Змей и Волк

The show must go on Шоу должно продолжаться. Inside my heart is breaking Моё сердце разбивается на части, My make-up may be flaking Мой грим, наверное, уже испорчен, But my smile still stays on Но я продолжаю улыбаться. — А в каком самом пикантном месте у вас было? — Думаю, Кристиану есть, что рассказать. Римус прикрыл глаза, как он оказался втянут в этот разговор? Нет, если бы в комнате были члены его семьи и друзья, он бы не удивился, но! Вопрос был задан Рудольфусом Лестрейнджем, а поддержал этот вопрос его брат, Рабастан. Нет, Римус не отрицал, что дворяне могут вести такие разговоры, может проверяют на выдержку своё воспитание?.. Да какое к черту воспитание? Они все Пожиратели Смерти! Завтра Римусу исполнится 36-ть лет и он наивно решил, что может позволить себе хоть раз спрятаться за спиной своего второго, и уже единственного, отца, Тома Реддла, чтобы просто отдохнуть от всех. Когда Римус пришел в столовую Малфой Мэнор, то там было пусто. Сидел, музицировал, неспешно попивал темное бутылочное пиво, купленное в маггловском пабе. Надо было не чары на лицо накладывать, а дверь запереть, но Римус ждал, когда из кабинета выползут Том и Антонин. Правда прежде чем это произошло в столовую вползли братья Лестрейнджи, Руквуд и Малфой. Римус знает, что инициатор этой затеи — Рабастан. После освобождения он подозрительно много находится рядом с Римусом, либо что-то вынюхивает, либо хочет что-то сказать, но сил не находит. Не важно. Важно то, что они все расположились за столом, пили виски, болтали о своём, пока Римус музицировал, а теперь пытаются втянуть его в свой разговор. Римус тяжело выдохнул и обернулся. — Я не понимаю, — начал он, — что для вас «пикантное» место. — Он, кстати, прав, — заметил Руквуд. — Что для британца «пикантно», для француза обычный вторник. — Дело не в национальности, — Римус подхватил бутылку с крышки пианино и поднялся, — а в том, что тебя окружает. В устоявшейся норме общества, но эта норма не статична, она движется и видоизменяется. Это естественный процесс. Ещё есть норма семьи, об этом можно очень долго говорить. Мы с вами жили с разными нормами, у нас разное воспитание, поэтому и понятие «пикантности» может отличаться. Римус опустился на свободный стул. — Так все же, — нарушил молчание Рабастан. У Римуса Люпина было мало любовных похождений, но видно впечатление он производит иное. В школьные годы он считал себя опасным, и даже робкие признания милых особ после появления их рок-банды так и остались робкими признаниями. Потом было не до любовных похождений. Впервые Римус был близок с женщиной в возрасте 22-х лет. Вейл тянуло к нему, они всё знали и понимали. Но дальше коротких романов Римус не ушёл. Он не искал причину «почему так», просто принял это «так», его всё устраивало. Римус покрутил в руке бутылку и ответил: — Чердак католической часовни в городе Дижон. — Лучше места не нашлось? — поразился Люциус. — Ну вы спросили про место, а не про то, как мы там оказались, — пожал плечами Римус и продолжил. — Знаете, вам стоит набраться смелости и задать ваш вопрос Тёмному Лорду. — Серьёзно? — Он и мама так далеки от пуританских правил, что историй у них навалом. Думаю, эта парочка туалет кабаре «Айсберг» за «пикантное» место не посчитает. Не хотели бы мы с сестрой всё это знать, но… — Римус не закончил предложение, лишь развел руками. — Любопытно, — задумчиво начал Рабастан, — можно ли сейчас как-нибудь попасть в Париж. — Зачем тебе туда? — удивился Люциус. — Хотелось бы взглянуть на шоу в «Айсберге», — невозмутимо ответил Рабастан и приложился