***
В среду приехал Фумикаге. В деловых, зауженных брюках, рубашке с закатанными рукавами и волосами, убранными в хвост на затылке. Никакой толстой, тёмно-зелёной резинки, естественно, не было. Мать сама впустила его в квартиру, потому что он был единственным другом Каминари, которого она «одобряла», и постучала в комнату Денки три раза, сделав при этом небольшие промежутки. За дверью послышалось копошение, будто отодвинули огромную сумку, стоящую прямо на самом проходе. Денки, уставший и осунувшийся, приоткрыл дверь. Вообще-то он лежал в своём голубом кресле-мешке и пялился на светлые следы от плакатов, которые остались на обоях. Каминари снял их все, потому что так проще, чем вешать всё обратно, лепить на скотч, стараться. Единственное, над чем он согласен был бы постараться — выйти из комнаты. В целом, он просто терпеливо ждал, когда закончится эта фаза и начнётся новая, в которую можно было бы жить. Пусть не так идеально, как хотелось бы. Да и хотелось ли? Само ощущение было странным. Шторы, которые Денки предпочитал не трогать вообще, сейчас были плотно задвинуты, любимые плакаты сорваны с явной яростью. Фумикаге выгнул бровь, вопросительно глядя на друга. Каминари молча сел обратно в мешок. Токоями присел на край кровати, переплёл пальцы в замок и упёрся локтями в колени. Прошло больше минуты, прежде чем он решился завести разговор. — Кайбара сказал всем, что ты заболел, но дело в чём-то ещё? Ты явно не в порядке, Каминари. — Спасибо, что заметил, Фуми, — усмешка, какая-то отчаянная. Жалкая, не похожая на его обычные усмешки. — Я серьёзно. Думаешь, никто ничего не замечает? С тобой что-то происходит и скрывать это смысла нет. Понимаешь, Денки? — он смотрел в одну единственную точку на потолке, практически не дышал. Тишина давила, резала слух. — Нет, всё нормально. Я в норме, окей? — единственное, на что хватило сил — перевести взгляд. Вот только смотрел он устало и совершенно потеряно. — Можем затусить завтра или послезавтра. Как тебе идея? Я как раз поправлюсь к тому времени. Буду как огурчик. Живее всех живых. Хах? — Каминари не излучал ничего кроме жалости. И жалость эта была отвратительной, мерзкой, липнущей холодными пальцами прямо к горлу. Токоями злился. Он сжал зубы и кулаки, прикрыл глаза на пару секунд. — Ты не хочешь ничего мне сказать? Денки покачал головой. — Прокатимся? В машине было холодно из-за работающего кондиционера. На улице погода не выглядела лучше: пасмурно, хмуро, сыро. Вот-вот должен был начаться дождь. Сильный ветер трепал листву и одежду, предназначенную для более холодного времени года. Токоями было странно, что Денки напялил на себя плотные джоггеры и тёплую худи, потому что, по его мнению, на улице всё же было не настолько холодно. Однако, делать другу замечание он не стал. Лишь похлопал его по плечу и получил в ответ слабую, тусклую полуулыбку, которая, в последнее время, стала появляться на его лице всё чаще и чаще. Токоями не мог простить себе того, что не знал и не пытался разобраться в, отчего-то ставшей странной, жизни Каминари. Он искренне чувствовал себя виноватым. Чувствовал, что что-то не так, что должен помочь хотя бы как-то, что Кайбара, раздосадованный после встречи — плохой, очень плохой знак. Как подтверждение то, что он сказал о Хагакуре лишь раз, да и то кстати. Это вообще не его стиль. Токоями Фумикаге никогда не был глупым и недалёким человеком. Друзья всегда обращались к нему за советом, всегда делились своими проблемами и в целом безумно ценили любую помощь с его стороны. Но не Денки. У него, как будто бы, никогда не было никаких проблем. Кроме матери, которая, видимо, свихнулась от нервов. Но он всегда держал себя бодрячком, всегда смеялся, улыбался и дико, временами просто ужасно, тупил. Они привыкли к нему. А потом, почти два года назад, что-то в нём как будто сломалось. Он часто стал подвисать, часто стал сидеть в одиночестве, раньше уходить и шататься по городу до утра, в полной тишине, нарушаемой только звуками ночного города. Это длилось недолго и, в конце концов, нормальный Каминари возвращался обратно. На какое-то время. Он немного изучал психологию, косвенно касался психиатрии и плотно, очень плотно сидел на мемах. Подозрение о том, что Каминари Денки страдает депрессией поселилось в его голове давно, но лишь сейчас он готов был об этом поговорить. Они ехали куда глаза глядят. Просто мчали по свободным магистралям, рассекая неугомонный ветер и хлынувший, словно из ведра, дождь. В колонках почему-то играл лоу-фай вперемешку с успокаивающим инди. Возможно, это были Daughter, которых они с Сэро на троих слушали после школы. Хорошие были времена. Да и сейчас тоже. Каминари думал о том, что погода как нельзя кстати подходит его настроению, да и состоянию в целом. Музыка, соответственно, тоже. Он не спешил заговаривать с Токоями, да и не хотел вообще. Он, если честно, совсем не понимал зачем и почему с ним поехал. Ему хотелось обратно