Будущее. Вероятное будущее. Невозможное будущее

На следующее утро компания сумела собраться только в большой перерыв между уроками, а обед им принесли эльфы, ничуть не смущенные Люциусом Малфоем, хоть и несколько нервно на него поглядывающие. После сытного обеда компания расселась на привычные или не очень места, и Сириус Блэк гордо взял толстенький том в руки. — Итак! Кхм-кхм, сегодняшнее наше произведение носит такое интересное название, как- — Ну уж нет, — Регулус вырвал книгу из руку гриффиндорца и передал ее сидящему рядом Рудольфусу. — Не обижайся, Сириус, но с тобой читать просто невозможно. Мы так просидим весь обед на одном только описании. Рудольфус согласно кивнул и, приняв книгу, озвучил наконец название. — «Это неправильно». Я нёсся по коридору Хогвартса. В мозгу у меня стучала мысль: «Нет… Так не должно быть! Ну почему он меня ненавидит?! Ну как он не понимает, я же его лю… — Ах, ну наконец-то что-то милое! Это же мило? — мечтательно пропела Марлин. Рудольфус лишь пожал плечами. Прочитав на пару предложений вперёд, он странно улыбнулся. Стоп! Нельзя об этом думать, он же мой брат! Это неправильно!» — Да бли-и-н, — простонал Сириус. Регулус одновременно с ним зажмурился в мольбе к Мерлину, лишь бы это было не о них. — Спокойно, это не о вас. И не о нас. Тут вообще весело. Короче, Годрик — Чего?! — одновременно воскликнула добрая половина компании. — Разрешите хотя бы дочитать предложение. чуть не убил моего василиска. — Годрик Гриффиндор и… Получается, Салазар Слизерин. Братья. Это вообще можно взять из воздуха? — возмущённо взвизгнула Белла. — Я с этими фанфиками скоро с ума сойду, — выдохнула девушка и шлёпнулась на колени своего жениха. — Читай, милый, читай. — Читаю. Я на него наорал. Он наорал на меня в ответ и ударил. А я… а я убежал, как последний трус. Сириус даже не пытался сдержать смешок. Регулус и Ремус одновременно ударили его по рукам, Лили дала подзатыльник. Блэк закатил глаза, но промолчал. Возможно, он совсем чуть-чуть изменился за то время, что находится среди такой разношёрстный компании. — Салазар, стой! — послышался голос Хельги. Я остановился и осмыслил взгляд. Хаффлпафф стояла прямо передо мной. — Ты опять поссорился с Годриком? — озабоченно спросила подруга. Получив от меня усталый кивок, она поджала губы. — Ну сколько можно… Вы же братья, почему вы так ненавидите друг друга? — увидев мою грустную усмешку, Хельга вздохнула. — Идиоты… Когда мириться будете? — Хороший вопрос, — заметил Бенедикт. — Просто чудесный, на самом деле. Когда мириться будете? — он перевел взгляд на Регулуса и Сириуса, как и все остальные. Сириус махнул рукой, мол, продолжайте и заткнитесь. Регулус отвёл взгляд. Рудольфус пожал плечами и продолжил читать. — Нет, — вдруг твёрдо сказал я. — Не в этот раз. Я ухожу. Хельга недоверчиво распахнула глаза. Как и все остальные в комнате. — То есть, вы хотите сказать, что Салазар Слизерин не только был влюблен в своего родного брата-Годрика-мать-их-Гриффиндора, так ещё и из-за какой-то ссоры решил свалить? — Питер всплеснул руками. — Поддерживаю Беллатрису. Фанфики сводят с ума. — Даже не думай лечь мне на коленки, — прошипела Марлин, закинув ногу на ногу. Джеймс по неизвестной причине повторил ее жест. Питер печально вздохнул и сложил руки на груди. — Ну и ладно. — Салазар, не надо! Нельзя из-за глупой ссоры вот так всё бросить! Неожиданно я рассвирепел: — То нельзя, это нельзя! Меня достало уже это «нельзя»! Мне плевать, правильно это или неправильно, можно или нельзя! Я сделаю так, как я решил, и никто меня не остановит! — Вот они, гриффиндорские гены! Даже саму Слизерину досталось, — с грустью констатировал Бенедикт. — Печальная история, — театрально вздохнула Лили и приложила руку к груди. — Ужасно, ужасно, — поддержал ее Регулус. Северус