Сокрушённое сердце

      Ривай знал, что его кошмар не закончится никогда. Тишину едва проснувшегося штаба нарушали лишь гулко разносящиеся решительные шаги. В то время как сонные солдаты по инерции натягивали форму, капитан уже привычно направлялся по приевшимся за шесть лет службы коридорам в сторону командирского кабинета сквозь кладбище портретов. Пахло хлоркой, но он упорно не мог чувствовать ничего кроме запаха смерти. Скорее бы оказаться рядом с ними. Ему даже место специально оставили возле единственных портретов, людям на которых он каждый раз заставлял себя смотреть в глаза. Награждены посмертно. И он награжден. Новым званием и вечным адом.       Эрвин не был бы собой, если бы не состроил легкое удивление, когда Ривай зашел. Принципиально без стука, особенно сейчас, когда выполнял кучу сверхурочной бумажной работы.       — Я тебе отчеты заблаговременно приношу, а ты еще рожи корчишь, — он положил перед начальником стопку бумаг, сразу же забирая из его рук новые. Всего три страницы, можно назвать его везунчиком. Проскользнув по тексту взглядом, протянул один лист обратно: — Это ко мне не имеет никакого отношения.       В общем-то Ривай относился к бумажной работе, как ко всем своим обязанностям, но нести ответственность за отчетность командира целого подразделения было слишком. Он, в первую очередь, летчик. Полеты для него служили побегом от реальности, глотком свежего воздуха — в небе он чувствовал себя уютнее, чем на земле. Оказавшись запертым в четырех стенах сотрясающимся над бумажками, он же находил себя лишь тонущим в собственных кошмарах и сожалениях.       — Саша точно не будет это делать, — отмахнулся Эрвин. Настроение у него было на удивление хорошее. На столе вместо кучи бумаг — одна на другой и зигзагом, чтобы удобнее было сравнивать, и вот здесь еще законы, чтобы ссылаться, — лежала потрепанная газета и две мягкие папки с подшитыми листами. — Тебе понравится новость. — Генерал подошел к окну. Скрестив руки за спиной, стал вглядываться в бескрайние леса, окружавшие разведывательный гарнизон, — он часто так делал, когда размышлял. — Если ничего не случится, то через две недели мы наконец-то заменим Пиксиса, и ты вернешься к своей работе.       Ривай упорно протягивал лист. Новость определенно была неплохая, но изменения вызывали в нем чувство тревоги, оседающее холодком на шее. Сейчас их всех заставляли проходить втрое больше проверок, от корки до корки перечитывали личные дела. Смиту он доверял безоговорочно. Под ложечкой все равно сосало от мыслей, с чем это могло быть связано.       Эрвин устало смерил взглядом бумагу, направленную в его сторону, прекрасно зная, что Ривай из чистого упрямства продолжал делать вид, что скоро начнет действовать исключительно в рамках своих трудовых обязанностей. Ривай не лучший руководитель летных подразделений, в первую очередь потому, что сам не хотел им быть. Но на данный момент он единственный обладал достаточной степенью доверия со стороны Эрвина, чтобы взять на себя эту роль.       — Еще у нас снова будет врач. Она майор.       Врачей всегда им присылали сверху. Каждые года полтора стабильно, а иногда и чаще. Поназаводят любовниц, потом не знают, в какой дыре их прятать. Уточненное звание необычно высокое, страшно представить из-под кого ее достали. Нужно предупредить ребят, чтобы меньше болтали в медпункте, который стал для них местом встречи. Давно пора поднять вопрос о кабинете.       — Ей и отдай.       — Посмотри срок.       Ривай громко выдохнул.       — Пусть сядут в свою машину времени, отдадут мне это три недели назад. И тогда неделю назад я им это вовремя сдам.       Задержавшись еще на несколько минут, Ривай покинул кабинет в смешанных чувствах облегчения и тревоги. День только начинался.       Как капитан отряда, он предпочитал проводить тренировки своих ребят самостоятельно. Даже сейчас, заваленный лишней работой, направлялся на одну из них. На плацу его уже ожидали пятеро молодых людей, не подающих, однако, внешним видом особого энтузиазма.       Отряд его состоял из кучки подростков, волей случая попавшихся под руку во время одного из самых тяжелых разговоров со Смитом. А еще, и Ривай подмечал это каждый раз, они были совсем не похожи на предыдущих.       Светлело с каждым днем всё позже. Воздух был еще холодный после ночи. Дышалось так легко, что он предпочел бы, пока люди не заполнили гарнизон, потренироваться самому. Не стоять в пиджаке и чистых туфлях, командуя детям о следующем упражнении, а нарезать круги в любимой черной футболке, подтягиваться, пока руки не отвалятся, и он не упадет на землю, забываясь в долгожданном сне.       