Это не лечится

30.05.1996

Freak out! I'm alone now I feel just like I'm losin my mind //Схожу с ума, пускаюсь во все тяжкие, я теперь одинок, Чувствую себя так, как будто теряю голову// (с) «Ain't That a Bitch», Aerosmith

Не знаю, как я пережил этот месяц. И вот, наконец, настал последний день моих мучений. Дальше каникулы! Я намеренно не вспоминал о летнем семестре; да, я знал, что это по-страусиному. Но можно мне хоть немного побыть в эйфории? Я пережил трудные времена. Тот, кто сам такого не испытал, никогда не поймет, каково это — ходить под прицелом. Все, даже последние задроты и уебки, считают себя вправе пялиться на тебя и отпускать «очень смешные» шуточки. А я совсем не мистер Невозмутимость, надо заметить. В последние четыре недели, наверное, не было ни одного дня, чтобы я ни с кем не подрался. Подставлять левую щеку не в стиле Дина Винчестера. И с девушками все складывалось не лучшим образом. С крошкой Ширли пришлось разбежаться. Она сказала, что не может со мной встречаться, потому что это портит ее имидж. Не подозревал, что она такие мудреные слова знает, наверное, вычитала в Космо или Севентин. Правда, надо отдать ей должное, Ширли расставаться не хотела, плакала и предлагала встречаться тайком, но нахрена мне эта мелодрама? Нет, Сэмми нарисовал две звездочки на плакате Металлики, но это было так, одноразовые девочки, ничего серьезного. Одна надежда, что за лето все забудется и утрясется, а в новом учебном году найдутся новые объекты для травли. Проснулся я весьма бодро за семь минут до будильника, хер его знает, что мне снилось, хотя, наверное, именно он и знает. Потому что он-то поднялся раньше меня. Какое-то время я пытался его игнорировать, однако с каждым мгновением это было все труднее. Казалось, что трусы у меня из наждачной бумаги, и они ужасно терли, а еще и одеяло придавливало сверху стофунтовой тяжестью, и, словно этого мало, яйца болели от напряжения. В конце концов, я больше не смог терпеть, мне пришлось вскочить и бежать в ванную. Там я метко запульнул трусами в корзину с грязным бельем, встал под душ, откинулся спиной на стену, расставил ноги поудобнее и прикрыл глаза. В голове мелькали какие-то смутные образы, ничего конкретного: розовые округлости, приоткрытые губы, торчащие соски, в общем, мое воображение еще спало и не выдавало никаких оригинальных идей. Но организму хватило и этого, и уже через несколько минут я был на грани… И тут раздалось громкое удивленное «Ой!», заставившее меня открыть глаза. Ох ты ж блядь! Я так торопился подрочить и при этом совершенно упустил из виду, что с воскресенья в нашей с Сэмми ванной вместо старого корыта с клеенчатой занавеской была новая душевая кабинка с прозрачными, блядь, дверцами! Не знаю, почему у меня ничего не упало, почему я не прекратил… Как заведенный, я продолжал двигать рукой, глядя на застывшего в шоке брата. У него был остановившийся, ошалелый взгляд, рот округлился буквой «о», зубная щетка замерла возле лица, губы были измазаны белой пастой, и мутная капля медленно стекала на подбородок. Я смотрел на эту каплю и не мог отвести глаз, это выглядело, словно кадр из порнофильма. Едва я подумал об этом, как мое тело и мозг будто взорвались. Я кончил так мощно, что у меня даже ноги подкосились. Сэмми наконец-то отмер и поспешно отвернулся к раковине. Я закрутил воду, обмотался полотенцем и вылез из душа. Сэм упорно елозил по зубам щеткой и игнорировал меня, но я заметил, как он исподтишка наблюдает за мной в зеркало. Ситуация была дурацкая. Я чувствовал, что должен что-то сказать, но вот что? Ну, не извиняться же! Блин! С каждой проходящей в тишине минутой, я ощущал себя все большим идиотом. Сэм продолжал молчать и зыркать на меня из-под челки. — Да в чем дело-то?! — не вытерпел я. — Малыш Сэмми получил мастер-класс по дрочке? В чем проблема, я не понимаю? — Ни в чем, — буркнул Сэм. — И я не вижу никакой проблемы! Теперь будешь знать, как действовать, когда припечет, — я не выдержал и ухмыльнулся. — И без тебя справился, — Сэм спрятал лицо в полотенце, но мне показалось, щеки у него порозовели. — Серьезно? — Это было неожиданно. Хотя, почему неожиданно? Ему тринадцать исполнилось, а сам я начал, когда мне еще двенадцати не было. Так