к бокалу. — Смотри, чтобы тебе Король гоблинов опять счет не заморозил из-за той вейлы, — тяжело вздохнул Рудольфус. — Она стоила каждого часа, что я провёл в очереди банка. Да и как он уже арестованный счет заморозит? Так что мне терять нечего, — усмехнулся Рабастан. — А вейла в постели чем-то отличается? — поинтересовался Руквуд. — Не знаю, — ответил Рабастан, потому что Руквуд смотрел на него. — С Кларой мне было весело. Думаю, дело не в том, что она вейла, она просто более раскрепощенная. — Ты главное губу не раскатывай, Рабастан, — раздался голос Тома в дверях. — Насколько мне помнится, любовники Клары лишь молодеют. Пожиратели резко подорвались с мест, Римус хмыкнул и приложился к горлышку бутылки. — Ну что, — начал Римус, осматривая Пожирателей искрящимися красными глазами, — нашел ли виски в вас смелость задать столь пикантный вопрос Тёмному Лорду? — Вы о чём? — насторожился Том. — О самом пикантном месте, в котором у собравшихся был секс, — без стеснения ответил Римус. Антонин, стоявший рядом с Томом, хрипло гоготнул и пропал из виду. — Чего это он? — поразился Руквуд. — Видно вспомнил про класс трансфигурации, — вздохнул Том и вошел в столовую. — Это с кем это он там был? — Не он, а я. Но эта история стала смешной лишь в 60-м. Дальнейших пояснений Том не дал. Он подошёл к Римусу, взглянул на него и приказал: — Оставьте нас. Пожирателей дважды просить не надо, тут же собрали свои пожитки и покинули столовую. Том взмахнул палочкой и запер комнату. Римус снял чары с лица и поднялся. — Спасибо, что выставил их, — он вернулся за пианино. Том взял стул и, устроившись рядом с Римусом, спросил: — Почему ты не пошел к Джарету? — Там знают, что я родился 10-го марта. — Ты не хочешь поздравлений? — Хочу побыть в тишине. Руки Римуса были на его коленях, он смотрел на клавиши и не шевелился. — Что тебя тревожит? — тихо спросил Том. — Не тревожит, — Римус как-то странно повел головой, — я просто устал. От ворчания Сириуса, от задранного в небо носа Люциуса, от контузии Грюма, от интереса Рабастана, от Дамблдора… — А не уважаемый мной дядюшка чем тебя расстроил? — поразился Том. — Тем, что стремится всех спасти. — Разве это плохо? — Во-первых, не все хотят, чтобы их спасали. Во-вторых, ты за спасением быстрее к маме побежишь, чем к нему. В-третьих, Дамблдор скрывает информацию, поэтому ни у кого, кроме него, нет полной картины происходящего. Ты уже обжегся на этом. С большей вероятностью это всё выйдет боком. Но кто будет меня слушать? Кажется, для Дамблдора мы все дети. — Дамблдор не рассказал Гарри о пророчестве. Это было утверждение. Римус ненавидел, когда Том строил предложения вот так. Не уйти от темы, не сказать часть правды, Том почует ложь. Если Римус сейчас промолчит, то ответ будет ясен, значит надо хоть что-то сказать. Но что тут говорить? Пауза затянулась, Римус выдохнул: — Да. — Может это уже старческий маразм… От дальнейших комментариев и вопросов Том воздержался и Римус был ему благодарен. Он уже успел прямо сказать Тому, что ему нужна не копия пророчества, а Амелия. Её то Альбус подпустит к Гарри и она сможет точно сказать, что же тогда произошло. Но Том не хочет её втягивать. Римус понимает, что если Амелия сама захочет, то разрешения спрашивать не будет, но её цель в другом. Римус уже и Альбусу прямо сказал, что надо познакомить Гарри с Амелией. Но и Альбус не хочет её в это втягивать. В такие моменты Римусу хотелось умереть и оставаться мертвым. Он шумно выдохнул и опустил руки на клавиши. После проигрыша Римус запел: Empty spaces what are we living for