечно требовал ему принести что-либо, подать, сделать, и Ноен видел, как тот стискивал зубы и как горели его глаза, когда Юбэнкс набирался смелости и отказывался. Хадсон хотел поднять на него руку, тот безобидно замахивался, но что-то внутри подсказывало, что это «безобидно» продлится совсем недолго… Он, как только выдалась возможность, сразу же позвонил Гейджу и всё объяснил. Из-за постоянно мельтешащего Чейза вокруг Ноен редко звонил своему парню, обсуждая что-либо шепотом. Бурек, к счастью, всё понимал и сильно беспокоился за благополучие Юбэнкса, когда тот резко прятал телефон под подушку, стоило Хадсону открыть дверь нараспашку. Он испуганно смотрел, тяжело сглатывая на оценивающий и презрительный взгляд. Но всё же кое-что Ноен придумал, чтобы наконец-то избежать захлопнувшейся окончательно ловушки. Юбэнкс в один обычный день сидел возле приоткрытого окна, разговаривая с Гейджем. Они обсуждали общие планы, смеялись с локальных шуток и просто приятно проводили время. Бурек выражал свое сожаление о том, что приходится идти на такие меры, но Ноен говорил так уверенно о не конкретных действиях Чейза, что стопроцентно его убедил. Ласковый голосок парня успокаивал, обволакивая и погружая в радостное настроение. Он качал ногами, забывшись о том, что в этом доме есть уши, подслушивающие и улавливающие абсолютно любое брошенное слово. Попрощавшись с Гейджем, который по обыкновению назвал его «бусинкой», на сердце потеплело, а сам Ноен расплылся в искренней улыбке. Да, всё же он любил этого мелкого проказника. Не успел Юбэнкс спрятать телефон, как вошел Хадсон, переставший стучать даже просто для приличия. Парень сглотнул, чувствуя, как улетучился позитив и нагрянуло отвратительное состояние знакомой паники. — Ной, у меня к тебе просьба, — вот так, с бухты барахты, произнес серьезный Чейз, оглядывающий брата, который догадывался о том, что это был приказ, схожий на просьбу. — Я хочу, чтобы ты меня нарисовал. — Нет, — резко и категорично ответил Ноен. — Бусинка, ты же не хочешь, чтобы я рассказал нашим любимым родителям о том, что ты пидор? — напускным ласковым тоном сказал мужчина, на лице которого нарисовалась привычная гадкая ухмылка. Вновь нагрянули привычные испуг и шок, сменяющиеся изумлением в глазах Юбэнкса, что так запросто мог различить Хадсон…***
Ноен оказался прав, когда думал о том, что его постигнет ад. Он настал. Чейз продолжал свои развращенные действия, но теперь парень не мог его оттолкнуть, боясь, что мужчина расскажет всё родителям, ведь тогда их отношениям с Гейджем придет конец. Этого он страшился больше, чем наказания от Хадсона, который настолько стал уверенным в своих поступках, что за любой промах со стороны Юбэнкса давал пощечину или как-то больно толкал, мог потянуть за волосы. Ему было обидно, потому что он не понимал, что сделал, чем заслужил такую бескрайнюю ненависть старшего брата, который должен был, казалось, подавать пример. Парень дергался, сторонясь любого, кто просто подходил к нему из родственников, а ведь прошла только неделя после приезда мужчины… Чейз контролировал его, это можно было заметить невооруженным глазом. Он гипнотизировал собственным взглядом, манипулировал им, будто ломкими фалангами ведьмы, касавшейся хрупкого фарфорового тела русалочки. И теперь эта власть над ним подпитывалась тем, что у него был компромат. Ноен плакал, потому что совершить такую глупейшую оплошность мог только он. Но разве он виноват в том, что чрезмерно глубоко любил человека своего пола? Хадсон до тошнотворного часто коверкал прозвище Бурека, из-за чего теперь оно вызывало только отрицательные эмоции. Он угрожал рассказать всё родителям, когда внутри Юбэнкса