Сокрушённое сердце

      Тьма повсюду. Властная всепоглощающая, липкая на ощупь, до тошноты омерзительная. От полной тишины возникало гнетущее чувство тревоги. Он стоял, парализованный и оглушенный, без возможности полноценно дышать. Она сдавливала его, сжималась, все больше и больше заполняя пространство вокруг, завлекая в свои объятия. Давно бросив всякие попытки вырваться, мужчина обреченно смирился, позволяя ей рвать душу наизнанку.       Внезапно до его воспалённого сознания донесся гулкий звук взрыва, выдернувший из состояния прострации, сорвав оковы сна. Он вдруг резко, с ужасом для себя, осознал, что происходящее реально. Ривай сорвался с места в попытке сбежать. От ощущения беспричинного страха и паники перехватывало дыхание. Он несся сломя голову, всячески пытаясь вернуть себе тишину. Звук постепенно становился громче, ближе, отчётливей. Стали слышны крики, плач, мольбы о помощи, смутно знакомый голос будто со стороны отдающий приказы.       Перед глазами возникали силуэты. Он не мог разобрать лиц, но четко осознавал — они преследуют, пытаются схватить. Отчаянно хотел разглядеть кого-то из них, прикоснуться — те лишь рассеивались и снова возникали вдалеке.       — Мы сделали всё, что могли, лейтенант.       Он обессилено упал на колени, захлебываясь от нахлынувшей боли.       — Отдайте приказ!       — Прямо за нами!       — Еще один погиб?! Лейтенант, мы же могли спасти его!       Он начал проваливаться. С каждой фразой, рвавшей на куски, приводящей в отчаяние, все больше охватывало ощущение полной беспомощности. Промелькнувшая мысль перечеркнула малейшую надежду на спасение — он яснее прежнего осознал, что это конец. Страх смерти, гнетущее чувство вины сдавили горло, заглушив не вырвавшийся, почти животный, истошный крик.       Внезапно его схватили за руку, выдернув из бездны. Баланс сил сместился — теперь он контролировал тьму, имел опору под ногами. Мужчина мертвой хваткой вцепился в тонкое запястье, высвободившее его с удивительной легкостью. Преисполненный чувством благодарности, поднял глаза. Пронзительно четкое лицо болезненно отозвалось в памяти. Казалось, впервые за долгое время он почувствовал спокойствие. Обстановка вокруг стремительно преображалась: становилась светлее, теплее, добрее. Женщина, подарившая ему спасение, улыбалась, источая свет.       — Ханджи, ты спасла меня?       Она звонко рассмеялась, выдергивая руку. В ответ на его непонимание, неожиданно с издевкой посмотрела в глаза.       — Как я могу спасти тебя? Ты ведь меня оставил.       Сделав акцент на последнем слове, она исчезла так же резко, как и возникла. Тьма и боль захлестнули его с новой силой.       Судорожно дыша, Ривай проснулся в холодном поту, рывком встал на кровати. Зарылся руками в волосы, пытаясь выровнять дыхание. В голове все еще стоял ее образ, глаза слезились, тело трясло. Чувство паники не отступило, несмотря на четкое осознание прерванного кошмара. Несколько мучительно долгих минут последовало, прежде чем мужчина начал приходить в себя и реагировать на внешний мир. Казалось, вечность искал в себе силы, чтобы пройтись по комнате, успокаивая сердце. За окном поднималось солнце, озаряя комнату раздражающим светом.       Утро должно было выглядеть чуть доброжелательнее, ведь сегодня в штаб прибудет полковник Захариус, наконец, освобожая его от лишней бумажной работы.       Привычно направляясь на завтрак, Ривай услышал несвойственный этому времени суток шум. В столовой никогда не было особенно тихо, но обычно это можно было охарактеризовать как общий гомон. Сейчас же это было похоже на чей-то день рождения: бесконечные возгласы и смех.       Высокий крепкий мужчина, который, по всей видимости, и являлся новоприбывшим командиром, заливистым басом громко смеялся, а вокруг него собралась целая толпа военных, среди которых был и отряд Ривая. Все присутствующие вели оживленную, почти дружескую беседу. На секунду у Ривая возникло желание закрыть и открыть дверь снова. Возможно, он был не в курсе, а Захариус какая-то невероятная знаменитость, чем обуславливалось повышенное внимание. Ощущение было не из приятных, будто бы это он только прибыл в штаб, а не наоборот.       Увидев пустой стол в глубине помещения, капитан сразу направился к нему. Пытался пройти незамеченным мимо толпы, что, к слову, не было сложной задачей, так как всё внимание сосредоточено на одном человеке, который разговаривал громче всех и вёл себя так, будто знал каждого присутствующего не один десяток лет, служа рука об руку. Раздражало жутко. Он даже взглянул на часы, убеждаясь, что не задержался утром и не пропустил официальное представление нового командира Смитом. Невольно начал прислушиваться, отставив тарелку с едой, грея пальцы о кружку чая. Стальной взгляд холодных глаз впился в Захариуса.       Тот рассказывал о недавней войне в Дэиме, откуда он переведен в гарнизон. По мнению Ривая, Парадис в очередной раз отправили на убой в угоду Маре. Им вообще не стоило вмешиваться. Однако Захариус трепался откровенно весело, рассказывая очередную байку, словно они не похоронили кучу ребят не в своей войне.       В висках внезапно застучало, как бывало до приступов. Перед глазами возникли болезненные силуэты тел, которые он на самом деле лишь додумал в воображении. Стало резко холодно, а пыль с дымом закрыли обзор.       