Огни ночного Лондона

      Неизвестно, сколько прошло времени, пока он пролежал в этой кровати. Сколько часов, дней провёл в густой, обволакивающей даже мысли темноте, пытаясь вспомнить, что же он такого сделал, чтобы заслужить подобную участь? Иногда он просыпался, чувствуя присутствие рядом, ощущая тупую боль в своих и без того пострадавших глазах. Чувствовал чужое дыхание, мимолётное касание кожи. Он знал, что этот человек опасен, но опасности от него, как таковой, никак не проявлялось.       Иногда Рин слышал, как садист разговаривал сам с собой. Или с ним? Он всегда говорил о смерти — не важно, своей, чужой, его или же чьей-то ещё. Во всех красках и подробностях он рассказывал, как убил свою жертву особо изощрённым способом: он не хотел этого делать, но мужчина, кажется, солдат, довёл его до крайностей, после которых садист с особым пристрастием вгонял в его тело попавшийся под руку скальпель. Снова и снова он вгонял инструмент уже в обмякшее тело, разрезая кожу, мясо, мышцы, артерии, вытаскивая органы один за другим, окуная руки по локоть в ещё горячую кровь, фонтаном вытекающую из крупных вен и артерий. Он говорил, что эта из жертв, о смерти которой он не жалел и никогда не пожалеет.       Рин хотел забыть всё, что рассказывает ему этот умалишённый. Но садист каждый раз повторяет одну и ту же историю, и каждый раз она впивается в подкорку его мозга всё сильнее и сильнее, наполняясь красочными картинками, которые дополняет фантазия.       За эти дни Рин почувствовал, что прошёл через ад. Но он не знал, что всё только начинается.

Этот день не пошёл по обыденному сценарию.

      Рин проснулся не от боли, а от ощущения жажды. Пересохшее горло неприятно саднило, заставило проснуться и позвать на помощь.       Однако, после болезненного воя не последовало шагов. На голос Рина дом ответил лишь тишиной и гулом ветра за запертым окном.       «Странно, — подумал он, — обычно он всегда рядом, когда я просыпаюсь».       Рин ещё полежал какое-то время, концентрируясь на своих ощущениях. Больно. Тепло. Саднят раны. Ужасно хочется пить. Он никогда не запрещал ходить по дому.       Стоит ли встать?       «Это намного лучше, чем лежать и отсчитывать секунды» — вновь про себя сказал Рин, ощущая, что заснуть вновь он не сможет.       Рин не с первой попытки сел на кровати. Он много спит, его кормят, но почему тогда такая усталость? Глаза ужасно болят. Скинул с себя одеяло, свесил одну ногу и, нащупав стопой ледяной пол, поставил вторую. Передышка. Ему бы какой-нибудь шест, чтобы опереться. Взяв себя в руки, Рин сделал новый рывок и едва не упал на пол от дезориентации в пространстве.       Такое ощущение, словно он впервые встал с этой высокой кровати. Оперевшись на стену, Рин медленно, маленький шажками, пошёл вдоль неё. Нащупал дверь и с трудом открыл, выходя в коридор.       Он не знал, в какой комнате находился всё это время, но почему-то думал, что в той же, где проснулся в первый раз. Да и сколько вообще комнат в этом… доме? Квартире? Ему ведь так и не удалось выбраться отсюда, чтобы узнать, где он вообще находится, а вид из окна ничего не напоминал.       А вдруг он уже в другой стране? И его собираются продать на органы?..       «Так, не паникуй раньше времени, — сам себя успокаивал Рин и медленно, по стеночке, перебирался дальше. — Как-нибудь справлюсь. Мне бы только до выхода добраться…»       Идея сходить за водой уже отпала. Если Его нет дома, нужно попытаться выбраться.       Вдруг он наткнулся ногой на первую преграду. Сначала подумал, что это угол стены, но потом пошарил по ней рукой. На ощупь — что-то гладкое и гулкое, не похоже на бетон или камень.       — Это тумбочка, — произнёс он вслух, схватившись руками за предмет мебели. И поразился, как сильно охрип его голос за несколько дней молчания.       