загорался огонек, и он желал дать отпор брату. Но Чейз мастерски наступал на этот огонь, и тот затухал, не успев разгореться. Ноен чувствовал, что ломался, потому что жить в постоянном страхе казалось невыносимым. Он хотел сбежать. Висела лишь угроза в виде Хадсона, имеющего личные гнусные и противные цели. Чейз не любил посиделок в домах друзей родителей по одной простой причине: там были чужие дети, с которыми общение не складывалось. Обычно он сидел молча в каком-то уголке, сложив ладони на бедрах и смотря перед собой в стену. За столом Хадсон быстрее всех ел, ковыряясь в праздничной еде, после чего проводил время в одиночестве. Никто не стремился подступиться к нему и заговорить, а он так же не предпринимал таких попыток. Все сторонились его, да и Чейз привык к однообразному одиночеству. Оно не тревожило даже, скорее заставляло скучать. Он внимательно все осматривал, но вскоре это надоедало. Тогда Хадсон просто вставал и ходил по дому на виду всех, чтобы на него не повесили еще и клеймо воришки. Чейз рассматривал портреты, картины, различные статуэтки. Что-то интересное он для себя подмечал, что-то пропускал. Этот день не отличался от предыдущих. Близкие друзья его родных — семья Робертс — приглашали на совместный ужин. Хадсон не желал куда-то переться, но любимые папочка с мамочкой вынудили его пойти туда, где всё равно его ожидало то же, что и в остальных гостеприимных домах. Почему-то нигде уюта для него не прослеживалось. Он везде был будто пустым местом, призраком, которого дергали по невзрачным просьбам. Сейчас Чейз стоял перед зеркалом, зачем-то одеваясь в официальный костюм. Он поправлял галстук на шее и излюбленный пиджак. Довольно улыбнувшись своему отражению, Хадсон отвернулся и направился на выход, чтобы всем втроём поехать в гости. Приехав до пункта назначения, он зашёл в дом, осматривая его по обычаю довольно дотошно и тщательно, представив себя ревизором. Затем все пошло по обычному сценарию. Стол, множество еды, громкие разговоры взрослых… Чейз слез со стула, гуляя по окрестностям небольшого сада рядом. Когда ему это наскучило, он зашёл обратно и рассматривал по новой интерьер дома. Но когда Хадсону и это пресытилось, мистер Робертс по доброте душевной предложил посидеть в комнате его старшей дочери, Шарлотты. Рассказывая какую-то байку, он смотрел на семилетнего мальчика, провожая рукой. Не смотря в сторону двери Шарлотты, мистер Робертс открыл ее, а затем резко распахнул глаза от ужаса и шока. Чейзу тоже стал интересен неожиданный ступор мужчины, поэтому он аккуратно выглянул, наблюдая за растерянными и опешившими лицами двух девушек, одной из которых и являлась дочерью мистера Робертса. Переполох, суматоха, крики, ругань, нецензурная брань… Всё свалилось на голову ничего не понимающего Хадсона, который хлопал глазами, стараясь расспросить и узнать хоть у кого-то, что такого плохого произошло, из-за чего Шарлотта плакала и умоляла отца на коленях быть более милосердным. Гневные, осуждающие и презренные взгляды его родителей и родителей бедной Робертс были направлены на нее. Чейзу лишь потом объяснили, что Шарлотту считали развратницей, позором семьи просто за то, что она любила человека своего пола. Ее застукали за трогательным поцелуем с девушкой, чего гомофобная семья принять не смогла. Они отреклись от нее, вследствие чего та совершила самоубийство. Хадсону же с самого детства твердили о том, что такие отношения неправильные, что они противоречили природе. Мальчик рос в гомофобной атмосфере, из-за чего теперь его внутреннее подавляющее «я» отвергало любые проблески чувств к своему полу. Хотя подобные чувства вызывал лишь… Ноен. Юбэнкс каждый день вынужден