Будда по вызову

      Ожидать и знать — разные вещи. Я ожидал, что Олег будет виться рядом до конца нашего совместного отпуска, но не ожидал, что захочет продолжить это в реале. Курортные романы на то и курортные, они как букет из элитного магазина цветов — красиво, но пока вода не застоялась и не начали сыпаться лепестки. Или ещё хуже — пока не завонялся. Потому лучше закончить на самой звенящей ноте, чтобы впечатлений и светлой грусти хватило на весь год. А то и два. А то и на полжизни. Я мог лежать в своей кровати, засыпая под шум дождя, и вспоминать, как круто меня отжарил предводитель нордов рядом с какой-то корягой. А потом ещё на скрипучей кровати на той съемке с детскими колготками в ванной, хозяйка которой сразу просекла, что к чему и кто из нас двоих с предводителем девочка — то есть никто. Потому что фыркала недвусмысленно, а потом спросила, что во мне находят мужики, что на нормальных баб у них не стоит. Я и рассказал, и ту растирку на корне женьшеня и секретных ингредиентах оставил, чтоб ощутила на себе всю силу востока. Правда, её мы все ощутили тогда, потому что после нашего отъезда Маша звонила Олежке и орала, умоляя оторвать мне все, что не жалко — Маша ходила на узи, и ей сказали, что у неё тройня.       — Зато квартиру дадут, как многодетным, — сказал тогда Олег.       Он мог тоже лежать у себя дома потом и вспоминать, как круто меня отжарил тогда рядом с корягой, как мы купались и пели в караоке, но он зовёт меня к себе.       — Насовсем, — говорит, охватывая меня собой, как шерстяным одеялом. — Жить. Ты мне будешь свою курицу готовить, ну такую, буддистскую. Кари-куяри. Пельмени буддистские, вареники.       Я смотрю на него в темноте, ожидая продолжения шутки про буддистские вареники, но он вздыхает и молчит. Сопит в ухо, как пробежавший через все калмыцкие степи лось.       — Они называются момо. Пельмени по-непальски. Готовятся на пару и подаются с соусом из чили перцев.       Олег сглатывает так шумно, что вскидывает голову лежащий в ногах кот.       — Блин, — говорит охрипшим голосом, от которого я потек ещё тогда, когда он подкатил на побережье. — Теперь я хочу тебя ещё больше.       — Кровать узкая, Олеж.       — А мы в два яруса.       Кот, оскорбившись, сваливает на пол, а Олег ложится сверху и, как всегда, удерживает свой вес на локтях, чтобы мне было не тяжело. Заботливый.       — Ну, помурчи, — просит он, раздвигая мои ноги коленом.       — Как это? — спрашиваю, утыкаясь носом ему в ухо и тоже шумно дыша. — Вот так?       На самом деле он большой, суровый, особенно когда брови сводит, но тает так же быстро, как брикет пломбира, забытый на подоконнике в полдень. Твёрдый, горячий, мне нравится, как мои пальцы сгребают в горсть его яйца, а потом член у основания.       С Родей вот этого вот всего не было. Родя в сексе любил себя — как двигается, как стонет на низких нотах, как красиво раскладываюсь под ним я и как это все наверняка круто выглядит со стороны. А выглядело так, что можно было обдрочиться. Откуда я знаю? Наверное, из хоум видео, найденного мной на компе в скрытой папке. Родя мудак по многим причинам: первое — он сливал наши потрахушки на платный канал со скрытой камеры; второе — он получал прибыль с этого и тратил на своё усмотрение, говоря, что устроился на новую работу, просиживая свободное время в барах; третье — у него не хватило ума извиниться, когда это все открылось.       — Но я же ремонт оплатил и на твою тачку добавил новую! — заявил он, причём явно удивлённо. — А на видео даже лица твоего не видно, чего такого-то?       Я тогда отвечать не стал. Словами не стал, а вот по морде Родя получил. Было так погано, что я спустя пару дней согласился ехать в отпускную командировку не раздумывая. Тут-то и нарисовался сразу Олег, и если бы не он со своим активным вниманием, то я, возможно, долго бы ещё размышлял над тем, чему новому меня хотело научить провидение, подсунув такую лажу. Тому, что нельзя доверять настолько людям, даже близким? Тому, что стоит уделять больше времени реально происходящему в жизни, а не духовному развитию? Думал, что все налаживается, стабилизируется, раз все тихо и спокойно, а на самом деле оставил на самотёк. Но ответ пришёл вместе с припершимся на занятия Олегом, вместе с его задницей в жёлтых лосинах — просто нужна была причина, чтобы оказаться здесь. Чтобы встретиться именно с этим человеком. Это то, что называют судьбой, видимо. Стояк, мой стояк, тогда, на байке, выходит, тоже был судьбоносный.       