Пустота… Для чего мы живём? Abandoned places — I guess we know the score Покинутые места… Думаю, мы знаем, каков счёт. On and on, does anybody know what we are looking for… Кто-нибудь знает, что мы так долго ищем? Another hero, another mindless crime Ещё один герой, ещё одно безрассудное преступление Behind the curtain, in the pantomime За занавесом, в виде пантомимы. Hold the line, does anybody want to take it anymore? Подождите, кто-нибудь хочет терпеть это и дальше? Вновь Римус поёт песню группы Queen с надрывом и болью. Том подпевает ему глубоко внутри себя с теми же чувствами. Петь в голос у Тома сейчас не выходило. — Я хотел бы спеть с тобой, — признался Том. Римус замер, поднялся и протянул Тому руку. — Сколько это будет стоить? — Том заглянул в голубые глаза Римуса. — Вейла есть красота, — произнес Римус. — А это не заклинание, не ритуал, это часть моей сути и я позволю ей отразиться на тебе в полную силу. — Это не ответ на вопрос. — Пять минут и тридцать шесть секунд. — Многовато… — Чтобы спеть с отцом? Для меня это даже дешево. Не противься. Тебе придется научиться принимать это. Ещё пара лет и моя палочка станет частью топора, как и из маминых рук скоро выпадет палочка. Том сдался. Он никогда не скрывал, что готов колдовать за свою семью, но им всё равно придется использовать свою магию. Том ухватил Римуса за руку и поднялся, по его руке пробежали солнечные искры. Том взглянул в узкое зеркало над пианино и оторопел. На него смотрело лицо, что он видел в зеркале, что видел в комнате, что видел во сне… — Твой свет все ещё внутри тебя, — спокойно произнес Римус, — просто надо помочь ему найти выход из той чащи, в которую ты себя загнал. Римус отпустил руку Тома, взглянул на пианино, клавиши принялись играть знакомую мелодию. — Кстати, — заметил Римус, подхватывая бутылку, — маме это ничего не будет стоить, если она обратится. — Моей красоты хватит на нас обоих, — Том вспомнил слова из вейлоской сказки. — Да, смысл и в этом тоже, — Римус залпом допил остатки пива и в нужный момент выступил: Whatever happens, I'll leave it all to chance Что бы ни случилось, я всё оставлю на волю случая. Another heartache, another failed romance Ещё одна сердечная боль, ещё один неудавшийся роман. Его быстро подхватил Том: On and on, does anybody know what we are living for? Это длится бесконечно… Кто-нибудь знает, для чего мы живём? I guess I'm learning, I must be warmer now Думаю, скоро я узнаю правду, я уже близок к истине — I'll soon be turning, round the corner now Скоро я заверну за угол. Outside the dawn is breaking За окном светает, But inside in the dark I'm aching to be free Но, находясь в темноте, я жажду свободы. Стоя в пустой столовой друг напротив друга Римус и Том пели. С болью, с надрывом, потому что эти слова эхом отражались внутри. Римус рассказал Тому, что в 1991 году солист группы умер от неизлечимой болезни. Но вот сейчас в 1996 они слушают его голос на пластинках, поют песни группы. Кажется всю свою жизнь Том неправильно понимал слово «бессмертие». The show must go on Шоу должно продолжаться, The show must go on Шоу должно продолжаться. Inside my heart is breaking Моё сердце разбивается на части, My make-up may be flaking Мой грим, наверное, уже испорчен, But my smile still stays on Но я продолжаю улыбаться. My soul is painted like the wings of butterflies Моя душа раскрашена, как крылья бабочек. Fairytales of yesterday will grow but never die Вчерашние сказки повзрослеют, но никогда не умрут. I can fly — my friends Я могу летать, друзья мои! The show must go on Шоу должно