***
Теперь, по прошествии практически целого года — за это время Артём и Вано выяснили, что ему как и Андрюхе похуй на то, с кем там Артём спит, с Вованом тоже наладилось общение, после нескольких недель постоянных драк, выбитого зуба Вована и во второй раз сломанного носа Тёмыча, они пожали друг другу руки и решили просто жить дальше, никогда больше не поднимая эту тему; Дзюба, после трёх встреч с мужиками из Тиндера, свиданиями всё это действо не поворачивался назвать язык, потому что неловкие взаимные дрочки в его машине — это не свидания, понял, что нихуя он не бисексуал, а такая твёрдая четвёрочка по шкале Кинси (до этого он даже не представлял, что такая хуйня существует, зато теперь отскакивает от зубов лучше таблицы умножения) и как-то почти смиряется с тем фактом, что девчонки — это не то, чтобы его. И ему, наконец, кажется, что жизнь относительно налаживается и всё встаёт на круги своя, как происходит пиздец — Артём влюбляется. В первый раз он видит его, когда они с пацанами тусят возле подъезда Дрона, медленно потягивают пиво и перетирают за плюсы и минусы последнего айфона, лишних денег на который нет ни у кого из них и в ближайшем будущем не предвидится, когда мимо них к дверям подъезда проходит он — лёгкая небритость на щеках, острые скулы, выбритые виски, чуть вьющиеся волосы уложенные в забавный хохолок, сильные на вид руки, тонкая талия, а потом Артём видит его задницу и ноги, и будь бы он девчонкой, он бы потёк, честное слово, но он не девчонка, поэтому остаётся просто смотреть ему вслед и капать слюной. И только в самый последний момент Тёмыч замечает, что мужик, блять, мечты заходит в подъезд в компании какого-то хлыща и улыбается ему. — Дзю, ты чё завис? — спрашивает Вано, толкая его в плечо. — А? Чё? — вскидывается Артём, с трудом отрывая взгляд от захлопнувшейся двери подъезда, — А… не, просто… хм, задумался. Они сидят у подъезда ещё долго, поэтому Артём видит, как хлыщ часа через полтора выходит на улицу, но уже без красавчика. Интересненько.***
Второй раз он видит его где-то неделю спустя, когда идёт от Дрона после выполнения обязанностей крёстного и няни для мелкого Дениски, пока его предки сваливают на свиданку. Артём как раз выходит из лифта, когда красавчик в него входит, снова в компании с этим хлыщом, Дзюба чуть шею себе не сворачивает, пытаясь снова заценить пятую точку в чуть мешковатых, по-модному мешковатых, джинсах. Пиздарики. Тёмыч же живёт в этом районе столько, сколько себя помнит? Живёт. Знает ли он большую часть здешних жителей, если не по именам, то хотя бы по приевшимся уже рожам? Знает. Но к мужику мечты это не относится, и Артём из-за этого страдает. Потому что он хочет знать о нём как можно больше — кто он вообще такой? Его имя? Какой, господи блять пиздец, у него цвет глаз? Кем работает? Зачем свалился на голову несчастному Тёмычу, лишил его сна, добавив в процессе парочку новых мозолей на правой руке, и не хочет ли он выпить с Артёмом пива, а потом пососаться? Поэтому теперь Дзюба появляется у подъезда Андрюхи чаще, чем у себя дома, за это время успев ещё трижды увидеть его: два раза снова в компании хлыща, который продолжает уходить через час-два после того, как появляется, и третий раз в одиночестве с огромными пакетами из местной Пятёрочки. И как раз в третий раз Артём пытается заговорить с ним, но неожиданно, умеющий без умолку трепаться Тёмыч не может выдавить из себя ни слова, потому что в горле ком, во рту пересохло, и уши горят так, что, наверное, ими можно было бы освещать дорогу в темноте. Когда у Артёма всё-таки получается с ним заговорить, в нём радостно плещется пара литров пива. Он сидит на спинке лавочки у подъезда***
