***
Снова пошёл дождь. Вечеринка у Токоями закончилась, а энергия Каминари не иссякла. Под равномерный и частый стук дождевых капель по стеклу и крыше машины они ехали в новое кафе. На этот раз платить вызвался Денки. Не то чтобы ему очень хотелось потратить свои деньги, скорее он просто хотел извиниться перед другом за то, что спалил его наклёвывающиеся отношения. Или они уже вполне существующие? Токоями так ничего никому и не сказал. Дорога была почти свободна. Людей в этом районе было совсем мало, даже несмотря на знойное лето. Лишь изредка кто-то быстро перебегал от крыши к крыше, держа что-нибудь над головой. В центре было иначе: не обращая внимания на дождь люди в деловых костюмах сновали по переходам перекрёстков, держали телефоны в руках, отвечали на звонки. Дождь должен был навевать грусть, но Каминари нравилось. Ему было весело. Пока Токоями давил на педали и крутил руль, он снова подпевал. На этот раз играли Our Last Night, практически на полную громкость. Если бы он мог, то носился бы как умалишённый, но вместо этого как умалишённый качал головой и орал слова, которые знал наизусть. Кафе, оказывается, посоветовала Тсую. А ещё оказывается, что кузен Токоями Аояма работал там. Но не сегодня. К счастью. Токоями не любил с ним сталкиваться, потому что они полные противоположности друг друга: Аояма шумный, светлый, самоуверенный; Токоями тихий, тёмный, не уверенный в себе. С этим кафе много что оказалось, например, то, что там есть котики. Много котиков, и Каминари больше хотел увидеть их, чем попробовать какой-то новый десерт. Он музицировал без устали. Устали только уши Токоями, который не знал куда спрятаться, пока, наконец, не увидел нужную вывеску. Денки сразу же переключил своё внимание, перестал петь. Припарковавшись, они вышли из машины. Каминари побежал вперёд и открыл дверь. До ушей донеслись мелодичные Panic at the Disco, и он улыбнулся. За барной стойкой показался парень. Его лицо расплылось в улыбке. — Добрый день и добро пожаловать в наше кошачье кафе. У вас заказан столик? Каминари узнал его сразу, хотя прошло уже несколько месяцев. Он вспомнил, как этот парень выглядывал из-за плеча девушки с кудрявыми розовыми волосами и злобно смотрел на него. Видеть после такого улыбку было странно. — Здравствуйте! Нет, а можно занять любой? — На этой фразе, наконец-то, появился Токоями и кое-кто ещё. Над стойкой показалось ещё одно лицо, знакомое Каминари куда больше первого. Потому что оно снилось ему так много раз.Глаза Денки буквально засияли. Пока Фумикаге разбирался со столиком и заказами, Каминари безбожно пялился на парня с фиолетовыми волосами и огромными мешками под глазами. Рыжий кот бесцеремонно ходил по стойке, льнул к рукам и выпрашивал еду, парень из снов нежно гладил его спину, излучая тепло своей лёгкой улыбкой. Шинсо любил котов. Очень. И очень не любил, когда незнакомые люди пялились на него. Фактически, они действительно не были знакомы. В теории и косвенно, может быть, да. Но Шинсо такие знакомства не были нужны. Честно говоря, ему вообще никакие не были нужны, потому что не до этого совсем, работы много, к тому же у него коты есть. Зачем при таком раскладе люди нужны? Вот и он считал, что незачем. Не смотрел на шумного парня, который умудрялся делать тысячу дел одновременно, при этом даже не сидя на одном месте. О спокойствии и тишине пришлось забыть на какое-то время. Шинсо даже не подозревал на какое именно. Сато вынес парням сладкое, затем кофе. Черноволосый парень спросил его о чём-то и тот присоединился к разговору. Драйвовые Panic at the Disco замолкать не планировали, и Шинсо буквально видел, как эта группа подходит неугомонному парню с чёрной молнией в волосах. «Кто вообще такие причёски делает?» — подумал, Хитоши, в очередной раз оглядывая парня с головы до ног. А потом вспомнил, что его собственные волосы крашены в фиолетовый какой-то дешёвой краской. Отец тогда просто покачал головой, но озвучил, что ему идёт, а сестрёнка практически целый вечер трогала крашеные пряди и восхищённо хихикала. Давненько это было. Все коты крутились у ног посетителей, выпрашивая положенный для них корм. Слишком активный блондин пытался собрать вокруг себя абсолютно всех. Он сидел на диване один, пока его друг что-то обсуждал с Сато. Шинсо просто пялился в окно, пока не заметил мельтешения прямо у своего носа. — Эй, слышишь? — парень махал рукой, дабы привлечь к себе внимание. — Ты такой… Задумчивый, что ли? Всегда так? — Вы что-то хотели? — никаких знакомств, только общение в рамках работы. Он попытался обозначить границы. — Можно ещё американо? — парень протянул стакан и улыбнулся. В глазах тут же зарябило и Шинсо зажмурился. Кивнул. Отвернулся, чтобы сделать ещё американо. — Меня Каминари Денки зовут, кстати, угу, — какое ещё «кстати»? — Мы уже встречались, может ты помнишь? — Каминари соблюдать какие-то там границы не собирался совсем. Хитоши