закатил глаза. И я рванул к себе в подземелье, глотая слёзы. — А вот тут не Гриффиндор, — усмехнулся Сириус. — Пятое января, 1969 год, — словно отрезал Регулус. — Тебе было восемь, ты не можешь этого помнить! — вспыхнул Сириус, разрушая свой образ почти идеального парня. — В среднем, воспоминания начинают появляться у человека примерно с трёх с половиной лет. Так что, вполне логично, что я прекрасно помню весь тот день, — младший Блэк самодовольно растянул губы в усмешке. Белла одобрительно кивнула, все ещё лёжа на коленях Рудольфуса. Элизабет хищно склонила голову на бок, довольно зажмурилась. — Бедный Руп… — Цыть! Даже не думай Рег! Иначе я расскажу о том, как Эрика Спиннет… — Молчи! — вспыхнул Регулус. Покрасневшие от смущения, с растрёпанные и волосами, братья были похожи друг на друга ещё больше, чем обычно. — Понял я. Тц. — Он ещё цыкает мне тут! — возмутился Сириус и прошипел: — Подростки. Сообщать гриффиндорцу о том, что он также является подростком никто почему-то не решился. Ближе к вечеру я собрал вещи и пошёл к Годрику. Возможно, это было неправильно. Но я скоро уйду. И я это сделаю. Я вошёл в комнату младшего брата. Тот сидел за столом и что-то писал. Увидев меня, он удивлённо спросил: — Чего тебе надо, братец? Но я широким шагом подошёл к Годрику и впился своими губами в его… — О Мерлин! — проговорил Рудольфус и повернулся к такому же возмущённому Рабастану. — Не смей. — И не подумаю. Блэки друг на друга даже не смотрели, все ещё обиженные на то, что знают секреты друг друга. Тавтология, но она оправдана. …Что было дальше, я помню очень плохо. Помню, как Гриффиндор рвался и кричал подо мной. Помню глаза, полные ненависти. Помню слёзы на его лице. Помню угрозы, постепенно перешедшие в мольбы. Помню и то, как гримаса боли исказила его лицо. — Это тебе за василиска. — шипел тогда я, резко входя в него, что заставило его закричать. А потом я ушёл. Ушёл навсегда, без угрызений совести, оставляя позади то, чему посветил всю свою жизнь — Хогвартс… По неизвестной причине, Рудольфусу было смешно, потому он едва дочитал сие произведение. Ситуацию это не улучшало для поджавших коленки Гриффиндорцев, которые полностью залезли на свои диваны и смотрящих на Слизеринцев с опаской. — Ладно эти Мародеры, — выдохнул Люциус. — Ладно Марлин, она любит их шутки… Лили, ты-то куда полезла? — Не прикасайтесь ко мне, окаянные! Да простит меня Господь за то, что душу свою раскрыть при вас готова была! — и перекрестила их дочь Господня. Малфой упал лицом на ладони. — Я сдаюсь. Гриффиндорцы просто невероятные. Никогда, буквально никогда, нельзя понять, что они сделают в следующую секунду. Это просто невозможно. —Окей. Ладно. На самом деле, это было странно, — Марлин рассмеялась. — Странная работа и все такое. Давайте почитаем что-то полегче? Рабастан взял книгу у брата и начал искать более менее приятное название. Лили опустила ноги и извинилась перед уставшим от всего и вся Люциусом. Ремус также опустил ноги на пол, однако рядом сидящий с ним Сириус продолжал крестить брата. Регулус, которому уже трижды ударили по лбу, терпеливо дожидался окончания шутки. Питеру и Джеймсу, оказалось, сидеть со скрещенными ногами гораздо удобнее, потому они остались в принятом положении. — «Кукла». Хм, необычное название. — Как… Многообещающе, — пробубнил Питер. — Надеюсь, это что-то доброе, милое с хорошим концом и без насилия. И, желательно, геев. Их слишком много. На слова Гриффиндорца все промолчали, однако это молчание означало согласие. Да, бывают и добрые работы, но они написаны словно в их время, будто это должно произойти или уже произошло. Рабастан продолжил, чувствуя несколько нагнетающую атмосферу. Девушка с каштановыми волосами лежала на кровати. На ней были только трусики, не скрывающие ничего, — А, кхм. Юноша