Шёпот воды

Когда Цзян Чэн более-менее овладел новой силой, ему пришло приглашение от Не Хуайсана приехать в Цинхэ. Цзян Чэн не говорил ему о произошедшем, никогда не рассказывал даже о семейной легенде. К чему, если уже несколько поколений Хозяев Воды в их роду не появлялось? А потом стало не до того: нужно было не только взять силу под контроль, но и не забывать заниматься делами клана так же, как раньше. Цзян Чэн порой, заканчивая разбирать бесконечные бумаги, потом по добрых пол ночи проводил на дворцовых прудах и засыпал всего на несколько часов перед рассветом. Конечно, однажды это довело до того, что Цзян Чэн отключился на целые сутки, уснув настолько глубоко, что его так и сумели добудиться, пока он не пришёл в себя сам ночью через одну от той, в которую закрывал глаза. Но ко времени выезда в Цинхэ Не всё уже было в порядке. Вода ластилась к Цзян Чэну, совсем как Принцесса в детстве, причём, любая, от озёрной и речной до питьевой в кувшине и даже алкоголя. Всё, что свободно текло, теперь подчинялось Цзян Чэну практически безропотно. Вода в реке доверительно рассказывала ему, что происходит по течению, а однажды пожаловалась, что селяне подзавалили камнями русло и ей неудобно и неспокойно в стремнине. И Цзян Чэн отправил туда своих людей: проследить, чтобы реку очистили, ещё до того, как деревушке грозило бы подтопление. С первого глотка вина Цзян Чэн уже знал, где и когда его изготовили, и то, сколько простую воду из чаши держали в бочках с амулетами. Не то, чтобы он хотел всё это знать, ему хватало знаний и помимо этого, но теперь уже никуда не денешься. Но того, что произошло в Цинхэ, Цзян Чэн не ожидал. Кувшин в освежающим напитком принесли ещё когда главы кланов сидели в покоях Хуайсана, но к нему они так и не притронулись. Цзян Чэн слишком скучал, чтобы выжидать положенные церемонии, чай и прочую дребедень. Едва только чужие шаги затихли в коридоре, как он уже вздёрнул Хуайсана на ноги, прижал к себе и поцеловал сразу горячо и до головокружения у обоих. Уже потом, разнеженый и томный Хуайсан, стараясь не слишком выбираться из объятий Цзян Чэна, потянулся к небольшому столику у ложа, на котором стояла наполненная чаша. — Хочешь, А-Чэн? Цзян Чэн только неопределённо покачал головой. Пить, конечно, хотелось, но не настолько, чтобы снимать ладонь с талии Хуайсана. Хуайсан, там временем, повернулся обратно к нему, потом приподнялся на постели, извернувшись так, чтобы заставить Цзян Чэна лечь на спину. Навис над любовником, удерживая чашу в пальцах. — Тогда выпьешь из моих рук, А-Чэн? — Пей сам. Я потом. Он знал, что после этих слов Хуайсан обязательно оставит ему как минимум половину, поэтому утолить первую жажду без лишних телодвижений у него будет возможность. Хуайсан немного неловко покачнулся — удерживать вес на одной руке не слишком удобно — и несколько холодных капель упали на грудь Цзян Чэну. А потом его почти оглушило таким привычным уже шёпотом воды, заставляя побелеть и намертво вцепиться в запястье Хуайсана уже у самих его губ. — Не смей! — зарычал Цзян Чэн — сейчас он не думал о том, что его железная хватка грозилась оставить синяки на тонкой коже Хуайсана, или даже сломать к гулям речным несчастное запястье. Вода подсказала ему — и Цзян Чэн не мог подвергнуть опасности жизнь Хуайсана, того, кого сам себе поклялся защищать до последнего вздоха. Почти как А-Лина, но места племянника и возлюбленного в сердце Цзян Чэна были несравнимо разные, пусть и одинаково глубоко. — А-Чэн, больно, — Хуайсан шипел, пока Цзян Чэн выдирал у него из пальцев чашу, бросая её в ближайшую стену. — Да что происходит, А-Чэн?! Цзян Ваньинь молча вытер грудь краем покрывала, перегнулся через него, ладонью, на которой сверкал искрами Цзыдянь, ухватил медный кувшин за ручку — и тот тоже улетел в стену, ударившись с оглушительным звоном. — А-Чэн! Говорить Цзян Чэн смог, только когда вторую чашу постигла участь первой и кувшина, а ничего не понимающий Хуайсан повторил свой вопрос в пятый раз, нервно и сорвавшись на вскрик. Сиюминутная опасность миновала, и гроза чуть-чуть утихла. Чуть-чуть, потому что прямо сейчас Цзян Чэн готов был спустить с негодяев три шкуры за одно только мгновение накрывшего его удушливого ощущения того, что он мог потерять Хуайсана прямо в собственных руках. — В питье был яд. Очень сильный. Хуайсан вскинул на него пронзительный взгляд, и Цзян Чэн понял: кажется, пора рассказать любовнику всё. Многие вне Юньмэна считали его не только жестоким охотником за тёмными, но и законченным параноиком. Вот только сейчас это паранойей не было.