про себя выругался. — Хотя откуда тебе помнить, это было мимолётно. — Он помнил. Вспомнил практически сразу, как увидел его на пороге этого самого кафе. — Ты тогда сказал: «Твою мать» и «я вляпался в дерьмо». Чувак, это было невежливо, ты в курсе? Шинсо усмехнулся и, обернувшись, поставил стакан перед парнем. На стойку запрыгнул чёрный кот, но никто из парней не обратил на него внимания. — Ваш кофе, — он посмотрел ему прямо в глаза. Пододвинул стакан ближе, не разрывая зрительного контакта, игнорируя все предыдущие реплики, настаивая на своём — на личных границах. — Как тебя зовут? — парень, не намереваясь сдаваться, подался вперёд, сокращая расстояние между ними. Брендон Ури перестал петь, уступив очередь The Weeknd с его «The Hills». — Шинсо Хитоши. — Ты снился мне, Шинсо. — Каминари улыбнулся снова, будто сообщил только что что-то очень обыденное и незначительное. Шинсо сделал вид, что не удивился. — Какая честь. Пренебрежительно и скорее из вежливости он улыбался тоже, слегка поглаживая указательным пальцем горячий стакан. Его не обжигало. Парень, очень похожий на жёлтого покемона, наконец решился забрать свой кофе. Не разрывая зрительного контакта, он случайно коснулся своими пальцами холодных пальцев Шинсо. Замер на секунду, пока тот всё же не отпустил, и убрал кофе со стойки. Рокки мяукнул, привлекая к себе внимание, но Каминари и Шинсо отчего-то не могли отцепиться взглядами друг от друга. Напряжение повисло в воздухе и, Денки, если бы мог, поклялся бы, что может его потрогать. Воздух, не Шинсо. Шинсо вообще казался недосягаемым, неприступным и холодным, о чём, собственно, и говорили его пальцы и его взгляд. — Я просто хочу сказать тебе, что я не дерьмо, — зачем-то шёпотом сказал Денки. — Ага, — Шинсо кивнул и постучал пальцами по лакированной столешнице. — Что-то ещё? Он покачал головой и ушёл за столик к Токоями. Тот всё ещё о чём-то оживлённо болтал с устрашающим парнем по фамилии Сато. Устрашающий Сато оказался большим весельчаком и любителем десертов. Выяснилось, что иногда он сам готовил десерты для кафе. А ещё они с Токоями вместе учились в младшей школе. Теперь тем, кто молча пялился был Шинсо. Не двигаясь со своего места, предаваясь музыкальной рефлексии, он смотрел на чёрную молнию и лучезарную улыбку, на резкие, немного беспокойные, но энергичные движения. Лишь раз он посмотрел на свою ладонь. Это было впервые, когда чьё-то прикосновение обожгло Шинсо.***
Каминари стал заходить чаще. То есть, каждый день. Он всегда заказывал американо и банановый кекс, садился у окна, сажал на колени кого-то из котов и слушал музыку. Вполне вероятно, что за пару дней он выучил все их плей-листы и мог безошибочно назвать очерёдность песен и исполнителей. В редкие моменты, чаще всего, когда никого не было, Каминари подпевал. Выходило, конечно, не плохо. Аояма и Сато посмеивались, Хитоши раздражался. Он проводил в кафе по три или четыре часа, смотрел на Шинсо, иногда задавал ему раздражающие вопросы, иногда рассказывал о себе или своих друзьях, но практически никогда не получал ответа. Как будто это было интересно. Шинсо всё это время мечтал, чтобы Каминари ушёл и больше никогда не возвращался. Не хотелось видеть его лицо, слышать его голос. У Сато появился повод для шуток. — Я тогда перепутал тебя с Минетой, потому что у него тоже волосы фиолетовые, — Денки покрутил пальцем вокруг головы, но лучше бы покрутил у виска, — даже не подумал, что оттенки разные, да и он кудрявый, а у тебя… — Он осмотрел Шинсо, казалось, уже в миллионный раз, — ну, прямые и какие-то… Тебя как будто током долбануло, понимаешь? — Каминари рассмеялся, Шинсо закатил глаза. Вот ведь идиот, и какого хрена вообще тут делает, приходит постоянно, пытается разговаривать, песни поёт, котов гладит. Коты, кстати, к нему относились, как к родному. Льнули постоянно, мурчали и не слазили с его рук. Шинсо это обижало. По вечерам, после закрытия, оставаясь с ними наедине, он тихонько звал пушистых соседей предателями. Перед сном он мечтал, что Каминари больше не придёт. Но наступал новый день и после обеда Каминари был в кафе как штык. Ровно в пятнадцать часов по местному времени. Сегодня он был в белой футболке и чёрных шортах, сбоку которых болтались жёлтые ленты. Жёлтый цвет вообще шёл Каминари, и Шинсо, к собственному сожалению, это заметил. Какого-то чёрта на его шее висел, буквально висел, чёрный чокер. Этот болван прогадал с размером, либо неправильно его застегнул. Он безнадёжен. Как и сам Хитоши, который абсолютно случайно обнаружил себя за созерцанием надоедливого парня и оценкой его внешнего вида. В общем-то, Каминари выглядел на семь из десяти. Пару баллов он забрал из вредности. Один за болтающийся чокер. Да и поделом, в общем-то. — Какой твой натуральный цвет волос? — Чёрный. — Вау, — Денки даже приподнялся на локтях и подался вперёд, как можно ближе к Шинсо. Глаза у него были