Рин прошёлся рукой по тумбочке и нащупал ткань, а на ней что-то продолговатое, с длинным шнуром… До него не сразу дошло, что это телефон. Только после того, как он нащупал циферблат, наконец, понял, что это, возможно, его спасение.       Вспоминая, где какие цифры, Рин набрал номер отделения полиции, где работает Юкио. Но гудков не последовало. Потянул вверх трубку, найдя обрезанный кончик, понял, что телефон здесь только для красоты. Раздосадовано повесил трубку обратно и продолжил своё путешествие по стене.       Рин медленно, расходившись, увереннее ступал босыми ногами по ковровой дорожке на холодном полу, ощупывая каждый сантиметр, прежде чем туда встать. Он обогнул поворот вправо, нащупал проём в другую комнату, но прошёл его мимо — это была арка и она точно не вела к выходу. Успел присесть на пол и отдохнуть. После длительного пребывания в кровати, почти что в постоянном сне, Окумура чувствовал себя слабым даже пройдя такое минимальное расстояние.       Наконец, Рин добрался до вешалки. Непросто, когда твоими глазами стали руки и ноги, приходится догадываться, какие предметы он находит. Вот взялся за куртку, следом за ним плотное пальто, а дальше деревянная свободная вешалка. Где вешалки, там и коридор.       И не прогадал.       После деревянной стенки вешалки, Рин нащупал сначала железные петли, затем какой-то рельефный металлический узор, прикреплённый к двери, а потом и ручку своего спасения. Нажал и обречённо вздохнул.       «Естественно закрыто. На что я всегда рассчитываю?»       Рин упал на колени на коврик — или это всё же тряпка? — возле порога и запустил руку под него. Здесь ключа не было. Рин вновь поднялся с помощью полки рядом с собой и попытался нашарить что-то ещё. Нащупал крючки для ключей, а на них висящую и совсем небольшую связку ключей.       «Он настолько тупой, что оставил здесь запасные ключи?» — подумал Рин с усмешкой, но через секунду до него дошло.       От осознания этих мыслей он задышал чаще и яростно прислушался к округе, затаив дыхание.       — Мне было интересно, как скоро до тебя дойдёт, — раздался голос маньяка у него за спиной.       Не прошло и секунды, как Рин ощутил тупую боль от удара с крепкой деревянной дверью, ключи выпали из его ослабших пальцев и громко звякнули об пол. Окумура с ужасом слушал дыхание маньяка у себя над самым ухом.       — Я говорил, чтобы ты не пытался покинуть дом? — хватка у него была крепкой, натренированной десяткой таких же жертв как Рин. — Ты приятно пахнешь…       — Нет! — истерично завопил Рин и попытался вырваться. Страх придал ему сил, и он двинул головой назад, ударяя маньяка куда-то в лицо. Затем вырвал свои руки из его и попытался вмазать по роже, но промахнулся. Новый удар, но попал только в плечо.       Поняв, что это проигрышный вариант, Рин сиганул в коридорный проём, но его жёстко схватили за рубашку и так же жёстко откинули назад на пол. Рин больно ударился головой, травмированные глаза отозвались ноющей болью. А после он ощутил весь вес своего мучителя у себя на ногах.       — Вот значит как, ты себя уже отлично чувствуешь! — Он ударил Рина по лицу и взял за щёки. — И ты у нас не такой хилый и хрупкий, каким казался изначально, да?       Пальцы маньяка испачкались в крови, хлынувшей из носа Рина. Вид чужой крови будоражил, возбуждал. Придвинув его лицо поближе, маньяк медленно, с наслаждением облизал всю дорожку крови, причмокивая, задержавшись на тонких губах парня. Сам же Рин растерянно махал руками, опомнившись, схватил маньяка за волосы и попытался силой от себя оттащить. Но маньяк выкрутил его запястье так, что то издало несколько глухих хрустов, Рин застонал от боли и разжал пальцы. Его руки зафиксировали над головой.       — Кончилась инициатива, сладкий? — едко хихикнул маньяк и вновь наклонился к лицу парня, так, что он ощущал его дыхание у себя на коже. — Давай, сопротивляйся дальше, чтобы у меня были причины порезать тебя по кусочкам. Я бы хотел попробовать ещё твоей сладкой, приторной крови.       Маньяк наклонился ещё ближе и слизал остатки крови с носа своей жертвы. Рин же наоборот, перестал дёргаться и застыл.       — Хороший мальчик, — промурлыкал маньяк. — А теперь мы встанем, ляжем обратно в кроватку и не будем делать глупостей, хорошо? Не раздразнивай меня ещё сильнее.       После этого маньяк слез с его ног, взял Рина за руку и потянул на себя, приказывая вставать. Рину ничего не оставалось, как подчиниться. Он вытер выступающие остатки крови из разбитого носа и встал на дрожащие, слабые ноги.       Он чувствовал только руки своего мучителя, ведущие его обратно в камеру пыток. Они умелые, сильные, придерживали его так, чтобы не вырвался. Как кукловод придерживает свою марионетку.       Как только Рину в нос ударил едкий запах спирта, пропитавший «его комнату», тут же встал как вкопанный. Если он сейчас вернётся обратно в кровать, кто знает, сколько ещё этот садист будет над ним издеваться.       — Что встал? Ноги к полу приклеились? — раздражённо бросил маньяк и пнул Рина по пятке, чтобы убедиться, что это не так.       Рин ощутил новый толчок в спину, но продолжал стоять на месте и истерически думать. Да что тут думать?       Рин резко развернулся и ударил маньяка в грудь. У того только воздух вылетел от удара.       «Он намного выше меня» — последнее, что пронеслось у Рина в голове прежде, чем его снова толкнули на пол .       — Я не хотел прибегать к крайностям, но ТЫ меня заставил, птенчик!       Маньяк взял его за шкирку и силком подтащил к кровати, а затем закинул поверх смятого одеяла и навис сверху над телом. Новые попытки ударить по лицу не увенчались успехом. Несколько движений — и Рин уже лежит пузом вниз, вдыхая затхлый запах старого одеяла.       — Мне кажется, тебе не хватает внимания, — проскрипел голос маньяка, пока одной рукой он придерживал руки Рина за спиной, а второй чем-то звенел. — Поэтому ты пошёл за той девушкой тогда, правда? Она тебе нравилась?       Рин пытался выдернуть руки, но они всё равно оказались в плену толстого, кожаного ремня. Дыхание маньяка опалило его ухо горячим, возбуждённым шёпотом:       — Как она тебе на вкус?       Рин не сразу понял то, о чём говорит этот сумасшедший. А когда понял, почувствовал огромный тошнотворный ком под самым нёбом, который вот-вот вырвется наружу. Но вместо него из глотки парня вылетел только отчаянный стон, с которым он пытался вылезти из-под рослого мужика.       — Неа, теперь ты никуда не денешься, — он потянул Рина за штаны и почти снял их вместе с трусами, оголяя часть его прекрасного, ещё нетронутого тела. — Кожа такая чистая… мне нравится. Мягко и нежно.       — Что ты делаешь? — проскулил Рин. Он чувствовал отвращение от чужих касаний по своему телу.       — Не задавай тупых вопросов, это раздражает ещё больше, — внезапно строго сказал маньяк, но тут же смягчил тон голоса. Он припал к парню своим телом, продолжая медленно поднимать на нём одежду, оголять разные части тела, царапать его. Представлять, какими бы сочными они могли быть. — То, что не сделал в прошлый раз, очевидно же. Я долго заботился о тебе. Хочу свою награду.       — Но я же не женщина! — истерично воскликнул Рин, тщетно пытаясь скрыть панику в своём голосе. Тогда он подумал, что маньяк просто пытается его запугать.       — Какая разница, сладкий мой? Для хорошего секса не важно, мужчина ты или женщина. Живой или мёртвый тоже не играет особой роли, — маньяк разразился заливистым хохотом, а затем так же на ухо добавил: — тебе понравится, обещаю.       