***
Никого не было. Была только практически идеальная тишина, нарушаемая спокойным и тихим инди и иногда мяуканьем кошек друг на друга. Кремовые стены и тройка столиков, пара диванов с мягкими подушками и лёгкие тюли на окнах успокаивали Шинсо. Он стоял возле кофемашины и думал сделать себе ещё чашку кофе. Думал долго. В плей-листе сменилось не меньше четырёх треков. Потом открылась дверь и шум улицы на пару секунд ворвался в помещение. Шинсо обернулся. Девушка и парень. Они зашли в кафе и тишина исчезла, спряталась под стойку, за которой стоял Шинсо, уснула, свернувшись в маленький серый комок. Девушка шумная, парень странный. Её длинные голубые волосы болтались во все стороны, привлекая любопытные кошачьи взоры, она глазела по сторонам, сложив ладони лодочкой на уровне шеи, и что-то говорила парню — Шинсо не пытался разобраться. — Добрый день и добро пожаловать в наше кошачье кафе. У вас заказан столик? — Разумеется нет и он об этом знал, но должен был спросить, потому что того требовали правила. — Здравствуйте. Нет, — парень улыбнулся широко и у Хитоши возникло желание закрыть глаза, настолько ослепительно он выглядел. Парень явно хотел продолжить говорить, но девушка сделала полшага вперед и уставилась Шинсо прямо в глаза. — Ух ты, какие милые котики. А у тебя очень классная прическа! Скажи-скажи, какой краской ты пользуешься? О, а скажи в каком объеме у вас подают капучино? А пироженки? Подаете сладкое? Тогата-а-а, — глаза девушки округлились, она сделала еще несколько шагов вперед, к витрине с десертами, — ты посмотри какая красота-а-а! Парень, названный Тогатой, почесал затылок и посмотрел на Шинсо просто невероятно виноватым взглядом. Хитоши вздохнул и рукой указал ему в сторону столиков. — Можете выбрать столик или диван, запастись парочкой котов. Возьмёте кошачьи лакомства или будете просто играть? Вам вынести меню? В нашем кафе почасовая оплата, но при заказе некоторых позиций в меню полагаются скидки. Например, ведро капучино… — Ведро-о-о? — девушка тут же возникла прямо перед носом Шинсо. — Мирио, можно-можно? И еды для котиков. И тортик. Во-он тот, да-да? — Пол-литра — максимальный объем капучино. Кошачий корм. Клубничный торт. Что-то ещё? — Два. Два клубничных торта. И чизкейк. А ещё два эклера, — пока девушка перечисляла треть имеющихся в меню десертов, парень спокойно сел на диван, притянул к себе одну из подушек и подозвал поближе кота. Черно-белый Майти подбежал раньше всех и запрыгнул к нему на колени. Девушка всё ещё говорила, но уже что-то про интерьер кафе и про инди-плейлист. — О, а Мирио будет апельсиновый сок. Слушай-слушай, какой он ми-илый, — наконец её внимание переключилось на друга и кота, сидящего на его коленях. Шинсо со спокойной душой принялся за свою работу. Время тянулось слишком медленно. Плей-лист начался сначала, когда Шинсо вынес все тортики шумной девушке. Он посмотрел на часы и закатил глаза. Сато должен был прийти пятнадцать минут назад, но его всё ещё не было, а Хитоши жутко хотелось выйти на воздух, чтобы вдохнуть полной грудью хотя бы разок. Белая кошка Широ потерлась о его ноги и беззвучно мяукнула. Шинсо опустился на корточки, положил одну руку на колени и погладил кошку между ушей. Он устал и ему срочно требовался отдых, а чертов Сато, по всей видимости, даже не собирался приходить на работу. В целом. Не то что вовремя. Когда дверь открылась и показалась глупая морда Рикидо, Шинсо уже готов был запулить в него тарелкой. Плейлист заиграл сначала. Шумная девушка все так же шумно оповестила всех о приходе опоздавшего. — Я думала это Амаджики, — она надула щёки и губы, подняла в воздух одного из котов, и заговорила снова. — Тогата-кун, почему он так долго? Мы сидим тут уже больше часа. А можно, можно мне съесть ещё один чизкейк? — А твоя фигура, Неджире-чан? Скоро же конкурс красоты, а ты налегаешь на сладкое. Они продолжали болтать о чём-то