огромными, выражали удивление. Когда он, вернувшись на место, улыбнулся, до Хитоши дошло — он ответил ему впервые с тех пор, как тот сюда захаживает. — Твою мать. — Ну вот, опять я это слышу, Шинсо, — Каминари вздёрнул брови и сделал глоток кофе — последний. Затем протянул стакан, — можно ещё? Кажется, расстроился. Да и какая вообще разница? Стакан он забрал и всё-таки сделал ещё кофе. Когда подал, Каминари смотрел вбок, в окно, шептал что-то одними губами и был как-то… растерян что ли? Шинсо не было до этого дела. А потом всё началось сначала. — Слушай, а во сколько заканчивается твоя смена? — Денки растерянно почесал затылок и, виновато улыбаясь, посмотрел прямо на объект своих наблюдений. — А то я уже неделю прихожу, но до закрытия так ни разу и не досидел. — И на том спасибо. — Что? — Ничего. Долго ты тут ещё будешь ошиваться? — Сато, а к вам можно устроиться на работу? — Только, блять, не это. Сато оторвался от просмотра какого-то кулинарного шоу, его лицо вытянулось от удивления. Подобно Каминари пару секунда назад, он почесал затылок. — У нас, вообще-то, Шинсо этим занимается. Но сейчас действительно свободна вакансия. Он работает за двоих, — Рикидо указал пальцем на друга, который сжатыми губами и выпученными от раздражения глазами пытался попросить Сато «заткнуться нахрен». Сато таких намёков не понимал, оттого заткнуться ну никак не мог, и только недоумённо нахмурился, смотря то на Шинсо, то на Каминари. — Почти не отдыхает. Потому и синячища такие под глазами. Ему бы сменщика подыскать. — Ну какой же ты придурок, — обречённо вздохнул Шинсо. — А что не так? Он же спросил, а я ответил. — А просто он боится, что опять вляпается в дерьмо, Сато, — Каминари улыбнулся как-то грустно, но при этом, почему-то, победно. Оставил на стойке наполовину выпитый американо и пару смятых купюр, а затем вышел, не сказав больше ни слова. Шинсо выдохнул, Аояма, где-то в углу, тихо хохотнул.***
После ухода из кафе Каминари долго гулял по городу в гордом одиночестве, пытаясь вызвонить Сэро или Минету, потому что они совершенно точно где-то отвисали. После десятой попытки телефон взял Сэро. Он долго не мог сказать чего-нибудь внятного и голос Каминари быстро сорвался на малопонятный крик. Друг трубку бросил и отключил мобильный вовсе. Просто прелесть. Лето выдалось жарким, душным, и, что Каминари совершенно точно мог сказать — хорошим. По-настоящему хорошим, даже несмотря на то, что июнь ещё не закончился, даже несмотря на дожди и его диагноз. Он вообще не думал о нём. Пинал придорожные камушки носком своих жёлтых ванс, улыбался солнцу и тихому ветру, махал руками прохожим, обращавшим на него внимание, иногда заговаривал с ними, делая различные комплименты или желая хорошего дня. Денки сам по себе излучал яркий солнечный свет. Об этом пьяный Монома много раз говорил пьяным Сэро и Кайбаре. Они всё время смеялись, и Нейто, закатывая глаза, махал на них рукой. Каминари решил позвонить Кайбаре. Тот взял трубку на последнем гудке — Денки готов был поклясться в этом. — Йо, бро, чё делаешь? — О, Каминари, — судя по интонации Сэн уже был пьян. Прекрасно. И это только седьмой час. — Я тут… Эээ… — Он чётко услышал женский смех и последовавший за ним стон. — Детка, тише, я всё же разговариваю, — Кайбара, конечно, потрудился прикрыть динамик пальцами, но его всё равно было слышно. — Это что, Хагакурэ? — Денки остановился. — Подожди, ты сейчас трахаешься с Хагакурэ у которой есть парень? Хах? Какого хрена, чувак? — Давай поговорим позже, ок? Не дождавшись ответа, Кайбара положил трубку. Вот уж новости. Нет, Каминари давно подозревал, что с ней что-то не так, но это… Как минимум странно. И удивительно то, что его друг на это пошёл. Все давно поговаривали о том, что Сэн идиот с гиперфиксацией куда большей, чем у Денки. На это раз он был с ними согласен. В старшей школе он встречался с кем-то, но отношения его совершенно не интересовали. Да, безусловно, он смотрел на девчонок, иногда ему хотелось переспать с кем-то, возбуждение брало верх над здравым смыслом, но он чувствовал себя безобразным животным. Его друзей, например, это не волновало вообще. Взять хотя бы Минету: если сходил в клуб и не спустил какой-нибудь дамочке на лицо — считай тусовка прошла зря. Минета вообще был сексуально озабочен лет с двенадцати. Девочки его за это и ненавидели. Кендо как раз за это и давала ему по морде. А потом, когда эти же девочки подросли, стали липнуть именно к таким грязным извращенцам как Минета. Странный у них контингент, конечно. Приличные люди с ними не тусовались. Самого себя Каминари приличным тоже не считал. Только иногда. В некоторых моментах. И то, что он пытался поближе познакомиться с Шинсо, который по совершенно непонятной причине заинтересовал его, не относилось к категории «неприличное поведение» совершенно точно. Через пару часов бесцельных скитаний по улицам города, Денки вернулся к