Бессердечный

***

      У Чары несколько домов. Основной его дом находится на далёких островах Скеллиге, куда пока демон возвращаться не хочет. Другой находится в Новиграде, это в Туссенте. Ну и третий — в Боклере, в Темерии, в паре десятков километров от академии Джерихо, где он когда-то учился, как и в принципе всё семейство Хэддоков. — Я — демон мира, Иккинг. Я принадлежу всем и никому. Я темерец, туссент, скелл. Но все предпочитают звать меня просто мигрантом, — делится Чара, он миленько улыбается, глядя на племянника. — Ну, а так?.. — Больше скелл. Это потом меня пригласили в Туссент в качестве доктора наук по паре дисциплин. А потом и в Темерию, когда стал заниматься алхимией и чуть-чуть историей. — Папа говорил, ты опять учишься где-то. — Ага, — кивает Чара, — Но я уже диплом получил, как и медальку, так что… Я учусь теперь только дома. — И на кого ты выучился на этот раз? — улыбается Иккинг. Чара заливисто смеётся. — Не поверишь, племяш… Я теперь высший магистр эзотерики. — Да ну?! — Сам в шоке. Я прихожу такой, а мне говорят: «Чара, вот ты такой способный, мудрый, обо всём в курсе, да и популярный демон, может станешь одним из нас?». Ну я такой: «Ребят, максимум на полставки. Мне в лом читать подросткам эти ваши сраные мантры, всю эту муть». Они согласились, возвели в ранг, но попросили молчать о некоторых аспектах. Ну, эзотерика всё-таки, — улыбается демон. — Ты юрист, бестиолог, военный корреспондент, — начинает перечислять Иккинг, при этом загибая пальцы, — рыцарь ордена Лунного Света, теперь ещё эзотерик. Молодец, дядь, что дальше? — Дальше только небытие, Иккинг, — вздыхает блаженно Чара, чуть прикрывает глаза, — Мне пятьсот тридцать, я был везде, где только можно, стал тем, кем желал, даже больше. Я всего достиг. — Но у тебя так и не появилось семьи.       Чара громко вздохнул, всё улыбается, он на ходу придумывает оправдание, пока не выдохнул воздух из лёгких. — Не нашлось ещё такой демонессы, которая могла бы покорить меня, бессердечного упыря, и побудить меня ухаживать за ней, ублажать, когда она желает, потом просить её руки, пойти свататься к её семье, завести детей, внуков, всё такое, — тараторит он, — Когда мне это нужно было, хер кто откликнулся!.. Все бабы были либо уже замужем, либо холостячки до мозга костей, как я прямо. Но у нас семья большая, вон как вы расплодились Хэддоки хорошо. А Ледерсоны так, хуета, как говорится. Да, я знаю, что я последний в своём роду, но это мне даже нравится. Ни вашим, ни нашим, как говорится. Вообще, мне сказали, что я бесплоден. — В смысле ты бесплоден? — тут же широко раскрыл в ужасе глаза Иккинг. — Стоик разве не рассказывал?.. Меня избили практически до смерти, когда мне было девять. Я был крайне удивлён, когда спустя время понял, что член у меня всё же встаёт. Да и мне его планировали отрезать. У меня же женское имя, — усмехнулся Чара, — Спасибо знахарке, не осмотревшей меня внимательнее, когда мать меня родила. — Это я знаю… Но как так вышло, что... — Иккинг, я родился с красными глазами, под кровавую луну, ровно в полночь, — начал перечислять твёрдо Чара, — Когда я родился, умерла вся живность в деревне, а океан окрасился в красный цвет ровно на десять секунд. Как ты думаешь, как могли отреагировать люди, легко делающие выводы и легко поддающиеся влиянию всякой ереси?..       