Поэтому в следующий раз он поступает умнее. Пораскинув мозгами, Артём идёт просить милости у всевидящего ока — совета бабулеток, изо дня в день собирающегося на лавке у подъезда и перемывающего косточки всем жителям этого и близлежащих домов. Отношения у них с Дзюбой любовно-ненавистнические, потому что каждая из них помнит маленького Тёмочку с длинными ресницами и пухлыми щёчками, но и с Тёмычем, пьющим во дворе пиво и гоняющим по району на своей машине с опущенными стёклами и громкой музыкой, они тоже знакомы, так что шансы на успех пятьдесят на пятьдесят. Сегодня у подъезда заседали только три представительницы, ну чистой мойры новоебенёвского Олимпа, но Артёму несказанно повезло, среди них была МарьИванна, которой в прошлом месяце он чинил кухонный кран, так что шансы на благосклонность резко увеличились процентов этак на двадцать-двадцать пять, поэтому натянув свою самую обворожительную улыбку, что-что, а это он умеет, Тёмыч с донельзя вежливым «здравствуйте» идёт мимо них к подъезду под синхронное, словно отрепетированное «здравствуй, Артём», но в самый последний момент, будто передумав, возвращается к скамейке и присаживается рядом. — Дамы, а вот вы не знаете, что это за мужик у вас тут поселился? — интересуется он у уставившихся на него пенсионерок, — Ну знаете, чуть ниже меня, волосы такие тёмные, — «глаза охуенные, а задница ещё лучше» добавляет уже про себя Артём, — Я просто вроде всех знаю, а его первый раз в прошлом месяце увидел, — «и теперь ночей не сплю». — Это он про этого, из сто тридцать девятой, — говорит Раиса Ильинична, — Сосед твой новый, Маш. — А, Игорёк-то, — и Артём чуть не плачет от счастья и готов броситься МарьИвановне на шею и расцеловать, он знал, он, блять, знал, что на неё можно рассчитывать. — И чего он? — как можно равнодушнее спрашивает Дзюба, а сам от предвкушения чуть ли не пружинит, сидя на лавочке. — Да ничего, хороший мальчик, тихий, громко музыку не слушает, — на этих словах в Артёма летит предупреждающий взгляд, даже три, он подыгрывает и постыдно опускает глаза, — Вот только въехал недавно… Так он узнаёт о своём мужике мечты, об Игоре, всё, что знают старушки — что ему двадцать семь лет, он устал ездить из Видного в Москву, поэтому снимает квартиру здесь, учится в магистратуре в каком-то хорошем университете, хорошем, потому что Тёть Неля слышала о нём по телевизору, а «про плохие университеты в новостях не рассказывают», к тому же работает в какой-то фирме, невесты у него нет, девочек не водит, иногда заходит друг, но шуметь, вроде, не шумят, по крайней мере МарьИвановна ничего такого не слышала.***
— Привет, Игорёк, — окликает Артём причину своего недосыпа и витания в облаках и с немного садистским удовольствием наблюдает, как вздрагивают покатые плечи, не одному же Дзюбе страдать. — Снова ты. Откуда ты знаешь моё имя? — буркает Игорь, оглянувшись, а затем снова отворачивается, продолжая внимательно следить за меняющимися цифрами этажей на табло спускающегося вниз лифта и больше не поворачиваясь к стоящему, прислонившись к почтовым ящикам, Артёму, не то, чтобы он жаловался, кто вообще будет жаловаться, когда у него есть прекрасная возможность облапать, хотя бы взглядом, приглянувшуюся ему задницу. — Снова я, мы так и не договорили, — тянет Дзюба, совершенно игнорируя вопрос про имя. — По-моему, мы всё обсудили и пришли к выводу, что это не твоего ума дело, — отзывается Игорь, и раздражённо тыкает несколько раз в кнопку вызова лифта, маленькая кабина, которого замерла на отметке шестого этажа и последние