На следующий день, когда я пришел на то же место попытать счастья с дельфинами, я успел подумать о многом. О Родиных смс с просьбами простить его, дурака, о том, как мы жили последнее время, встречаясь только в кровати и за столом, о том, как этот недостойный человек разбил привезённую из Японии фигурку нэко с поднятой лапкой. За одно это его можно было четвертовать и отправить Алиэкспрессом китайцам для производства в подполье настоек долголетия. Родя, с которым я прожил столько времени бок о бок, но оказывается, не душа в душу, никогда не смотрел на меня с таким искренним восхищением, как этот норд в жёлтых лосинах. И никогда не целовал так, ориентируясь на мои вдохи и движения, совсем забывая про себя. Поэтому я соглашаюсь поехать к нему в гости до конца лета, а потом, по истечении этого срока, он поручает свои мастерские какому-то Васе и приезжает ко мне с одним рюкзаком за плечами. Тоже, вроде бы, в гости, но остаётся надолго. До Нового года. Открывает мастерскую и здесь, в моем городе, вроде бы как бы на пробу, попрет не попрет, но… Прет. Ещё как.       — Слышь, Будда, я тебе, гля, чо купил на ярмарке, — произносит Олег горделиво, внося в прихожую золоченую статую, которая, установленная на полу, достаёт ему до пояса. — Этот твой, главный, как его? Шива.       — Это Кали, — говорю я. — Богиня смерти и разрушения. Нахуй ты её купил?       — Я думал Шива — тоже клешней много, морда разрисованная. И бусики, гля, как у того мужика, что ты мне показывал.       — Вишну? У него было ожерелье из цветов. Купил бы ты его, мы бы поставили в спальню, как раз на угловую тумбочку, рядом с аромалампой. А эту куда? Она же неудачи приносит.       — Блин, — Олег косится на статуэтку с опасением. — Тогда я ее сейчас до бака допру и…       — Нельзя выкидывать, ещё хуже будет, — хмыкаю я, уже забавляясь. — Это же изображение богини смерти. Может покарать.       — Вот сучка размалеванная, — Олег, пыхтя, переставляет статуэтку к двери, вешает на неё шарф и вручает мой зонт. — Вот, пусть вешалкой тогда работает, — снимает куртку, подходит и запускает горячие ладони — они у него всегда горячие — под мою майку, а потом они стекают под резинку штанов, на ягодицы. — Ух ты, новые?       — Нет, я стираю их «Лаской», — говорю я, кайфуя от того, как он мнёт по-хозяйски мою задницу в купленных вчера шелковых трусах.       — А посмотреть можно? На ощупь красиво. — Тянет вниз штаны и опускает глаза на мой стояк, проступающий под белой тканью. — И не на ощупь тоже…       Сосет он тоже на зависть, да ещё и нежно так, хотя по нему не скажешь. А по мне скажешь, только вот форма и размер губ умению не соответствует, но Олег совсем не огорчён этим, говорит, что я — богиня в других областях. Это он имеет в виду то, что я долго и качественно его трахаю собой, когда хочу двигаться сам. Когда не хочу, когда ленюсь или устал, он отрывается на мне так, что наутро я звоню на работу и сообщаю: у Славы Васнецова сегодня выходной. Индивидуальные занятия с клиентом. Не обманываю, на самом деле, ведь с Олегом мы тренируем не только выдержку, но и гибкость, силу, пробуем новую технику дыхания, потом едем в ближайший ресторанчик и заказываем пиццу с морепродуктами.       Сегодня, умотав меня, дотрахав до состояния, когда вставать хочется только чтобы поесть и отлить, Олег почему-то возится, укладываясь у моего бока. Когда ему кажется, что я засыпаю, встаёт, шуршит чем-то в прихожей и тихонько прикрывает входную дверь, выходя. Я, не стерпев приступа любопытства, подхожу к окну, и мне прекрасно видно, как Олег идёт по заснеженному двору в одних шлепках, трусах и коротком пуховике. Доходит до мусорных баков, бросает в неё золоченую статуэтку и вроде бы должен идти домой, но задерживается, присев на корточки. Передумал? Точно передумал — тащит обратно что-то, прикрыв пуховиком.       — Не отморозил ничего себе? — спрашиваю я, выбираясь в прихожую и зажигая свет. — Ты нахуя…       Из пуховика вываливается такса. Грязная и задубевшая, не игрушечная.       — До утра не мог дождаться, пока с тобой кувыркался, мне казалось, что эта статуя мне в спину пырится, — Олег начинает растирать замёрзшие лапы и животина скулит и лижет ему руки. — Вот, вышел, а она сидит между баками, на картонке. Потерялась, видимо, надо завтра объявления развесить.       — Боже! — я закатываю глаза. — Олег! Ты такой Олег.             — Славочка, — он поднимает глаза и смотрит на меня вместе с таксой. — А если никто не найдётся, можно мы её себе оставим?       И я понимаю, что это тот человек, с кем действительно хочется завести собаку.