Иккинг напряжённо молчит, несколько напуганный услышанным. — Не знаю, — признаётся он тихо. — Они сразу окрестили меня проклятым. Но отец пытался меня защитить, как и мать. Но знахарка всё же настояла назвать меня Чарой. Знаешь, как переводится моё имя с варгов? — «Решимость», по-моему. — Да, это так. Но есть и второе значение, — заискивающе улыбается Чара Иккингу, — «Проклятие». Ну, я им для них и стал. Варгов ведь больше нет как народа. — А как так вышло, что ты стал с нами связан? — интересуется Иккинг. — Твой прадед Гаркаин усыновил меня, когда мне было где-то… Четырнадцать. Как раз перед тем, как я поступил в Джерихо. Но так как я не родной, я всегда считался сиротой. Меня не обучали, как Грегори и Гюнтера. Я сам всему учился. Гаркаин лишь заплатил за моё обучение. Дальше я был сам по себе. Потом Гаркаин помер, началась делёжка имущества, и вдруг оказалось, что он переписал всё на меня. Так у меня и остался на Скеллиге тот домишко с садом. Вот всё имущество. Гюнтер обозлился на меня, с тех пор мы больше не общались… Последняя наша встреча была, когда мы его с Грегори хоронили, как не странно. Грегори же меня уважал. Он любил меня как брата. И я его, правда немножко совсем, но опустим это. Он предлагал мне поменять фамилию на вашу, но я отказался. У вас Хэддоков особая порода, — с прищуром улыбается Чара, — Я никогда бы таким, как вы, не стал. Уж больно вы… Благородные что ли. Добрые. Миролюбивые. И моногамы. Я — всё наоборот. Неблагородный, злой и враждебный, так ещё и полигам, ха-ха!       Потом Чара долго молчал, как и Иккинг. Они постепенно подъезжают к дому старого демона. Иккингу на пару мгновений кажется, что за окном, во тьме неба, он видит красную луну. — Что за... — Тоже заметил?.. Может потому, что сегодня воскресенье?.. — А причём тут воскресенье и красная луна? — щурит в сомнении глаза Иккинг. — Ну, потому что на воскресенье всегда происходят шабаши в Новиграде, — задумчиво тянет Чара, — Тотальная оргия и кровавая баня. Луна отражает, сколько крови уже пролито. Какого оттенка красного была луна? — Светло-красная вроде. — Значит ещё начали, — улыбается Чара, — Ближе к двум она будет бордовой, я думаю. — Я раньше такого не видел. — У вас над Джерихо, по-моему, барьер есть, он скрывает некоторые прелести ночи. По типу летающих гарпий или светящихся игош, — гогочет Чара, — Но зато ты теперь будешь знать правду. И большинство наших уроков будет ночью, — резюмирует следом серьёзно он, — Скорее всего именно поэтому ты не обращался, возможно, тебе мешал тот ваш барьер. Процесс обращения в открытой среде явно ускорится. — Впервые слышу про барьер, — признаётся Иккинг.       Чара останавливает машину около забора, перед своим домом. — Как в дом зайдём, я тебе расскажу, в чём дело, — говорит демон, отстёгивая ремень безопасности, — Можешь вылазить.       Провозившись с багажом, ключами и прочим, Иккинг наконец оказывается в доме дяди. Парня сразу смутила богатая обстановка, он привык к пустым стенам своей комнаты в общежитии. — Слишком. Много. Всего, — говорит с паузами Иккинг. Чара на это смеётся. — Это ты ещё гостиную не видел, пойдём. Дорасскажу и как раз ляжешь потом спать. — Хорошо, а то я и правда устал, — признаётся Хэддок со слабой улыбкой. — Над всеми академиями нынче есть барьеры, защищающие вас от всякой ночной ереси, — начинает объяснять Чара, — Везде свои проблемы. В Туссенте, например, в небе постоянно летают алканосты и орут просто, мешают спать. Ближе к часу ночи они стихают. На Скеллиге обычно всех терроризируют игоши. Это светящиеся призраки умерших младенцев, они тоже крикливые, от их воплей многие глохнут. Здесь, в Темерии, есть огромное гнездо гарпий на северо-востоке, как раз там, где Джерихо находится. Вас в Огненный лес пускают? — Иккинг отрицательно помотал головой, — Печально. Там частенько тусуются гарпии. Из их перьев делают прекрасные чернильные ручки, помню, как ходил охотиться… Прекрасное