Солнце пробивалось сквозь неплотно задернутую пелену темных штор, косым горячим лучом падая на паркет. Письменный стол, стоявший у окна, что вело на закрытый балкон, был завален непонятно чем: какими-то бумажками, из-за которых едва ли проглядывала черная глянцевая папка, ближе к краю — удлинитель с воткнутой туда зарядкой от телефона, сам гаджет при этом лежал на другом конце стола, рядом с пустой тарелкой, по которой рассыпались хлебные крошки.
Из шкафа-купе, стоящего у дальней стены, рядом со шведской стенкой, вываливались неаккуратно сложенные вещи, прикроватная тумбочка снова была закидана хламом, а в самой кровати, среди мягких гор нескольких толстых одеял, двух подушек и плюшевого медведя, сопело что-то непонятное и довольно здоровое. Задребезжал будильник, который, судя по его виду, не в первый раз роняли на пол. Из-под теплой пелены высунулась рука и дотянулась до тумбочки, опрокидывая при этом гору использованных салфеток на пол, пошарила по гладкой древесной поверхности, накрыв наконец корпус электронных часов, нажала на кнопку. Воцарилась блаженная тишина.
Через пару секунд гора одеял зашевелилась, одно из них соскользнуло на пол, после чего на «свежем воздухе» появилось заспанное лицо довольно бледного оттенка, но с персиковым румянцем на щеках, сильно выделяющимися на его фоне кругами под глазами, и каким-то заторможенным взглядом полузакрытых карих глаз окинуло взглядом комнату. Почесав копну черных кудрявых волос, девушка широко зевнула, съезжая по мягкой куче вниз.
Нельзя было сказать конкретно, сколько ей было лет. На первый взгляд, не больше двадцати пяти, на первое впечатление о характере — точно около восемнадцати. Если впервые услышать ее ворчания о жизни, то может создаться впечатление о том, что ей уже лет сорок. Ну, а на деле же было всего двадцать восемь. Марта Добромирова, так звали ее, но нельзя было судить, опять же, по первому впечатлению. Каждому знакомому, а их у нее было немного, девушка открывалась с разных сторон. И сторон по мере общения с ней становилось все больше.
*
Итак, благополучно оказавшись на полу в вертикальном положении, я пошлепала босыми ногами по паркету и надела тапочки. Минуты две меня ещё одолевала утренняя зевота, которая уже была полноценным пунктом в списке дел в начале дня. Она прекратилась только тогда, когда я уже была в ванной, ополоснув свое лицо холодной водой. Вчера какие-то умники лишили нас горячей, потому и приходиться умываться так. О душе даже нечего было думать, потому я сразу потопала на кухню, которая находилась на другом конце моей небольшой квартирки.
Какой сегодня день? Оо, восьмое марта, замечательно…
Вся моя нелюбовь к международному женскому дню именно из-за того, что день именно женский. И пропитан насквозь стереотипами, которым я «должна» следовать, по мнению моей обожаемой тети. Например, быть женственной, как это ни странно. А то подразумевало ношение платьев, каблуков, уход за собой вроде слежения за кожей, весом и отсутствия натурального волосяного покрова на ногах, руках и т.д. и т.п., как говорится. Терпеть все это не могу. В частности из-за того, что я и девочкой себя до конца не считаю. Нет, дело не в физиологии…
С детства я была ближе к мужской половине нашей семьи. Мой папа был милиционером, а дедушка служил на флоте. Мы часто проводили с ними бои, но они были лишь играми. А потом я сама выразила желание (мама и сестра были в ужасе) обучаться боевому искусству. Так меня в пять лет отдали на кружок бодзюцу*. За счёт своей внешности, низкого роста, никто и подумать не мог, что я могу драться ещё получше какого-нибудь мальчишки, при желании и без особого напряжения заехав зарвавшемуся уб… хулигану по челюсти. Но все было не смертельно, оно и понятно. Я дружила со всеми «бандами» нашего городка, а мы, ещё и насмотревшись всяких крутых боевиков, носились с деревянными пистолетами, самодельным луком и стрелами, которыми терроризировали местную живность в виде дворовых кошек. По окончанию моего боевого кружка я стала осваивать ушу, а если быть точнее, тайцзицюань, получалось у меня весьма неплохо, но я бросила эту затею, так и не дойдя до уровня профессионала.