был принимать Чейза у себя, чтобы нарисовать резко понадобившийся тому портрет. Он видел многозначные взгляды Хадсона, то, как тот лип к нему, пытался случайно дотронуться. Ему это не нравилось, совершенно. Но против сказать Ноен ничего не мог, у него не было такой привилегии. Чейз перед ним сейчас сидел со спокойным, невозмутимым лицом. У Юбэнкса дрожали руки, хотя он рисовал так искусно, что подобного нюанса и нельзя было различить. Часы, отбивающие равномерно минуту за минутой, переключали внимание на себя. Ноен вслушивался в них, и это его ненадолго утихомиривало. Хадсон не отводил лазурных глаз. Малахитовые Юбэнкса скользили в ответ по фигуре брата. Последний день этого кошмара; он закончит несколько штрихов и забудет об этом, как о страшном сне. Парень делал небрежные мазки, соединяющиеся в нечто целостное. — Всё, — скорее себя уведомил Ноен и облегчённо выдохнул, подумав о том, что больше не почувствует взор коршуна на своей макушке. — Ной, бусинка, за тобою должок… — Какой такой ещё должок? — Снова паника и испарина, покрывающая всё лицо. — Ну как же? Ты думаешь, я постоянно собираюсь молчать о твоих отвратительных связях? — Мужчина шагнул ближе к Юбэнксу, ставя его в неловкое положение и загоняя в тупик. — Ну… да?.. — неуверенно и робко вопросил парень, стараясь увильнуть. — Хорошая попытка, но нет. — Чейз удержал его двумя руками и откинул к стене. — За все в этой жизни нужно платить. И за молчание тоже… — Он расплылся в оскале. — Денег у меня нет… — тихо выдавил из себя Ноен, смотря в глаза и моргая часто-часто, чтобы не пустить слезу от того, насколько крепкой хваткой держал Чейз. — А кто сказал, что мне нужны деньги? Ухмылка мерзавца, продумавшего все до мелочей. Изогнутая бровь в немом вопросе со стороны Юбэнкса. — Мне понадобятся лишь твои ручки и ротик, бусинка. Слова, звучащие набатом в голове. Потерянный взгляд и бегающие глаза. Настоящий ужас и подгоняемая тревога, орущая внутри лишь одно: «Беги! Беги, Юбэнкс, твою мать, пока можешь!» Но ноги будто вросли в пол, ступор охватил всё тело, из-за которого оно не могло пошевелиться. Леденящая паника, превратившаяся в дикий бьющий озноб. Он тяжело сглотнул. — Что? — Надежда на то, что ему показалось. — Meine gehorsame hündin , ты прекрасно все расслышал. Вставай на колени, пока я сам тебя на них не опустил, — возвратившийся властный и требовательный голос. Ноен уж не думал так скоро встретиться с ним. Хотя это доказывает, что вся та нежность была фальшью. Парень снова попятился назад, но Чейз, схвативший его за ворот, повел к кровати, пока Юбэнкс пытался отбиться, начиная всхлипывать. — Чейз, не надо, пожалуйста, молю!.. — резкий, надорванный вскрик, старающийся сразу же надавить на жалость, когда его, как мешок с картошкой, кинули на землю. Чейз обошел подростка, плюхнувшись на кровать, и посмотрел на Ноена, находившегося между его ног. Ухмылка тронула уста, пока тот глядел в наполняющиеся слезами глаза Ноена. — Заткнись, тупая сука, если ты хоть слово пикнешь, я расскажу всё твоим ебанутым предкам о том, как ты ебешься в задницу с парнями. — Он резко намотал волосы на кулак, прижав к своему паху, отчего Юбэнкс вскрикнул. Слезы опять брызнули из его малахитовых глазенок. — Чейз, почему… — давясь собственными рыданиями, спросил Ноен, слизывая с губ солоноватый привкус. — …зачем?.. Я же ничего тебе не сделал… — О-о-о, мой хороший, — злобно произнес тот, наматывая волосы сильнее. — Ты слишком туп, чтобы понять все, что окружает тебя. И впредь не задавай подобных вопросов. Сейчас перед тобой стоит лишь одно — постараться принести мне удовольствие. — Чейз дал грубую пощечину парню, чтобы тот прекратил плакать, роняя