Совсем рядом Райнер в рот заглядывал полковнику, объясняющему, как азарт постоянного риска и опасности подпитывает его жизненные силы.       Запах метала въелся в ноздри. Еще немного и Петра закричит в его голове, а Оруо бросится за ней, заставив давление подскочить до предела. Ривай быстро поднялся. Дойти до воздуха стало жизненно необходимо. Всё вокруг, как назло, мешало ему пройти, а он уже задыхался. Кружка выпала из рук. Эрен неловко отступил от напоровшегося на него капитана. Захариус в широком жесте рукой толкнул его к столу. И Риваю потребовалось несколько секунд, чтобы продолжить идти. «Осторожней» — небрежно бросили вслед, хлопнув Аккермана по плечу в приободряющем жесте.       Свежий воздух с болью ударил в легкие. Облокачиваясь о стену, Ривай приложил руку к груди. Нужно пойти к Смиту. Срочно.       Рывком распахнувшаяся дверь вырвала Эрвина и спиной сидящую девушку из разговора.       — Скажи мне, какого черта, ты привел сюда этот огромный кусок дерьма, который гогочет, как лошадь, на весь штаб? Дэим в руинах после трех лет под обстрелами, а ему…       — Капитан Аккерман! — Побагровев, генерал ударил кулаком по столу, прерывая начавшуюся тираду, — подбирайте выражения, когда находитесь в кабинете начальства.       Как только Ривай ворвался, находящаяся со Смитом девушка мгновенно вспомнила голос, от чего не решалась обернуться. Из всех возможных людей услышать его — ожидала меньше всего. Так и сидела, в изумлении, пока Эрвин не назвал фамилию, обернулась, окончательно убеждаясь в правильности своих догадок.       Они встретились взглядами. Яростное возмущение, охватившее Ривая, растворилось, стоило ему увидеть ту, которую даже не заметил бы в порыве. Но ее он знал слишком хорошо, ведь это она являлась в кошмарах, терзала воспаленное сознание и одновременно проясняла его. Она мало изменилась: все те же каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, яркие живые глаза, выглядывающие из-под очков, правда сейчас смотрящие на него с удивлением, придававшим им больше блеска. Он замолчал, и они замерли, уставившись друг на друга, пока голос Эрвина не прервал неожиданную встречу.       — Знакомьтесь, — жестом указал на девушку, намекая, что находился в помещении не один, — новый медицинский работник…       — Мы знакомы, — резко перебил Ривай.       Не позволив возникшей на секунду паузе, перерасти в неловкое молчание, девушка, спешно собрав со стола бумаги, с улыбкой произнесла:       — Пойду, поищу свой кабинет.       Направилась к выходу, но не успела скрыться, как донеслось короткое:       — Провожу.       Ривай набрал воздуха в грудь, собираясь с мыслями. Закрыл и открыл глаза, чтобы найти в себе силы посмотреть на нее и убедиться, что всё это действительно не галлюцинация, и не сидит он сейчас, подпирая спиной дверь в столовую, закрыв уши.       — Ханджи, я…       Она порывисто обняла его, удивив ещё больше. Ожидал любой реакции: истерики, оскорблений, рукоприкладства или просто холодного взгляда и отстраненности, но только не такой. Не успел даже подумать обнять в ответ, как она отстранилась.       — Ты не злишься?       — Больной? — мягко усмехнулась она. — Шесть лет прошло. Я, как минимум, рада, что ты жив.       Она произнесла это так легко, словно не выкопана за этими словами огромная яма, из которой Ривай не может выбраться. Он смотрел на нее и не мог поверить. Стены сужались.       — Мы еще кого-то ждем? — выдернула его Ханджи, поправив очки.       Всю дорогу губы ее были растянуты в улыбке, глаза бегали по табличкам кабинетов. Несколько лет назад у нее лучше получалось изображать улыбку — не возникало желания отрезать нитки, поднимающие уголки губ. Либо это он слишком хорошо ее знал.       Но это все еще была его Ханджи. Живая, родная, из плоти и крови, идущая перед ним. Не галлюцинация. Она говорила без умолку лишь бы не возникло паузы. А еще ей было неловко. Ривай кожей это чувствовал. Она даже не смотрела на него, рассуждая о погоде. И, признаваясь себе, он был счастлив, что у нее талант поддерживать односторонний разговор вечность.       Если он схватит ее за руку, она отскочит, как от огня. Ривай чувствовал это. Его так и тянуло проверить, и она так удобно шла впереди, что ему не стоило ничего сделать это. Просто взять и убедиться, что она напугана. Проблема в том, что если она развернется и дотронется до него, его реакция будет той же. Только тело, привыкшее к стрессу, не двинется с места. Он знал даже лицо, которое состоит в этот момент. Так и шли, боясь задеть друг друга.       Главное, что крутилось у него в голове, всё ещё указывало на нереальность происходящего. Ривай решился спросить на входе в кабинет, пока никого не было рядом:       — А какого черта ты медсестра?       — А, ну это долгая история, — замялась Ханджи и подняв взгляд за его плечо, просияла, впервые улыбаясь искренне (или это свет так упал).       Обернувшись, Ривай узнал полковника Захариуса, которого был готов пристрелить полчаса назад. Отодвинулся, пропуская его к Ханджи, которую по-хозяйски сгребли за талию в объятия.       Она же сильнее прижалась. Выдохнула, словно не дышала совсем последние три минуты. Заметив замешательство на лице Аккермана, отработанным до автоматизма жестом показала кольцо на безымянном пальце.