В школе я училась не плохо, но и не хорошо, пятёрок в четверти почти не было, разве что по физкультуре и ОБЖ, поэтому, уходя после девятого класса, я сразу поступила в военное училище, желая пойти по стопам отца.
Отношения в семье стали довольно натянутыми — из-за выбранного мной пути между мамой и папой возникали разногласия. Дедушка отстаивал наши с отцом интересы, в то время как остальные женщины нашей семьи — мать, сестра и тетя — придерживались точки зрения, чтобы я выбрала более «женскую» профессию. Мол, не для девушки это, армия. Поэтому, хоть как-то пойдя на компромисс, я решила не оставаться в армии, а пойти работать в полицию. А через несколько лет уже состояла в убойном отделе одного из отделений полиции Санкт-Петербурга.
Все же, маме и тете категорически не нравилась моя работа, потому они продолжали меня морально терроризировать. В один из таких споров я сказала:
— Не нравится, так я уйду!
После чего меня неохотно (все же, гордость не позволяла отступить), но проводили за дверь. Я уехала ближе к работе, а спустя год умер дедушка, затем развелись родители, как назло нашему отделу приходилось пахать в два раза больше, да и оплата аренды квартиры была близкой. В общем, на время наступила темная полоса, которая становилась все гуще и чернее.
Пока мне в глаза не посветили фонарем реальности и не дали отрезвительного пинка под зад, благодаря которому я все же взялась за голову, а не стала ходить как в воду опущенная… Ну да ладно, хватит воспоминаний, мне ещё нужно будет ехать к сестре. С Ленкой у меня ещё наиболее хорошие отношения, поэтому только с ней я чаще всего и вижусь, а с мамой и тетей перекидываясь лишь несколькими фразами по телефону.
Наскоро сварганив себе яичницу, профукав, конечно же, момент окончания приготовления, из-за чего пришлось хрустеть не слишком приятной на вкус подгоревшей корочкой снизу. Кофе был также не слишком вкусным, наспех приготовленным, но я все же влила его в себя, «кинула» посуду в мойку и быстро ушла собираться.
В итоге я опаздывала, несмотря на то, что встала аж на десять минут раньше обычного. Что за парадокс — непонятно! Закрыв квартиру, я бросила ключи в рюкзак, выудив оттуда же звенящую связку автомобильных, вместе с брелком. Лифт как специально ехал медленно, да ещё и с пассажирами наверняка, мне пришлось бежать по лестнице. Благо, на моем пути к гаражам не оказалось преград, и я с относительным спокойствием выгнала свою «девятку» и поехала на ней к сестре.
Поздравлю, а затем сразу в участок.
Уже будучи на полпути и опаздывая на пятнадцать минут, я не решалась сильнее давить на газ, зная, что это чревато не самыми хорошими последствиями. Зазвонил телефон, мирно покоившийся на соседнем сидении. Включив громкую связь, я пыталась хоть что-то расслышать из речей Лены. Безрезультатно. Поэтому и поднесла его к уху, одной рукой держа руль и смотря на дорогу.
— Я приеду. Скоро, — нетерпеливо отодвинув от уха телефон.
— Мама и тетя тоже будут здесь, — вдруг сказала сестра.
Вот это поворот! Огорошила, называется, новостью на полпути!
— Может, мне лучше не приезжать?
— Марта, может, стоит прекратить ваш конфликт? Сколько можно дуться друг на друга?
— Лена, они по-любому начнут плохо отзываться о моей работе, увлечениях и жизни в целом, — упорствовала я. — Ещё и развод сюда же приплетут!
— Послушай, хватит уже…
— Нет, не хватит. Пока они сами не извинятся, я этого делать не собираюсь! — раздражённо выдохнув, я отбросила мобильный на сиденье.
Ухватившись обеими руками до побелевших костяшек за руль, я напряжённо смотрела на фургон, ехавший впереди, и соображала, правильно ли сделаю, если не появлюсь на встрече. Настроение уже обрезано под ноль как волосы на голове парня перед армией, даже солнце словно стыдливо спряталось за густое облако.