полминуты никуда не двигалась, большая тоже и не думала спускаться с девятого уже этажа за недовольным Игорем. — Я в корне не согласен с данным высказыванием, — подыгрывает Дзюба и довольно фыркает, когда Игорь снова оглядывается на него с явственно читаемым на лице удивлением. Урыл, ёпта. — Какая разница, что я отвечу. Очевидно, что ты поставил себе цель набить мне морду и, думаю, мой ответ волнует тебя мало. Так что, нет, не гей, а теперь ты можешь попробовать врезать мне, но сильно не удивляйся, если я ударю в ответ, — предупреждает он, кажется, раздражаясь на не едущий лифт куда больше, чем на приставшего Тёмыча, у которого внутри всё рухнуло вниз, а сам он сник, конечно же, Игорь, такой весь идеальный, учащийся в магистратуре, работающий где-то в хорошей фирме, позволяющий себе снимать двухкомнатную квартиру в пускай и ебенях Москвы, не пидор и его интересуют девчонки, и явно Тёмыч, пашущий в автомастерской и таксующий в свободное от основной работы время, с техническим колледжем за плечами и до сих пор живущий с родителями, нихуя не сдался Игорю. Да и этот хлыщ, захаживающий к нему, действительно какой-нибудь репетитор английского или, блять, клигонского, хер его знает, а не ебырь, — Что? Драться не будем? — буднично интересуется Игорь, всё-таки поворачиваясь к Артёму, пустым взглядом, уставившемуся перед собой. — Я пойду, — бормочет Дзюба себе под нос, отталкивается от ящиков и направляется в сторону лестницы. Тупо-тупо-тупо, он чувствует себя так тупо. Доебался до незнакомого мужика только потому, что он охуенно красивый и, кажется, в артёмовом вкусе, о наличие которого сам Артём даже не догадывался до появления Игоря на горизонте. Как же тупо. С хуя ли он вообще решил, что жизнь налаживается? Он доходит до последней ступени и наваливается на дверь подъезда, чтобы выйти из него, а там уже постыдно сбежать и пережить всё это где-то в тишине, чтобы его никто не трогал, или снова занырнуть с головой в работу. Тупо. — Подожди, — Артём вздрагивает и замирает, что же, 1:1, — Ты… ты не бить меня собирался? — он не сильно доверяет своему голосу, поэтому просто качает головой. Развернуться? Или может всё-таки уйти? — А что тогда? — в голосе Игоря столько удивления, Артём никогда такого не слышал, даже деканша Людмилка так не охуевала, когда «непутёвый Дзюба» сдал её предмет с первого раза и на твёрдую четыре. Артём всё-таки поворачивается к Игорю лицом под звук открывающихся дверей лифта, но Игорь, так раздражённо тыкавший в кнопку, чтобы он быстрее приехал, почему-то остаётся стоять на месте и смотреть на повесившего голову Артёма, который в ответ на вопрос просто передёргивает плечами, — Ты серьёзно? — и в этом столько недоверия, но если так-то пораскинуть мозгами, Тёмыч, в принципе, его понимает, он бы, наверное, тоже охуел, — Ты действительно хотел?.. Ой, бля-ять, — тянет Игорь, подняв глаза к потолку, а затем неожиданно сбегает вниз по ступеням и останавливается на последней, теперь они практически одного роста, и Артём всё-таки поднимает голову, встречаясь с игоревыми карими глазами, не просто карими, а с зеленоватыми и янтарными прожилками, Дзюба натурально залипает и так сопливо хочется написать стихи, нарисовать картину, или что там делают в таких случаях? Докатился, блять, совсем опидорасился. — Если будешь бить — мне придётся ответить, пускай и не хочется, — предупреждает Артём, и лицо призрачно саднит в тех местах, куда бил Вован во время, когда их отношения больше смахивали на военный конфликт. — Вообще-то, это я последние пару недель готовился получить под рёбра в какой-нибудь подворотне, — говорит