Бежать куда-либо смысла не было, со связанными руками он не сможет ни драться, ни открыть ту злосчастную дверь, ничего. Он проиграл эту битву. Вынужден послушно лежать вниз пузом, всхлипывая в пахнущее сыростью одеяло, ощущая чужие руки и не только у себя ниже пояса.       Это больше чем унижение. Это полный крах всего. И Рин ничего не мог с этим поделать — только молча всхлипывать и терпеть щиплющую боль в слезящихся глазах.       Когда всё закончилось, Рин не чувствовал ничего, кроме досады, отвращения и отчаяния. Он надрывно вздыхал и пытался отдышаться. Сколько это продолжалось? Час? Два? А может быть намного дольше? Находясь в стране вечной тьмы, он не знал точно и мог лишь отсчитывать ритмичные толчки, как секунды до окончания этого унижения.       Он даже не потрудился одеться, оставаясь лежать на испачканном, вонявшем сыростью одеяле и смотреть в черноту, пока глаза продолжало жечь от пролитых слёз. С одной лишь мыслью в голове:       «Это было приятно»       От этих мыслей становилось мерзко. Рин с силой сжал свои плечи, впиваясь в кожу короткими ногтями, сворачиваясь в дрожащий, скулящий комочек.       Маньяк же напротив, был очень рад произошедшему. Это подняло ему настроение, он слонялся по дому и о чём-то сам с собой бормотал.       — Неужели не понравилось? Мне казалось, что ты несколько раз даже простонал, — хихикнул Он.       Рин ничего не ответил.       — Ты весь испачкался и воняешь потом, — брезгливо бросил маньяк, подошёл и взял парня за плечо. Рин в испуге, что подобное может повториться, закричал из последних сил и попытался отползти назад, но ему грубо зажали рот. — Ещё раз так сделаешь, я тебя не только на лоскуты порежу, но и по кускам в конвертиках до конца жизни твоему братцу отправлять, как анатомический пазл! Не ори, бесполезный кусок мяса, если не хочешь, чтобы я отрезал твой язык.       Рин тут же замолчал, но дёргаться не перестал. В попытках сбежать от грубых рук маньяка, Рин едва не упал с другой стороны кровати, но Он поймал его за шиворот и потянул на себя. Сгрёб скулящее тело в охапку и унёс в неизвестном для Рина направлении.       «Ну всё, — думал он, — теперь я следующий, за Аникой».       Однако, после недолгого переноса, его поставили на что-то гладкое и холодное, похожее на кафель. Маньяк поспешно снял с него футболку и Рин вновь попытался ускользнуть от его мерзких рук, но Он держал крепко.       — Не собираюсь я тебя снова трахать, успокойся, — «обнадёжил» маньяк.       — Ты только что изнасиловал меня! — в истерике прокричал Рин, выдёргиваясь из его хватки. — И после этого ты хочешь, чтобы я успокоился?!       — ХВАТИТ! — рыкнул маньяк и припёр парня к стенке. Рин не видел, но ощущал их значительную разницу в росте, и как Он смотрит на него сверху вниз. — Я же говорил. Не противься. И ты увидишь, я могу делать не только больно.       Рин вздрогнул от неприятного чувства. Будто его нагло рассматривают, как мясо на прилавке. От этого вновь стало мерзко, но Рин решил не испытывать судьбу и подчиниться.       Пока что.       — Вот и умница~ — промурлыкал маньяк и подвёл Рина к чему-то весьма холодному и железному.       На ощупь это оказалась ванна. Большая ванна, в которой Рин едва не утонул, привыкший к маленькой метр на полметра ванне в их с Юкио маленькой квартирке. О, как же он хотел сейчас оказаться там! Открыть глаза, проснуться от лёгкой дремоты в уже остывшей ванне под громкий стук и ругань Юкио. Крикнуть ему, чтобы не ломал дверь и спокойно идти готовить ужин на двоих.       Но когда Рин открыл глаза, он ощутил страшную боль и ничего, кроме мутного тумана и своих слёз.       