Impossible

— Господи, Артур прекрати! У тебя будет еще время тренироваться! — я вцепился в грушу, которую Артур мутузил уже несколько часов. — Через месяц соревнования, я должен быть готов. — он был сосредоточен и от этого он казался прекрасным. Пот стекал по его лицу, футболка, насквозь мокрая прилипла к телу, было видно как напряжены мышцы под ней. Я невольно засмотрелся на него. — Ты и так готов. — Приедет мой отец. Я не должен ударить в грязь лицом. — Ты не говорил, об этом. — Все спонсоры приедут. — он остановился и посмотрел на меня. От этих глаз я хотел распасться на атомы. — Ты придешь посмотреть? — Ты меня приглашаешь? — я скреситил руку на груди и улыбнулся. Он закусил губы, мотнул головой и продолжил боксировать. — Прийти могут все желающие. Так что это твое дело. Я хмыкнул и схватил свою сумку с учебниками. С того нашего разговора прошёл уже месяц. Наши отношения приобретали, что-то похожее на дружбу. — Я в студию. Сегодня Киллгара должен принести текст пьесы, которую поставят на зимнем балу. — Удачи. — услышал я, выходя из зала для тренировок. Идя по школьным коридорам и вдыхая холодный воздух старинного замка, я думал о том, как сильно Артур изменился в моих глазах. Нет, временами он был все тем же упрямым ослом, каким был и раньше, но теперь он не приходил ночью пьяным. И он улыбался. Когда я увидел его улыбку в первый раз, именно улыбку, а не его фирменную ухмылку, мне показалось, что мир осветили сотни лучей. И эти лучи заполняли теплом всех вокруг. Его глаза ожили, в них загорелась жизнь. Мы стали больше времени проводить вместе. Я рассказывал ему о своем детстве в штатах, о том как мы с мамой три месяца жили в коммуне хиппи, о своем первом концерте и первом неловком поцелуе с соседской девчонкой Карой. А Артур рассказывал мне о своей сестре Моргане, которая выпустилась в прошлом году, о том как в детстве он ездил к своей бабушке в деревушку возле океана, о первом на спор выкуренном косяке. Он рассказал мне о смерти матери, а я ему о сбежавшем отце, из-за которого мы с мамой уехали в штаты на долгие 13 лет. Я рассказал ему о Уилле, который был моим лучшим другом, а Артур рассказал о Леоне с которым они познакомились когда обоим было по 5 лет. *** Мистер Киллгара, наш учитель литературы и по совместительству управляющий театральной студией, как всегда чуть-чуть опаздывал. Я сел рядом с Гавейном, который пытался флиртовать с Вивиан, как по мне она была заносчивой стервой, которая ходила сюда, чтобы привлечь больше внимания. Но Гавейн взглядом а-ля «Дамбо съебись у меня планируется перепихон», выгнал меня, поэтому пришлось встать и пересесть. Фрею я не заметил, но Мордред был на месте, поэтому я сел к нему. — Последнее время, ты много времени проводишь с младшим Пендрагоном. — он посмотрел на меня. Его глаза зеленовато-голубые, казалось смотрели в самую душу, выкапывая из неё все потаенные желания и секреты. Казалось, что он видит меня насквозь. — Он мой компаньон, так что я просто исполняю свой долг. — какого хрена я оправдываюсь перед ним? На этот вопрос я не знал ответа. — Не давай ей надежду. — Чего? — я вопросительно выгнул бровь и посмотрел на него. — Фрея. Не давай ей надежду. Ты ей очень нравишься и я понимаю, что ты этого не замечаешь, но я прошу тебя не давай ей надежду. — пояснил он, махнув рукой. — Я и не даю. Мы с ней просто друзья. — Так скажи ей это. — Мордред приподнял бровь. — Я же вижу какой ты. — Мордред, ты блять о чем? — я не понимал пытается ли он сказать мне о том, что я гей или он пытается сказать мне, что я мудак. Из двух этих вещей правдой была лишь одна. — Извините, что задержался, дамы и господа. — в студию зашел Киллгара, он был стар как сам замок, по крайней мере я так думал. За его спиной маячила Фрея, которая пыталась втиснуться