что давно пора. И все же думать, что мой младший братишка уже настолько повзрослел, было очень странно. Сэм не ответил мне и ушел в комнату. Я потащился следом. — Эй, ну серьезно? И на кого дрочил? — По-хорошему, мне надо было заткнуться, но я почему-то не мог. — А вот это не твое дело, Дин, — неожиданно жестко отрезал Сэм. — Я хотел рассказать тебе одну вещь, но, наверное, не стоит. Тебе все равно будет неинтересно. Я остался торчать посреди комнаты с удивленно открытым ртом, а он пошагал завтракать. Ой, подумаешь! Знаю я эти «вещи»! Втюрился в какую-нибудь девчонку и раздул шекспировские страсти. Прямо! Рассказывать он мне не будет! Не больно-то надо! Старательно притворяясь, что мне ничуть не интересно, что совсем я не обижен и вовсе ни капли не расстроен, я принялся собираться в школу. Последний день, напомнил я себе, последний день! Но мысли упорно возвращались к Сэму. И даже не столько к нашему разговору, сколько к происшествию в ванной. Господи, ну почему я такой гребаный кретин? Почему я не мог остановиться, отвернуться хотя бы? И почему это все было так… ну, так… короче, что-то в той ситуации было совсем странное, неправильное, но я не мог уловить, что. Понятия не имею, с каких времен папа и дядя Бобби дружили, но очень давно. Я подозревал, что еще со службы в армии. Слышал мельком какие-то разговоры о том, что Билл Харвелл и Бобби Сингер после дембеля приехали сюда, потому что купили вскладчину заброшенную мастерскую и автомобильное кладбище. Это уже сильно потом Билл женился, открыл закусочную на трассе, а Бобби так и остался жить холостяком на своей автопомойке. Это не я, это он сам так ее называл. Дядя Бобби вообще был мужик с юмором. Правда, зачастую весьма своеобразным. Когда он позвонил и предложил мне работу, я сначала подумал, что он шутит. Сколько себя помню, он всегда обходился без помощников. Конечно, я согласился. Мне еще с детства у него нравилось, я даже мечтал, когда вырасту, работать автомехаником. Можно было сказать — теперь я буду осуществлять детскую мечту. Хотя, потом-то я мечтал быть фермером, потом продавать ружья, как папа, потом стать летчиком, потом… Ну, в общем, неважно. Сейчас я понятия не имел, чего хочу в жизни. Поэтому стать на лето автомехаником — почему бы нет? От конечной автобуса пришлось еще минут десять топать пёхом через район «Буковая аллея», застройки пятидесятых годов. Тогда, наверное, эти дома выглядели воплощением самой современной дизайнерской мысли, а сейчас — нелепыми и обветшалыми. Зато тут было полно тех самых буков, высоких, ветвистых, с серыми шершавыми стволами. Они прятали за собой фасады и немного скрашивали общее ощущение запустения. В конце улицы я свернул налево и пошагал по утоптанной тропе, мимо закрытой уже бог знает сколько лет обувной фабрики, старых ангаров, полуразрушенных древних складов у заброшенной железнодорожной ветки, пересек ржавые рельсы, миновал чахлую рощицу и только потом очутился возле забора свалки. Если бы не подробные инструкции Бобби, я бы заблудился. Когда мы выбирались с отцом к нему в гости, то на машине обычно заезжали совсем с другой стороны. А мне этот район даже понравился. Как будто попал в ужастик или фильм жанра пост-апокалипсис. Там часто мелькают похожие картины. И типичные кадры: безлюдье, все вокруг вымершее, заброшенное. И обязательно небо голубое, облачка, травка растет сквозь асфальт, цветочки, насекомые жужжат, и вроде все такое мирное, спокойное. И герой идет с автоматом или там арбалетом наперевес, напряженно всматривается в темные разбитые окна, но никого кругом нет. И он постепенно расслабляется, перекидывает оружие за спину. А в это время за ним сквозь осколки серых мутных стекол следят чьи-то глаза… и музычка играет тихая, напряженная. И ты сидишь, наклонившись вперед, во рту попкорн непрожеванный, ждешь. И вот когда герой окончательно потеряет бдительность, сорвет ромашку какую-нибудь понюхать или начнет что-нибудь насвистывать, вот в этот момент внезапным тарарамом взвывает музыка, и, откуда ни возьмись, появляется инопланетный монстр или чудовище-мутант. Ты вздрагиваешь, кашляешь попкорном на соседа, обливаешься колой, а на экране во все стороны летят кровавые ошметки незадачливого героя… К счастью или