кафе. Он хотел дождаться конца смены и проводить Хитоши домой. Совершенно не для того, чтобы узнать где тот живёт. Вообще нет. Ему просто хотелось с ним нормально поговорить. Он сидел на ступеньках у входа. Медленно курил какую-то по счёту сигарету и смотрел вслед проезжающим машинам. Солнце потихоньку клонилось к горизонту, но сумерки пока не ступали своим мягким, умиротворяющим шагом. Шинсо всё не выходил. Не вышел даже когда за окнами погас свет. Каминари посмотрел в экран телефона. Двадцать один ноль девять. Дверь открылась и показалась физиономия Сато, который очень удивился, заприметив блондина на пороге. — Ты чего здесь делаешь? — А Шинсо где? — Каминари, как всегда, расплылся в своей фирменной улыбке, поднялся, отряхнул шорты и засунул руки в карманы. — Хотел поболтать с ним. — Чувак, — по лицу было видно, как Сато замялся. Его взгляд забегал по белой футболке Каминари, он потёр ладонью шею и, наконец, сказал, — Шинсо выходит через чёрный ход и живёт здесь, на втором этаже, так что вряд ли тебе удастся пройтись с ним до дома, — парень, будто извиняясь, пожал плечами. Денки разочарованно вздохнул. — А ты сам? Ты занят? Есть времечко? Может хочешь сходить в бар, выпить пива? — не зная куда себя деть, Каминари, сначала заламывая пальцы, развёл руками. — Сато, дырявая ты голова, опять забыл свой теле…фон. Из-за угла здания вышел Шинсо. В белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и светло-голубых джинсах. Без фирменной футболки и фартука. Совершенно обычный. Практически такой же, каким Каминари увидел его в клубе. Столкнувшись с Шинсо взглядом, он невольно сглотнул и, совсем незаметно, провёл языком по губам. Хитоши зацепился зубами за серёжку. Сколько они так стояли было известно одному только Сато, который долго не мог решиться на какие-либо действия. Его друг стоял справа от него, как вкопанный, держа в руках его собственный телефон и не отрывая взгляда от парня напротив. Они и не дышали как будто вовсе. Сато вдруг стало совершенно неловко. — Да, точно. Спасибо, дружище, — слишком быстро закивав головой, он схватил свой телефон, попутно щипая Шинсо за тонкую кожу запястья. Тот зашипел, но, наконец, пришёл в себя. Как и Каминари. — Мы тут выпить собрались, хочешь с нами? — Рикидо улыбнулся, а Хитоши снова сделал то самое лицо «заткнись нахрен». Сато затыкаться не собирался. — Тебе всё равно дома делать нечего. С горем пополам Шинсо Хитоши всё же согласился поехать в бар с Каминари Денки и Сато Рикидо. Бар, конечно же, оказался клубом. Не тем, в котором они встретились впервые. Этот был в другом районе. Каминари абсолютно по-дружески поздоровался с охранниками и кивнул в сторону Шинсо и Сато, мол, они со мной. Охранники понимающе покачали головами, пропустили парней в помещение. Пока Каминари заказывал напитки у стойки, Шинсо выбрал столик и сел ближе к стене, надеясь на благоразумие и дружескую поддержку Сато, надеясь, что он сядет рядом и не даст надоедливому Каминари занять это место. Конечно, Сато и благоразумие в одном предложении звучали смешно, но, что самое удивительное, именно так он и сделал — сел рядом. Мысленно Шинсо поблагодарил его, не подозревая, что друг, как и он сам, всё-таки идиот. — Не знаю какое пиво вы пьёте, поэтому взял светлое нефильтрованное. Оно тут бомбезное, — Денки поставил на стол три кружки и практически упал на мягкий диван напротив парней. — Предлагаю первый тост за знакомство! — поднялся он так же молниеносно, как и рухнул, и уже держал в руке кружку пива. У Шинсо дёрнулся правый глаз. Сато тоже взял кружку и поднял руку, в готовности соприкоснуться стеклом. Шинсо сидел, неотрывно смотря на руки Каминари, увешанные какими-то непонятными браслетами и фенечками, на его тонкие запястья и длинные пальцы, крепко сжимающие стеклянную ручку, на короткие, чуть отросшие, ногти и подушки пальцев, казавшиеся невероятно мягкими. Сато толкнул его в бок локтем. Каминари выглядел удивлённо. Без лишних слов и жестов Шинсо взял свою кружку, стукнул ею две других и выпил практически половину залпом. Всё ещё удивлённый Каминари открыл рот, а после выпил сам. Сато явно чувствовал себя лишним. Сидели они не так уж и долго. Буквально через час Сато стала названивать его девушка. Кажется, с криками. Каминари мог бы сказать точно, если бы время от времени не отвлекался на пирсинг в губе Шинсо и то, как он пьёт своё пиво. Сато определённо считал себя лишним здесь, потому что сам Шинсо, в общем-то, тоже много смотрел «перед собой» на Каминари. Он был рад уйти, даже несмотря на то, что дома его явно ожидал очередной скандал. Всё-равно. Лишь бы не видеть, как этот мистер не-завожу-новых-знакомств, сам того не понимая, пялился на парня, от которого открещивался совсем недавно. Смешно и нелепо. Они остались наедине. Каминари снова рассказывал что-то о своих друзьях и совсем ничего о себе. Шинсо чувствовал усталость и очень хотел уйти