покрылся лёгким румянцем. Он не привык к подобным интимным моментам и в своей жизни, а тут о ком-то из них. Да еще и Бен смотрит на него несколько странно. Конечно, он смотрит на него странно. Они были вместе, но между ними ничего не было. Ради справедливости, им было по четырнадцать, время несколько не подходящее. Заметив, что ситуацией вместе с ним смущены лишь Ремус и Лили, Лестрейндж поторопился продолжить. и полупрозрачное кружево, прикрывающее грудь. На шее была одета цепочка. Словно ошейник. — У-у, — просвистел Сириус и откинулся на спинку дивана. — Я даже в некотором роде рад, что буду это слушать. Начало довольно интересное. Она знала, что Он прийдёт. Если Он говорит, то всегда приходит. Скрипнула дверь. В комнату вошёл красивый мужчина с аристократическим видом, и лишь глаза показывали, что внутри он совсем другой. Жестокий. Лорд Воландеморт. С помощью зелья вернул себе внешность человека. — А так он кто по-вашему? Дикобраз? — фыркнула Беллатриса. — Хотя, выглядит он и впрямь несколько… — По-змеиному, — подсказал Люциус. — Точно! — девушка щёлкнула пальцами. — Но не в том смысле, что «истинный Слизеринец», — пояснила Блхк остальным, искривив голос на последних словах. — Я имею ввиду, у него черты лица буквально такие… Острые. И в тоже время гладкие, какие-то неправильные. Он красив, но это выглядит опасно. — Вполне возможно, что это последствия создания крестража, — предположила Элизабет и побелела. — И это значит, что уже сейчас он мог его создать. О Боги. Нужно понять, что это и… — Уничтожить? — с долей яда закончил за сестру Бенедикт. — Тебе напомнить, что это практически невозможно? А если и возможно, то никому не известно как именно. — Значит, нужно просто найти способ, — влезла в разговор МакКиннон. — Главная задача — найти крестраж. А дальше уже как пойдет. — Главное вообще понять сколько их, — отрезала Уайт. — При каждом создании крестража, душа разрывается пополам, — проговорил Регулус в задумчивости. — И если она уже разорвана, то пополам разрывается и эта часть, и далее, далее… Создать один крестраж уже чуть ли не смерти подобно, но больше?.. — он покачал головой. — Звучит как безумство. — Здесь сказано, что ему пришлось возвращать себе облик. Это уже наталкивает на безумство, — напомнил Джеймс. — Как вообще можно было додуматься до подобного? — Я продолжу, ладно? Он подошёл к кровати и взглядом хищника посмотрел на девушку. Взмахом палочки снял с себя одежду. — Хорошая девочка, — ухмылка. О, как же волшебница хотела что-то сказать, возразить. Это так по-гриффиндорски. — Серьезно? — Джеймс недовольно откинулся на спинку дивана. — Опять Гриффиндорцы грубые и неотёсанные болваны, которые не знают, когда заткнуться, а когда стоит что-то сказать? Круто. Прост класс, — он всплеснул руками. — Не обращай внимания на неотёсанного болвана, Рабастан, продолжай. Желательно, без насилия. Гриффиндор. Что осталось от прежней Гермионы Грейнджер? Рудольфус закрыл лицо, опираясь локтями на колени. Сжал кулаки, слегка царапая лицо. Никто не смеет прикасаться к его дочери. Он убьет этого чертового лорда. Он убьет Волдеморта. Убьет. Убьет. Убьет. — Гермиона чаще Грейнджер, чем Лестрейндж. Значит, она все же не наша дочь. Жаль, — проговорила тем временем Белла. — Но никто в любом случае не смеет относится так к ней. Я убью этого гнилого человека. — Не человека, — лениво заметила Элизабет. — Я имею ввиду, что… А, — хищная улыбка, щелчок пальцев. Темные глаза довольно сузились. — А ты мне начинаешь нравится. Думаю, это временно. Ты довольно неприятная. — Грубая. — Злая. — Мрачная. — Жестокая. — Эй! — Уайт возмущённо уставилась на говоривших, которых поддержали все остальные, даже ее родной брат. — Я, конечно, не подарок, но- — Ты избила меня за то, что я встречался с твоим братом, — напомнил