своем и Шинсо был на тысячу процентов убежден, что имеет полное право дать Сато в нос. Однако, взгляд у напарника был более чем виноватым, а синяк на скуле наливался прекрасным фиолетовым цветом — он снова поругался со своей девушкой, поэтому лучшим исходом было бы не подкрашивать вторую скулу точно таким же фиолетовым. — Хочешь подняться домой и поспать? Чувак, выглядишь паршиво. — Не хочу это слышать от того, кто заявился на работу в таком виде, да ещё и с опозданием. Где ночевать будешь? — Думаю, останусь здесь. — К Сато подбежала всё та же Широ и, на его протянутые руки, отреагировала своим шершавым языком. Шинсо кивнул и вышел в зал, ожидая, пока Сато переоденется и выйдет тоже. Вместо двух посетителей было уже трое. Черноволосый парень с абсолютно кислым выражением лица присоединился к компании. Он совсем не вписывался в концепт этой тройки и даже промелькнула мысль, что он случайно к ним подсел. Однако, Шинсо вспомнил, что девушка ждала кого-то ещё. — Добрый день и добро пожаловать в наше кошачье кафе. Что будете заказывать? Он уже стоял около нового парня и держал наготове блокнот. Черноволосый парень поднял очень скромный взгляд и тут же его отвёл, пробубнив себе под нос, что-то вроде «холодный американо». У Шинсо не было проблем со слухом, потому он кивнул и подошёл к кофемашине. Сато переоделся, кое-как замазал синяк консилером, оставшимся в ‘наследство’ от Ашидо, уволившейся пару месяцев назад, и уже стоял за стойкой. Делать кофе и разносить заказы теперь было его первостепенной задачей. Спустя ещё один круг спокойного плей-листа Хитоши, компания, наконец, стала собираться. Девушка капризно говорила о том, что кот, лежащий на коленях, не хочет её ухода, а парень-блондин пытался убедить подругу в том, что им простои необходимо уйти. Шинсо рассчитал их, используя свой минимальный набор слов и максимальный дружелюбия. Сато, будто бармен, протирал ведро из-под капучино. Они почти не говорили. Сато сменил жанр плей-листа с инди на альтернативный рок и включил на своем телефоне туториал по выпечке тортов. Кошки крутились под ногами, мурчали и мяукали, выпрашивали поесть. Шинсо просто смотрел на них, на кремовые стены, белый потолок. Было скучно. Как и всегда по понедельникам. Он трогал языком серёжку на нижней губе и касался кончиками пальцев напольной плитки. Кто-то из котов, спустя минуту, стал лизать его пальцы. Когда депрессивные треки Twenty One Pilots сменились более драйвовыми Panic at the Disco, дверь открылась снова. Сато поставил видео на паузу, поднял голову и поздоровался. Парень, стоявший на пороге, поздоровался в ответ. Шинсо перестал скучать.***
Даже после визита к психиатру жизнь Каминари продолжала идти своим чередом. Ночами он гулял, днями спал и раз в две недели посещал доктора Каяму. Она задавала много вопросов, пыталась отвечать на вопросы Каминари. Даже выписала какие-то таблетки, тысячу раз спросила кому отдать рецепт и, в итоге, отдала его Денки. Мать ничего не знала. Он ничего не принимал. Потому что не купил. Выкинул рецепт в первую попавшуюся урну. В клубе было душно. Голова болела и кружилась, в глазах двоилось. Минета притащился с какими-то девушками. Сэро зависал у барной стойки вместе с Мономой и Токоями, откуда-то сбоку доносились бешеные звуки Кайбары и Хагакурэ, рядом с которыми почему-то тусовалась Кендо. Каминари чувствовал себя ужасно, поэтому он много курил. Интервал между сигаретами составлял максимум один трек. Между рюмками чуть больше. Он просто пялился по сторонам и мечтал о том, как уйдёт отсюда, наденет свою любимую толстовку и пройдётся по парку или набережной. — Каминари, ты выглядишь так же мерзко, как отрыжка сатаны. Подошёл Монома. Из его рта данное изречение звучало слишком привычно. Если бы так сказал, например, Кайбара, было бы удивительно. Нейто выглядел намного лучше. Обычная укладка, рубашка, с расстёгнутой первой пуговицей, и