домой, лечь спать. Пиво на голодный желудок потихоньку начинало кружить голову. Алкоголь всасывался в кровь, и Шинсо практически перестал контролировать себя и ход своих мыслей. Денки начал казаться ему смешным, а идея провести ночь в клубе не такой уж и плохой. А что плохого? Он молод, ему всего двадцать три, люди в этом возрасте веселятся, отрываются, совершают глупости. Или к этому возрасту всё уже заканчивалось? — Сколько тебе лет? Каминари замолк на полуслове. Точнее он завис. С открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Шинсо смотрел на него своим пьяным взглядом, подперев щёку ладонью. Смотрел прямо на него, глаза в глаза, по привычке цепляя серёжку в нижней губе зубами и языком. Это было впервые, когда Хитоши спросил его о чём-то, фактически переводя бесконечно долгий монолог Денки в диалог. — Двадцать один, — почти шёпотом, кое-как оторвавшись взглядом от парня напротив, ответил Каминари. — Мне двадцать один, — чуть громче. Шинсо усмехнулся и допил четвёртую кружку пива. — Проводить тебя? — Каминари был не очень-то пьян, но соображал хуже обычного. В разы хуже обычного. — Слушай, — Хитоши устало и немного раздражённо потёр переносицу двумя пальцами, — я не собираюсь заводить с тобой дружбу или ещё чего. Не знаю зачем ты таскаешься ко мне и за мной, но прекрати это делать. Тебе всё-таки не пятнадцать и ты, блять, далеко не школьница. Хватит пялиться на меня, ясно? Ты хотя бы представляешь как со стороны выглядишь? — на секунду он замолчал, пытаясь разобрать реакцию Каминари. Сделал вдох. Выдох. Ничего. На лице мелькнуло отвращение. — Найди работу, что ли? В двадцать один год пора перестать коротать дни в кошачьем кафе, в надежде подцепить местного бариста. Больше Шинсо Хитоши не сказал ни слова. Лишь поднялся со своего места и стремительно удалился из клуба. Шокированный и обездвиженный Денки сидел ещё какое-то время, глядя в одну точку. Он пытался понять, что ему вообще сказали, а самое главное почему. Неужели он делал что-то не так? Он делал что-то ненормальное? Честно говоря, Каминари Денки не мог признаться даже самому себе почему всю неделю ходил в то кафе, почему смотрел на бариста со странной причёской и огромными синяками под глазами, почему запомнил то, как он цеплял свою серёжку и как улыбался, когда гладил котов, как поднимал голову кверху в ожидании, когда кофемашина закончит свою работу. Денки даже не понимал, почему Шинсо снится ему каждую ночь. Ему хотелось выть. Прямо здесь и прямо сейчас. Но он плотно сжал кулаки, впиваясь острыми ногтями в мягкую кожу ладоней, оставляя на них глубокие красно-синие отметины, и натянул свою привычную улыбку, до крови прикусив внутреннюю сторону щеки. Внутри всё сжималось и переворачивалось. Всё трепетало. Руки тряслись до ужаса неприлично, слишком заметно. Его всего пробирала дрожь. Истерика вот-вот собиралась постучать в дверь, а точнее выбить её с ноги и обосноваться прямо здесь, среди кучкующихся странных мыслей, которые Каминари и сам не мог разобрать. Он осознал себя только на берегу, лежащим в остывающем песке, смотрящим на звёзды. Внутри него проснулись тоска и чувство безысходности. Хотелось исчезнуть прямо здесь, прямо сейчас. Раствориться в обжигающе холодной воде, стать пеной на волнах, горчащей солью. Всё что угодно, лишь бы не быть в жалкой оболочке жалкого Каминари Денки, двадцати одного года отроду с диагнозом биполярно-аффективное расстройство. Лишь бы не преследовать по непонятной причине малознакомого парня со странной и смешной причёской, лишь бы выкинуть его из своих мыслей. Честно говоря, звёзд здесь видно не было. По крайней мере, не в такой непозволительной близи к развлекательным кварталам. Небо грязное. Море грязное. Пляж грязный. Денки грязный. Мерзкий и отвратительный, никчёмный, ничтожный, бесполезный. «Найди работу, что ли?» Если бы это было так просто, Шинсо Хитоши, он бы уже давно справился с этой задачей. Он бы уже давно наладил свою жизнь и, как Токоями, купил бы себе машину, снял квартиру, нашёл бы девчонку, чтобы она оставляла в его ванной свой гель для душа с отвратным ароматом мяты и шоколада, крем для рук и резинку для волос. Чтобы Денки при своих друзьях мог кое-как завязать отросшие волосы в небольшой хвост на затылке и неловко улыбнуться. По правде, он не хотел никакой девчонки. Он просто закурил. Закурил прямо так, лёжа на берегу в остывающем песке, глядя на грязное ночное небо.***