к сожалению, это как поглядеть, на меня никто не напал по дороге, и я добрался к дому Бобби без всяких приключений. Он меня уже ждал в мастерской — огромном грязном сарае, который выглядел так, будто построен из подручных средств, то есть буквально из всего, что под руку попало. А может, так оно и было. Посреди обширного помещения, беспорядочно перегороженного стеллажами и заваленного всевозможным железным хламом, стояла моя Импала, прикрытая брезентом. Необъяснимо, но она показалась мне вдруг какой-то родной, я даже почувствовал, что все это время скучал без нее. Конечно, все глупости и самовнушение. Дядя Бобби заседал в офисе, если можно назвать столь официальным словом ржавый трейлер без колес, приткнутый в углу мастерской, и смотрел повтор матча Seattle Super Sonics—Utah Jazzна черно-белом переносном телеке. Уж не знаю, что он ухитрялся видеть в экранчике размером в ладонь. Я скромненько присел рядом на драное сиденье от Мустанга семьдсят восьмого года и попытался что-то разглядеть в мельтешении серых пятнышек, но мои глаза, привычные к нормальным цветным телевизорам с диагональю двадцать дюймов, оказались бессильны. Я похерил эту затею и решил просто подождать, когда дяде Бобби надоест, и он, наконец, обратит на меня внимание. Хитрая тактика «скромный мальчик Дин» подействовала быстро. Если бы я вертелся, вздыхал, приставал с вопросами, меня бы послали, посоветовали заткнуться или еще что. Но мало кто может игнорировать сидящего в молчании и тишине человека за своей спиной. Дядя Бобби выключил телек и обернулся ко мне. — Ну, что, поработаем? — спросил он. — Говно вопрос, — кивнул я. Дядя Бобби ухмыльнулся в усы. — Ох, отец тебя не слышит. Я изобразил на лице полную невинность и даже ресницами похлопал. Дядя Бобби фыркнул, снял свою засаленную кепку, вытер лоб и напялил ее обратно. — Ладно, пойдем, ангелочек, озвучу фронт работ. В мастерской он широким жестом обвел окрестности и заявил: — Для начала все это нужно разобрать. — Что именно? — я поддел носком кроссовка старую покрышку и откинул ее в сторону. Под ней оказалась целая россыпь ржавых болтиков и гаек. — Да все, — пожал плечами Бобби. — Надо отделить годные запчасти и откровенную рухлядь. Хлам повыбрасывать, остальное рассортировать… — Дядя Бобби, а что вдруг? — задал я занимавший меня вопрос. — Та-ак, кому-то не нужна работа? — Бобби демонстративно скрестил руки на груди и сделал вид, что направляется в свой офис-трейлер. — Нужна, нужна! — я поймал его за рукав. —Ну, просто интересно. Ты же сроду никого не нанимал. — А тут нанял. Глядел я на твою Импалу, глядел. Да и подумал: сколько места пустует, сколько добра пропадает зря. Оно, конечно, есть не просит, но ведь могло бы и доход приносить. Так я только за утилизацию старых автомобилей получаю, а можно же снятыми запчастями торговать, ремонтом разных раритетов заниматься потихоньку. — Понятно, — кивнул я. — А моим раритетом мы когда займемся? — Не терпится вернуть себе колеса? — усмехнулся дядя Бобби. — Для начала хоть чуток тут разгребемся, да и примемся по вечерам ее в порядок приводить. Не переживай, я тебе завтра присмотрю какую-нибудь таратайку на ходу, чтобы тебе не приходилось по полтора часа на дорогу тратить. Красоты не обещаю, но ездить будет. Мне захотелось заверещать, как девочке, и прыгнуть ему на шею. Я еле сдержался, но, думаю, Бобби догадался, хотя я лишь с чувством сказал «спасибо» и пожал ему руку. Домой я вернулся как раз к ужину. Все семейство собралось за столом. Даже близнецы сидели в своих высоких стульчиках и увлеченно размазывали друг по другу овощное пюре. Сэмми хотел передвинуться, освобождая мне место рядом с отцом, но я сел на свободный стул между Джо и малышами. Как-то мне не очень хотелось находиться в непосредственной близости от папы, учитывая, что одиннадцатый класс я закончил, прямо скажем, не блестяще, и в августе мне светили летние занятия по биологии и английскому. И объявить об этом мне, походу, предстояло прямо сейчас, потому что папа прожевал кусок отбивной, промокнул рот салфеткой и спросил: — Как твои успехи, Дин? Джо и Сэм уже похвастались, теперь твоя очередь. — Может быть, сначала поедим? — промямлил я, ковыряя вилкой брокколи. — А что, это может испортить