Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

      Рыжий конь нёсся во весь опор по широкой, освещённой только лунным светом дорожке. В звенящей ночной тишине топот его копыт разносился на многие мили вокруг, но всё-таки не достигал ушей никого из живущих в резиденции сёгуна. Большой белый замок из камня и дерева, окружённый мощными стенами и рвами, заполненными мутной водой, был уже совсем близко. Смотря прямо на него, Такаги Рю подхлёстывал коня, желая как можно скорее доставить своему хозяину долгожданный подарок и вести, которые, знал мужчина, наверняка обрадуют его. По крайней мере, сам Такаги пришел в восторг, услышав их.       Стараясь не обращать внимания на хлеставший его по щекам холодный осенний ветер, облачённый в тяжелые доспехи воин целеустремлённо приближался к мосту, который был последней преградой и отделял территорию сёгунского замка от города. Висевшая на плече всадника сумка с длинным ремешком то и дело подпрыгивала, ударяя мужчину по бедру, но тот глядел только перед собой. В конце концов, то, что лежало в этой сумке, уже неспособно было принести им вред.       Ворота замка распахнулись перед Такаги почти мгновенно: охрана узнала его доспехи еще издалека и отворила двери так спешно, что советнику сёгуна не пришлось даже останавливаться перед ними. Едва оказавшись на территории замка, Рю спрыгнул с взмыленного коня на землю и щелчком пальцев велел стоявшим неподалёку конюхам им заняться. Изумлённые таким поздним приездом, они всё же помчались исполнять приказ, памятуя, что промедление может быть наказуемо.       Широкий двор был пуст, а огни не горели ни в одном из окон замка, однако даже это не могло остановить Такаги, который уже поднимался по высокой лестнице, удерживая в руке сумку с подарком. Он не придавал внимания и тому, что сквозь ткань сумки на каменные ступени капает кровь. Тёмно-красная, уже почти черная, она пропитала плотную холщовую ткань, оставив на ней пятно. На бедре Такаги, как и на остальных частях его доспехов, виднелись такие же пятна, похожие на сочные брызги.       У парадных дверей сёгунской резиденции стояли два стража, которые, как и охрана у ворот, расступились перед советником, едва он ступил на верхнюю ступеньку. Прямо у их ног стояли две масляные лампы, чей тёплый свет скользнул по невысокой фигуре воина, освещая его забрызганную кровью одежду. Проходя мимо стражей, которые распахнули глаза, увидев его кровавое одеяние, Такаги ухмыльнулся. Пусть боятся. Им полезно. Пусть боятся так же, как боялся тот, чья голова сейчас лежала в его сумке.       Он шагал по длинным и запутанным коридорам, не стирая с губ холодную улыбку, и вспоминал наполненные ужасом черные глаза человека, который лишь в последний миг своей жизни вспомнил, кто он такой. Похудевший, щуплый, облысевший. Бывший правитель этой страны за каких-то два года превратился в груду костей, которые грозились переломиться от лёгкого дуновения ветра.       Убить его было несложно. Гораздо проще, чем отыскать. Подчинившись безумию в самый важный момент своей некогда великой жизни, Токугава Мацуо, два года назад сбежавший с поля боя, скитался по стране и в конце концов закончил свои дни в захудалом храме неподалёку от императорского дворца. Двигаясь в сторону сёгунских покоев, Рю прокручивал в голове одну и ту же мысль: возможно ли, что именно из-за императора они так долго не могли отыскать Токугаву? Он мог укрывать его.       «Один жалкий старик приютил другого жалкого старика», — усмехнулся Такаги, поднимаясь по лестнице на третий этаж замка.       