время, — вздыхает с блаженством Чара, — Вернёшься с кучей перьев в кампус, сначала отчитают, но потом поблагодарят и даже денежку дадут. — У нас одного парня гарпии убили, когда он однажды пошёл в лес за цветами для девушки, — вспоминает Иккинг. — В одиночку туда ходили самоубийцы. Или Чара Ледерсон, — смеётся довольный собой Чара, — Я этих тварей как семки щёлкал. Они почему-то меня боялись, поэтому я за ними гонялся и добивал, если попадались в ловушку… Вообще, меня многие твари боялись. Помню, в день экзамена на Джерихо напала огромная стая волколаков. Диких, они даже не говорили. Я был в кампусе, отдыхал себе спокойно, и когда уже услышал лютые вопли за километр, тогда только побежал. — Нам рассказывали. Какой-то демон голыми руками оторвал главарю их стаи голову и они разбежались и больше никогда не приходили. — Это был я, — мило улыбается Чара, — Пока этот упырь преспокойно отгрызал моему однокласснику конечности, я тихонько так зашёл сзади и со всей дури дёрнул его за холку. — Он же огромный! И сильный! Это невозможно! — Для Чары Ледерсона нет ничего невозможного, — игриво дёрнул бровью Чара, — Я потащил его в сторону, начал его мутузить, он хотел было меня укусить, и я взбесился, что он меня не испугался, глянул ему в глаза… И он тут же упал на лапы. Ну я медлить не стал, хватанул его за уши и дёрнул его голову на себя. Так и оторвал как-то. Ну, тогда я ещё не стал сосудом для Парки. Так что я не знаю, как так вышло, что мне хватило моих силёнок обезглавить альфу волколаков… Так вот, после того дня было решено сделать барьер, защищающий от всяких тварей, и запретили ходить дальше Масленичной горы. Видимо, вы вообще теперь дальше спортплощадки не уходите, я прав? — Ну, да. — А потом жалуются, почему ребята не могут постоять за себя и других на случайных стычках за городом. Вы ж ни хера не видели опасности. Вы не охотитесь на гарпий, не ходите на алканостов, вы тупо сидите в академии и зубрите всё по древним учебникам!.. Кстати об учебниках! Ты взял что-нибудь с собой?.. — Пару тетрадей и книгу по ведьмовству. — Ну, пойдёт. У меня есть более старые, их уже упразднили давно, но в них больше истин и знаний, что пригодятся в жизни. Вам дают лишь вершинку айсберга, а раньше мы учили всё с основ, — вздыхает ностальгически Чара, — Вас вообще учили Ирдену? — Это запрещённая техника, дядь, — смущённо улыбается Иккинг. — В смысле?! Серьёзно?! Самая полезная знаковая техника и запрещена?! — вспылил тут же старый демон, — Чё за нахуй?! — Мы учим максимум Аард и Игни. — А как же Аксий?.. Квен?.. Гелиотроп?.. — с каждым словом Чара всё больше разочаровывается в системе образования Джерихо. Иккинг лишь пожимает плечами, — Мортен всё похерил. Так и знал. Я просто в шоке… Пиздец, — смачно выговаривает демон. — Ты их знаешь?.. — Конечно!.. Я даже Сомн выучил, хотя он реально запрещён. Если хочешь, я всему тебя научу, только скажи… Они не так уж сложны, как ты думаешь. Вообще, что вы прошли за эти два курса? — Основы алхимии, как варить алкагест, как держать мечи, палаши, как защищаться щитом, — перечисляет Иккинг, Чара тут же состроил гримасу скуки, — История Джерихо, история мира- — Ску-у-у-у-ка-а-а-а, — тянет демон, — На моём первом курсе такое было!.. Разборки с гарпиями, конкурсы красоты, соревнования по драке на мечах, приручение выверн, балы, шабаши!.. — воодушевлённо перечисляет Чара, — Особенно я любил шабаши. После соревнований к победителям подходили ведьмы и приглашали к себе в Новиград, пошалить там, напиться, всё такое. Я там был раз десять, больше всех чуваков вместе взятых. И никого не трахнул, — мотает головой Чара и смеётся на всю