домой, в кресло-мешок или любимый угол за кроватью, вставить в уши паршивые наушники с вечно улыбающимся покемоном и слушать по сотому, тысячному кругу один и тот же плей-лист, не имеющий названия, собиравшийся годами. Каминари знал наизусть все песни без исключения, но Daughter, почему-то, вызывали у него отторжение. Под них захотелось вскрыть вены. Краем взгляда Токоями заметил практически бесшумные, невидимые метания Денки и нахмурился, крепче сжимая пальцы на руле своей серебристо-чёрной хонды. Сам Каминари будто бы стал каким-то бесцветным, совершенно безжизненным, огонь в глазах и сердце будто бы погас из-за бесконечных дождей и холодных ветров. -Хочешь кофе? — спросил Токоями, когда они, спустя какое-то время, остановились на светофоре. Денки, хоть и заторможенно, всё же кивнул в ответ. Токоями снова положил руку ему на плечо и тепло улыбнулся, пытаясь согреть хоть немного, дать хотя бы капельку тепла и поддержки. -Сейчас заедем и можно вырулить на пляж, если хочешь. -Только не море, — Каминари отчего-то напрягся: сжал кулаки, заёрзал на пассажирском, скривил лицо. Странно, потому что, вообще-то, он любил море. В этот раз кивнул уже Токоями. Через три минуты он скрылся в тёплой, уютной кофейне. Денки, вышедший покурить, скрылся за поворотом и ушёл, накинув на голову серый капюшон своей тёплой худи. Ему не хотелось оставаться, о чём-то говорить, что-то слушать. Он просто хотел остаться один, ему нужно было подумать, словно десятка дней в одиночестве было совершенно недостаточно для всех тех удушающих, тянущих на дно мыслей и идей. Словно Каминари ещё не насытился ненавистью к самому себе. Он бродил по дворам. Отчего-то так было уютнее и спокойнее. Возможно потому что Токоями вряд ли смог бы зарулить сюда, да и не подумал о том, что Денки ходит именно в этих местах. Денки предпочёл бы не идти, а просто лечь на асфальт и раствориться в прохладных каплях дождя, бьющих с невероятной силой по лицу из-за бесконечного ветра, утечь по водостокам и просто исчезнуть. Он думал об этом. В последнее время слишком много. Порой от таких мыслей становилось по-настоящему страшно, даже жутко. Но одновременно виделось лучшим решением, лучшим выходом из всего. Возможно, ему действительно стоило пить таблетки. Действительно стоило стать подопытным, отдать себя на исследование во имя науки. Нет, никогда. В кенгурятнике лежал кошелёк с какой-то не особо крупной суммой денег. На билет в один конец хватить должно. Каминари всерьёз думал над тем, чтобы куда-нибудь уехать. Не важно каким будет это место, не важно что там будет. Не важно кто, лишь бы уехать и никого больше не видеть, никого не знать. Чтобы никто не знал и не видел его. Можно даже добраться до леса самоубийц. А дальше будет видно. Если останется кому видеть. Он продолжал идти, полностью погружённый в свои мысли и разочарования, проходя поворот за поворотом, пока, наконец, не остановился у знакомого места. В окнах горел свет. Ещё бы — время закрытия пока не подошло. На диване сидел Хитоши Шинсо, играл с котёнком лазерной указкой и улыбался одним лишь уголком губ. На нём была та же худи, что и на Каминари, но рукава её были закатаны по локоть. Рядом с ним сидела девочка, лет двенадцати на вид, с необычными, совсем белыми волосами. Чёрный кот сидел на её худых коленках, ластился к рукам, пока она сама смотрела на Шинсо своими огромными детскими глазами и невероятно широко и искренне улыбалась. Денки завидовал. Он тоже хотел сидеть там, по ту сторону, хотел улыбаться и смеяться, хотел, чтобы странный парень сидел рядом и говорил о чём-то. «Тебе всё-таки не пятнадцать и ты, блять, далеко не школьница.» Точно. Денки совершенно из иного мира. Странно вообще, что их дороги пересеклись, да и можно ли было назвать такое пересечением дорог? Это, конечно, сильно вряд ли. Просто Каминари приставучий. Очень. Увязался зачем-то, зачем-то хотел общаться, хотя недостатка в общении не испытывал. Вопросов в тысячу раз больше, чем ответов и это доставляло невероятное беспокойство и без того воспалённому разуму Денки. Он чувствовал невероятную пустоту и усталость. Шинсо был по ту сторону стекла, но как будто в совершенно другом мире, другом измерении, в котором Каминари Денки был всего лишь чужим и пустым неигровым персонажем. Эри звонко смеялась, держа, наверное, самого ласкового кота на своих коленях. Он тихо мурлыкал, устроив голову на мягких чёрных лапках. Её глаза светились счастьем и радостью. Эри росла, но всё ещё оставалась маленьким, невинным и до ужаса наивным ребёнком. Шинсо хотелось бы, чтобы она никогда не менялась и всегда оставалась такой: доброй, милой и чистой. Он, в свою очередь, сделал бы для этого всё, спрятал её от всего плохого и тёмного, от всего жестокого. Только вот это неправильно. Чем дольше его сестра могла бы остаться ребёнком, тем сложнее ей было бы во взрослой жизни. Это невероятно сильно печалило его. Иногда, реже чем им обоим хотелось, Эри