скинни. Вечные скинни. Минета всегда шутил, что Монома самый явный гей из всех, но скинни шли ему больше, чем кому бы то ни было. Он стоял и гаденько улыбался, как делал это обычно, даже не садился рядом. Хотел выйти на перекур. Каминари был только за, поэтому встал и пошёл вперед. На улице сразу стало лучше, но уши заложило. Голова перестала болеть, но не перестала кружиться. Монома протянул аккуратно скрученный косяк и сел на корточки. Из клуба вывалилась Кендо в обнимку с какой-то девчонкой. Все знали, что она лесбиянка. Все знали, что её бьет мать. Все знали, что её бывшая умерла от передоза, но сама она этот факт игнорировала, будто это и не часть жизни Кендо Ицуки вовсе. Однако Кендо классная. Минета даже говорил, что она в его вкусе, в старшей школе он бегал за ней, а она не скупилась на удары с правой. Когда Кендо шла её пушистый рыжий хвост развевался точно также, как и её голубая юбка. Легкий ветерок донёс до парней её звонкий смех и Денки невольно улыбнулся. — Йо, Каминари. Ты слышишь меня или твоя башка занята созерцанием королевы лесбиянок? — Монома затянулся и протянул косяк. — Если тебе интересно, то это какая-то новая трава и её крутил Токоями. — Ага, — Денки затянулся тоже и прислонился спиной к кирпичной стене. Он закрыл глаза и выдохнул сладкий дым. — Она хотя бы норм или есть вероятность откинуться? Если да, то мне нужно больше. — Он усмехнулся в своей манере, но вышло неуклюже. Почему-то силы иссякли. — Я же сказал, что эту траву крутил Токоями. Как думаешь, тупица, какова вероятность, что ты откиснешь? — Да понял я. Вероятность минимальная. Трава как трава, да. Зелёная, высушенная, закрученная волшебными руками Токоями Фумикаге. — Каминари усмехнулся и поднял голову, в поисках звёзд на ночном небе. Но вместо них увидел лишь световое загрязнение и отвратительные, подсвеченные жёлтым облака. — Смотрю, выпил ты прилично. Но вынужден тебе похлопать, ты разобрался с элементарной задачей, несмотря на свой уровень интеллекта, — и Монома действительно похлопал. А затем поднялся и ушёл обратно в клуб, оставив Каминари в гордом одиночестве с новой травой между пальцев. Характер у него конченый. Никто не понимал, как и почему они его терпят и водят какую-никакую, но всё же дружбу. Нейто никому не говорил приятных слов, всегда критиковал и унижал, всегда высмеивал. Ему бы «с таким интеллектом» другую компанию. Умных, начитанных, с превосходными манерами. Желательно в парадных фраках и белоснежных перчатках на руках. Чтобы за чашечкой чая в обед они обсуждали политику или родительские акции, но никак не травку, алкоголь и девчонок. Хотя, Минета подозревал, что Монома гей. Потому что чертовы скинни. — Придурок, — выдохнул Денки и потушил окурок. Идти обратно не было желания. Он хотел только спать и чтобы его никто не трогал. На тусовку уже было плевать. Как и на друзей, находившихся внутри. Он сидел, обняв колени руками, под открытым небом, у чёрного выхода клуба, практически зажатый мусорными баками, в полном одиночестве. Басы ужасно раздражали уши, размножали головную боль, поглощали любые мысли. Усталость прогрессировала и у Каминари внезапно появилось дикое желание расплакаться. С чего бы? Если бы здесь были его придурки-друзья, то… — Твою мать, Пикачу, — да, именно это. Сэро и Минета вышли из клуба через главный выход и свернули за угол. Вместе с ними были какие-то девушки. — Ты, придурок, выглядишь так, будто вот-вот расплачешься. — Этот пидор отобрал у тебя последнюю сигарету? — Минета явно намекал на Моному. Это раздражало. Зачем они вообще припёрлись? — Ага, — Каминари достал из кармана толстовки пачку сигарет и закурил. — Куда собрались? На очередную оргию? — Хочешь с нами? — Минета мастерски играл бровями и это выглядело мерзко. Все говорили ему об этом, но он, почему-то, считал себя привлекательно-сногсшибательным в такие моменты. Девушки о чём-то шептались, украдкой