Однако если император и дал сошедшему с ума Токугаве убежище, как тот оказался в полуразвалившемся храме? Неужто сбежал? Если так, то в тот момент, когда Мацуо переступил порог небольшого синтоистского храма, его везение закончилось. Узнав его, один из монахов предложил ему рис и кров, а пару дней спустя направил в адрес сёгуна донесение о том, что в стенах его храма находится человек, за голову которого назначена награда в две мешка золотых рё.       Воистину, нужда сломает даже духовно возвышенных людей. Продолжая ухмыляться этой мысли, Такаги подошёл к закрытым дверям хозяйской спальни. Приложив к ним ухо, он прислушался к тому, что происходит внутри. Разбудить Комацу он не боялся, скорее не желал помешать другому его занятию. Ведь оно могло отсрочить его собственный триумф.       Как Рю и опасался, из-за дверей доносились тяжелые вздохи и женские стоны, которые, как показалось Такаги, звучали чересчур наигранно. Покачав головой и закатив глаза, мужчина выждал пару минут, дождавшись судорожного возгласа Комацу, и постучал в дверь. Ждать еще дольше ему не хотелось, так что он не собирался давать Сэйджи и его наложнице время на повторный забег.       Стоило ему постучать, как в глубине сёгунских покоев послышались ворчание и шорох. Очевидно, недовольный поздним гостем Комацу собрался выплеснуть на пришедшего всё негодование. Как только сёдзи перед носом Такаги распахнулись, он убедился в своей догадке: раскрасневшееся лицо хозяина дома выражало не только разочарование, но и злость.       — Что тебе надо? — рявкнул Комацу, возвышаясь над своим советником на добрых две головы.       Рю примерил на лицо доброжелательную улыбку:       — Я только что вернулся в замок, господин. Спешу обрадовать вас результатами.       Он увидел, как седоволосый мужчина непонимающе нахмурился, осматривая его сверху вниз. При виде пятен крови на его доспехах, Комацу раскрыл глаза и с надеждой посмотрел на советника:       — Неужели?..       — Да, господин. Я его убил.       На долю секунды губы Сэйджи искривились в довольной ухмылке, а взгляд устремился на окровавленную сумку. В то же мгновение Такаги заглянул через его плечо вглубь спальни, чтобы посмотреть на лежащую на измятых простынях молоденькую девочку.       «Слишком уж молода для него», — подумал Рю, изучая её скучающее лицо.       Сколько ей? Лет семнадцать? Восемнадцать? В любом случае, она была не старше той, кого видел в ней Комацу.       — Аюми, оставь нас, — сказал мужчина, обращаясь к наложнице.       Не смея ослушаться его, девушка вскочила с постели и, набросив на обнажённое тело голубую юкату, поспешила на выход. В момент, когда она переступала порог спальни, Такаги приметил, что ни вблизи, ни издалека Аюми совсем не напоминала Юи. Слишком дешёвая красота, слишком гордый стан, слишком нескромные движения. В ней всё было «слишком», и Рю задумался о том, когда сам Комацу это поймёт. Наверное, чем позже — тем лучше.       Как только Аюми удалилась, Сэйджи знаком велел Такаги войти и закрыл за ним дверь. В комнате было душно, несмотря на прохладную погоду снаружи, а в воздухе стоял запах пота. Сдержав смешок, невысокий мужчина встал посреди покоев и снял с плеча пропитанную кровью сумку. Подождав, пока Комацу сделает к нему два шага, Рю запустил руку внутрь и вытащил её содержимое наружу. Бледный свет одной-единственной лампы, стоявшей у изголовья футона, осветил измазанную капающей кровью голову, при виде которой сёгун отступил назад.       Отрубленная голова Токугавы Мацуо посерела. Его черные глаза заволокло белесой дымкой, губы почернели, а из приоткрытого в ужасе рта вывалился полусгнивший язык. Стоявший в комнате запах пота тут же перебил «аромат» гниения, заставивший Комацу закрыть ладонью рот и нос. Позабыв обо всём, он бросился к ведущим на балкон сёдзи, чтобы распахнуть их.       — Токугава Мацуо собственной персоной, — с гордостью произнёс Такаги, заглядывая в мёртвое лицо. — Не думал, что когда-нибудь буду держать его голову вот так.       — Ты уверен, что это он? — переведя дух, спросил Комацу, не рискуя приближаться к своему советнику. — Как-то непохож.       — Он это, он. Просто постарел, обеднел и оголодал. Ну и, конечно же, обезумел.       Сэйджи с сомнением посмотрел на измученное лицо бывшего соперника, но в конце концов кивнул, признавая сходство.       — Так значит, он всё это время укрывался в том храме? — спросил он, выдохнув.       — Сомневаюсь, — ответил Такаги и, устав держать голову на весу, убрал её обратно в сумку. — Судя по тому, что он неустанно бормотал, пока я его не прикончил, до этого он жил во дворце императора. Храм находится неподалёку от дворца.       — Императора?! — воскликнул сёгун, уставившись на Рю то ли яростным, то ли испуганным взглядом. — Но как? Как это возможно?       Советник пожал плечами и сбросил сумку на пол, желая освободить руки. От перчаток, в которых он держал голову, пахло гнилью, поэтому он поспешил их снять.       — Возможно, император пожалел его и приютил на время, — предположил он. — Иначе я не могу объяснить, почему мы так долго не могли его найти.       — А что он бормотал?       — Какую-то чушь, нечто невнятное, — Такаги сделал вид, что усиленно напрягает память, однако сам прекрасно помнил бредовый монолог бывшего господина. — Постоянно твердил «да, господин император», «нет, господин император», как будто это я был императором. Видимо, мысленно он всё еще находился во дворце.       — Безумие, — вздохнул Комацу и потёр переносицу, с трудом веря в услышанное. — Совершенное безумие… Во дворце императора! Что этот старик о себе возомнил там?       Рю улыбнулся, довольный тем, что они подходят к той самой «радостной вести», которую он желал его поведать.       — Очевидно, что император занимается самоуправством за вашей спиной. Но не думаю, что он делает это в одиночку, — с осторожностью произнёс мужчина, следя за тем, как меняется выражение лица его господина. Удивлённое выражение сменилось подозрительным. — Понимаете ли, господин Комацу, в приступе своего безумия Токугава говорил кое-что про… про одного из ваших вассалов.       — Про какого вассала? Что он говорил? — вымолвил Сэйджи, застыв на месте.       — Про Асакуру Кэтсеро, — ответил Такаги и вымученно нахмурился, качая головой. — Я… видят боги, я не хочу наговаривать на Кэтсеро, но после той вашей встречи с императором я слежу за всеми новостями, что исходят из поместья клана Асакура. Поэтому… поэтому я не смог не обратить внимания на слова Токугавы.       На минуту в богато обставленных покоях повисло молчание. Комацу Сэйджи сверлил пустым взглядом своего советника, который ни на секунду не снимал с лица маску сожаления. В какой-то момент Рю показалось, что уголок губ седоволосого мужчины пополз вверх, но мгновение спустя на это не осталось и намёка. Впрочем, этого было достаточно, чтобы убедить Такаги в справедливости его догадки: как и он сам, Комацу вот уже два года пытался подловить Асакуру на измене. До сих пор им это не удавалось.       — И что же… — медленно проговорил сёгун, возвращаясь из своих мыслей. — Что говорил Токугава про Асакуру?       — Что-то про деньги. Про деньги и рис, которые, якобы, Асакура «дарит» императору.       — Дарит? Рис и деньги? Что за бред? — Комацу поморщился, как будто раскусил кислую сливу. — На кой Асакуре это делать?       — Чтобы поддержать императора, — развёл руками Рю. — Вы же видели, что тот живёт почти в нищете. А у Кэтсеро сейчас денег больше, чем у кого бы то ни было в стране.       — И зачем ему его поддерживать?       — Кто знает, — вновь пожал плечами Такаги. — Вы же до сих пор не знаете, о чём эти двое говорили там, за закрытыми дверьми. Может, они договорились о том, что Асакура будет платить императору за ваше назначение?       — Если император тогда хотел попросить денег, он бы попросил их у меня, — фыркнул Сэйджи и с задумчивым видом опустился на футон. — Очень странно. Быть может, он его задабривает? Хочет, чтобы император что-то сделал для него?       — Например?       Такаги нравилось смотреть, как бледнеет лицо Комацу, пока в его голове проносится одна догадка за другой. Он прекрасно понимал, о чём именно думает сёгун. О тех восстаниях, которые постоянно вспыхивают в разных концах страны на протяжении всего его правления. Стоит подавить одно восстание, как в других провинциях тут же вспыхивают новые. Недовольные тем, что страной правит Комацу Сэйджи, которого многие продолжали считать узурпатором, несмотря на официальное одобрение императора, князья из дюжины самых разных земель не стеснялись поднимать бунт. Впрочем, и гибли они один за другим.       Однако вот уже два месяца сёгун и его советник неустанно задавались одним и тем же вопросом: что, если кто-то специально организовывает эти восстания? Что, если кто-то хочет ослабить и без того шаткую власть Комацу, чтобы прибрать её к своим рукам?       — Ты уверен, что всё правильно расслышал? Токугава действительно говорил про Асакуру, про императора и про деньги? — переспросил Сэйджи, направляя взгляд темных глаз на Рю. Тот кивнул, поджав губы. — Странно. Мой шпион в доме Асакуры ни о чём подобном не писал.       «У него есть шпион там?» — удивился про себя невысокий мужчина, но не выразил своего изумления.       — Кэтсеро может быть очень осторожен. И, вероятно, так и есть, если за два года мы ничего не нашли против него.       — Если вообще было что искать, — покачал головой Комацу и потёр затылок, продолжая сомневаться.       — Он солгал вам о своём разговоре с императором, вы это знаете, — напомнил Такаги. — При всём моём к вам уважении, господин Комацу, но Асакура не мог убедить императора одними лишь россказнями о том, каким отличным вы будете правителем. Император что-то ему предложил, а Кэтсеро, очевидно, принял это предложение.       — Что он мог ему предложить? Асакура даже не живёт здесь, он не может быть императорским шпионом, — отмахнулся сёгун.       — Полагаю, это мы с вами и должны выяснить, — немного повысил голос Рю, желая достучаться до него. Комацу, по всей видимости, опасался разжигать конфликт с вассалом снова. — Вы должны знать, что всё это значит. Если Асакура Кэтсеро подкупает императора, он может подкупать и князей, чтобы те восставали против вас.       — И зачем ему это?       «Затем, что вы не оправдали надежд всей страны», — молча ответил Такаги, но вслух произнёс лишь:       — Чтобы прибрать к рукам власть. Он богат, его репутация растёт с каждым днём в то время, как ваша, простите мою дерзость, падает. Возможно, он хочет занять ваше место. Не удивлюсь, если так и есть. Кэтсеро достаточно умён и хитёр, чтобы проделывать всё это чужими руками.       Седоволосый мужчина ответил ему хмурым взглядом. Он не мог поспорить с услышанным хотя бы потому, что сам ежедневно изумлялся тому, как возвысился за два года клан Асакура. Они больше не те грязные наёмники, какими были недавно. Из его земель до резиденции сёгуна не доходит никаких дурных вестей, а сам Кэтсеро исправно отправляет в столицу отчеты о доходах с урожая и выплачивает налоги. Его было не в чем упрекнуть, и это-то и казалось необычным.       — Так что ты предлагаешь? Заявиться к императору и потребовать объяснений? — с недоверием поинтересовался Комацу Сэйджи.       — Нет, господин, — Рю терпеливо покачал головой и мягко улыбнулся сёгуну. — Я предлагаю навестить Кэтсеро, чтобы он лично объяснился перед вами.       — Лично? Так уж он и станет объясняться, — хмыкнул мужчина.       — Станет, если вы пригрозите забрать у него всё.       — У меня тут и так страна ходуном ходит, а ты предлагаешь разорить единственную стабильную провинцию? — не поверил своим ушам Комацу. — С ума сошёл?       Такаги захотелось закатить глаза, а затем прокричать в лицо хозяину, что тот не понимает, что стоит на кону:       — Я не предлагаю разорять, я предлагаю пригрозить разорением. А там посмотрим, как он себя поведёт. Вам не стоит так бояться Кэтсеро, он всего лишь…       — Я и не боюсь этого ублюдка! — выплюнул Комацу и поднялся с футона, чтобы вновь возвыситься над советником. — Но и не хочу делать своё положение еще более шатким.       Глядя на него снизу вверх, Рю прищурился, изучая выражение его лица. Он определённо побаивался молодого вассала. Он боялся не только того, что Асакура знал опасные для его правления секреты, но и его нынешнего статуса. Если за Кэтсеро стоит император, который им руководит, тогда Комацу только ускорит своё падение. А уж этого он не собирался допускать.       — И тем не менее, мы должны знать, чем занимается Кэтсеро, — сказал Такаги, делая шаг к мужчине. — Ваш шпион, очевидно, не сможет подобраться так близко, чтобы всё выяснить, а сидеть тут в ожидании свержения попросту глупо. К тому же, если за бунтами действительно стоит Асакура, вы убьёте двух зайцев одним выстрелом.       — А если за всем этим стоит не он?       — Что ж, тогда мы все порадуемся, что клан Асакура сумел превозмочь своё дурное наследие, — усмехнулся Рю, сомневаясь в сказанном. — Неужели вы не хотите узнать наконец правду? Избавиться от того, что портит вам жизнь? Вы собираетесь терпеть этих наглецов, что осмеливаются вам перечить?       — Естественно, нет, — тут же отрезал Комацу, наполняясь злостью. Впрочем, Такаги именно этого и хотел: рассерженный Сэйджи соглашается с его рассуждениями куда охотнее. — Я собираюсь вырезать их одного за другим. Ты это знаешь.       — Знаю, — кивнул Рю, после чего посмотрел на валяющуюся на полу сумку, которая продолжала наполнять комнату запахом гниения. — Но не лучше ли не вырезать их всех поочерёдно, а сразу отрубить голову зачинщику? Подумайте об этом. Если Кэтсеро невиновен, значит, наши проблемы надуманны, и мы продолжим подавлять эти мелкие бунты. Однако если окажется, что в главе всех этих беспорядков стоит он, и мы сумеем поймать его за руку…       — Тогда всё будет кончено, — договорил сёгун, ухмыльнувшись.       — Для клана Асакура — да. Но не для вас, — согласился советник, не стирая с губ улыбку.       Сквозь распахнутые сёдзи Такаги видел, как снаружи забарабанил дождь, пока Комацу Сэйджи стоял посреди комнаты, задумавшись. Прохладный воздух давным-давно разогнал духоту, которой была наполнена комната в момент ухода Аюми, однако все неприятные запахи остались на месте, как и неприятные мысли. Рю был разочарован трусливой реакцией своего господина. После двух лет неустанных поисков ему удалось наконец подловить Асакуру на лжи и возможном предательстве, но чем ответил на его усилия Комацу? Нежеланием разжигать давно потушенный конфликт. И всё из страха еще больше ослабить свои позиции. Но Такаги не собирался позволять ему закрывать глаза на творящееся в стране безумие. В конце концов, от этого зависела и его собственная жизнь.       — В таком случае, — с осторожностью проговорил Сэйджи, глядя прямо в глаза невысокого самурая, — мы наведаемся в дом Асакуры, чтобы всё проверить.