приезжала к Шинсо на выходные, он водил её гулять, водил в своё кафе, где они играли с котами, прямо как сейчас. Он кормил её пирожными и яблоками в карамели, которые она любила до безумия. Прямо как они с отцом любили её саму. Сейчас перед Эри стоял шоколадный торт, но съела она всего кусочек. Котики полностью поглотили внимание девочки. Шинсо водил по полу лазерной указкой, когда почувствовал как по спине пробежал холодок. В его сторону будто бы был устремлён тяжёлый, уставший и даже сожалеющий взгляд. Он провёл языком по нижней губе, зацепился за серёжку, поднял голову на Аояму и Сато. Они, улыбаясь, следили за его сестрой. Когда Шинсо обернулся и взглянул в окно, его словно ударило током. Практически две недели они не виделись, и Хитоши уже решил, что больше никогда не увидит Каминари, но прямо сейчас он был здесь. Стоял у окна, под дождём, насквозь мокрый, в точно такой же худи, как и на Шинсо, вымученно улыбался и махал рукой в каком-то вялом, будто измученном приветствии. Шинсо даже не был уверен в том, что это действительно Каминари, а не его собственное отражение, однако чёрная, чуть выцветшая, молния в светлых волосах прямо кричала о том, что сейчас, там, под дождём, стоял погаснувший Каминари, и он не мог попросить о помощи, потому что сам не понимал, что она ему нужна. Хитоши почему-то хотелось кинуться на улицу, в этот чертовски сильный ливень, снять с себя худи и укрыть его уже мокрую голову, завести к себе домой, напоить горячим чаем и узнать в чём дело. Нет, сейчас на улице определённо точно стоял не Каминари. Точнее, физически это, конечно, был он, но что-то в нём изменилось. Улыбка померкла, на губах играло лишь какое-то жалкое её подобие, глаза перестали светиться любопытством и любовью ко всему окружающему, на его плечи будто упала вся тяжесть бренной жизни, которую до этого он не замечал, которую игнорировал. Шинсо не понимал откуда в его душе за короткий промежуток времени собрался отвратительный, мерзкий сгусток жалости и желания помочь. Каминари просто приставучий идиот, какого чёрта он должен помогать человеку, от которого мечтал избавиться и почти получил то, чего хотел? Вот только почему от этого взгляда так ломает все внутренности? Пока Шинсо неподвижно и обеспокоенно смотрел в окно, Каминари, погруженный в свои мысли, скрылся за углом. Заметив это, Хитоши отложил лазерную указку и резко встал, обратив на себя внимание присутствующих. -В чём дело? — Эри выглядела обеспокоенной. Сато и Аояма переглянулись, одновременно бросив взгляды в сторону окна, в которое до этого смотрел Шинсо. Абсолютно синхронно они пожали плечами, отвечая таким образом, что сами ничего не поняли. Шинсо выбежал на улицу, оставив всё на свете здесь, в маленьком, уютном кафе. Почему-то единственным, что волновало его в данный момент был странный Каминари, который ошивался тут несколько недель, а потом внезапно испарился после их дурацкой посиделки в баре. Которая, если честно, была не так уж и плоха, по мнению Шинсо. На улице ещё светло, но практически чёрные тучи делали своё дело — света было не то чтобы много. Шинсо вымок до нитки практически сразу, его красные конверсы мерзко хлюпали, когда он шаг за шагом преодолевал расстояние, как ему казалось, между ним и Каминари. Он пробегал дома и магазины, пробегал людей под зонтами, иногда сталкиваясь и кланяясь в извинении, пробегал светофоры и перекрёстки. Однако, как бы долго он не бежал, Каминари будто испарился, словно никогда не стоял промокший до нитки под проливным дождём около его кафе, будто никогда не махал ему рукой, кривя лицо в жалком подобии улыбки. Будто никогда невербально не просил его о помощи. Хитоши даже не думал о том, почему бездумно выбежал, почему продолжал бежать и, что самое главное, почему вообще принял и понял сигнал, о котором не догадывался даже сам отправитель. Когда Шинсо понял, что бежит уже достаточно долго, он остановился. Похлопал себя по карманам и вскинул голову к небу, подставляя лицо крупным каплям. Телефон, кошелёк и сигареты остались лежать на диванчике в кафе. Если бы Каминари Денки был чуточку внимательнее и увереннее, то обязательно заметил бы, как Шинсо Хитоши выбежал из кафе и направился в ту же сторону, в которую изначально завернул он сам. Но его голова слишком сильно была забита мыслями о побеге из этого города, поэтому, совершенно не спеша, Денки брёл в сторону вокзала. Он был преисполнен решимости покинуть это место и оставить свои воспоминания кому-то ещё, кому-то другому, кто не является им самим.***