частые слезинки на пол. Ноен оперся руками о холодное покрытие, весь дрожа и в судорожном ужасе медленно поворачиваясь лицом к Хадсону. Он снова тяжко поерзал, стоя на коленях и не спеша приступить к тому, к чему его принуждал старший брат. Чейз резко надавил на затылок, опуская голову парня на уровень паха. Тот подавился всхлипом и прикусил в следующую же секунду губу. Разместив ладони на бёдрах, пока Хадсон перебирал в руках пряди Ноена, он потянулся дрожащими руками расстегнуть ширинку. Жизнь была дороже. — Не-е-е-ет, мой дорогой Ноен, зубками. — Мужчина шлепнул по рукам, и Юбэнкс их моментально одернул, поняв свою оплошность. Он тут же начал выполнять приказание. Расстегнув зубами ширинку, Ноен снял ремень, который Чейз с гулким звуком отбросил в сторону, из-за чего парень больше напрягся, вздрогнув, и начал быстрее раздевать Хадсона. — Не торопись, mein dreckiges baby , нам некуда спешить. Почти любовно схватив за запястья, которые Ноен пытался вырвать, он крепко их сжал, медленно расцеловывая каждый палец на руке и посасывая их. Чейз по-прежнему смотрел в глаза, когда Юбэнкс тяжело сглотнул от перехватившего дыхания и снова опустил голову вниз, снимая брюки и нижнее белье до колен. Он сильнее прогнулся, беря в руку противный для него половой орган брата, и стал неспешно водить по нему. Подавляя в себе рвущуюся наружу брезгливость, парень неумело наклонился, лизнув достаточно выделившийся предэякулят. Чейз шумно выдохнул, довольно простонав, и крепче схватился за пряди Ноена, оттягивая их у корней. Тот недовольно мычал, пока слезинки собирались в уголках глаз. Хадсон его направлял, держа за волосы, чтобы он попробовал взять для начала головку в рот. — И только попробуй выпустить зубы, я тебя так пиздану, что ты в коме месяц лежать будешь. Юбэнкс послушно кивнул, шмыгнув носом, и постепенно заглатывал до середины. Ноен давился от непривычности и неумения делать, но Хадсон не позволял откашляться, пока вибрации отсылались прямо на его член, возбуждая сильнее. Парень занимался подобным пару минут под строгим руководством самого мужчины и его пугающих угроз. Он тихо плакал, пока заглатывал половой орган, помогая себе руками, отчего слезы капали на него, но Чейз ничего на это не говорил. Юбэнкса потрясали растерянность и шок, они сменялись недоумением и страхом. Через несколько движений Хадсон кончил ему в рот. Неизведанный привкус на губах отдавался чем-то горьким и беспощадно ничтожным. Хотелось, как и прикосновения, смыть его. Ноен боролся с желанием слизать субстанцию, так как он осознавал, что это сильнее бы раззадорило мужчину. Юбэнкс видел, что в этот момент у того был различный головокружительный спектр эмоций, ведь когда взгляд перемещался невольно на него, Чейз находился явно за пределами вселенной. Яркие вспышки рассыпались перед его глазами, когда юркий язычок обводил всё, что видел. Тогда он ощущал блаженный экстаз. Теперь Хадсон взглянул на Ноена, смотрящего с испугом и отвращением, пока его рот испачкался в сперме, такой белесой и притягательной, которую появилось непреодолимое желание почувствовать на вкус, коснувшись невинных уст Юбэнкса своими. И вместо того, чтобы растеряться или ужаснуться своему поступку, он коварно… улыбнулся. Парень оказался полностью сбит с толку.***