поглядывая на Денки и посылая ему робкие улыбки. Его от этого лишь тошнило. — Отвали, я поеду домой. — Сэро подошёл ближе, видимо для того, чтобы помочь ему подняться, и протянул руку. Денки смотрел снизу вверх, на его лице мелькнуло отвращение вперемешку с раздражением, поэтому Сэро практически сразу передумал. Отлично, потому что Каминари хотел разозлиться и оттолкнуть его. — Бро, либо у тебя не стоит от травы и пора завязывать, либо ты в голубом клубе Нейто Мономы, — Минета тоже достал сигарету и, прикурив её, пожал плечами, при этом состроив какое-то жалкое подобие ухмылки — это у него получалось из ряда вон отвратительно. Каминари сделал затяжку. Закрыл глаза. Выдохнул. Поднялся на ноги. Шагнул вперёд. Дал Минете в нос. Затем вернулся на предыдущее место и продолжил курить. Одна из девушек вскрикнула и прикрыла рот рукой. Денки взглянул на неё злобно, одним лишь взглядом намекая на то, что та должна заткнуться и, желательно, свалить отсюда к чертям вместе с подружкой и парнями. Из правой ноздри Минеты потекла красная капля крови. Каминари бросил окурок на асфальт. Парни молчали. Он дождался такси и поехал домой.***
— То есть, ты ударил своего лучшего друга, Каминари-кун? — Он не мой лучший друг, но да. Я его ударил, потому что он назвал меня геем. Доктор Каяма опять писала что-то в бумажку на планшете. Каминари почти лежал. Точнее, он практически стёк с дивана на пол, пока рассказывал ей о своей последней тусовке, со времён которой прошла уже неделя. Неделя безвылазного времяпровождения дома. Ему было плохо, но признание в этом психиатру сделало бы ещё хуже. Каминари пялился в потолок и водил рукой по воздуху, вырисовывая какие-то узоры. — В геях есть что-то плохое по-твоему? — Мне всё равно. А он постоянно подозревает в этом Моному и высмеивает его, хотя все знают, что Монома без ума от… одной девушки, которая не отвечает на его чувства, — он понимал, что ведет себя странно, поэтому не смотрел на неё и, опустив руку, закрыл глаза. Лёгкий взгляд доктора висел на нём каменным грузом. Он ощущал всё слишком остро и это пугало. — Это был такой прилив агрессии вперемешку с адреналином. Я тогда думал, что слишком много выпил. Но пару дней назад это чувство вернулось снова. А когда отступило, я почувствовал… опустошение? — он наконец посмотрел на женщину. Она уже ничего не писала, только смотрела на него в своей привычной манере. Она видела страх в его лице. — Скажи, ты раньше испытывал что-то похожее? — Да. Было такое. Мне хотелось закрыться от всего мира, чтобы никто не трогал меня и никогда со мной не заговаривал. Я думал, что это навсегда, но через пару недель это опустошение проходило, будто заполняясь новыми силами. — Ты принимаешь таблетки, которые я выписывала тебе? — она закинула ногу на ногу и сняла очки, скрестила руки на груди. Денки молчал, потому что врать ему совсем не хотелось. Каяма поняла всё без его слов. — Понятно. Думаю, это к лучшему. Есть у меня одно подозрение.***
Он пил таблетки, только если мать успевала застать его дома. За целый год жизни он не смирился с тем, что вынужден был их принимать. Минета крутился вокруг него как обычно, Сэро шутил как обычно. Нейто всё ещё носил свои скинни. Токоями бросил пить, потому что купил машину. Каминари пить стал только больше. Алкоголь плавил ему мозг. Никто не обращал внимания на его настроение. Всё шло практически как обычно. Как и должно было идти по молодости. Кайбара бросил Хагакурэ, потому что ему надоела интрижка, она через пару месяцев нашла другого парня. Кендо начала принимать, они практически перестали её видеть. Кроме этого, да, все шло как обычно. Когда он пил таблетки, то запивал их пивом. Мать выгоняла его из дома, в истериках умоляла вернуться, когда он уходил, угрожала и всё так же злоупотребляла своими лекарствами. Доктор Каяма видела его всё реже. Каминари хотел устроиться на работу, но не мог. Как-то он работал