Рабастан. — Каким-то неведомым образом усовершенствовала заклинание молчания лишь ради того, чтобы замолчало сразу несколько человек. — Заставила меня читать работу, которую я готов был уничтожить. Точнее, использовала одно из условно-разрешенных заклинаний, — поддержал Люциус. — Ты очень, эм, пассивно-агрессивная сестра, — пожал плечами Бен. — Постоянно контролируешь мои отношения. — Но я же… — девушка поджала губы и отвела взгляд. Она ни черта не сильная, она очень слабый человек. И она сейчас расплачется. Встав, девушка вышла из комнаты. — Я вернусь, когда успокоюсь. Насилие можете продолжить читать без пассивно-агрессивной личности. Видимо, его в моей жизни и так в достатке, а если нет, то я сама его могу устроить. Скривившись от гнева и обиды, Элизабет вышла из Выручай-комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Бен хотел было за ней побежать, уже подскочил, но остановился. Это была правда. Да уж, говорить ее подобным образом было зверством, да и она была в некотором роде преувеличена, но Лиз должна понять это. Она в действительности несколько преувеличивает некоторые вещи. Точнее, конкретно перебарщивает. — Продолжай. На подушке остался ее волос. — Но Лиз- — Продолжай. Рабастан впервые слышал подобные нотки в голосе когтевранца, потому продолжил, вначале этого даже не осознав. На первом слове его голос дрогнул. Воспоминания. Последняя битва. Зелёный луч летит в Гарри. Хагрид с Мальчиком-который-выжил на руках. Немой ужас. — Опять этот Мальчик-который-выжил? — недовольно бурчит Лили, скрывая за своими словами тревогу. Нарцисса кидает на нее сочувствующий взгляд. Бенедикт делает вид, что его здесь и вовсе нет, продолжая слушать. Но затем Гарри вскакивает и бросается в бой с Воландемортом. И умирает. Только уже на самом деле. Дыхание сбилось, губы задрожали, глаза стали влажными. Рыжую прядку нервно закручивали на аккуратный девичий пальчик с обгрызаным ноготком. Она слишком нервничает. Они все нервничают. Но дослушали «Куклу» до конца. Рабастан выглядел ужасно под конец, его голос охрип от переполняющих эмоций и отвращения. Бенедикт не выказал никаких эмоций даже при запрещенном заклинании. Элизабет, его Лиз, сейчас не было рядом. Он ее не остановил. Никогда не останавливал. Она стояла в пустом коридоре на третьем этаже, куда мало кто ходит без надобности, и избивала чертову стену за то, что эта преграда существует. И зачем она там вообще оказалась построена? Глупая стена, которая не будет выть, если станешь спускать на ней свой геев в виде сжатых кулаков, разбитых в кровь. Она не станет успокаивать девушку за ее почему-то льющиеся из глаз слезы. Устав, Лиз продолжила бить стену. Касания были не сильные, но боль отдавалась в руке раздражая ещё больше, словно последние удары по ее чувствам. Упала на колени. Тихо завыла. Она не хочет, чтобы о ней так думали. Чтобы ее боялись. Считали жестокой. Она не хочет быть тем человеком, которого не берут в команду в игре не потому что он все испортит, а потому что просто не хотят. Потому что она никому не нравится. Она никому не нравится. Она хочет нравится. Не обязательно парням, просто нравится людям. Она хочет быть сильной. Но она никакая. Она просто существует, обычный подросток, до которого никому нет дела, кроме брата, и это неважно абсолютно нулевому количеству человек. На неё давит осознание этого грёбаного чувства пустоты в душе. — Я перебарщиваю, — Уайт вспомнила кровь на лице Рабастана. Гнев Люциуса, когда расколдовала его. «А ты мне начинаешь нравится. Думаю, это временно. Ты довольно неприятная.» Ей это сказала Беллатриса Блэк. Беллатриса. Чертова. Блэк. — Я перебарщиваю. Она утерла выступившие слёзы и, вздохнув, двинулась обратно в Выручай-комнату. Спокойно вошла, села на подушку и принялась дожидаться следующей работы. Все молчали.