продолжаться Римус и Том смолкли. Часы пробили полночь. — С днем рождения, — тепло улыбнулся Том. — Спасибо, — прошептал Римус, развернулся и уткнулся в плечо Тома. В стеклянные двери столовой, которые вели в сад, постучали. Том прижал голову Римуса к плечу и поднял взгляд. К стеклу прилип Антонин. Том выдохнул. — Всё очень мило, дорогие друзья, — раздался приглушенный голос Долохова, — только вы так старательно закрылись, что мне не попасть. Том усмехнулся и взмахнул палочкой. Оказалось, что Антонин приготовил названному племяннику подарок. *** The show must go on Шоу должно продолжаться, The show must go on Шоу должно продолжаться. I'll face it with a grin Я на всё смотрю с усмешкой, I'm never giving in Я никогда не сдамся, On — with the show И шоу будет продолжаться. I'll top the bill, I'll overkill Я произведу фурор, я выложусь на все сто. I have to find the will to carry on Я должен найти в себе силы, чтобы идти дальше, On with the Чтобы продолжать, On with the show Продолжать шоу. The show must go on… Шоу должно продолжаться! В апреле 1996 года первый этаж ателье осветило яркой вспышкой и по центру ковра стоит Альбус Дамблдор вместе с Фоуксом, который тут же улетел на комод и принялся изучать, а после жевать цветы. — Так эффектно вы ещё никогда не появлялись, дядя, — тепло улыбается Амелия. — Меня сместили с должности директора, подумал, погощу пару дней у тебя, — с улыбкой замечает Альбус и идёт к тумбочке с вином. — Что? Опять? — Министерство сейчас мной не очень довольно. — В жопу пусть своё недовольство засунут, — бурчит Амелия растекаясь в кресле, Альбус передаёт ей бокал вина. — У меня в феврале был гость, но не тот о ком мы думали. — Я не думаю, что Том придёт, — печально говорит Альбус, устраиваясь на диване. — Если моя теория верна, то рядом с тобой он может почувствовать такую боль, которую не в состоянии вынести. — Да? А я вот авторитетно заявляю: Том — нерешительное сыкло. Но ты, дядя, всегда смотрел на мир с позиции высоких материй, не так прозаично, как я. — Так кто же тебя навестил? — Ангел Смерти. — Надо же! — Не знаю, что Азкабан с людьми делает, но этот там просветился так, как будто был в буддистском храме. — У Антонина есть план? — Не план, а идея, никак не связанная с Томом. Он хочет вернуть в этот мир Ришелье. — В этом много смысла. Но что ты сама думаешь? — Идея амбициозна, есть очень много мест где можно споткнуться и очень маленькие шансы на успех. Думаю, надо брать. Правда… Амелия смолкла, Альбус выжидающе смотрел поверх своих очков-половинок. Ждал. Внезапно, Амелия спросила: — Палочка все ещё у тебя, а мантия у Гарри? — Да, — оторопел Альбус. — Не потеряйте. Надо проследить путь воскрешающего камня, может вариантов его нахождения будет немного. Прости, что напомнила, — добавила Амелия, видя как Альбус морщится при упоминании Даров Смерти. — Не извиняйся, — отмахивается Альбус. — Но… зачем тебе эти вещи? — Они ключики к арке. Если все так, как мы думаем, то она мне потребуется. Альбус промолчал. Он знал об арке, знал в каких ритуалах её использовали некроманты, но ему было страшно от осознания, какую цену за эти ритуалы может заплатить Амелия. — Я тут думал, — осторожно начал Альбус, — что если это все же крестраж, и Том не сгинул после гибели дневника, то надо понять сколько их. Как думаешь, с кем он мог обсуждать подобные материи? — Я на его секретаря похожа? Со мной он тему бессмертия и то, только теоретически, поднял лишь в 70-х. Он и с Ami об этом мало говорил, шанс, что говорил с кем-то ещё из компаньонов, очень низкий. Может… — Амелия