Грохот воды о дно чугунной ванны испугал его. Он был очень неожиданным, как и внезапное нежное касание маньяка по его волосам. Вода медленно заполняла всё пространство ванны, перебивая все звуки дальше дверей — Рин попытался прислушаться, но у него ничего не вышло.       Когда воды набралось достаточно, её выключили. Рин бы мог вытянуться в полный рост и насладиться тёплой водой, но не хотел, оставаясь в оборонительной позе сжатого и испуганного зверька.       Тем временем маньяк молча что-то нанёс на его сальные и грязные волосы — по запаху напоминало хозяйственное мыло. Тщательно намылил ему голову, пока Рин продолжал трястись от страха.       — Почему?.. — прошептал он.       Маньяк сделал вид, что ничего не расслышал.       — Почему ты… продолжаешь меня трогать?       — А мне не нужно? — Он набрал в ковш воды и вылил всё на голову Рина, рукой прикрывая глаза. — Я могу не трогать тебя. Никогда. Но тогда я не буду тебя лечить, кормить и вообще выживай как хочешь. Долго ли ты здесь протянешь, дорогой?       Рин знал, что недолго. Хотя бы потому, что он не может выйти из дома. Зная это, маньяк поставил ему невыполнимые условия выживания, давая иллюзию выбора между «свободой в доме» и «подчинением». Сдаваться Рин тоже пока не собирался.       Но не сейчас. Сейчас он хотел исчезнуть и больше не появляться в этой ванне, в этом доме и вообще в этом городе. Сейчас у него истерика и он не в состоянии что-либо предпринять против своего мучителя.       Рин особо не замечал, что его вообще-то мыли, настолько сильно он был погружён в свои мысли. Натирая ему вытянутую в свою сторону руку, маньяк вдруг заговорил:       — Ты когда-нибудь слышал сказку о мальчике Адриане, который очень любил звёзды?       — Нет, — сокращённо ответил Рин, не поднимая мокрой головы.       — Хочешь послушать?       Молчание маньяк принял за согласие и, прочистив горло, начал:       — Давным-давно, ещё задолго до того, как появились войны, жил маленький мальчик, которого звали Адриан. Он жил в далёкой стране, где почти всегда-всегда было зелено и свежо. Адриан любил гулять по зелёным лугам вместе со своей мамой и доброй собакой. Они были как семья, им никто был не нужен, и они никому не нужны — свободные и счастливые, — он ненадолго остановился, чтобы снова полить Рина, который начал двигаться сам, чтобы поучаствовать в водных процедурах. — Адриан любил звёзды так же сильно, как любил маму и те прекрасные зелёные луга. И когда с неба в одну июньскую ночь начали ссыпаться звёзды, он обрадовался, что сможет дотянуться до прекрасных огоньков, которыми всегда восхищался.       Он вновь остановился, чтобы взять широкое, плотное полотенце. А пока обтирал Рина, продолжал рассказывать:       — Но звёзды были не теми дружелюбными огоньками, к которым Адриан так привык. Они обжигали и взрывались, стоило им коснуться земли или человека, уничтожая и горы, и поля, и зелёные луга. Звёзды убили всё, до чего могли дотянуться. И Адриан больше никогда не стремился поймать падающую звезду.       Из ванной Рин вылез сам. Нащупал на крючке на стене вещи, предназначенные для него и скоро оделся — ему было всё равно, смотрит на него этот псих или нет, поскорее бы он покинул одну комнату с ним и не находился рядом ещё долгое время.       — И какова мораль сказки? — сухо отозвался Рин. Он практически не слушал и поинтересовался для того, чтобы не злить психа ещё больше.       — А нет никакой морали, — маньяк вновь положил свою руку на плечо парня и повёл его обратно в комнату. — Как говориться, думай сам, сладкий, как тебе нравится трактовать мою сказку.       Рин не видел, но чувствовал улыбку на лице садиста. И это его раздражало сильнее, чем произошедшее некоторое время назад. Даже после мытья от себя мерзко.