Ноену было страшно. Он сидел на той самой злополучной кровати, не желая даже смотреть в ее сторону. Ему было чрезмерно противно от всего, что произошло днём ранее. Он качался вперед-назад, стараясь успокоиться. Юбэнкс смотрел перед собой, не видя ничего из-за слез перед глазами, обнимал, гладя по плечам, и бесшумно плакал. Теперь всю ту мерзость, которую позволил себе сделать Хадсон, ничто не могло стереть с тела, а уж тем более из памяти. Стоило незначительно дотронуться подушечками пальцев любого участка кожи, как его пробивали дикий озноб и паника, испуг и отвращение. Перед глазами стояло воспоминание того, как буквально недавно Ноен на коленях отсасывал своему врагу не по собственной воле. После такого навряд ли он бы позволил кому-либо касаться до него хоть как-то, даже Гейджу, особенно ему, так как узнай тот о том, что он сделал, Бурек бы бросил его, оставив на произвол судьбы. Негативные эмоции накрыли с головой, Юбэнкс спрятался под одеялом, стараясь усмирить непрошеную дрожь и льющиеся слезы. Его губы всё ещё хранили отпечаток семенной жидкости Чейза, его теплого возбужденного члена. Его тело было опорочено руками, касающимися волос, талии, рта. От подобного самокопания Ноен не мог сдерживать рыданий, поэтому сильнее лишь всхлипывал, уткнувшись в подушку, чтобы приглушить звуки. Но обида за то, что он не понимал подобного обращения, грызла изнутри, он не мог понять значений тех неоднозначных реплик. Что такого сделали Хадсону, что теперь тот стал таким жестоким, тем более со своим родным братом? Юбэнкс проплакал весь день, его никто не тревожил, или же он просто этого не замечал. Он не вышел даже поесть или выпить воды. В горле пересохло, глаза щипало, а голова раскалывалась. С горем пополам ему удалось погрузиться в беспокойный сон. Проснувшись на следующий день, Ноен первым делом не осознал, где находился. Он протер покрасневшие глаза, осмотрелся и только тогда в память врезались осколки ранящих воспоминаний двухдневной давности. Юбэнкс вновь задрожал, прячась под одеялом. Резкая мысль заполнила собою всё пространство сознания Ноена. Он думал над тем, как ему сбежать отсюда, теперь-то он знал, что Чейз ни перед чем не остановится и сделает что-либо скверное в сто раз хуже. Вместе с страхом перед Хадсоном тело колотилось от замешательства и паники перед тем, чтобы попробовать убежать через окно к Буреку, которому Ноен не звонил три дня с того рокового, но он был уверен, что Гейдж бы принял его без промедления. Дрожащими руками и не менее запуганным голосом он набрал его и, не контролируя свой шепот, сказал, что попробует сбежать из окна, поэтому, если что, чтобы парень его ждал. Договорившись о встрече, Юбэнкс спешно стал собирать самые нужные вещи. Вытирая попутно продолжавшие течь слезы, он шмыгал носом. Все сборы заняли около двадцати минут. Ноен старался не сильно шуметь, поэтому сипло вздохнул, попытавшись усыпить кричащие в нем оцепенение и испуг. Силясь не вызвать подозрений, он направился неторопливыми шагами к окну. Отодвинув аккуратно гардины в стороны, Юбэнкс сощурился от проникающих ярких пучков света. Приоткрыв окно, он оглянулся высунувшись. Посмотрев вниз, Ноен вновь сглотнул тяжелый ком в горле, так как от подобных потрясений на его психику у него кружилась голова и всё перед глазами скользило. Потянувшись дрожащими руками, он крепко схватился за оконную раму и встал коленом на подоконник, пробуя тот на прочность. Убедившись в этом, Юбэнкс встал одной ногой на него и, продолжая держаться, собирался встать другой, чтобы спрыгнуть. Вдруг случайно дернув ею от царившего в теле беспокойства, он случайно смахнул маленький горшок кактуса, который упал на пол и издал громкий звук. Ноен забыл как дышать. Ступор и уже орущая паника метались в нем, как в клетке. Он повернулся в сторону двери, а затем понял, что пора сваливать и чем быстрее, тем лучше. Собираясь уже спрыгнуть, резко открылась дверь в его комнату. Юбэнкс зачем-то повернулся и встретился малахитовыми глазами с лазурными напротив, прожигающими в нем дыру. — Дитя мое, а куда это мы собрались?