гостиную. — Серьёзно? — вскинул бровью с улыбкой Иккинг. — Максимум минет делали. И мыли меня в горячих источниках. Во вещь была!.. Девки о тебя титьками трутся, ручками лапают, — игриво приговаривает Чара пару минут, — Но они были не в моём вкусе все. Я бы посмел сказать, что не я их трахал, а они меня. Я ж бесплоден, они не залетят от меня. Так и выходило. Поэтому в их кругах у меня была кличка Гондон, — опять смеётся Чара, Иккинг на это смущённо лыбится, — Не, ну, а чё?.. На правду не обижаются, я сам себе защиту сделал. Одним словом, Иккинг, скучно у вас всех. Скучно же? — Есть такое, — соглашается Иккинг, — Но как говорит Мортен: «Вы сюда пришли учиться, а не веселиться». — В его репертуаре. Он когда пришёл, он сразу отменил шабаши и балы. Но мы его не слушали и продолжали ахинеей заниматься на выходных и каникулах. Но потом он парочку ребят выгнал и с тех пор всё на убыль пошло. Побоялись короче. Но если кто и решался вдруг, то молчали как партизаны. Я вообще всегда был за любой движ, и меня всегда ждали. Я всегда знал, что, где и как. Даже если мне не говорили. Тусовки сами меня находили, — улыбается Чара, — Да и Парки подсказывал, он же шпиончик у нас. — То есть, он и правда следит?.. — Ага. Ему очень нравится наблюдать за другими. Я его в этом никогда не ограничивал, думаю, из-за этого у нас с ним такие хорошие отношения. — Он и за мной следит?.. — несколько испуганно спрашивает Иккинг. — Не могу знать, — с хитрым прищуром говорит Чара, — Спроси у него сам. Но он и правда любит поглазеть. Этакий адовый вуайерист. — А разве у него нет лимита дистанции?.. — Не-а. Он может быть хоть на другом конце света. При этом, если что, он всегда появится, когда понадобится мне. Его просить даже не надо, он сам всё чует. У него хорошая интуиция. Демон судьбы всё-таки, шарит за эти мутки с временем. — А можно последний вопрос?.. — Конечно. — Почему обряд Айриса поменяли на обряд Сайра?..       Чара мило улыбается племяннику, немного треплет его волосы ладонью. — Потому что демоны в аду закончились, которые хотели связываться с подростками. И многие ребята просто не доживали до конца обряда. — Так значит легенда правдива?.. — Иккинг, когда я был на обряде Сайра, нас в параллели было человек сто… Эзотерики Джерихо каким-то образом завладели пентаграммами пяти демонов, среди них был Парки. Они хотели иметь в академии демонят-сосудов. То есть, ребят с демонами внутри. В этом и разница, в принципе. На Сайре демоны выбирали себе сосуды, остальные выжившие становились демонами греха. Иные, — Чара разводит руки и поджимает губы, — Погибали очень мучительной смертью. Сейчас вы тупо оставляете частички душ на якобы алтаре и ждёте, когда вас обратят высшие демоны греха. Вот и всё. — А многие погибли?.. — О-хо-хо, милый, нас осталось человек сорок максимум. Даже меньше, по-моему… Тридцать шесть вроде… Парки был о-о-очень кровожадным. Он долго выбирал, — тянет Чара, смотрит куда-то в пол, вспоминает, — Мы сидели в большом кругу, нас к тому моменту осталось человек семьдесят. Даже шестьдесят девять. Парки был последним. Все уже рыдали, хотели убежать, но куда они денутся?.. И началось. Он вылез из дыры в середине пентаграммы, начал оглядываться… И давай по одному хватать всех лапищами и на наших глазах всем головы откусывать. Зрелище просто ужасающее, многие аж сорвались с места, но Парки до них дотягивался своими этими ручищами чернильными. А я сидел и улыбался, как дурак. Парки ел всех ребят, которых я планировал на днях убить, — в глазах Чары мелькнула радость, — Мне многие дорогу переходили, вендетты устраивали, а я же человек чести, если пиздят, значит