Людей на вокзале было немного, но много кто в глубине души мечтал поскорее уехать из этого города. Денки прекрасно это понимал, потому что мать сотни раз грозилась увезти его отсюда, но «полезный морской воздух и знакомая обстановка» как будто бы куда лучше нового места, новой жизни, даже новых друзей. Нужны ли ему новые друзья? Он любил своих всем сердцем, но почему-то сейчас их наличие в его жизни совершенно не выбивало из головы мыслей об уезде. Каминари не знал, что ему делать после того, как он окажется неизвестно где. Он даже не придумал конечный пункт своей поездки. Мест для самоубийства, естественно, было предостаточно даже в его городе, ехать куда-то было не обязательно, но ему так хотелось. Он чувствовал в этом необходимость.Хотел, чтобы его никто не знал, чтобы никто не нашёл, чтобы, в случае чего, его не смогли опознать, потому что он бы сжёг свои документы сразу по приезде, удалил бы все контакты с телефона, все файлы и, по возможности, избавился бы и от него тоже. Дождь ещё не закончился, но уже стал слабее. Денки насквозь промок, по холодным лужам хлюпали любимые вансы. Было холодно и он весь дрожал. Девушка в билетной кассе охотно пробила ему билет на автобус в пятый по алфавиту город «Н». Каминари даже не знал где такой находится, но он собирался отправиться туда в четыре сорок восемь утра по местному времени. Не знал, есть ли там поблизости море, чтобы попрощаться с ним, не знал, окружает ли эту местность лес или отвесные скалы. В любом случае, он придумает что-нибудь. Пути назад не было. Вот только. Он ужасно замёрз, практически не чувствовал рук и ног, а ещё забыл в квартире дурацкие наушники с покемоном. Денег не осталось. Сигарет не было тоже. Каминари решил вернуться домой. Может быть, на всякий случай, даже написать записку для матери. К тому моменту, как Денки добрался домой дождь уже закончился, но с его волос и одежды капали крупные, холодные капли. Он все так же почти ничего не чувствовал. Даже жуткую усталость и сильный холод. Лишь невыносимое желание затянуться сигаретой и… Может быть увидеть растрепанные фиолетовые волосы? Сэро сидел прямо возле его входной двери. В банке из-под кофе, которая была абсолютно пустой, набралась целая куча окурков. Некоторые из них даже не стлели до конца. По всей видимости, Сэро не прекращал курить всё то время, что сидел здесь. Выглядел он очень взволновано: чёрные волосы в спешке собраны в высокий хвост, брови сдвинуты к переносице, само лицо имело какой-то хмурый вид, что совсем не было свойственно Ханте. Плечи его толстовки были мокрыми от дождя, джинсы промокли тоже, очевидно, что и кроссовки не доставляли комфорта. Он затянулся в последний раз, затушил бычок о край кофейной банки и медленно встал, выпуская густые клубы табачного дыма. — Ты совсем дурак или так, по приколу? — Да у меня вся жизнь по приколу, Ханта, ты же знаешь. Каминари улыбался всё так же жалко и вымученно. Ноги практически не держали его, было видно, что стоял он с трудом, даже пошатывался. Сэро смотрел на него в упор долгих пять секунд, а после, преодолев расстояние парой шагов, обнял Денки за плечи, прижал к себе и облегчённо выдохнул, мягко улыбаясь. — Мы волновались за тебя. Придурок, Денки, мы так переживали, когда позвонил Фуми и сказал, что ты буквально сбежал от него ни с того, ни с сего. В чём дело? Ему совсем не хотелось отвечать. На это не было сил. Их не было даже на то, чтобы поддержать тусклую, фальшивую улыбку. — Слушай, Пикачу, ты мокрый насквозь, весь дрожишь и стоишь прямо на ветру. Пойдём-ка домой. Я останусь у тебя на ночь, чтобы ты больше не думал никуда свалить. Ясно? Под горячей водой ему почти стало хорошо. Сэро запустил стиралку с их вещами, переоделся в сухое и домашнее, успокоил его мать, несмотря на то, что она выгоняла его практически с кулаками. Сэро привык к такому её отношению. Никто из них не знал и не понимал почему мать Каминари ненавидела их всех за исключением Токоями. Токоями вообще нравился всем, потому что на его лице было написано, что он надёжный и ответственный человек, любящий своих друзей, заботящийся о них. Он был им всем лучшей матерью. Именно поэтому он написал в общий чат, даже позвонил, практически в панике сообщая о том, что Денки сбежал прямо у него из-под носа. Они ведь не зря лучшие друзья? Все бросили свои дела. Важные и не очень. Парни сидели в тишине, забравшись на кровать с ногами и укрывшись каждый своим пледом, пили горячий чай. Денки всё порывался встать, выйти из комнаты, постоянно пялился на часы или экран телефона, который, почему-то не снимал с зарядки, несмотря на то, что батарея давно была полной. Когда время перевалило заполночь Каминари успокоился. Он обнимал колени руками, смотрел в одну точку, качался из стороны в сторону, иногда мычал что-то. Пару раз попросил у Сэро сигарет, но курение кончалось парой затяжек и кучей пепла на полу у кровати. Его мать наверняка закатит истерику, когда зайдёт сюда. А она зайдёт, даже несмотря на то, что Каминари запрещал ей это делать. Сэро рассказывал о чём-то, но Каминари не слушал. Всё так же пялился в одну точку, иногда подолгу не моргая, иногда отворачиваясь вовсе. Отвечал он лишь изредка. К пяти утра голова Денки упала на подушку, он уснул. Ханта перебрался в кресло у двери, решив, что это будет самым верным вариантом. Он следил за спящим