Выходной. Он наконец заработал себе выходной и мог поспать дольше, чем до девяти утра. Блаженство. Это именно то, о чём Шинсо мечтал всю бесконечно долгую и тяжёлую неделю. К утру, от выпитого накануне, пересохло в горле. Где-то в ногах топтался рыжий кот, не то чтобы в попытке привлечь внимание, но скорее в попытке устроиться поудобнее. Шинсо, например, было удобно. Достаточно прохладно и уютно, достаточно темно за счёт удачного расположения квартиры и плотных штор на окнах. Достаточно одиноко. В тесной кухне он сел за стол, крепко сжимая в руках кружку с водой. Поразительно, но в раковине даже не было грязной посуды. Хотя, на самом деле, поражаться тут было нечему — еды в доме не было тоже, и в голове Шинсо промелькнула мысль: а ел ли он вообще в последнее время и как часто? Пришёл к простому выводу, что вся его еда — кофе на первом этаже и пара сигарет в обед. Так вот, оказывается, почему кружилась голова и ныл желудок. Из съестного в шкафах были только медовые хлопья, но и это вполне подходило. А вот кофе, как назло, кончился. Ближайшим источником кофеина было только его собственное кафе, этажом ниже. Хитоши вздохнул, положил голову на стол и закрыл глаза, так и не съев ни одной ложки хлопьев, залитых холодным молоком. Рыжий пришёл чуть позже. Потёрся боком о ногу хозяина и беззвучно мяукнул, требуя еды. — Думаю, тебя накормить я в состоянии. Рутина, обычная утренняя рутина, самой обычной и заурядной жизни. Тоска. Сплошная зелёная тоска, покрытая слоем многолетней пыли, которую сдувать попросту некому, да и незачем. Иногда она колышется, поднимается в воздух, проникает в лёгкие, но, в конечном итоге, всё же оседает снова, зная, что останется навсегда. Менять уже ничего не хотелось. Менять что-то уже не было смысла. Именно так думал Шинсо сам про себя и свою жизнь. Внизу Сато сделал ему двойной эспрессо и покачал головой, глядя на часы. — Почему ты проснулся? — стрелка кое-как переползла за десять. — Поверь мне, я бы тоже был безумно рад не просыпаться. — Что, тусовка с Каминари прошла настолько хорошо? Где-то в углу Аояма поставил видео на паузу и поднял на них вопрошающий взгляд. — Я плохо помню, что было после того, как он рассказывал мне о ручном вороне Токоями и их домашних вечеринках раз в месяц. Понятия не имею для чего он вообще рассказывал всю ту херню, потому что мне было вообще не интересно, — Хитоши обжёгся, сделав глоток, и лениво высунул язык, дабы остудить его. — Да, тебе было настолько не интересно, что ты всё это запомнил и сегодня пересказал мне. Аояма рассмеялся, подтянул к себе кота и включил видео обратно. Шинсо недовольно зыркнул в его сторону. — Не понимаю что смешного. Не слушать же мне отстойную музыку в отстойном клубе. — Ага, лучше слушать «отстойного» Каминари, — с нарочитым акцентом отозвался Юга, за что поймал полотенце, отправленное в его сторону раздражённым Шинсо. Посмеявшись, Сато продолжил: — Он не плохой чувак, друг. Почему бы вам просто не узнать друг друга поближе? Уверен, он перестанет проявлять к тебе интерес, как только поймёт какой ты скучный зануда, зацикленный на работе. — Да пошёл ты, — Шинсо допил свой кофе и поставил чашку в мойку. Сато он удосужился показать средний палец, потому теперь шёл на выход. — Кстати, Шинсо. Мина звонила. Остановился. — Что сказала? — бесшумно выдохнул, прикрыв глаза. — Что у Киришимы была свадьба на прошлой неделе. — Вау, круто? — Шинсо пожал плечами. — Где-то в северной Европе, — Сато прислонился поясницей к столешнице. — Ммм. — Он женился на парне, — сложил руки на груди. Выгнув одну бровь, Шинсо обернулся и уставился на Сато. — Как она? — Говорит, что нормально. Но можешь уточнить. — Как ты? Сато молчал, бегал взглядом по помещению, облизывал губы, будто пробуя на вкус то, что собирался озвучить вслух. Он покачивался взад-вперёд, то и дело пожимая плечами. — Рад за него? Я не знаю, Хитоши. Мне надоело думать о нём, слышать о нём, надоело, что Мина говорит об этом и следит за ним во всех соцсетях. Я не могу объяснить ей, что это не нормально, что с этим уже давно пора покончить. — Сато? — друг вопросительно посмотрел на него. Какое-то время Шинсо молчал, пытаясь собраться с мыслями, но, наконец, выдал: — Ничего, забудь. Я позвоню Мине сегодня вечером. Дома всё ещё было темно и уже не так уютно, как при пробуждении. Размокшие в молоке хлопья по-прежнему были в тарелке, стоящей на столе. Он так к ним и не притронулся. Где-то в скомканной постели звонил телефон. Когда Шинсо смог достать его, трубку уже положили. На экране «отец» и угрюмая фотография черноволосого мужчины. Позже он обязательно перезвонит. Или нет. Кто знает.***
Потолок был странный. Кривой и перекошенный, с мелкими трещинами и кое-где отваливающейся краской. Плакаты на стенах отходили, потому что скотч держал плохо. Жизнь тоже держала плохо, но всё же. Он сидел в углу, в своём любимом углу между стеной и кроватью, завернувшись в жёлтый плед, в глупых детских наушниках с Пикачу, подаренных ему друзьями на какой-то из праздников. Работали они отвратительно, звук был ужасен настолько, что от него быстро начинала болеть голова. Особенно если играли Three Days Grace. Сейчас барабанные перепонки рвала именно эта группа. Большое тяжёлое кресло перекрывало дверь так, что попасть в комнату с другой стороны не представлялось возможным. Он сделал это специально, чтобы надоедливая мать не приходила к