получат то, что заслуживают. И я такой: «Классные рога, приятель!» И он обернулся на меня. Смотрит, бесится, я это видел. А я сижу в позе йога преспокойно, кайфую. Вокруг трупы лежат, кровищи ебанись сколько, а я весь такой радостный мальчонка лет четырнадцати. Он тянется ко мне, смотрит в глаза, состроил рожу. Я ему руку даже протянул, хотел потрогать его головешку, он хотел меня укусить, раскрыл рот, но потом вдруг закрыл его, помолчал минуту и такой, — Чара указательным пальцем тыкает Иккинга в грудь, — «Этот». И я его в ответ тоже тыкнул, но в голову, сказал: «Этот». Потом встал, пошёл к алтарю, лёг, на меня наложили заклинание и Парки потом исчез. Появился он после того, как я проснулся. Знаешь, что он сказал? — Что? — «Ты реально ничего не боишься?». Я ему ответил: «Да». «Пиздишь как дышишь. У всех есть страхи». «Но я же тебя не боюсь. А тебя боятся даже самые смелые воины». — Парки и правда очень страшный… А почему ты его не боишься?.. Почему ты ничего не боишься?.. — Я не знаю, — признаётся Чара, — После той резни, что я устроил, я, кажется, совсем забыл это чувство. Мне даже сказали, что я и есть… Страх. Я всех пугаю, — пожимает плечами Чара, — Одни говорят, что у меня жуткие глаза, ещё пугаются, что я такой высокий, другие говорят, что у меня жуткая улыбка. Она разве жуткая? — и он улыбается. — Есть немного, — признаётся Иккинг, чуть щуря правый глаз, — Ты когда улыбаешься, у тебя глаза сразу чуть щурятся и кажется, что ты планируешь убийство. — Серьёзно? — Чара тут же состроил гримасу полного недоумения и удивления, — Я и не замечал этого. Сколько в зеркало смотрел, ни разу не видел. — Другим виднее, дядь. — Может ты и прав, — соглашается Чара, — Я ведь люблю себя больше, чем кого-либо, и себя убивать не хочу, — и смеётся, — Ладно, надо сворачиваться. Пойдём, я покажу тебе твою комнату. — Здесь ничего раньше не стояло. Я купил кровать по скидке, ты же не против? — Дядь, у тебя странное понятие о кроватях по скидке, — заявляет Иккинг, разглядывая широко раскрытыми глазами большую кровать с явно дорогим постельным бельём. — Ну, диван в зале я купил за миллион крон, — пожимает плечами Чара, — А эту за пятьсот семьдесят тысяч. Скидка сорок процентов была, — поясняет старый демон, широко улыбается, — Я не смог удержаться. Да и бельё в комплекте глянь какое классное. — Не спорю, но… Это слишком для меня, слишком… Вычурно, — признаётся Иккинг, несколько смущаясь. — Дарёному коню в зубы не смотрят. Ложись, — безэмоционально заявляет Чара и уходит, — Доброй ночи. — Ты обиделся на меня?.. — тут же растерялся Иккинг и поспешил пойти за дядей, — Дядь?.. Дядь!..       Побегав за дядей минут двадцать, дабы попросить прощения, Иккинг наконец собирается ложиться спать. Он пишет Астрид эсэмэску, уже лёжа в кровати: «Доброй ночи, Ася, со мной всё хорошо, люблю тебя». Через пару минут приходит ответ: «Спокойной ночи, сладких снов, я тоже тебя люблю». Иккинг миленько улыбается, глядя в экран телефона. Он не замечает, что за его спиной, в темноте комнаты, за ним наблюдают два ярко-красных глаза…       Чара спокойно сидел в гостиной и пил кофе, смотря по телевизору какие-то ужасы. За спинкой дивана, из-под пола, плавно всплывает вверх высокая фигура. — Он делает какие-то странные вещи, — резюмирует Парки. Чара на это хмыкает, чуть отпивает из чашки горький кофе. — И что же ты называешь странным, брат? — Парки подходит к Чаре сбоку, демон судьбы явно смутился на долю секунд. — Ну, типо… — демон двигает сжатой в кулак ладонью вверх-вниз. Чара подозрительно щурится на это, пытается понять, что Парки имеет в виду под этим жестом. Но потом догоняет о чём