другом ещё около часа, но после уснул и сам, уже не переживая за новую попытку побега. Утро началось с грохота. Сэро даже не понял где находился и почему так болела шея, но когда три священные секунды истекли, вспомнил, что ночевал сегодня в квартире Каминари, который, к слову, собрав отросшие на затылке волосы в небольшой хвост и заправив челку заколками, стоял на своей собственной кровати, держа в руках плакат с The Neighbourhood. По перепонкам била альтернатива, и Сэро вообще не понял как не проснулся от музыки, но проснулся от того, что на пол упал стеклянный подсвечник, которых в этой комнате было навалом. Каминари качал головой в ритм музыке, даже подпевал. Ханта подозрительно прищурился, мотнул головой, протёр заспанные глаза указательным и большим пальцами и кашлянул, привлекая к себе внимание. — О, Сэро! — лицо Денки сияло радостью, он улыбался широко, радостно, лучезарно. Так, будто вчера не был потухшим, практически погибшим. — Доброе утро! Я хотел завтрак приготовить, но ты перекрыл мне выход, придурок. — Это я-то придурок? Уж не ты ли вчера всех на уши поднял? Он всё ещё улыбался. — Прости за беспокойство, Сэро-бро. Что хочешь на завтрак? — следующим был плакат Брендона Ури, который всегда висел где-то за шкафом, чтобы парни меньше ржали и прикалывались по этому поводу. Теперь Денки вешал его на самом видном месте. — Мне кажется стопку водки, — не моргая, он смотрел на друга. Если бы кто-то увидел Сэро со стороны, то определённо точно сказал бы: он в шоке. Даже не так. Он ахуел. — Что с тобой происходит? — Я хочу тусоваться, бро. Поедем сегодня в клуб?***
Голова Каминари — полноценный склад бредовых идей. Особенно, если эта голова ещё и пьяная. Он, вообще-то, не пил после того случая в баре, но этот вечер обнулил счетчик времени. Денки был в хлам. Он вис на плече у Сэро, смеялся над крупными завитками волос Минеты, выкрикивал что-то в сторону Токоями, Мономы и Кайбары, то и дело посылая им сердечки из пальцев наравне с воздушными поцелуями. Смеялись все кроме Минеты: он этот «голубой кружок» совершенно не одобрял, несмотря на то, что его одобрения, вообще-то, никто не спрашивал. Их стол постоянно был полон. Различные бутылки с алкоголем быстро кончались и заменялись новыми. Тсую, которую Токоями, наконец, представил всем как свою девушку, позаботилась об этом. Рядом с ней сидели её подруги Урарака и Яойорозу. Милые скромные девушки, непонятно что забывшие в этом пристанище алкоголиков. Сэро с Кайбарой были уверены — если бы не привязанность и любовь к друзьям, Токоями тоже уже давно бы здесь не тусовался. Оказывается, девушки учились на втором курсе университета, по направлению ветеринария. Тсую обожала лягушек и препарировала их лучше всех на потоке, дома у неё жило несколько видов квакш. Почему-то это знание складывалось в идеальную картину: Токоями с его вороном и Тсую с лягушками. Они оба помешанные кретины, но так идеально и как-то даже правильно сочетающиеся друг с другом. Урарака приглянулась Кайбаре сразу. После слов о том, что она подрабатывает тренером рукопашного боя — ещё сильнее. Он буквально не мог отлипнуть от неё, поглощая стопку за стопкой, задавая различные вопросы и то и дело кидая шутки про то, что хочет на ней жениться. Урараку такие новости не сказать чтобы радовали. Яойорозу повезло меньше всех. Рядом с ней сидел Минета. Потягивая свой излюбленный виски, он пялился на её декольте, постоянно пытаясь завести разговор, однако Момо совершенно не обращала на него внимания, отвечая на вопросы других парней. Оказывается, эта милая девушка из обеспеченной семьи самостоятельно зарабатывала на жизнь, делая пирсинг. Каминари, до этого разглядывающий фотки лягушек на телефоне Тсую, оживлённо вклинился в разговор. Его пьяная голова не придумала ничего лучше, чем попросить Яойорозу вот прямо сейчас сделать ему пирсинг языка, если у неё есть все необходимые инструменты. А они, как назло, были. Она, отнекиваясь, махала руками, попутно стараясь увернуться от загребущих рук Минеты, так и тянущихся к её талии. Токоями, как мог, пытался успокоить друга. В конечном итоге Момо сдалась. В какой-то недогримёрке она готовилась проделать дырку в языке Каминари, всё ещё надеясь убедить того, что делать прокол в пьяном состоянии, в совершенно не стерильном помещении не самая хорошая идея, но разве он послушал бы? Денки трясло от нетерпения, взгляд немного мутило от большого количества выпитого алкоголя, но он предвкушал свою крутость с металлическим шариком на языке, не обращая совершенно никакого внимания на большую толстую иглу, щипцы и штангу, которая вот-вот должна была занять место в его языке. Если бы не громкая музыка и выбивающие мозг басы, крик Каминари распугал бы всех на расстоянии километра. Хоть Яомомо, как он её прозвал, и старалась успокоить его, уговаривая, что это совсем не больно, заткнуться он не мог. Через час Каминари, с опухшим языком, и Токоями, с опухшей головой, стояли