Но положение обязывало подойти, отчитать Эрена с Жаном за очередную стычку, что так развеселила Райнера и Имир, пройтись взглядом по Микасе — причине этих стычек, по его мнению.       — Смотрю, вам весело. Времени видно много, мало нагрузок что ли? Или вы мне так радуетесь? Очень льстит.       Не дожидаясь конца тирады, старший сержант Браун строго приказал строиться.       Одобрительно кивнув, капитан стал придирчиво осматривать подчиненных.       — Тч, Кирштайн, ты после столовой лицо забыл вытереть? Что за гадость у тебя на роже? Не позорь, побрейся.       Йегер попытался усмехнуться, но застыл под строгим взглядом. Затем они побежали первый круг, продолжая переговариваться друг с другом, как только решили, что их не больше не слышно — дети.       — Эрен, сколько можно, почему он опять злой, как черт?! — замедлившись крикнул Райнер.       — Ты что, не справляешься со своими обязанностями? — поддержала Имир, толкнув предмет насмешек в бок. Чуть не упала из-за обгоняющей ее Микасы.       Шутки в свой адрес Эрен слышал достаточно часто. Любимой темой было, конечно же, обсуждение их с капитаном несуществующих внеуставных отношений. Парень очень уважал своего командира и даже восхищался им, настолько открыто, что друзей это забавляло. Сначала были придуманы трагические сюжеты неразделенной любви, затем, когда стало ясно, что чаще всего Ривай срывался именно на него (что было вполне обосновано, стоит отметить), шутки перешли в более интересное русло. Теперь стало уже традицией обвинять Эрена в плохом настроении Аккермана.       Эрен лишь ускорился, стараясь догнать Микасу.       Усталость Аккермана сказалась на них: и без того сложный характер дополнялся новыми всплесками раздражительности, что влекло за собой усиленные нагрузки, хотя их программа тренировок всегда была самой сложной среди гарнизона. Натренированные мышцы нещадно ныли. В последнее время приходилось совсем тяжело, под конец дня сил хватало лишь завалиться на кровать и отключиться. Быть частью команды знаменитого летчика было лестно, это вызывало восхищение других. Но сейчас кумир только раздражал.       Тренировка прошла немного легче предыдущих. Сложно было сказать, что именно повлияло на это: немного поднявшееся настроение капитана после новости о скором прибытии замены Пиксиса, жалость к ребятам, которым необходимо готовиться к очередному разведывательному вылету, понимание, что правда в последнее время перебарщивал или банальное нежелание видеть небритое лицо Жана. Ребят это, впрочем, мало волновало, они были рады внезапной милости.       Команда начала подготовку к вылету. Помимо стандартной цели — разведки, сегодняшний плановый полет должен стать первым испытанием новой техники дальнего радиолокационого обнаружения.       С тех пор как на Парадисе смогли убрать Главу острова, поставленного Маре, вечный конфликт между ними стремительно перерастал в открытые военные действия. Пока напрямую гарнизона это не коснулось, но, насколько было известно, на границах всё чаще замечали марейскую технику. Парадис сильно проигрывал технологически, хотя официально все еще входил в состав Маре. Ривай не понимал, какой смысл им проверять дальность обнаружения самолетов. Маре никогда не зайдут за черту и не сбросят на остров бомбы, ведь иначе останутся без ценнейших ресурсов, а вот дроны — новую любимую игрушку, Парадис до сих пор не умел находить без максимального приближения.       — Со мной в экипаже полетит Эрен. Микаса и Жан, осматриваете западные территории. Райнер и Имир, на восток.       Уверенное «Так точно!» послышалось позади капитана.       Долгожданная команда взлета, и они уже в небесах. Захлестывающая радость и спокойствие, как бывает, когда возвращаешься после долгой поездки домой, накрывали Ривая, перехватывая дыхание. И без сомнения, он был дома и впервые за долгое время не чувствовал усталости или раздражительности. Рука уверенно держала рычаг и каждой клеточкой тела ощущал родство с машиной, словно управлял ей всю жизнь. Наслаждался полетом, чувствуя себя невероятно свободным, оставляя всю боль на земле. Каждый раз будто рождался заново, каждый раз ликовал, как ребенок, изумляясь маленьким деревьям и зданиям под ним. И только здесь, в небе, он не думал о прошлом, не вспоминал ошибки и лица, осколками впившиеся в сердце, не строил стены, а просто был собой. Он был настоящим, каким его не видела даже она…