призадумалась и предположила. — Может с профессором Слизнортом? Если он начал думать в сторону этой материи в школьные годы, то ему нужно было обсудить это с кем-то постарше, с кем-то кому он может доверить тайну и кем-то кто сам поймет, что стоит помалкивать. — Как же хорошо ты понимаешь Тома, — хмыкнул в бороду Альбус и заключил. — Надо написать Горацию. Молча сделали по глотку. Альбус взглянул на Амелию и аккуратно начал: — Тебе не стоит самой искать их. Если он придет, то может случайно узнать, сколько же тебе известно. Я уповаю на то, что ему хватит смелости хотя бы тебе доверить эту тайну. — Я и не собиралась, дядя. Если я буду уничтожать их, то склеить потом не смогу. — Ты хочешь собрать его душу?.. Амелия с вызовом посмотрела на Альбуса. Ответ был очевиден. — Скажи, а количество осколков может как-то на него влиять? — Альбус опустил полупустой бокал на столик. — Да, — Амелия допила остатки вина. — Человеческая душа это твой портрет без ретуши. Душа напрямую связана с разумом и психикой. Чем больше осколков — тем больше нагрузка. Он должен был сойти с ума… Но нет… Но это объясняет кое-что… — Ты о чем? — Я, Эйка, даже Регулус, который подозревал… мы видели его целым. Что если это из-за меня?.. — Вейловская магия? — Это может объяснить, почему его лицо становилось живее, вейлы в том числе есть красота и несут красоту в этот мир. Но я сейчас больше о нём самом. Очень вероятно, что он подпёр психику мной, а затем и детьми: чувства, воспоминания. Римус писал мне, что в первую встречу Том сказал ему, что вспоминал детей, чтобы не сойти с ума. Ещё он рассказал Римусу, что очнуться Тому помогло одно школьное воспоминание обо мне. Это объясняет почему он в здравом уме, хотя со стороны так не кажется. Но может ли это наполнить человека настолько, что заполнит пустоту в душе? — Амелия опустила пустой бокал на столик. — Если ты не видела нарушений целостности, то видно может, — Альбус приманил бутылку вина. — Я никогда не скрывал, что мне не нравится твой кавалер. Но, когда я заметил, что между вами складываются какие-то отношения, я не препятствовал потому, что все детство он был одинок. Я подумал, может эту зияющую дыру внутри он наполнит тобой. — Тут вы оказались правы, дядя. Но кажется, это не только красивая метафора. — Теперь даже не знаю. Меня ужасают его поступки, но подобное явление доказывает его чувства к тебе больше всех слов. — Для тебя это что-то меняет? — Амелия наблюдает, как Альбус наполняет её бокал. — Нет, но если отринуть наши с ним разногласия и вспомнить сколько мне и Аберфорту лет, умирать мы можем спокойно, Том явно сбережет нашу дорогую племянницу. Амелия грустно усмехнулась: — Не так страшно умирать, когда за твою душу бьется некромант. Надо было рассказать Тому об этом ещё в школе… — Тогда ты ему так не доверяла, — мягко напомнил Альбус. — И даже после ты и Антонин опасались, что он попытается использовать твою силу на своё усмотрение. И нам всем потребовались годы, чтобы понять — это не так. Но это сейчас, как бы повел себя Том в шестнадцать лет, мы не знаем. Амелия приложилась к бокалу. Она понимала, что Альбус прав, но всё равно не могла отпустить мысль: «а что если?..». — Как ты смотришь на то, чтобы отправиться к морю на пару дней? — внезапно спросил Альбус, наливая вино в свой бокал. *** В дверь кабинета Тома постучали. — Кто? — спросил Том. — Это я, — раздался голос Джарета. Том устало выдохнул. Снова стук. — Да понял я, — прошипел Том и взмахнул палочкой в сторону двери. Джарет влетел в кабинет, закрыл дверь, но в кресло не опустился. Мерил шагами