На ещё один телефонный звонок от Лены я благополучно не ответила, (уж что что, а гордости у меня хоть отбавляй. И вредности), на второй тоже. Ну, а на третий, как говорится, на волшебный раз, все же взяла трубку, не здороваясь. Знаете, вот такая я вонючка, да.
— Марта, так ты приедешь? — на том конце провода послышался чуть приглушённый, но совсем не сожалеющий, голос сестры
— Не знаю, — буркнула я, опять же, из вредности. Я ведь уже почти подъехала, осталось минут пять пути.
— Пожалуйста, мне надоели эти ваши разборки, да и тебе, думаю, тоже.
— Не представляешь,
как они мне надоели.
— Ну, тем более! Давайте не упустим возможности поговорить нормально.
Лена — просто прирожденный дипломат, ей богу!
— Ладно.
— Ура! Спасибо, Марта! Жду.
Я отключилась, болезненно усмехнувшись. Перспектива провести разговор с матерью и тетей вживую, не через телефон, меня настораживала и вовсе не радовала. Я была бы рада, если бы у нас наконец-то завязались более теплые отношения, коих не было с самого детства, но вероятность того, что они снова не начнут говорить про мою тягу и «помешанность» на боевом искусстве и работе в целом, составляет меньше одной миллионной процента.
Отложив телефон, я машинально поддала газу и повернула голову к лобовому стеклу. Нога сразу перескочила на тормоз, как только я увидела белеющий «зад» грузовика, неумолимо приближающийся. Завизжали тормоза, где-то раздался звук бьющегося стекла, я судорожно вцепилась в руль, будто хотела его оторвать. Все произошло в один момент: резко тормозящий впереди транспорт, столкновение, раздавленный всмятку капот, вылетающее лобовое стекло. Затем резкий толчок вперёд, удар лбом о руль, в то время как в шею врезался ремень безопасности, удар затылком о сиденье, затем обратно и… тьма.
* * *
Когда я очнулась, то услышала стрекотание сверчка.
Н-да, в такой ситуации оно как никогда кстати! Что слышно ещё? Ни шума трассы, ни людских голосов, ни каких-то ещё признаков жизни. Только шелест листвы и злополучный протяжный стрекот.
Лицо будто было покрыто горячим мокрым полотенцем. Словно теплого меда налили в аккурат на лоб, где я недавно чувствовала твердую поверхность руля.
Руля! Я в аварию попала! О, черт… Я в аварию попала?.. В голове мелькнули события катастрофы, оборвавшись такой же темнотой, что и сейчас была вокруг меня. Было холодно и одновременно жарко, будто ноги засунули в морозилку, а торс и голову оставили печься в пустыне Сахаре. В горле ужасно першило и жгло, нос был заложен.
Попробовав пошевелиться, я отметила, что ноги двигаться могут, а это уже очень хорошо. Пальцы на руках тоже шевелятся. Только ощущаются как-то странно. Время открыть глаза. Надо мной темный купол неба, усыпанный звёздами. Окантовкой к нему чернеют листья деревьев.
Ну и где я? Надо отыскать телефон… похлопав ладонями по набедренным карманам, мимо кобуры с пистолетом ОЦ-21С, я с радостью обнаружила там небольшую прямоугольной формы коробочку, которая и оказалась моим кнопочным мобильником, я использовала его чаще всего для работы, так как он был гораздо компактнее сенсорного.
В темноте почти ничего не было видно, я с трудом подняла руку, поднимая ее над головой, чтобы видеть экран. Нажатие большой центральной кнопки не дало результатов. Наверняка сел или разбился до такой степени, что теперь не подлежит восстановлению. Проведя пальцами по корпусу сзади, я вместо ровной крышки нащупала выемку, где должен был находиться аккумулятор.
Ну, конечно. Зашибись.
Не рискуя дотрагиваться до своего лица, я первым делом решила разведать обстановку, не делая резких движений. Глаза уже более-менее привыкли к темноте, из-за облаков выглянула растущая луна. Поворачивая голову направо, я лишь упёрлась взглядом в какую-то колючую густую траву, которая начиналась через пару десятков сантиметров от моего лица. По левую сторону простирался какой-то пустырь, переходивший в поляну, покрытую короткой пожухлой травой, а затем начиналась рощица.