на улице и курили. Фумикаге о многом нужно было поговорить со своим другом, но, честно говоря, он совершенно не знал с чего и как стоит начать разговор. «Если тебе плохо ты всегда можешь поговорить с нами»? Нет, это он и так знает, но никогда не говорит. «Ты был у врача?» Так себе вопрос, честно говоря. Можно только спугнуть. — Никогда больше не делай так, Денки, — выронив сигарету, Токоями протянул к другу руки и крепко обнял его. — Идиот, ты бы знал, как я за тебя испугался, когда вышел из той кофейни, а потом даже не смог дозвониться. На улице ливень, ты был до ужаса помятый и бесцветный. Пожалуйста, не… — Фуми, я хотел уехать. Представляешь, даже купил билет на последние деньги, но как придурок решил вернуться за наушниками и деньгами на сигареты. — Как же нам повезло, что ты такой придурок, — Токоями усмехнулся и сделал шаг назад. — Расскажешь почему хотел уехать? — Банально — мне было херово. Знаешь, — он затянулся и сделал медленный выдох. — Шинсо постоянно мне снится. Я пытался общаться с ним, хотел хоть немного сблизиться. Сам только не знаю зачем и почему, но меня тянет. Понимаешь? Но Токоями не понимал, как бы ему не хотелось. При чём тут бариста, как он вообще связан с таким состоянием его друга? — Подожди, Каминари. — А что ждать? Я видел его вчера. Видел, что он из совершенно другого мира, у меня бы никогда не вышло быть даже его знакомым. Я просто надоедливая прилипала, я вёл себя как влюблённая школьница, хотя я даже не влюблён. В его мире мне нет места и, сам не знаю почему, но меня это ужасно огорчает. Что мне делать, Токоями? Он не успел ответить, потому что открылась дверь и из клуба вывалились Минета с Мономой. Они буквально вывалились, потому что второй висел на плече у первого и порывался уткнуться носом за ухо. Минета дико верещал, в промежутках выкрикивая чересчур высокое «пидарас». Каминари, залившись смехом, привлёк всё внимание на себя. Друзья радостно улыбнулись. Монома укусил Минету за мочку уха, за что получил по рёбрам. Токоями только покачал головой, не прекращая улыбаться. Денки почувствовал, что вернулся домой.***
Рабочая смена от открытия до закрытия, особенно в будний день, особенно в период отсутствия клиентов — самый ужасный рабочий день который только можно себе представить. Но он может стать хуже, если в игру вступит плохое самочувствие, идущее с бонусом в виде бессонной ночи. Горячий чай и литры кофе совсем не помогали согреться, тёплые коты мяукали как-то раздражающе и видеть их не хотелось. Спать не хотелось тоже, а где-то под ложечкой неприятно сосало гнетущее чувство тревоги, готовое в любой момент перерасти в самую настоящую панику. Сегодня за окном было намного лучше, чем вчера: ярко-жёлтый солнечный диск опускался за горизонт, окрашивая небо и облака в оранжевые и розовые тона. Должно было быть теплее, но теплее не было, лишь ужасный озноб пробирал всё тело. Сато уже четыре раза предлагал Шинсо уйти домой, но тот всё отнекивался, называя какие-то аргументы себе под нос. В итоге так никуда и не ушёл. В колонках, одновременно грустно и драйвово, играла «summer depression» в исполнении girl in red, и Сато тихо, как мог, подпевал. Шинсо знал, что в последнее время Мина слушала только эту исполнительницу. Не удивительно, что и Сато включил её в свой плей-лист. Пела она красиво, завораживающе и даже как-то успокаивающе. Шинсо нравилось. Возможно, он заболевал. Вчерашняя пробежка под дождём, а после ещё и проводы младшей сестры домой давали свои плоды. Шинсо чувствовал себя отвратительно и почти не разговаривал. Сато старался не беспокоить его, не прерывать любые мыслительные процессы, вечно протекающие в этой светлой голове. А прерывать там было что. Хитоши всё никак не мог прекратить думать о вчерашнем дне. О промокшем насквозь Каминари, о его грустной, потухшей улыбке, о приветственном жесте по ту сторону стекла, будто через границу иного мира. А ведь точно. Их миры совершенно различны между собой. Мир Каминари намного интереснее, красочнее, насыщеннее. Дружелюбнее? Определённо. Каминари не знает что такое проблемы, ответственность, по-настоящему взрослая жизнь. Он застрял в тусовках, застрял в веселье. Наслаждался жизнью, не зная проблем. Именно так думал Шинсо, и даже не стыдился этих своих мыслей. Он прекрасно осознавал, что Каминари раздражал его, что он не хотел бы сближаться с ним, не хотел бы бегать за ним под дождём, а после ещё и болеть. Но почему тогда он чувствовал невероятное притяжение? — Не хочешь сходить в клуб? — Чего? — Повеселиться, выпить. Нормально отдохнуть, в конце концов, — Рикидо смотрел на друга как на идиота, в голове перебирая различные плюсы похода в клуб после долгой рабочей смены. — Давай, хули нет-то, — Шинсо пожал плечами, а затем перевёл взгляд на часы. — Вот именно. Хули нет, — Сато кивнул. — Пора закрываться? На этот раз кивнул Шинсо. Он поднялся со своего места, сделал пару шагов до двери и закрыл кафе