Игорь, внимательно изучая его лицо, Тёмыч прямо-таки чувствует его взгляд, однажды они с пацанами по приколу сканили свои части тел в каморке отъехавшего по делам Толича, а Вано, как дорогой племянничек, был осведомлён о местонахождении запасного ключа. Толич пиздец радовался, когда у себя в компе потом обнаружил голую жопу этого самого дорогого племянничка. Артёму же выпал жребий отсканить физиономию, благо до задницы Вано, и вот теперь он прямо чувствовал себя как тогда, под яркой лампой сканера, а за жужжание прекрасно отвечали другие лампы, те, что под потолком, — Ты хочешь сказать, что столько раз караулил меня у подъезда и доебался о том, гей ли я только потому, что… — Ну вроде как… запал, — подсказывает Артём, на нервах начиная катать собачку по молнии на своей кофте. — Охуеть, — хмыкает Игорь и со вздохом снова возводит глаза к потолку, — Так ко мне ещё ни разу не подкатывали. — Люблю оставлять о себе незабываемые впечатления. Игорь смеётся, реально вот смеётся, его смех эхом разносится по подъезду, и Артём всё, Артём по уши, не было с ним такого никогда в жизни, ни с какими из девчонок, ни с одной, даже с Кристинкой, ни с кем из мужиков из Тиндера, не то, чтобы у них было время на хихоньки да хаханьки. Тупо, наверное, думать, что ты втрескался в чувака, с которым разговаривал от силы пару раз, и один из этих разговоров, мягко говоря, не задался. Но, опять-таки, Артём в тайне от всех пиздец какой романтик и в данный момент даже готов поверить в любовь с первого взгляда, иначе почему у него эти, сука, бабочки в животе? И то, что его не просят съебнуть — это же хороший знак? И что морду не бьют? — Хорошо, — отсмеявшись, говорит Игорь, — Не надо больше оставлять после себя незабываемые впечатления. — Не надо — это значит, чтобы я отъебался, или не надо, потому что ты уже достаточно впечатлился? — уточняет Тёмыч на всякий случай. — Хорошо, перефразирую, не надо пытаться оставлять впечатления так, как это делаешь ты, потому что поверь, то, что это подкаты в голову не приходит вообще, — отвечает Игорь и снова поднимается на площадку с лифтами, и если у Артёма нихуя не выходят подкаты, то у него нихуя не получается отвечать на конкретные вопросы. — А чё я должен был сделать? Подойти, пригласить на пивас и пососаться? — в ответ Игорь фыркает, фыркает, блять, ведёт плечами и безмолвно нажимает на кнопку вызова, — Какой же ты сложный, блять! — восклицает Артём, взмахивая руками, Игорь поворачивается к нему, вскидывает брови, но снова ничего не говорит. Из всех людей, из всех, сука, людей, Дзюба запал на вот такого мудака, — Пососёмся? — обречённо предлагает он, Игорь широко улыбается и заходит в открывшийся лифт, — Вот ты сука! — кричит Артём, под звук закрывающихся створок.***
Больше Артём не караулит Игоря у подъезда, потому что нихуя не понятно, ему сказали не светить лицом или поощрили его романтические потуги, а то если это был первый вариант, то недолго и по роже схлопотать, а у таксистов за разбитую морду рейтинг не прибавляется. Так что Тёмыч делает то, что планировал изначально, ныряет с головой в работу. И если он обожает копаться с машинами в мастерской, то таксование его уже подзаебало, и он бы, наверное, уволился, но немного пугает потеря заработка, не то, чтобы он рубит там большие бабки, даже в не самые хорошие дни автосервис приносит доход посолиднее, но давно пора было бы съехать от родителей, хоть они и продолжают настаивать на том, что Артём их совершенно не стесняет и может жить с ними сколько ему угодно. Да и мечта об открытие своего дела последние месяцы изрядно подрастеряла своё очарование, а