в кофейне, но его уволили из-за прогулов. Шёл третий месяц его биполярно-аффективного расстройства. Какая-то там по счету депрессивная фаза. Он лежал между стеной и кроватью, закутавшись в одеяло, слушал Placebo и думал о том, как хорошо было бы вот прямо сейчас свести счёты с жизнью назло всем. После того раза тусовки стали выглядеть более заманчиво. Каминари почему-то пристрастился к сладкому. Он ходил во все кофейни, попадавшиеся на глаза, пробовал все имеющиеся десерты, но никогда не заказывал что-то по второму разу. Токоями часто угощал его за свой счёт и катал на новой машине. Он много рассказывал о работе, коллегах, своём домашнем вороне и, иногда, о родителях, совершенно не интересующихся его жизнью. Денки завидовал. Он чувствовал себя несостоявшимся и совершенно свободным. У него не было абсолютно никаких забот и всё заботило его одновременно. Он не понимал что с ним происходит, как будто в его медицинской карте не было четко определённого диагноза, как будто доктор Каяма не объясняла ему, что означает биполярное расстройство, как будто он действительно был идиотом, коим его считали все друзья. — Чувак, ты просто пришибленный, — Кайбара сидел за барной стойкой, и стопка за стопкой вливал в себя виски — он никак не мог принять того, что у Хагакурэ всё было лучше, чем у него, поэтому упивался в слюни практически на каждой тусовке. То есть пять раз в неделю минимум. Денки на барной стойке кривлялся под громкую музыку, новая барменша — девушка с длинными тёмно-зелёными волосами — одобрительно улюлюкала, то и дело бросая скромные взгляды в сторону Токоями — он её игнорировал. Кайбара продолжал орать, — ты такой безбашенный, Пикачу. Давай, крути бёдрами, детка. Денки двигался плавно, даже соблазнительно. Руки над его головой были будто скреплены веревками, ноги чуть согнуты. Под одобрительные возгласы он двигал бедрами так, что любая девушка позавидовала бы чёрной завистью, он приковывал к себе практически всё внимание. Он трогал себя так, что хотелось потрогать в ответ. Смотрел так, что было практически невозможно не смотреть в ответ. И он совершенно не был пьян. Ни капли алкоголя в его крови. Ни одного скуренного косяка. Впереди ещё целая ночь и столько всего, что от мыслей, или от танцев, стало жарко и Каминари не придумал ничего лучше, кроме как снять с себя футболку. К Кайбаре присоединился Монома. Они, опрокинув залпом пару стопок, болтали, не отвлекаясь от созерцания танцующего друга. В отличие от Сэна, Нейто был трезв, но прилично накурен. Он то и дело усмехался, отпускал грязные словечки и поправлял пальцами свои волосы. Минета всегда говорил, что это означает возбуждение. Но кто вообще верит Минете? Каминари кинул свою футболку Мономе, тот поймал её и закинул на плечо. Барменша Тсую присвистнула и отправила в сторону Токоями какой-то коктейль, прошептав одними губами что-то вроде: «за счёт заведения.» Токоями улыбнулся. У них произошел контакт. В тесной кабинке туалета Минета уже мог чувствовать себя как дома. Но в настоящий момент всё, что он испытывал — неумелый язык и острые зубы. Девушка была либо пьяна, либо совершенно неумела, а может и всё это сразу. Он поднял её голову за подбородок, заглянул в глаза и пообещал продолжить позже. Вышел на танцпол. — Неужели спустил очередную порцию в унитаз? — Сэро тут как тут, будто верный пёсик, хотя на деле он просто возвращался из курилки. — Чувак, судя по твоему лицу… — Ой, соевая морда, заткнись. Не хочу вообще ничего слышать. Девчонки пошли… Точнее перестали ходить. Вот, — он обвел рукой часть помещения, — одни пацаны. Не удивлюсь, если дружки Нейто. Минета отмахнулся и плюхнулся на один из диванов. Виски в его стакане выглядел заманчиво и, недолго думая, парень выпил его. — Ты только посмотри, чё он вытворяет, — Ханта закатал рукава рубашки, сложил руки на груди и кивнул в сторону барной стойки. Минета обернулся. В клубе повисло