изнутри. Ближе к ночи появились новые люди. Впервые за долгое время все они увидели Кендо. Бледная, замученная, с огромными синяками под глазами, в длинной толстовке, прячущей болезненную худобу вместе с очевидными следами на венах. Девушка рядом с ней ничуть не лучше. Они держались за руки, переплетая тонкие паучьи пальцы. Спутница Кендо была под кайфом, как и сама Ицука, но это совершенно не портило её миловидную внешность. Удлинённое чёрное каре выглядело безумно красиво. В сочетании с бледным худым лицом вызывало ощущение, будто девушка настоящая аристократка, сбежавшая ради бунта от богачей-родителей, чтобы ощутить на вкус самое дно человеческой жизни. Только вот на деле никакой аристократии, никакой романтики. Сплошная боль, грязь, отягчающие граммы порошка, дурманящие разноцветные конфеты, косяки с сомнительным содержимым. Обе они угасали, и не нужно быть гением, чтобы понимать — девушки сидят на наркоте, и сидят плотно. Было ли вообще время, чтобы обернуть их зависимость вспять? Кендо была почти счастлива, но на её шее отчётливо виднелись алеющие кровоподтеки в форме пальцев. Если приглядеться, можно было увидеть, как сильно незнакомка сжимала её руку, как вцепилась ногтями в тонкую, бледную кожу и как побелели костяшки её пальцев. Но Ицука улыбалась. Улыбалась потому что, наконец, видела своих друзей, могла поговорить с ними, обнять и выпустить тяжёлую руку из своей ладони. Первым к ней побежал Каминари. Крепко обняв девушку, он понял, что обнимать ему, в общем-то, нечего. То есть. От Кендо остался только хрупкий скелет, обтянутый тонкой оболочкой практически прозрачной кожи. Она была холодной и вблизи выглядела только хуже. Рыжие волосы потеряли свой блеск, их как будто стало в два раза меньше, они стали в два раза короче. Кендо вжалась в объятия Каминари, словно в тёплое пуховое одеяло. Он чувствовал как сильно её трясло, но ещё ярче чувствовал необходимость в таких объятиях. Девушка, с которой пришла Кендо, пренебрежительно оглядывала Денки с ног до головы. — Боги, Ицука, ты… — Ты, блять, выглядишь как Шиозаки в… — Как Шиозаки в её последние дни, ага. Я в курсе, — Кендо засмеялась, но ей было совершенно не весело. Подошедшему Минете весело не было тоже, он лишь покачал головой и обнял Кендо так же, как и Каминари. Девушка улыбнулась, прижавшись к груди парня. — Я так скучала по вам, ребята. Сэро, Кайбара, Монома и Токоями подошли следом. Кендо обняла каждого по очереди, и каждый заметил то, как сильно она уменьшилась с их последней встречи. — Мы тоже скучали. Я пытался разыскать тебя, но ты как будто испарилась, — противно шепелявя с непривычки, сказал Каминари. — Смотрю у тебя новая подружка, — Минете, как и всегда, было плевать кто, с кем и о чём говорит, потому что в любой момент он готов был перебить и перевести тему ради своего собственного интереса. — Ты нас познакомишь? Темноволосая девушка стояла чуть поодаль, скрестив на груди руки. Она смотрела только на Кендо, удостоив её друзей лишь презрительным взглядом исподлобья. Ицука, кивнув, подошла к своей спутнице, взяла её под локоть и улыбнулась снова. Так ярко, как только смогла. — Это Юи Кодай, моя девушка. Разумеется, она ожидала, что её девушка приглянётся её друзьям, но в ответ на представление руку протянул только Токоями, да и то скорее из вежливости. К нему подошла Тсую, которая никак не могла понять почему вдруг все ребята, три минуты назад бывшие такими весёлыми сейчас стояли мрачнее тучи. — Токоями Фумикаге. Очень приятно познакомиться, Кодай. Пожалуйста, позаботься о нашей Кендо, — он улыбнулся, из вежливости, а девушка даже не подумала протянуть руку в ответ или улыбнуться. Тоже из вежливости. — Позаботиться она, как же, — выдал Минета, не менее презрительно разглядывая девушку. — Лишь бы не угробила. — Минета… — глаза Кендо округлились, Кодай грубо дёрнула её за руку. — Меня зовут Тсую Асуи. Мы с Токоями встречаемся. Я много слышала о тебе, Кендо, поэтому очень рада познакомиться. Как и с тобой, Кодай, — на передний план вышла Тсую. Она искренне улыбнулась девушкам и переняла на себя всё внимание. — Не хотите присоединиться к нам? Кендо почти умоляюще смотрела на свою девушку, пока та снова крепко сжимала её ладонь в тиски. Всем было понятно, что Юи Кодай ужасная садистка, а Ицука Кендо ничего не может с этим поделать, не может сказать ей «нет». В конечном итоге, она согласилась, и они обе присоединились к их скромной компании. Как бы странно это не выглядело, но между собой девушки ладили неплохо. В курилке Монома выразил своё мнение, сказав, что девушка Кендо жуткая сексистка и мужененавистница. Минета попросил его говорить на нормальном языке, Сэро выставил Минету жутким тупицей. Кайбара и Каминари молча курили, не желая комментировать ситуацию вовсе. Однако, сделав последнюю затяжку, Каминари всё же сдался. — Нет, вы видели вообще? Она вот-вот умрёт от любого движения. А эта Юи? Она её пополам сломать может, лишь