комнату и фыркал. Том перебирал бумаги и ждал, когда Джарет соизволит начать, сам же пришёл. — Скажи, а ты в курсе что твои беглые компаньоны бегают между островом и материком? — издалека начал Джарет. — В курсе, — коротко ответил Том, не отрываясь от бумаг. — Мне тут рассказали, что Рабастан наведывался в «Айсберг». — Да, я знаю. — Он за кулисами подарил Кларе букет после выступления. — Меня не волнует, кто и что ей дарит. — А меня волнует! — Ну вот ты и веди их учёт. — Он был с ней в её гримерке. — Может обсуждали моё поручение по поводу Каркарова. Джарет уперся руками в стол Тома и прошипел: — Ой да как-будто ты сам в гримерке Клары не трахался! — Трахался, но не с Кларой, — не отрываясь от бумаг, ответил Том. — С чего ты решил, что Рабастан и Клара там трахались? Или твой рассказчик свечку держал? — Да никто мне не рассказывал, — Джарет выпрямился, неловко дернулся, — я сам там был… — О господи, ты что ухо к двери приложил? — Том оторвался от бумаг и поднял взгляд. — Да. — Джарет, это не нормально со всех сторон. — И ведь сейчас даже счёт его не заморозишь на время, он и так арестован… Вот зачем она так поступает?! — разочарованно вскрикнул Джарет и наконец-то опустился в кресло. — Ты предал её и разбил ей сердце. Все что я могу предложить тебе, это виски, — Том повел рукой в сторону узкого книжного шкафа. — На тебя за твои подвиги в юности вейла чего-то не взъелась, — надулся Джарет и скрестил руки на груди. — Так она некромант, — поправил Том, — хотя свойственная вейлам вспыльчивость при ней. И замечу, что после я поводов не давал. И кстати, если бы мой единственный живой на тот момент родственник решил бы встать между нами, я бы послал его к черту. Джарет не удивился этому жирному намеку, лишь съязвил в ответ: — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. — Джарет, что ты хочешь услышать? — Совет. — От меня? — У тебя полвека устойчивые отношения, ты явно что-то знаешь. Том подался вперед: — Я ни черта не знаю. Но всё же, какими бы сильными волшебниками и существами мы с тобой не были, мы не можем обернуть время вспять и изменить прошлое. А ты проебался именно там. — Я зря пошёл на поводу у семьи? — Джарет спросил это так, как будто ждал отрицательного ответа. — Да, — у Тома был только такой ответ. — Ты единственный наследник. Они бы там все изжогой изошлись, но приняли бы твоё решение, потому что выбора у них не было. — То есть мне надо отпустить её? — Тысячу раз да. — А ты бы смог опустить Амелию? — А зачем мне? Несмотря на некоторые события, у нас с ней все хорошо. Том взмахнул палочкой, из узкого шкафа приплыли бутылка и пара бокалов. Снова взмах, бутылка принимается разливать виски по бокалам. — Джарет, — строго начал Том, — я не собираюсь обсуждать с тобой мою личную жизнь, тем более через призму «если бы, да кабы». И твою личную жизнь обсуждать тоже не собираюсь, тем более твой древний, как Хогвартс, роман. Но поскольку ты так просто не отстанешь, скажу тебе тоже, что как-то уже говорила Амелия: возьми свой рот и поговори с Кларой. Забавно то, что человек, которого с детства натаскивали на переговоры, не может договориться с вейлой. — Может мне стоит поучиться у тебя? — весело спросил Джарет, подхватывая бокал. — Ты явно можешь договориться с вейлой. Кто натаскивал тебя? — Шелби, — проворчал Том, откидываясь на спинку кресла. Джарет, желая отвлечься от Клары, пустился в пустую болтовню. Иронично, но об его убийстве Том не помышлял, и не потому что Король гоблинов полезный. А потому, что Джарет — раздражающий друг Тома. И Тома Реддла это полностью устраивало.