надо ли ему это вообще? Начинать всё с нуля, искать клиентскую базу, да у него есть несколько постоянных, которые, скорее всего, уйдут вслед за ним, но их мало, а у Толича ему отлично работается, он не жмёт денег, проценты с заказов у него приличные, он даже обещал Артёму накинуть процентов пять-десять в следующем месяце, а учитывая то, что у них не за горами один не слабый такой заказ, то деньги должны быть хорошие. Да, наверное, стоит попрощаться с работой в такси, раз она не приносит былого удовольствия, но пока Тёмыч стоит у подъезда***
В этот же, или точнее уже завтрашний день, во втором часу ночи Артёму приходит сообщение с незнакомого номера. И он благодарит всех богов, которых может вспомнить, в основном, конечно, из Вселенной Марвел и Геркулеса, за то, что он не спит, потому что буквы в предварительном просмотре сообщения складываются в «привет, попьём пива и пососёмся?» И Тёмыч никогда в жизни так быстро не собирался, уже спускаясь на лифте, он понимает, что даже не знает своего конечного пункта назначения, но решает начать с подъезда дома, в котором живёт Игорь, и это прямое попадание с первой попытки. Игорь сидит на спинке лавочки, как делал это Артём, когда впервые заговорил с ним, в руках он крутит свой телефон, идеальная причёска уже не такая идеальная, словно волосы несколько раз пропустили сквозь пальцы, растрепав их, а у его ног действительно стоит две бутылки пива, довольно неплохого, Тёмыч позволяет его себе только когда то бывает по акции, пускай оно не слишком дорогое, но жаба всё же душит. — Ты пьяный? — спрашивает Артём, садясь рядом, но не на спинку, а по всем правилам, на сидушку. Если честно, Игорь не выглядит пьяным, но внешность обманчива, всё-таки он был на дне рождения, который автоматически подразумевает под собой, со всеми тостами за здоровье именинника и пожеланием большого количества денег, алкоголь. — Нет, — отвечает Игорь, для наглядности ещё покачав головой, — Не совсем. Голос действительно не кажется пьяным, поэтому Артём кивает, не видя смысла не верить ему. Игорь подхватывает рукой сразу оба пива и протягивает Дзюбе, бутылка холодит пальцы, тут же намокнувшие от выступившего на стекле конденсата, Артём откручивает крышку и оттренированным щелчком отправляет её в мусорку. — Эффектно, — комментирует Игорь и роняет свою крышку в его подставленную ладонь, чтобы он проделал тот же фокус снова. Они молча потягивают пиво, сидя рядом. Артём не решается спросить, зачем Игорь позвал его, Игорь тоже не озвучивает причин. Вряд ли же они действительно будут сосаться. Или не вряд ли? — Наверное, хотя бы одному из нас следует извиниться, — наконец произносит Игорь, ногтем сковыривая небольшие кусочки бумаги от этикетки и складывая их у себя на колене, то ли в каком-то хаотичном порядке, то ли с каким-то тайным смыслом. Артёмово тихое «извини» тонет в звуках ночной улицы спального района, — Я наврал, и ты прав, я гей, — признаётся он, и так легко это у него выходит, что Тёмыч вряд ли когда-нибудь сможет также — не дрожа, не заикаясь, не пытаясь перевести тему, — Я не то, чтобы скрываю, но стараюсь и не распространяться, сам понимаешь, — Артём кивает, он «распространился» один раз и схлопотал по роже, он даже Ольке сказать боится, хотя между ним с сестрой нет особых секретов, но страх того, что она отвернётся, настолько сильный, аж яйца сжимаются, — К тому же я ненавижу лишнее внимание, — тут Дзюба уже пристыжено сопит и повторяет своё «прости» уже громче, Игорь кивает ему посреди фразы, не прерывая свой монолог, — А громкое признание о том, что я люблю хуи, автоматически привлекло бы ко