напряжение. Денки извивался змеёй, зарывшись в свои светлые волосы и откинув их со лба, его рот был слегка приоткрыт и меж губ то и дело мелькал язык. Пальцы медленно ползли сверху вниз по вискам, щекам, шее и плечам, по груди и животу. Девушка за диджейским пультом не меняла музыку, играла одно и то же по второму разу. Каминари не видел и не слышал ничего вокруг себя. Он просто танцевал. Извивался в ритм музыки, чувствовал её и думал о чём-то своём. А может и не думал вовсе. — Блять, ну это точно голубой огонёк. — Минета уронил голову на руки, посидел так немного, а затем посмотрел на Сэро, — он что, нахерачиться успел, пока меня не было? — Он трезв. — Он чё? Кивнув, он пошел по направлению к стойке. Монома держал на плече белую футболку Каминари, Кайбара пытался говорить что-то, но выходило у него с трудом. — Там Минете херово отсосали, он опять не в духе, — они с Нейто засмеялись. Три шота водки оказались у носа Сэна. Серо отодвинул рюмку от Кайбары и, посмотрев на него, покачал головой. Они с Мономой собирались звякнуть, но на стойку опустился Каминари. Он перестал танцевать и просто сел. Взял стакан себе, кивнул друзьям и осушил залпом. Поморщился. Он дышал тяжело. Его грудь вздымалась от каждого вдоха, а улыбка не сходила с лица. В глазах плясали чертики. Тсую отвлеклась от созерцания Токоями и вернулась к созерцанию Денки, тронула его плечо, попросила слезть со стойки и «одеться уже». Он кивнул, сказал что-то в ответ и спрыгнул. Без слов забрал свою футболку с плеча подвыпившего Мономы, оделся. — Выйдем покурить? — кивнул в сторону чёрного выхода, то и дело двигая разными частями тела, будто спокойно стоять было невозможно. Согласились Сэро и Монома. Кайбара кое-как махнул рукой и, еле поднявшись на ноги, поплёлся в центр танцпола. Не успев выйти на улицу, Каминари Денки достал из кармана пачку, вытащил одну сигарету и закурил. Он улыбался. Ярко и широко, крутился вокруг собственной оси, смотрел на друзей. Они улыбались ему в ответ, отпуская всякие шутки. Было прохладно. Ночной воздух, после душной атмосферы клуба, освежал и немного отрезвлял, хотя Каминари пьяным себя не чувствовал вовсе. Он и не был. Возле двери стоял кто-то еще, но это не имело значения. — Смотрю тебе весело, Пикачу, — Монома закурил и передал зажигалку Сэро. — Что это было? — О чём это ты? — нахмурился Денки при этом всё ещё улыбаясь. Он смотрел на друга, потом куда-то поверх его, заметил девушку с кудрявым розовым каре. Она заметила его тоже. Помахала рукой. Он улыбнулся и помахал в ответ. — О твоих танцах в полуголом виде на барной стойке, бро, — Сэро смотрел на него в упор, — я рад, что ты вернулся. — Чё? Я же всё время был здесь, о чём ты вообще всё время говоришь? — он громко рассмеялся и похлопал друга по плечу, словно это у Сэро были проблемы, а не у самого Каминари. Нейто быстро курил и смотрел на них с лёгкой усмешкой. Он понимал о чём говорит Ханта. Он тоже видел, замечал участившееся странное поведение Денки, но старался вести себя как обычно. Они говорили о чём-то еще пару минут, а потом решили вернуться и подшутить над кислой рожей Минеты и его неудачным днём. Внутри всё ещё было жарко и почти нечем дышать, но после улицы уже лучше. Каминари хотел танцевать ещё, ему было весело, поэтому он пошел в самый центр, куда-то, где по его подсчетам должен был быть упитый в слюни Кайбара. Фиолетовую макушку он заметил спустя несколько секунд неподалеку от барной стойки. Проплыл сквозь толпу, протиснулся, словно любая щель была под него и до невозможного ярко улыбнулся. — Минета-придурок, — нежно и нараспев прошептал на ухо Каминари, уложив руки на плечи парня. Он ожидал услышать что-то вроде: «отвали, радужный Пикачу», или «у Нейто понабрался?», но вместо этого парень обернулся и Денки увидел глубокие мешки и синяки под глазами, усталый взгляд и совершенно чужое лицо. Только сейчас он понял, что парень