Так, дальше. Попробую встать…
Аккуратно опираясь локтями на землю, кряхтя аки дед на старости лет, я приняла сидячее положение, но слишком резко из-за чего в голове сразу набатом стали бить колокола, а перед глазами замелькали серо-буро-малиновые круги. Итак. Я лежу на какой-то весьма странной площади, покрытой песком, твердой землёй, глиной и камнями. Затем начинается невысокая трава, переходящая в колючий кустарник, бурьян, а тот, в свою очередь, уходит в редкий лесок, даже, пожалуй, рощу.
И вот спрашивается, каким боком я оказалась в сельской местности? Где моя машина? Где город, люди? И не сон ли все это? Ха, будет очень оригинально, если я впаду в кому…
Посмотрев на собственные ноги, уходящие в траву, мне показалось, что они какие-то чересчур крепкие и короткие. Ладно, мало ли чего покажется.
Мозг пытался лихорадочно сообразить, где я и что мне делать, пока тело, естественно, бежало впереди воображаемого паровоза, потому и поднялось на ноги и решило идти налево.
Сейчас тут хрен определишь, где север, где юг, да и время тоже. Приняв мудрое решение топать туда, где было меньше всего колючек, я, пошатываясь, будучи ещё и на невысоких каблуках, стала преодолевать разномастные кочки, ямки и непонятные норы, сурковые, кажется. Ощущала я себя очень скверно, как будто пыталась сделать шаги на четвереньках. Ноги будто не могли встать ближе друг к другу.
Или у кого-то с детства просто мужицкая походка.
Мой путь продолжался недолго, так как глаз решил очень не вовремя заплыть, так что я его вообще открыть не смогла, да ещё и кровь сверху, игнорируя преграду в виде бровей, покрыла все веко и стекала теперь по щеке.
Теперь я чувствовала себя ни то раненым бойцом, ни то одноглазым пиратом, ни то все сразу.
Ещё деревянной ноги и костыля не хватает. Только успела это подумать, как нога подвернулась, и я со всего маху грохнулась на бок.
Вот спасибо, Господи! Я ж пошутила вообще-то! Недовольно крякнув, я всё-таки поднялась на ноги продолжила свое путешествие хрен знает куда. Найти бы здесь хотя бы воду, а то и второй глаз если заплывет, трындец будет. Слепой Пью в деле, ребята! Где-то раздался плеск и громыхание деревянных колес по дороге.
Люди! Да, черт возьми, здесь есть люди!
Открылось второе дыхание, поэтому, прислушавшись, я едва ли не побежала на звук, желая узнать наконец, что со мной произошло. Проплутав мимо деревьев, я выскочила на дорогу и увидела уже уезжающий громыхающий деревянный обоз с двумя мужчинами на козлах. Те о чем-то переговаривались, явно не замечая моего присутствия. От бега в виски словно вонзились раскаленные иглы, по венам растекалась лава, в то время как ноги почти онемели от холода.
— Стойте! — я гаркнула едва ли не полностью осевшим, сиплым голосом и совсем не по-женски. Обоз не останавливался, но один из мужичков повернулся назад, толкнул в бок товарища, указывая на меня пальцем.
Ну слава тебе Господи!
Я остановилась, переводя дыхание, своим единственным открытым глазом окидывая запыленные сапоги, пока незнакомцы быстро повскакивали с мест, подбежав ко мне. В свете луны я увидела, что один из них довольно приземистый, крепкий, но не слишком маленький, ниже меня только на пару сантиметров. Другой наоборот, довольно худенький и высокий, с морщинками на лице и горбатым носом.
— Ты кто, девица? — спросил низкий, потирая красный нос-картошку.
— Я…
В голове поднялся адский шум, что даже собственную речь я не услышала. Перед глазами встала красная пелена, и картинка начала уезжать куда-то в сторону.
Вот и обморок!
* * *
Бодзюцу (яп. 棒術, «искусство шеста») — японское искусство ведения боя при помощи деревянной палки (яп. 棒 Бо — «палка», «посох»; яп. 術 дзюцу — «искусство», «техника»). Под палкой чаще всего подразумевается бо.Техники работы с оружием в бодзюцу следуют философии, согласно которой бо является всего лишь «продолжением конечностей». По этой причине данное искусство зачастую включают в различные безоружные боевые системы или каратэ.