нему, не смотрела, не разговаривала. Здесь, в углу, в коконе, было не особо спокойно, но точно безопасно. Намного безопаснее, чем с сумасшедшей матерью, принимающей таблетки каждый раз, когда Денки как-то «не так» смотрит на неё. Намного безопаснее, чем на ступеньках у кафе, между мусорными баками у клуба, на практически остывшем, чуть влажном песке. Безопаснее, но не свободнее. В комнате правила темнота, даже несмотря на протянутую по потолку неоновую ленту, переключающуюся в любой цвет, какой только захочется. Темнота несмотря на раскрытые шторы и первую половину дня. Темнота несмотря на светлые обои. Денки казалось, что светло уже никогда не станет. Он смотрел в одну точку долго, безотрывно, практически не моргая. Слушая музыку, но не слыша её. Качался вперёд, затем назад, думая о том, как всё-таки сложна и неприятна жизнь. Как сильно ему не хочется её проживать. Абсолютная безысходность. Каминари знал, что настало время депрессивной фазы. Доктор Каяма объясняла ему что это значит, объясняла, что с этим нужно делать. Он должен был принимать таблетки. Много различных препаратов, помогающих справиться с различными симптомами его болезни. Должен был приходить к ней на приём хотя бы раз в неделю, но не появлялся даже раз в месяц. Не принимал свои таблетки. Думал, что может справиться с этим сам. Раньше ведь справлялся. Всегда справлялся, справится и сейчас, без всех этих бесполезных лекарств, которые нужно ещё правильно подобрать, пронаблюдать за их действием и его поведением. Нет уж, увольте. Он далеко не подопытный кролик. Он человек. Живой человек, которому иногда грустно, иногда весело. Всё нормально. Каминари в порядке. В дверь постучали громко и настойчиво, но он ничего не слышал из-за оглушающей музыки. Однако, даже если бы её не было, Денки всё равно не покинул бы своего угла, не открыл эту чёртову дверь и не столкнулся бы лицом к лицу с собственной матерью, которая практически наверняка уговаривала бы его принять таблетки. Ни за что. Куча мыслей роилась в голове, но в то же время она была абсолютна пуста. Он не думал ни о чём и обо всём сразу. Пытался сконцентрироваться на музыке, понять слова, увидеть маленькую историю в каждой песне. Одними губами шептал слова, глядя на коробку у комода, не в силах отвести от неё взгляд. Она будто притягивала, даже звала к себе и, как бы ни пытался, Каминари не мог перестать, не мог выкинуть из головы мысли о её содержимом. Где-то на подкорках сознания он слышал слабый голос, который умолял отвести взгляд, умолял перестать думать, умолял унести коробку в комнату к матери. Нет. Слишком просто. Сложнее вопрос: кто слабее? Каминари или его благоразумие? Музыка в наушниках затихла резко и неожиданно. Где-то под кроватью завибрировал телефон. Брать его в руки и смотреть на дисплей не хотелось совершенно, поэтому он просто ждал возобновления лирических текстов Three Days Grace, играющих к ряду уже несколько часов. Однако, прервав трель всего на пару секунд, телефон завибрировал снова. Денки достал его, потянув за провод наушников. На экране высветилось «Кай (пи)бара». Пришлось поднять трубку. — Йо, чувак. Ты дома? — Сэн тяжело дышал в трубку — возможно, курил. — Твоя мать не хочет пускать меня просто так или вы куда-то ушли? Каминари вздохнул, вытащил наушники из гнезда телефона и, не выбираясь из одеяла, поднялся с пола. — Слышишь меня, Каминари? — Ага, — он пытался отодвинуть кресло, чтобы протиснуться к двери и открыть её хоть на маленькую щёлочку, дабы выйти в коридор. Кайбара стоял у двери, зажав телефон плечом. — Что ты здесь делаешь? — Денки выглядел откровенно плохо. Волосы растрёпаны, под глазами синяки, на лице ни тени улыбки. — Приехал к тебе, а мать твоя не открывает, — Сэн улыбался вместо него. Так довольно, будто кот, объевшийся сметаны. — Или её нет? — Проходи, — Каминари отошёл, пропуская друга в квартиру. В коридоре показалась мать. — Какого чёрта ты не открывала дверь? — Не хочу, чтобы твои друзья были здесь, — она презрительно смотрела на Сэна, скрестив руки на груди. — Зачем ты пустил его, Денки? — он молчал. — Денки, милый, ты принимал лекарства? — выражение её лица мгновенно изменилось с презрительного на тревожный. — Как ты чувствуешь себя? Указав Кайбаре на узкий проход в собственную комнату, Каминари обернулся к матери, шагнул ближе и, практически оскалившись, заговорил, глядя ей в глаза: — Я пустил его, потому что он — мой друг. А ты не трогай меня, не подходи ко мне и не спрашивай ничего. Я сам разберусь со своим самочувствием, а ты не вмешивайся. Ясно? — его светло-карие глаза на свету казались жёлтыми, мечущими молниями. Он смотрел на свою мать и готов был вытолкнуть её в собственную комнату, лишь бы не мешала, лишь бы не мозолила глаза. Он помнил её ещё молодой. С длинными светлыми волосами, с широкой яркой улыбкой, тёплыми нежными руками. Тогда её комната не была уставлена кучей коробок с