перед ним был выше на целую голову, тогда как Минета был ниже на половину, и его фиолетовая макушка была кучерявой, а у этого парня волосы абсолютно прямые. — Чувак, прости, — Каминари почему-то рассмеялся и отпустил чужие плечи, — перепутал тебя со своим другом. Парень оглядел его с ног до головы. Медленно и лениво. Затем вздохнул и потёр глаза. — Твою мать. К ним подошла девушка, та самая с розовым каре. Она улыбалась. Очень мило. В её руках были стаканы с коктейлями, за её спиной ещё один парень довольно устрашающей внешности. Каминари хлопал глазами и улыбался. — О, привет. Я тебя уже видела, — она смотрела прямо в глаза и протягивала стакан другу. — Вы уже познакомились? — Вы ушли на минуту, а я уже вляпался в дерьмо, — он закатил глаза и, прикусив губу, потянул зубами серёжку на нижней губе. Каминари невольно задержал дыхание. — Да ладно тебе. Эй, как твое имя? — она обращалась к Денки. Ему нечего было ответить, потому что… погодите, что? Он сказал: «Вляпался в дерьмо»? Пиздец. — Извините, я ошибся. Отпустив дежурную улыбку и помахав рукой, Каминари ушёл искать своих друзей. Было не сложно. Кайбара практически блевал на лестнице. Минета орал на него благим матом, Монома собирал его вещи, Сэро в истерике порывался заснять всё это на телефон и отправить Хагакурэ, «чтобы не жалела, что бросила такого придурка». Все прекрасно знали, что это Кайбара её бросил, но Сэро было весело. Чёрт с ним. Токоями забрал машину с парковки. Они повезли Сэна домой.***
Весенние ночи пока холодны и не милы, словно прогоняют домой, в тепло. Но уже достаточно нежны, чтобы хотеть провести время здесь, в тишине вне дома. Чтобы посидеть в парке под сакурой, которая уже отцвела, или на набережной, глядя вдаль, куда-то на светлеющий горизонт, отделяющийся рассветными лучами от линии моря. Ночь для того, чтобы спать — так говорили родители, да и не только они, но сон был забвением, обманом. Пустой тратой времени. На набережной, далеко вперёд, не было никого, лишь пустые, одинокие лавочки и редкие крики чаек. Для них пришло время просыпаться — солнце вот-вот взойдёт. За спиной послышался вздох. Звук шагов затих. Он знал, что должен обернуться, но оборачиваться не хотелось. Пришлось остановиться и поднять голову к небу. Звёзд уже не было. С моря подул прохладный ветер и, практически машинально, Шинсо обернулся. Мина и Сато встали у каменной ограды, упёршись локтями и слегка наклонившись вперёд. Они смотрели на рассвет. Улыбались ему. Хотя Сато, наверное, больше улыбался Мине, да и смотрел скорее на неё, чем на медленно поднимающиеся золотые лучи. Хитоши подошёл к ним и встал рядом. Он тоже украдкой смотрел на Ашидо. Она красива, очень. Её крашеные в розовый кудрявые волосы, развевающиеся на ветру, лёгкий макияж с яркими блёстками на щеках, куча серёжек в ушах и нежная кожа. Она не грустила практически никогда. Сейчас это никогда испарилось. На глазах застыли слёзы, которые, скопившись, скатились по щеке, пересекая яркую полоску блёсток. Глаза Сато блеснули сожалением. Шинсо растрепал мягкие розовые волосы на макушке девушки, прижал её голову к своему плечу. Она рассмеялась. — Шинсо, что это с тобой? Ты в порядке? — И это говоришь мне ты? Девчонка, которая плачет, глядя на закат, сразу после трёхчасовой вечеринки в клубе. Сато рассмеялся и закурил. Мина аккуратно вытерла слёзы костяшкой указательного пальца. — Просто представляю, что это наша последняя тусовка и больше мы, возможно, не увидимся. — Смеёшься что ли? Приедешь обратно, как только расстанешься с очередным парнем, — небрежно бросил Шинсо, отпустив девушку из своих объятий. — Да ну тебя, балда. Говоришь какую-то ерунду. Я работать еду, а не отношения заводить. — Мы будем ждать тебя, Мина. — Сато улыбнулся как-то неловко, через боль. Заглянул ей в глаза и накрыл маленькую ладонь своей большой. — К тому же, ты будешь нам писать и звонить. Она кивнула и ещё одна