аппетит? — усмехнулась Эллен. — Ну… не то, чтобы… — похоже, мой аппетит таки пропал. — Будь мужиком, — рубанул отец. Пришлось все рассказывать. Папа никак не комментировал, но по его лицу я видел, что ничего хорошего этим летом мне не светит. — Дин, ты вообще думаешь, что тебе остался последний год в школе? Что дальше? Твои одноклассники еще два года назад определились с выбором, а ты до сих пор учишься по общему профилю. Куда ты собираешься поступать, Дин? — Не знаю, — выдавил я, не поднимая глаз от тарелки. Что я мог еще ему ответить? Я и правда не знал. У меня не было никаких особенных талантов и наклонностей. Я любил музыку, но не имел слуха. Любил кино, но чисто как зритель, к тому же, как считал Сэмми, я в этом вопросе бестолковый, беспринципный и всеядный. Мне нравилось общаться с людьми, язык у меня, как говорится, «хорошо подвешен». Но что с этого толку? Я был неплох в спорте, но не настолько, чтобы заниматься им профессионально. От естественных наук у меня начинались зевота и головная боль, цифры меня просто пугали. Хорошо Эшу. Он лет с десяти знал, что будет поступать в Массачусетский технологический. Кейт собиралась туда же. Лейни и Руди шли в университет штата по спортивной стипендии. Глупышка Ширли решила стать актрисой. И только я понятия не имел, чем хочу заниматься в будущем. — У меня еще целый год, чтобы определиться, пап, — нерешительно вякнул я и поднял глаза. — Ты за семнадцать лет не определился, думаешь, за год тебя осенит? — отец не орал, чтобы не пугать малышей, но и от его негромкого голоса у меня волоски на руках встали дыбом, и жутко захотелось втянуть голову в плечи. Я еле удержался и продолжил сидеть ровно. — А если так и не надумаешь? Пойдешь кассиром в супермаркет? Или потрошить кур в китайской закусочной? — Да, пойду работать! — я сам не понял, откуда у меня взялась смелость противостоять отцу. Сэмми удивленно глянул на меня через стол. Джо пнула меня ногой под скатертью, а крошка Мэри вдруг разулыбалась и начала что-то ворковать, протягивая мне свою розовую кружечку с насадкой-непроливайкой. Я невольно улыбнулся ей в ответ и взял салфетку, чтобы обтереть ее замурзанную мордаху. — Мы с тобой не закончили! — заявил отец. — Не понимаю, что еще тут обсуждать, — мой борзометр явно зашкалило, и от этого меня охватило пугающее и пьянящее чувство эйфории и всемогущества. Ну, что он мне может сделать? Не убьет ведь, а никакие наказания меня сейчас не пугали. Дин Винчестер был крут, нереально крут… — Кажется, все уже наелись? — громко спросила Эллен. — Тогда я принесу десерт. Папа вдруг весь как-то обмяк, будто из него выпустили воздух. Даже жесткий взгляд стал добрее. Это удивительно, как у Эллен всегда получалось самыми простыми, ничего не значащими словами разряжать обстановку. Я с благодарностью посмотрел на нее, и она ответила мне чуть заметной лукавой усмешкой. — Я помогу, — раз уж мне представилась передышка, я собирался ею воспользоваться. Я вскочил из-за стола и принялся складывать грязные тарелки. — Но мы с тобой не закончили, — еще раз повторил отец, правда, уже без прежнего накала. — Ага, — кивнул я, сбегая на кухню. За чаем обо мне уже не вспоминали. Говорили о скаутском лагере, куда хотела поехать Джо. Эллен рассказала, что хочет немного подремонтировать «Дом у дороги» и купить компьютер, чтобы с его помощью вести бухгалтерию. Отец поддержал эту идею, и они принялись обсуждать проблемы кафе. Я воспользовался этим, чтобы благополучно слинять к себе в комнату. Следом за мной поднялся и Сэмми. Он был какой-то странный сегодня. Я заметил, что за весь вечер он мне и слова не сказал. Нет, с Джо и Эллен он болтал вполне непринужденно, а на меня только косился с нечитаемым выражением лица. Я попытался было его разговорить, но он отгородился от меня толстой книжкой какого-то русского писателя. Ну, черт с ним! Хочет вести себя, как пэмээсная телка, — его право. Уже засыпая, я вдруг вспомнил утреннее, и мне вновь стало ужасно неловко. Если бы я мог вернуться назад и все исправить, я бы так и сделал, потому что у меня осталось невнятное, почти необъяснимое ощущение, что именно этот дурацкий случай что-то переломал, изменил в наших отношениях с братом. Они уже никогда не станут прежними.