он. — Это называет мастурбация, друг мой. Он дёргает себя за писюн, чтобы получить удовольствие, — поясняет Чара с милой улыбочкой. — Разве не проще найти девушку и шоркнуть её? — интересуется Парки. Он присаживается к Чаре на диван, смотрит в телевизор. — У него есть девушка. Точнее, пока что подружка. Они ещё не дошли до того момента в отношениях, когда можно будет поиграть в пестики-тычинки. — Он смотрел в телефоне на фото какой-то блондинки. Глаза голубые, — с паузами говорит Парки. — О, так это она!.. Оу… — Чара тут же состроил гримасу озадаченности и следом сочувствия, — Он дрочит на неё. Какая жалость, — заёрничал демон, — Надо что-то с этим делать… — Что? — Сначала повысить ему самооценку. Потом привить любовь к себе. И потом обратить. Ну и отобрать телефон на это время, думаю. — А как он будет с ней переписываться? — Я буду ей писать. Что, мол, Иккинг смотрит на твои фото часами напролёт, отвлекается, это вынужденная мера, — затараторил Чара, — Я буду писать тебе о его состоянии, как у нас дела, буду делать фото и присылать тебе. Всё в этом духе. — Неплохая идея. Но Иккинг может обозлиться на тебя. А Астрид обидеться. — Она понятливая девочка, Парки, всё будет хорошо. Зато как она будет рада, когда Иккинг в новой версии себя приедет к ней!.. — А вдруг не обрадуется? — Чара тут же хмуро зыркает на Парки, щурит глаза. — Ты недооцениваешь меня, пидараса кусок?.. — чуть наклонил голову Чара, будто угрожает. Парки аж дёрнулся. — Нет. Просто сказал. Не бей меня, — с паузами говорит демон судьбы, — Не хотел задеть твоё эго. Прости… — Эх, пидарасы-суки-бляди, — вздыхает Чара и залпом выпивает остаток кофе, громко ставит чашку на кофейный столик и встаёт с места, — Добрых снов, Парки. — Доброй ночи, Чара.       Парки остаётся сидеть на диване и смотреть фильм. Он несвойственно для себя надолго задумался. Он вспоминает каждый момент, когда Чара наводил на него, самого страшного демона преисподней, страх. Парки тяжко вздыхает, вспоминая следом недавнюю встречу с Люцифером в первом кругу Ада: — Я даю тебе шанс уйти от него. Он губит твой потенциал, — заявляет Люцифер. Парки долго молчал на это. — Нет. Я не уйду. — Почему? — Мне с ним комфортно. — Но он же тебя иногда пугает, — заулыбался старший демон греха, — Ты сам нам говорил, что даже жалел о выборе. — Мне с ним комфортнее, чем с вами, — твёрдо говорит демон судьбы, — Он не боится меня, в отличие от вас… — Тешишь себя мыслью, что он ещё страшнее тебя, да? — закивал Люцифер. Парки тут же хватает огромной ладонью демона гордыни за шею, сильно сжимает её, поднимает его над землёй. Люцифер тут же хрипит, пугается до ужаса, таращит глаза на существо, пытается руками ослабить хватку Парки. — Может быть он и страшнее меня, но у него хотя бы есть уважение ко мне, в отличие от вас, — ужасающе басит демон судьбы, — И когда придёт твоё время уходить, Люцифер, он станет на твоё место. — Он никогда не станет повелителем преисподней, — шипит Люцифер. — Ты думаешь?.. Ну, твоя правда. Но знай: никто тебя не поддержит, когда он явится сюда. Ты с позором побежишь к папочке и будешь проситься в Рай, — ожесточённо говорит Парки. — Его тоже никто не поддержит, — отрицает всё Люцифер. — Открой глаза, Люцифер! — заорал Парки, — Он Дьяволу роднее, чем ты! Ты — чужак на нашей земле! А он принадлежит нам! Нам и людям! Поэтому с его приходом мы будем жить в лучшем мире! — С каких это пор ты такой оптимист, Парки? — усмехается Люцифер. Парки не выдерживает и со всей дури швыряет Люцифера в ближающую скалу. — Потому что в нём я вижу наше будущее, — шепчет тихо демон судьбы, идёт в сторону портала во Внешний мир.