держа за руку, — тряхнув руками, он уставился на Сэро, единственного, кто вообще смотрел на него, — нет, бро. Скажи, разве я не прав? Нужно что-то с этим делать. — А что мы можем? — Сэро тоже сделал последнюю затяжку, после передал остатки косяка Мономе. — Пойдём и скажем: «слушай, Кендо, твоя девушка нам не понравилась, поэтому мы должны тебя забрать»? Слушай, да откуда ты знаешь что там у них в отношениях происходит и как себя чувствует Кендо? — Плохо. Она себя чувствует плохо и у неё это написано на лице. Неужели ты не видел? — Денки, ты не прав. А вот Ханта прав, — убрав руки в карманы своих широких брюк, Кайбара тоже вмешался в разговор, — мы не можем вмешиваться в их отношения. Но можем поговорить с Кендо и сказать ей, что если она чувствует себя плохо, то должна уйти; если ей нужна наша помощь — она может о ней попросить и мы всегда поможем, — он посмотрел на плохо соображающего Каминари и покачал головой. — Улавливаешь разницу? Денки кивнул. Спустя всего несколько минут парни решили вернуться в клуб. За столом сидели девушки в компании Токоями. Все, кроме Кендо и Яойорозу, которые, как оказалось, ушли танцевать. На лице Кодай было написано всё, что она думала по этому поводу, однако уходить она не спешила — Урарака занимала её разговорами. К ним сразу вклинился Монома: этот парень мог зацепиться за что угодно, но так же он мог расположить к себе даже самого недружелюбного человека. Музыка была очень громкой и очень завлекающей. Пьяный Каминари перестал думать о любых проблемах, не важно чьими они были, его собственными или его друзей. Он хотел в самую середину танцпола или, ещё лучше, куда повыше, чтобы люди вокруг смогли увидеть его и то, насколько хорошо ему было. Ему хотелось заражать всех вокруг своим настроением. И он намеревался исполнить своё желание. В центре танцпола душно, но ему всё равно. Растолкав всех и заняв почётное место, Каминари закрыл глаза. Он досчитал до трёх и, как только сменилась песня, изогнул бровь. В неоновом свете он выглядел сногсшибательно. Его тело выглядело сногсшибательно. Его движения были опасны для жизней тех, кто за ним наблюдал, а наблюдали практически все. Сэро качал головой, ухмыляясь, Нейто просил девушек следить за ним внимательно. Каминари был звездой сегодняшней тусовки. За барной стойкой не происходило ничего интересного. Сато болтал с барменом, то и дело пытаясь привлечь к разговору Шинсо, но тот, почему-то, разговаривать не хотел совсем. Он был погружен в свои мысли и не обращал внимания на сменившуюся музыку и резко увеличившуюся толпу, которая даже не танцевала. Люди просто одобрительно улюлюкали, хлопали или кивали головами. Шинсо же просто пялился на свои руки, думая о том, как буквально вчера слушал рассказы о незнакомых ему людях, пил пиво и видел тёплую, искреннюю улыбку. Всё произошло слишком быстро. Крики Сато на ухо никак не складывались в единое предложение, не обретали смысл. Он дёргал Хитоши за плечо, щёлкал пальцами перед его глазами, говорил что-то бармену — бестолку. Шинсо не соображал вообще. Толпа лишь увеличивала свою громкость. Он очнулся только когда боковым зрением увидел знакомые чёрные волосы, собранные на затылке в хвост, и услышал одно и то же с двух сторон: — Токоями! Голоса Сато и незнакомой девушки прозвучали одновременно, и черноволосый парень посмотрел по сторонам. Шинсо мотнул головой, прогоняя наваждение. — Привет! — Рикидо переключил своё внимание. — Неожиданная встреча! Я Сато, — он протянул девушке руку, — мы с Токоями учились вместе в младшей школе. А это Шинсо, мой друг, но у него немного не варит голова. Хитоши кивнул. Поздоровался со всеми, сделал несколько глотков своего невероятно горького коктейля и кинул взгляд через плечо — туда, где бесновалась толпа. Сквозь десятки тел, в маленькую щёлочку он увидел светлую макушку и чёрную молнию, выкрашенную в волосах. Потерял дар речи, решив, что от алкоголя и возможной температуры у него начались галлюцинации. -…Каминари даёт, — услышал он женский голос и обернулся. Уставился на спутницу Токоями. — Что? — Каминари, наш друг, — уточнила она. Фумикаге вскинул бровь. Шинсо резко поднялся со своего места. Музыка сильно била по ушам, разрывала больную голову. Но ещё сильнее, мигающей надписью изнутри, его разрывала мысль о том, что здесь, прямо сейчас был Каминари. Тот самый, которого он пытался всячески избегать, но прямо сейчас шёл к нему, расталкивая локтями толпу, так бесцеремонно пялющуюся на его движения, поддерживающую его. Он преодолел препятствие как раз в тот момент, когда заиграла треклятая «The Hills». Шинсо аккуратно взял Каминари за запястье и, развернув к себе лицом, взглянул в его глаза. Те сияли, как при их первой встрече в точно таком же клубе. Он молчал, пытаясь схватить ртом как можно больше воздуха, чтобы земля не ушла из-под ног, чтобы взгляд сфокусировался, чтобы вообще понять что происходит. — Дашь мне свой номер? Шинсо заговорил первым.