лекарствами, она не злоупотребляла ими. Тогда она держала маленького Денки за руку, выходила с ним на улицу, покупала ему сладкое, читала на ночь сказки. На все его синяки и ссадины звонко смеялась, наклеивая пластыри. После того, как не стало отца она изменилась. Длинные светлые волосы стали короткими и седыми, улыбка померкла, руки замерзли. Тревожность, паника, чрезмерная забота. На месте любви начала прорастать ненависть. И без того воспалённый разум матери воспалился ещё сильнее. В комнате, в кресле-мешке у компьютерного стола, сидел Кайбара и что-то печатал на телефоне. Он взглянул на Денки обеспокоенно, когда тот вошёл и закрыл за собой дверь. Указал взглядом на кресло и вопросительно изогнул бровь. — Ты в порядке? — Ага. — Почему кресло стоит у двери? — Кайбара достал из кармана пачку сигарет, пододвинул ближе пепельницу, стоящую на столе, и закурил. — Чтобы она не заходила, — Каминари обошёл преграду и, навалившись поясницей, отодвинул назад, вновь перекрывая проход. — Зачем ты пришёл? — Хотел рассказать кое-что, — Сэн затянулся, выжидающе смотря на друга. Тот молчал. — Ты звонил пару дней назад, помнишь? Денки, нахмурившись, кивнул. — Это когда ты параллельно трахался с Хагакурэ Тоору, которую бросил несколько месяцев назад, и которая нашла себе другого парня, так? — Каминари горько усмехнулся и, укутавшись в плед, взял из пачки Кайбары сигарету. — Да, чувак. Мне очень интересно послушать об этом. — Ты не понимаешь, — он стряхнул пепел и победно засмеялся, зарывшись в волосы свободной рукой. — Я трахнул бывшую и ничего не почувствовал, Денки. То есть. Я сам её бросил, потом сам скучал и думал, что не могу без неё. А теперь трахнул и меня отпустило, понимаешь? — Кайбара затягивался коротко и быстро, смеясь и мотая головой, будто сам не мог поверить в то, о чём говорил и в чём пытался убедить друга. — Я больше ничего не чувствую. И Денки понимал его. Понимал, потому что тоже ничего не чувствовал. — Минета бы гордился тем, что ты трахнул бывшую. Сэро, наверное, тоже, хотя он не такой конченый, — Каминари сел на пол, облокотившись спиной о бортик кровати. Выдавливать из себя слова и улыбки было сложно. — Монома, наверное, предложил бы это отметить. Ты не сказал им? — Нет. Минета, похоже, опять словил хорни-частицу и ушёл в загул, потому что до него не достучаться. Сэро может быть с ним, но это не точно. Монома решает важные дела по работе, ему было некогда со мной разговаривать. Ну, а Токоями… — он замолчал, выпуская дым из лёгких, затушил бычок о стеклянную поверхность и улыбнулся, — сам понимаешь. Каминари улыбнулся тоже, снова кивнул. Вместе, в один голос они произнесли: — Тсую. Они молчали с минуту, беззвучно смеясь в разные части комнаты. Денки заговорил первым, когда они оба докурили свои сигареты: — Хагакурэ говорила тебе что-нибудь о Кендо? — он смотрел в пол, но даже так понимал, что Кайбара вскинул брови, — от неё ничего не слышно уже несколько недель, — пояснил Каминари. — Я ничего не знаю, чувак. Мы трахались, а не болтали. Но недавно я видел пост у неё в соцсетях. Бледная, худая, с меткой где-то в соседнем городе. С очередной девчонкой, которая выглядит в разы хуже, чем она сама. Ей нужна та, которая её вытащит, а не затащит глубже, в самую жопу. Было заметно, что говорить об этом Кайбара не хотел, поэтому Каминари ничего не ответил. Закрыл глаза и представил, что он в наушниках, снова слушает свою оглушительную музыку. Снова находится в своей комнате в гордом одиночестве, танцует белый танец наедине со своими мыслями. — Бро, твоя мать что-то говорила про таблетки. Ты в норме? — Ага. Хочешь остаться на ночь? — Я думал мы сегодня на вечеринке в том клубе на набережной, нет? — он по-свойски брал чужие вещи, вертел в руках, ставил обратно, перемещался по всему периметру комнаты и делал всё, что ему вздумается. Денки не обращал абсолютно никакого внимания. Он покачал головой. Как ушёл Сэн Каминари уже не помнил. Не помнил, как отодвигал кресло, открывал входную дверь, улыбался на прощание. Не помнил, как снова встретился в коридоре с матерью, как она вцепилась в край его жёлтого пледа своими тонкими, прозрачными пальцами, не желая выпускать, умоляя поговорить с ней. Он забыл, как одёрнул и ударил её руки, как снова накричал на неё, доведя в очередной раз до слёз, как она, потянувшись к нему, осела на пол. Потолок был странный. Кривой и перекошенный, с мелкими трещинами и кое-где отваливающейся краской. Плакаты на стенах отходили, потому что скотч держал плохо. Жизнь тоже держала плохо, но всё же. Он сидел в углу, в своём любимом углу между стеной и кроватью, завернувшись в жёлтый плед, в глупых детских наушниках с Пикачу, подаренных ему друзьями на какой-то из праздников. Работали они отвратительно, звук был ужасен настолько, что от него быстро начинала болеть голова. Особенно если играли Three Days Grace. Сейчас барабанные перепонки рвала тишина.