между ним и дверью. — Видимо я не один кто опоздал, да мисс Фрея. Фрея, красная как помидор быстрым шагом вошла в студию, плюхаясь на пол рядом со мной. — Я долго думал, что бы мы могли поставить к зимнему балу, поэтому мне интересны ваши предложения. — он сел на свой стул посреди сцены и посмотрел на нас. — Может что-нибудь из Бернарда Шоу? — предложил кто-то. — Или Шекспира? — Его уже сто раз ставили. — Мы ставили сто раз «Ромео и Джульетту» и «Украшение строптивой». — Можно поставить Чехова, " Три сестры» или «Чайку». — Слушайте! — это был Гавейн, который вскочил с пола, быстро жестикулирую. — У меня есть идея! Шекспир " Как вам это понравится» и все роли будут играть парни! Как во времена Шекспира. Тогда ведь все роли исполняли мужчины, да мистер Киллгара? — Да, ты прав, Гавенй. А что, неплохая идея. — Киллгара улыбнулся. — Ну кто согласен, а кто нет? Большая часть парней согласилась. — А что тогда нам делать? — возмутилась Вивиан, отталкивая от себя Гавейна. — Как что? — удивился он. — Научить некоторых из нас быть девушкам! Вивиан надула губки и отвернулась. — А мне нравится идея. — это была Фрея. — Хочу посмотреть на ножки Гавейна в платье. Уверена что ему подойдёт! Девушки захихикали. Увидеть главного ловеласа в юбке, такое же редкое зрелище, как и солнечное затмение. — Ну так что? Утверждаем? — спросил Киллгара. Все одобрительно закивали. — У кого-нибудь есть с собой Шекспир? Я увидел, как Гавейн достал из внутреннего кармана пиджака эту самую пьесу и передал её Килгаре. — Думаю у нас может слегка не хватить актеров. — сказал Киллгара, просмотрев по всей видимости действующие лица. — Это не будет проблемой. Можно пригласить кого-нибудь, вдруг согласятся. — раздался голос Мордреда, рядом с моим ухом. — Хорошо, тогда раз все так хотят увидеть Гавейна в образе диснейвской принцессы, он будет у нас Селией, а его друг Мерлин — Розалиндой. Вокруг послышались смешки и кто-то, даже пару раз толкнул меня в спину. Это происходит снова. Опять я впутываюсь в какую-то хрень из-за Гавейна. Когда закончили распределять роли оказалось что нам не хватало, одних из ведущих лиц: Оливера, Орландо и Фебу. — Сo следующей недели приступим к репетициям, мальчики. Найдите мне еще несколько человек. Дамы, вам достаётся роль массовки так, что тоже извольте появляться. К тому же, кто научит Гавейна ходить в юбке, если не вы? Опять послышался дружный смех. Людей становилось меньше и меньше, пока не остался я и Киллгара. — Я хотел спросить у вас, профессор. — он поднял на меня вопросительный взгляд. — Почему я — Розалинда? Он снял очки и отложил книгу, которую так и не отдал Гавейну. — Потому что, вы влюблены, мальчик мой. Так же как и Розалинда, вы влюблены. Я опешил. Но… как? — Хотите совет от старика, мой юный друг? Будьте осторожны. Ваше сердце — очень хрупкий механизм. Его легко сломать, если довериться не тому человеку. Берегите его, ведь ужасней разбитого сердца, может быть только смерть. Хотя иногда даже смерть лучше, чем прожить всю жизнь с разбитым сердцем. Запомните это, юный Мерлин. Я опустил голову. — Но как вы узнали? — я и сам лишь догадывался о своих чувствах, а после его слов я вновь почувствовал кокон, нющий внутри меня. Он засмеялся. Он смеялся так долго, что я думал его хватит удар и он умрёт прямо здесь. — Я прожил в этом мире почти 80 лет. Я видел влюблённых людей и влюблялся сам. К тому же, тебе 17 лет и если в 17 ты не влюблён, то ты либо везунчик, либо самый скучный человек из когда-либо живших. — сказал Киллгара, когда перестал смеяться. — Спасибо, профессор. Идя по коридорам, спускаясь вниз по лестнице, я шёл не обращая внимания, ни на что вокруг. Кокон внутри меня сжимался и разжимался, заставляя сердце неистово колотиться в груди. Вот значит, какая она — любовь.