мне кучу лишних глаз, одни начнут лезть с вопросами «а почему? а чё? а ты прям уверен? а может у тебя просто девушки нормальной не было?», другие полезут с советами «ты просто сними себе лучшую проститутку, она из тебя всё это вытрахает, вот у меня был такой товарищ, теперь женат, с детьми». Бред, — Игорь грустно фыркает и качает головой, и Артём, который ну не сильно большой специалист в сексуальной ориентации, прекрасно понимает, что она работает не так, — А самое ужасное — это осуждение или даже ненависть от людей, которых ты раньше считал чуть ли не друзьями. — Или друзьями, — подсказывает Артём, и лицо снова призрачно жжёт от ударов Вована, да он смирился, но больно всё так же. Игорь, смотрящий прямо перед собой, кивает и делает очередной глоток, Тёмыч словно заворожённый следит, как дёргается его едва заметный кадык, и тоже сглатывает. — Из-за того, что я стараюсь по минимуму распространяться о себе, я никогда особо не сталкивался угрозами или каким-нибудь преследованием, но в интернете про это начитался, поэтому, когда ты сначала постоянно так приглядывался ко мне при встречах, а потом вообще в лоб спросил про ориентацию, было совсем не прикольно. Не то, чтобы мне было страшно, больше бесило, но признаю, тогда, у лифтов, поначалу стало стрёмно. — Я не хотел, я просто не знал как, я… — начинает частить Артём, чувствуя себя до одурения херово, почему он сначала делает, а думать начинает только в те моменты, когда уже сотворил хуйню? Стоило только поставить себя на место Игоря, представить, что бы он сам чувствовал в такой ситуации, и стало бы понятно, как сильно он проебался, по всем фронтам. — Я знаю. Теперь, — Игорь поворачивает к нему голову, у него на губах улыбка, и Артём не может не ответить ему своей и попытаться вложить во взгляд всю вину за свой поступок, которая клубилась внутри. Кажется, удачно, потому что Игорь улыбается чуть шире и подталкивает его коленом в плечо, посылая вдоль по артёмовому позвоночнику электрический разряд. — Мир? — спрашивает Дзюба и протягивает ему руку с выставленным мизинцем. Игорь смеряет его явно невпечатлённым взглядом. — Тебе сколько? Десять? — Двадцать пять, — недовольно буркает Артём и опускает руку, что же отсутствие духа авантюризма в Игоре — это не такой большой минус, могло быть и хуже. В это время Игорь как раз спрыгивает со скамейки на асфальт и встаёт прямо перед Дзюбой, который неожиданно оказывается прижатым к деревянной спинке руками на плечах, пиздец, с коленом между его разведённых ног, в опасной, очень опасной близости от причинного места, охуеть, лицом Игоря прямо перед его лицом, блять, и влажными, тёплыми губами, касающимися его губ, боже, глаза у Артёма закрываются сами с собой. Это лучше, это определённо, сто процентов лучше клятвы на мизинчиках, лучше всего на свете. Хоть убейте, он ни за что не вспомнит вкус губ того уёбка, из-за которого он осознал свою ориентацию, но большое ему спасибо за то, что разрушил привычное течение жизни, иначе вряд ли Артём когда-нибудь оказался бы в нынешней ситуации, и вкус губ Игоря, сладко-горький, он не собирается забывать никогда. Когда язык Игоря проскальзывает ему в рот, из Артёма вырывается что-то больше похожее на писк, чем на стон, и их поцелуй тут же заканчивается, потому что Игорь, мудак, блять, ржёт над ним, сам ведь довёл, а теперь угорает над бедным Тёмычем. — Вот теперь мир, — отсмеявшись, говорит Игорь, и оттолкнувшись, от спинки скамейки, выпрямляется, — Спокойно ночи… Тёма. Стоит двери подъезда захлопнуться, Артём откидывает голову и выдыхает. — Бля-я-ять, — тянет он, широко улыбаясь ночному небу.