слеза снова скатилась по её щеке. — Сейчас стошнит от такой влажности, — Шинсо махнул рукой и отвернулся в сторону поднявшегося наполовину солнца. — Ты сама решила уехать, так что не разводи тут сопли. Сама знаешь, что тебе будет лучше не здесь. Прекрати цепляться за то, чему ты сможешь с легкостью найти замену. Ашидо Мина зашипела, сжала руку в кулак и вполсилы ударила Шинсо в плечо. Теперь зашипел он. — Не говори так, Хитоши. Как я могу найти вам замену, если вы мои лучшие друзья? — он обидел её, задел. Не лучший способ расстаться, возможно, действительно навсегда. Сато неодобрительно мотал головой. С ним всё и так было понятно. — Хоть мы и друзья, но у каждого из нас есть своя жизнь. Рано или поздно наши дороги разойдутся. Сейчас твоя дорога ведёт тебя в другую страну, а наша с Сато остаётся здесь. Она поджала губы и отобрала у Сато остаток сигареты. Сделала затяжку. Закашлялась. Сато приобнял её за плечо. Улыбнулся. Шинсо неподвижно стоял, упёршись в каменную ограду набережной. Смотрел на каменистый пляж. — Пойдём домой, Мина. Мы проводим тебя. Она жила неподалеку, поэтому шли они медленно. Сато держал её за руку, Шинсо думал о чём-то своём. Сама Ашидо тихо напевала своих любимых Placebo. Это звучало грустно, вспарывало тишину и разрывало сердце. Placebo не была группой подходящей Ашидо и её вечно веселой улыбке, но эта любовь многое говорила о самой Мине, о том, что у неё внутри. А внутри океан боли и разочарования. Отец говорил Шинсо, что улыбке Ашидо доверять нельзя, но она старалась так, что не верить было невозможно. Они долго сидели на лавочке возле её дома, вспоминали школу, работу, старых знакомых, обсуждали музыку. А потом Мина ушла, помахав рукой и улыбнувшись своей самой яркой и красивой улыбкой. У Шинсо защемило сердце. В углу правого глаза Сато скопилась влага. Он махал Мине в ответ и пытался улыбаться так же ярко. Когда дверь за ней закрылась они ушли тоже. — Я буду скучать по ней, Шинсо, — выдал Сато, закуривая очередную сигарету. Хитоши понимающе кивнул и промолчал. — По её плей-листам, по нашим сменам, по таким вот тусовкам. Мы столько лет были вместе, ещё с начальной школы. А кафе? Помнишь наш первый рабочий день? — Шинсо кивнул, усмехнувшись. — Это ведь полностью её идея, работать в таком месте, а теперь остались только мы с тобой. — Рикидо курил, даже не делая передышек между затяжками. Брови его были сдвинуты к переносице, зубы плотно сжаты — было видно как желваки то и дело играли на щеках. — Сато… — Я люблю её, Хитоши. Люблю всю свою жизнь. Шинсо знал об этом, но… — Так глупо, правда? Я люблю Мину, но живу с Джиро, мы постоянно грызёмся, у нас мало общего, тогда как с Миной… — Он замолчал. Ещё одна сигарета покинула пачку. Лёгким Сато давно уже тяжело, как и ему самому. — С тех пор как она начала встречаться с тем придурком, я думал, что должен тоже встречаться с кем-то. Выбрать Кьёку было не лучшим решением. — Он едва заметно усмехнулся и махнул в сторону своего носа, намекая на тот случай, когда Джиро сломала его. — Не знаю почему, но я не могу её бросить. — Ты придурок, Сато. — Шинсо, наконец, вставил своё слово. Он снова поднял голову к небу, а затем перевёл взгляд на друга. — Почему ты не сказал ей хотя бы сейчас? — Мы друзья. И я не в её вкусе, в отличие от Киришимы Эйджиро. Шинсо помнил Киришиму. Они все учились вместе со средней школы, и Мина была влюблена в него практически всё это время. Их отношения продлились чуть меньше трёх лет и выглядели весьма странно, но Ашидо не понимала, не замечала этого. Расстались они мирно, но Мина не могла забыть его даже со всеми остальными своими бойфрендами. А Сато не мог простить. До сих пор. Больше они не сказали друг другу ни слова. Сато ушёл домой к своей девушке. Шинсо ушёл домой к своим котам. Сегодня усталость взяла верх, он уснул в семь утра, всего на пару часов. В десять должна была начаться смена с Аоямой.